Наталия Осояну
Белый фрегат
Книга третья
Белый фрегат
Поначалу была она невелика – во много раз меньше самой маленькой звезды – и светилась черным зловещим светом. Она притягивала к себе пыль и пепел мертвых звезд, постепенно становясь все больше, и в конце концов к ней устремились и те живые звезды, что оказались рядом. Рисунок созвездий нарушался, тени-призраки срывались с привычных мест и летели во тьму – к поджидавшей там громадной Черной звезде. Это происходило медленно, однако Черная звезда не торопилась, желая оставаться невидимой для существ за пределами Пустоты до тех пор, пока не сделается слишком поздно. Из ожидания Черной звезды родилось Время, поскольку каждый сон, оказавшийся слишком далеко от своего создателя, приближал то, что должно было стать концом Пустоты и началом чего-то другого.
Книга Основателей
По частям, по осколкам, по крупицам собирали они его сердце, и, когда оно вновь стало целым, Эльга сказала: «Вот оно, забирай! Но знай, что, если ты нарушишь слово, я снова его разобью, сотру в пыль, и уже никто не сможет его собрать заново!» Шторм покорился ей, потому что сам теперь был скован цепями из дождя и ветра.
Легенда об Эльге и Великом Шторме
Шум моря
День выдался пасмурный: солнце будто кто-то прикрыл завесой из плотной кисеи, а свинцово-серое море волновалось с самого утра, словно размышляя, быть настоящему шторму или нет. Жизнь в Кааме затихла в ожидании; рыбаки не вышли в море, а прочие горожане то и дело поглядывали на небо.
Но дождь так и не начался.
Вместо шторма к столице Окраины приближалось совсем другое бедствие: сначала оно было едва заметной черточкой на горизонте, однако черточка эта росла очень быстро и вскоре превратилась во фрегат с черными парусами. Со сторожевых башен раздалось гудение колоколов, от которого каамцы, побросав все дела, принялись суетливо готовиться к новой атаке на город. Лишь те, кого угораздило оказаться в этот момент на смотровой площадке одной из многочисленных башен, ощутили некую странность в происходящем: черный фрегат был всего один, и даже самая слабая подзорная труба позволяла разглядеть, что он в плачевном состоянии. Паруса потрепанные, местами так и вовсе рваные, на правом борту подживают следы глубоких ран, а на палубе виднеется всего лишь с десяток людей… Впрочем, последнее как раз было излюбленным обманным приемом цепных акул.
Следом за донесением, что пушки крепости готовы к бою, Лайра Отчаянный получил второе: незнакомый фрегат замер у входа в гавань, возле скалы, которую каамцы назвали Зуб мерра, и вывесил белый флаг. Переговоры?.. Сердитый и чуть сбитый с толку король Окраины помянул кракена и отправился на пристань вместе с двумя советниками и Камэ, которая после беды, случившейся больше двух месяцев назад, следовала за братом неотступно, словно тень. Прибыв на место, он первым делом потребовал подзорную трубу на треноге и, придерживая ее левой рукой, принялся изучать странного гостя, который теперь подавал уже другие сигналы.
– Ничего не понимаю, – проговорил Лайра через некоторое время, оглядываясь на своих спутников. – Этот сигнал известен только мне и Кристобалю Крейну, однако фрегат, который мы видим, уж точно не «Невеста ветра». Те, кто на борту, просят разрешения войти. У них пробоина после столкновения с кракеном и полные трюмы воды… Кто они такие, забери меня Великий Шторм?
– По правде говоря, мне эта рыба знакома, – сказал один из советников, Гристейн Мор, задумчиво обхватив рукой небритый подбородок. От прочих помощников Лайры Отчаянного он отличался необыкновенно острым зрением и не нуждался в подзорной трубе, чтобы как следует разглядеть фрегат, застывший у входа в гавань. – Но я не в силах поверить, что такое возможно…
– А поточнее нельзя?
