Наталья Олифирович
Семейные тайны. Хранить нельзя открыть. Системно-аналитический подход к трансгенерационной передаче семейной травмы
А теперь повернись… У тебя впереди – твоя жизнь… Твой Путь… Твоя Девушка… И ты можешь следовать по этому пути – а можешь все время оглядываться, но тогда ты пропустишь что-нибудь важное… Прислушайся к себе… Готов ли ты идти по своему пути? И, когда ты получишь ответ, открой глаза…
Через минуту, которая показалась мне вечностью, Антон открыл глаза. И тут же с тревогой спросил:
– Вы меня загипнотизировали?
– Ну что ты, – успокоила я Антона. – Я понятия не имею, как это делается.
Я пересела с дивана на свое кресло и внимательно посмотрела на Антона.
– Как ты? – спросила я.
Антон улыбнулся.
– Удивительно спокойно, – ответил он. – Пока я представлял себя маленьким, я вдруг вспомнил, что папа меня везде водил…
Я заметила, что он впервые назвал его ПАПА, а не родитель.
– Он возил меня на санках в садик. И покупал конфеты, за которые его ругала мама. И каждое лето мы ездили на море… И он меня учил плавать…
Антон задумался.
– Я как будто все это забыл – а теперь вспомнил.
– Да, это правда. В твоих отношениях с отцом было разное – и хорошо, если ты об этом будешь помнить.
– Я хочу поделиться – я никогда не видел своих родителей вместе. Точнее, видел, но я впервые подумал о том, что они… Ну, что они муж и жена… В последнее время я вообще забыл об этом.
– Похоже, что в последнее время ты узнал слишком много того, что не должен был знать. Хорошо, когда двери родительской спальни надежно закрыты и охраняют свои тайны.
– Но я-то знаю, – сказал Антон, и его лицо опять стало жестким.
– Да, – согласилась я. – Знаешь. Но можешь махать этим знанием как флагом. Можешь положить его в дальний сундук памяти. А можешь помнить и хорошее, и разное…
Время давно закончилось, а мы еще говорили. Потом закончилось даже то время, которое закончилось после того, как все закончилось…
И я наконец сказала:
– Нам пора остановиться…
Антон улыбнулся.
– Да, правда. Я и так Вас задержал.
– Когда ты уезжаешь?
– В начале августа. Надо снять квартиру, решить море вопросов… А можно Вам иногда звонить?
– Если нужно – да. Хотя я не очень люблю такую работу. Тогда встречный вопрос – я могу использовать твою историю?
– Как?
– На лекциях в качестве примера. И как описание случая – я уже написала кусок…
Антон подумал.
– Я очень узнаваемый. Но в принципе я не против. Только пришлите мне почитать – я пришлю Вам свой e-mail…
– Пришлешь куда?
– В любую соцсеть – Вы же есть везде… Я Вас вначале нашел в интернете, а потом попросил, чтобы родители нашли знакомых, чтобы к Вам обратились…
– А почему не обратился сам?
– Потому что я звонил сам, а Вы мне отказали.
«Боже, одни тайны и интриги», – подумала я. Но это было уже не важно.
И он обулся. И сделал шаг. А потом повернулся и спросил:
– Можно я Вас обниму?
Я кивнула. И он обнял меня – маленький ребенок, мужчина, сын… И тихо прошептал:
– Спасибо…
Через месяц я дописала текст. А осенью он прислал мне свой почтовый адрес. Я отправила ему письмо. Антон долго не отвечал. А потом почти через месяц ответил. Письмо было длинным – про то, что он думал, как мучительны были его размышления, про свои тревоги и страхи, и как вдруг произошло чудо и ему стало легко. Его письмо размером превосходило мой текст. От него веяло надеждой.
В конце он писал, что примирился с тем, что было. И что редко думает об отце. Что скоро у него сессия и первые каникулы. Что он был дома всего один раз – и все было как-то очень спокойно.
И самое главное, чем он хотел поделиться – у него есть девушка. Она из Украины, как и он, учится в Польше. И у него с ней ВСЕ хорошо.
Я прочитала его несколько раз. Признаюсь – в некоторых местах у меня увлажнялись глаза. Но чувство радости и облегчения меня не покидало.
Я поставила точку в этой истории. Антон мне не звонит. В моей памяти он останется мужественным самураем, внутри которого прячется маленький ребенок. Я желаю ему счастья – и принятия всего, что еще подготовила для него жизнь.
Наши родители – это наши родители. Иногда их очень сложно принимать. Но без этого у нас нет шанса освободиться, чтобы идти дальше, по своему Пути, зная, что где-то далеко остались они – несовершенные, но все же наши единственные родители. Других нет и не будет… [47]
Эта история была для меня ярким примером того, как дети хранят родительские тайны даже ценой собственного благополучия и какими ошибочными могут быть преждевременные выводы со стороны психолога. А начало истории – образец того, как отец проецирует собственную проблему (непринимаемая гомосексуальность) на своего сына и пытается отправить его к психологу, чтобы вылечить.
2.3.7. Интроекция
Интроекция – это способ, которым мы постигаем мир, «съедая» значимых людей, способы поведения, убеждения, идеи. Интроекция – помещение внутрь того, что было внешним. Будучи, как и другие защиты, неосознаваемым процессом, интроекция ведет к тому, что «проглоченное» внешнее воспринимается как внутреннее.
История о женщине, никогда не пившей молока
На протяжении многих лет в детстве Нину отправляли в деревню к бабушке. Младший брат матери, начиная примерно с того момента, как Нине исполнилось 8 лет, играл с девочкой в игру «Подои коровку». Он просил Нину мастурбировать его пенис, приговаривая: «Коровка, коровка, дай молочка». Он строго предупредил племянницу, что она никому ничего не должна говорить. Если же она сама будет просить «подоить коровку», он будет давать ей деньги. Все это продолжалось несколько лет. В подростковом возрасте плоды школьного сексуального просвещения сделали свое дело, и Нина поняла, что происходит что-то не очень хорошее. Она отказалась «доить коровку». Тогда дядя пообещал рассказать всем, что она сама этого хотела и делала это с удовольствием. Нина попыталась поговорить с матерью, но та лишь накричала на дочь, сказав, чтобы она не выдумывала, – дядя ее очень любит, научил ее читать, возился с ней все детство, и этого просто не может быть. Ранняя сексуализация и страх перед раскрытием тайны привели к тому, что у Нины началась нервная анорексия.
Придя на терапию, когда ей было за 30, Нина долго не рассказывала эту историю. Мне показалось интересным, что Нина не употребляет молоко и не ест никаких молочных продуктов. Даже при слове «молоко» ее накрывала волна отвращения. Потянув за эту «ниточку», мы через некоторое время распутали клубок с дядей и тайной, которой девочка когда-то пыталась поделиться с мамой. Однако мама дала ясное послание: мой брат хороший, он заботился о тебе, ты не должна думать и говорить то, что чувствуешь. Из-за этого Нина искренне считала, что виновата, что сама хотела «доить коровку». Поэтому ей было сложно говорить об этом даже со мной.
Работа с интроектами предполагает их «извлечение», осознание и принятие решения: нужен ли такой интроект или лучше от него избавиться. Семейные тайны чаще всего маркируют интроекты: «Мы не должны никому ничего говорить», «Не выноси сор из избы», «Молчание – золото» и т. п. Главное послание, которое члены семьи получают вместе с этими интроектами: «Мы должны хранить тайну любой ценой. Рассказав тайну, ты утрачиваешь право на членство в семье».
2.3.8. Соматизация
Соматизация – зрелый защитный механизм, при помощи которого психологическое напряжение превращается в физический дискомфорт, недомогание или заболевание. В жизни каждого из нас случаются стрессы, но когда адаптационные системы истощаются и человек перестает справляться психологическими средствами, вступает в игру вторая «линия обороны» – тело. В медицине давно изучены и описаны нейродинамические механизмы стрессовых состояний с одновременными нарушениями в нейроэндокринных системах.
А. Митчерлих считал, что психосоматический процесс развивается следующим образом:
1. Вначале человек пытается решить проблему при помощи психических средств на психосоциальном уровне:
обсуждая соответствующие проблемы и конфликты;
используя нормальные механизмы защиты.