– Взгляни еще раз, повнимательней. Она, конечно, здорово потемнела, однако такое с молодыми фрегатами иногда случается. У нее светлое пятно над правым глазом… и передняя мачта слегка короче, чем требует канон Сёгэна… ну же, Лайра, ты видел ее ровно столько же раз, сколько я.
Король Окраины вгляделся – и присвистнул.
– Вот это поворот! Я тоже не верю своим глазам… Каким образом это может быть «Утренняя звезда» и почему она здесь?
Мор хмыкнул и пожал плечами, но ничего не сказал. Лайра продолжил:
– Если это и впрямь «Утренняя звезда»… откуда им известен наш с Кристобалем условный сигнал? Почему они явились сюда? Всем известно, что мы с Крейном друзья – пусть это и несколько устаревшие сведения, – а вот Звездочет никогда моим другом не был, равно как и любой головорез из его команды.
– Если сигналу их научил Крейн, если он и сам на борту, ты должен их впустить, – негромко проговорила Камэ, не глядя на брата. – Даже если за ними по пятам следует Великий Шторм. Особенно если за ними следует Великий Шторм.
– С какой стати Крейну быть на борту «Утренней звезды»? – парировал Лайра. – И где «Невеста ветра»? Где остальные – где Джа-Джинни, в конце концов? Он мог бы прилететь и объяснить всю эту меррову ерунду.
– Раз уж никто из вас не в силах озвучить очевидное, это сделаю я, – ровным голосом сказал другой королевский советник, Кеттри. – Возможно, произошло нечто ужасное, и Крейну нужна помощь?
Лайра выругался сквозь зубы и неловким движением опрокинул треногу. Камэ вздрогнула от грохота и посмотрела на брата с мольбой. Он отвел взгляд.
– Ты знаешь… несмотря ни на что, он бы не выдал условный сигнал человеку, способному причинить нам вред, – тихо сказала она. – Тебя просит о помощи друг.
– Очень осторожный друг, – прибавил Мор. – И осведомленный – он явно знает и о ссоре с Крейном, и о том, что у нас нет оснований доверять кораблям черного цвета.
– То есть вы все считаете, что я должен забыть о случившемся? – подытожил Лайра, окидывая взглядом троих спутников.
Мор в ответ ухмыльнулся, Камэ кивнула, а Кеттри – самый молодой из всех – сначала просто пожал плечами, но потом тоже кивнул.
«Не ври самому себе – ты уже готов запихнуть случившееся в дальний угол памяти, – прошептал на ухо Лайре голос, не слышный никому другому. – И мы оба знаем, что любопытство – твой порок. Прогнав этот фрегат, ты не сможешь ни есть, ни спать, измучаешь всех и вся. Не сопротивляйся, мой король. Принимай гостей, кем бы они ни были».
Камэ неверно истолковала его молчание и расправила плечи, готовясь ринуться в бой; выражение ее лица сделалось не по-женски суровым. Лайра наконец-то посмотрел в глаза своей сестре, и несколько минут они оба молчали, словно обмениваясь мыслями. Кеттри оглянулся на «Утреннюю звезду» и покачал головой, с трудом скрывая нетерпение. Мор, которому чаще доводилось видеть Лайру сомневающимся, наградил молодого моряка сердитым взглядом и вынудил взять себя в руки.
Лайра вздохнул.
– Похоже, ни для кого уже не секрет, что я излишне любопытен, – сказал он, поворачиваясь к морю. – Пусть их капитан прибудет сюда на шлюпке, и мы с ним побеседуем. Несколько часов ничего не изменят, зато мы выясним, кого сюда мерры принесли.
Кеттри подозвал мальчишку-посыльного, что болтался без дела неподалеку, а Мор посмотрел сначала на Лайру, потом – на Камэ. У Окраинного короля было совершенно непроницаемое, каменное лицо, и лишь едва заметное подрагивание пальцев единственной руки выдавало истинные чувства. Камэ владела собой хуже брата, да и вряд ли она сумела бы как-то скрыть сияющие глаза, полные безответной любви. Любви, которая уже ни для кого не была тайной.