Если использования нормальных (здоровых) механизмов защиты недостаточно, подключаются невротические (патологические) защитные механизмы (невротические депрессии, обсессии, страхи, фобии и т. п.);
2. Если человеку не удается справиться с угрожающим существованию конфликтом психическими средствами, не срабатывает первая «линия обороны», подключается защита второго эшелона – соматизация, которая впоследствии может привести к структурным изменениям в том или ином органе (к язве желудка, болезни Крона, язвенному колиту). Это защита на психосоматическом уровне.
3. О. Кернберг выделяет третий уровень защиты – психотическое симптомообразование (психоз и другие варианты психических расстройств).
Таким образом, психика в любом случае попытается справиться с возникшими проблемами и конфликтами. Однако если первый уровень обороны «рушится», начинает страдать наше тело.
В ряде диагностических и статистических руководств предприняты попытки систематизации психологических и социальных стресс-факторов. Интересно, что первые позиции традиционно удерживает семья. Это прежде всего супружеские и родительско-детские проблемы, к числу которых, без сомнения, можно отнести вызывающие хроническое напряжение семейные тайны.
История о женщине, бросающей хорошего мужа
Мне позвонил мужчина, Виктор, с просьбой принять его и жену Анну. Проблема была им обозначена просто: «Жена сошла с ума, хочет разводиться со мной. Помогите ее уговорить остаться».
Уже через несколько минут после прихода пары на консультацию стало ясно, что о примирении не может быть и речи. Жена была спокойна и холодна, муж – возбужден и в отчаянии.
На все попытки говорить через посредника, в качестве которого выступала я, жена отвечала: «Наш приход сюда не имеет смысла».
Я чего-то не понимала – супруги не ссорились, у них было собственное дело, деньги, пятилетний сын… Но жена производила впечатление отстраненного, полностью выгоревшего человека. И она все время повторяла: «Это бессмысленно. Все решено. Я все равно уйду от тебя».
Перед самым завершением муж стал просить жену, чтобы та пришла ко мне одна и еще раз «поговорила с психологом, прежде чем принять решение». Жена спросила: «Зачем?», и тут муж взорвался. Оказалось, она уходит от мужа к девушке, планирует забрать сына и строить с ней семью. «Ты вообще чем думаешь? – бушевал муж. – Кем вырастет наш сын?»
Немного подумав, Анна сказала: «Хорошо, я приду к Вам, но только один раз, и чтобы все стало понятно и Вам». Я пояснила, что если Анна скажет мне что-либо секретное, я потом никогда не смогу принять их как пару. «Какие тут секреты, весь наш поселок судачит о ее большой и чистой любви», – махнул рукой муж.
Анна пришла через несколько дней. Она заранее оговорила возможность сдвоенного сеанса, чтобы «рассказать мне все».
Ее история была больше похожа на исповедь. Я просто молча слушала.
Анна познакомилась со своим мужем Виктором, когда училась на втором курсе университета. Он уже отслужил в армии и доучивался в другом вузе. Они встречались три года. Отношения были ровными и теплыми. Когда Анна завершила обучение и получила диплом экономиста, Виктор сделал ей предложение. Страсти в их отношениях не было, но они были стабильными и надежными.
Спустя год они решили организовать свой бизнес. В течение нескольких лет все шло хорошо, и Виктор предложил Анне сотрудничать с Вадимом, его другом, который работал в смежной сфере. Они оформили все документы, и теперь у фирмы было три учредителя.
Период был очень благоприятный, бизнес стремительно развивался. И первый звоночек прозвенел, когда выяснилось, что у пары будет ребенок. Виктор не очень прямо, но все же выразил свое недовольство – дескать, еще молодые, надо пожить для себя… Да и работу с финансами, которую выполняла Анна, было сложно передоверить чужому человеку… Но Анне было почти 26, и она твердо решила родить ребенка.
Сын, которого назвали Сашей, появился на свет чуть раньше запланированного срока – сказалась нервная работа и то, что Анна не пропустила ни одного рабочего дня. В роддом ее привезли прямо из офиса… Какое-то время ребенок находился в реанимации, его выписали домой лишь через месяц. Все это время Анна разрывалась между работой и больницей. И мама, и свекровь старались помочь, но ее сердце обливалось кровью, когда она смотрела на крошечный комочек, обвитый капельницами… Муж пришел посмотреть на сына один раз и сказал: «Я не могу это видеть».
Когда ребенка привезли домой, жизнь круто изменилась. Он много плакал, почти не спал ночью – сказались преждевременные роды. Виктор злился и сразу предупредил, что подниматься он к ребенку не будет. Наняли двух нянь – дневную и ночную, они работали посменно, но часто ребенок успокаивался лишь на руках у Анны. Виктор в это время неожиданно заинтересовался рыбной ловлей и стал пропадать на рыбалке все выходные. Анна расценила это как первое предательство – он исчезал именно тогда, когда был особенно нужен. Она заметила, что Виктор часто уезжает в не очень нужные командировки, но когда она задала прямой вопрос, получила в ответ агрессию: мол, а что ты ожидала, что я буду гулять с коляской?
В итоге потихоньку основные стратегические решения по бизнесу начали принимать Анна с Вадимом. Виктор не протестовал. Анна и Вадим проводили вместе много времени. Вадиму было 29, он не был женат – точнее, был женат на своей работе. Они вместе обедали, ездили в командировки, обсуждали политику и экономику… И так получилось, что Анна почувствовала, как ее отношение к Вадиму меняется… Через некоторое время она поняла, что любит этого человека – внимательного, деликатного, не забывавшего спросить, как сегодня спал Саша и как она сама, помнящего, что она пьет черный крепкий кофе с одной ложкой сахара, какой сорт шоколада и духов она предпочитает… И между ними произошло то, что обычно происходит между одиноким мужчиной и одинокой женщиной – они полюбили друг друга и признались в этом…
Было начало осени, и Анна понимала, что ей очень трудно уйти от мужа. Отношения с ним становились все более прохладными, но как быть с бизнесом, как перестроить отношения? Она попросила Вадима не торопить ее. Вадим мучительно переживал предательство друга и просил Анну скорее все прояснить. Но Анна решила отпраздновать годовщину сына в конце декабря, а потом сказать все Виктору: она хотела отмечать Новый год с двумя самыми близкими людьми, сыном и Вадимом.
Но буквально через две недели у Вадима вдруг резко начала болеть голова, появилась тошнота, рвота. Он несколько дней игнорировал боль, пил обезболивающие и противорвотные препараты, однако после того, как у него случилось что-то похожее на судорожный припадок, Анна, отец которой был врачом, настояла, чтобы он срочно сделал снимок. Данные МРТ были неутешительны, почти непроизносимые страшные слова: «рак мозга». Анна перелопатила интернет, медицинские справочники, организовала консилиум знакомых врачей… Но опухоль уже метастазировала…
Каждый день она приходила к нему и видела, как он угасает, как перестает узнавать ее, как жизнь покидает того человека, с которым, она надеялась, проживет долго и счастливо… Она никак не могла ему помочь. Она никому не могла рассказать о том, что и как она переживает. Ей приходилось играть роль, делать вид, что она очень расстроена болезнью партнера, и ходить на работу – а ей хотелось умереть… В день рождения сына она была как на иголках. Вадим умер на следующий день после дня рождения Саши…
Анна не знала, как жить дальше. С мужем они стали чужими. Она автоматически ходила на работу, заботилась о ребенке. Время остановилось… Прошел год со дня смерти Вадима, Саше исполнилось два года, а ее все не отпускала боль и ощущение бессмысленности происходящего. Кроме того, стала беспокоить левая грудь – в ней почему-то втянулся сосок. Анна, поговорив с папой, решила сделать УЗИ.
Уже посмотрев на лицо врача УЗИ, папиного приятеля, она поняла, что что-то не так. Кабинеты, осмотры, звонки папы знакомым – и через несколько часов она получила направление в онкодиспансер. Диагноз – рак груди – ее как будто бы не удивил. Она даже почувствовала облегчение – скоро она окажется вместе со своим любимым.
Лечение было тяжелым. Удаление опухоли, безобразный вид груди – и химиотерапия. Она проводилась амбулаторно. Анна несколько раз просила мужа отвезти ее в больницу, но тот всячески избегал и больниц, и Анны. Он, похоже, не знал, что ей сказать и как утешить. Анна вновь была готова сделать шаг ему навстречу – от ужаса, от ощущения нереальности происходящего, от одиночества… Но муж отдалялся и все время скрывался в командировках.
Анна навсегда запомнила один день. Ей амбулаторно сделали очередной сеанс химиотерапии, она села за руль и поехала домой. По дороге ее начало тошнить. Она остановила машину и вышла на обочину. Ее вырвало. Вытирая руки и лицо влажными салфетками, она вдруг почувствовала сильную злость и обиду на мужа. И ей – именно в этот момент – вдруг снова захотелось жить, доказать ему, что она – человек, а не машина по зарабатыванию денег.
В тот раз Анна ехала домой с головокружением, тошнотой, злостью и с пониманием того, что приложит все усилия, чтобы стать счастливой.
Год пролетел незаметно. Она поправилась, наступила стойкая ремиссия, и Анна поехала в итальянскую клинику на операцию по реконструкции груди. Персонал был приветливым, операция прошла успешно. Именно в клинике Анна познакомилась с Дайгой – девушкой, которая жила в том же городе, что и Анна. Дайга делала себе операцию по изменению формы груди. Она «меняла» природный пятый на второй размер, потому что с ее весом и фигурой такая грудь была слишком тяжелой. Именно Дайге Анна впервые рассказала все о своей жизни, о Вадиме, о муже… Дайга была внимательной, хотя довольно резкой и категоричной. Она искренне не понимала, зачем Анна мучается в таком браке. Ее никак не удовлетворяли аргументы «не пьет, не бьет, привыкла, а что делать».
Когда Анна вернулась домой, ее отношения с мужем стали еще более дистантными. То, что ее задело больше всего, – Виктор полностью прекратил все сексуальные отношения. Анна напрямую спросила, что случилось, и он, отводя глаза, сказал, что боится. Ведь у нее в груди – имплантант, и вдруг он что-то повредит. Хотя это было похоже на проявление заботы, для Анны эта реплика прозвучала как жестокое отвержение и сообщение: «Теперь ты для меня – не женщина».
Анна продолжала много работать. Однажды ей позвонила Дайга, и они сходили вместе на обед. С Дайгой было весело и интересно, и Анна стала встречаться с ней 2–3 раза в неделю. Они вместе пили кофе, ходили в театр. А потом Анна узнала, что Дайга бисексуальна. Вначале ее это удивило и напугало, но Дайга не делала по отношению к ней ничего предосудительного. Общение, эмоциональная близость – изголодавшаяся по этим простым вещам Анна чувствовала себя счастливой. Они с Дайгой стали вместе посещать тренажерный зал, по выходным водить подросшего Сашу на детские мероприятия. И Анна впервые почувствовала, что такое быть по-настоящему вместе…
Дайга заменила ей не мужа, а Вадима. И когда спустя несколько месяцев у них случился секс, Анна поняла, что готова менять свою жизнь, потому что рядом была Дайга. Внимательная, рассудительная, заботливая, сильная. Все может случиться, но пока рядом Дайга, Анна не боится, что если у нее будет рецидив рака, то она опять останется один на один сражаться со страшной болезнью.
Рассказав мне свою историю, Анна спросила: «Теперь Вы меня понимаете?»
«Теперь – да, – ответила я. – Не понимаю лишь одного – почему сразу не рассказали мужу о Вадиме и почему не рассказываете сейчас».
«Все просто, – ответила Анна. – Не хочу ничем задеть его память. Я уже за все заплатила».
Мы поговорили еще немного о том, что симптом Анны был способом ее тела доказать любовь к Вадиму. Об этом было невозможно говорить вслух, и тогда тело сказало: «Я последую за тобой в смерть. Я умру, как и ты, ради любви к тебе».
На этом моя работа с Анной завершилась. Позвонил Виктор и спросил, удалось ли мне убедить Анну не делать глупостей. Я сказала Виктору, что не вижу ресурсов для восстановления отношений. А Анне мысленно пожелала счастья.
В защитное поведение обычно вовлечено несколько процессов, один из которых может быть ведущим. Очевидно, что в приведенных примерах защита тайны каждый раз связана с уникальной конфигурацией, «смешением» проекции, отрицания, психосоматизации… И в каждой истории можно проследить, как, «защищая» тайну, человек разрушает сам себя и свою жизнь.