«Неисповедимы пути Шторма, – подумал Мор, вспомнив битву в гавани Каамы, в которой он едва не потерял своего друга и короля. – Но что-то мне подсказывает, что перед нами только что открылся путь, ведущий в самое сердце бури».
Ждать неизвестного хозяина «Утренней звезды» на пристани было слишком большой честью, но и возвращаться в свой особняк Лайра не захотел. Встречу помог обустроить Кеттри: всего за четверть часа он сделал так, что общий зал одного из портовых трактиров с незамысловатым названием «Логово кракена» совершенно обезлюдел. Лайра и Гристейн Мор уселись за самый чистый стол, а Камэ подошла к окну, из которого лучше всего была видна пристань, и застыла возле него изваянием.
– Идут, – проговорила она и, чуть помедлив, прибавила упавшим голосом: – Его нет.
Лайра со свистом втянул воздух сквозь зубы; Мор отодвинулся подальше – возле Отчаянного, как бывало раньше только во время битвы, от напряжения гудел воздух. Через пару минут входная дверь отворилась, и в «Логово» вошли трое.
Худощавый юноша с сосредоточенным мрачным лицом; на шее у него был небрежно намотан грязный шарф, не скрывающий грубого шрама – такого, словно кто-то пытался перегрызть ему горло.
Высокий моряк, у которого из-под платка выбивались волосы странного цвета – наполовину черные, наполовину совершенно белые. На его узких губах застыла странная кривая ухмылка.
И… девушка. Ее удивительно длинные волосы сверкали точно чистейший снег, а узкое лицо с изящными чертами мгновенно очаровывало неземной красотой, лишая дара речи. Она двигалась медленно, с неподражаемой грацией, свойственной лишь небесным детям.
Лайра встал; спустя долю секунды его примеру последовал Мор.
– Вот так история, – сказал Окраинный король с оттенком горькой иронии, разглядывая своих гостей. – Я ожидал увидеть кого угодно, только не ее высочество принцессу Ризель, не узнать которую мог бы лишь слепой… Не юнгу с «Невесты ветра» – Кристобаль называл тебя Кузнечиком, если не ошибаюсь? Теперь ты вовсе не юнга, да, я это чувствую… И… ты ли это, Хаген?
Странная троица переглянулась.
– У нас и впрямь есть история, которую мы хотим рассказать, ваше величество, – проговорила принцесса Ризель негромким, но уверенным голосом женщины, привыкшей повелевать и встретившей равного себе. – Вопрос лишь в том, кому мы ее расскажем – другу или врагу?
– Вопрос и в самом деле очень интересный, – задумчиво протянул Лайра, усаживаясь на прежнее место. Откинувшись на спинку скамьи, он продолжил: – По правде, я пока не знаю, как на него следует ответить. Уточним-ка для начала кое-какие мелочи.
Вновь прибывшие опять посмотрели друг на друга.
– Спрашивайте, ваше величество, – сказала принцесса.
Лайра успел только набрать воздуха в легкие, как вдруг Камэ выпалила:
– Где Кристобаль?
Ризель посмотрела на нее, словно впервые заметив, и на красивом лице принцессы мелькнуло… сочувствие? Камэ истолковала это выражение именно так, и рука ее сама собой потянулась к побледневшим, плотно сжатым губам. Ни она, ни кто-либо другой уже не мог притвориться, что этого вопроса не прозвучало, и ответ – Камэ сама это понимала – должен был оказаться страшным.
– Есть все основания предполагать, – хрипло проговорил юнга вместо принцессы, – что Кристобаль, Эсме и еще с десяток тех, кто выжил после Облачного города, равно как и сама «Невеста ветра»… погибли.
Камэ издала странный звук, похожий на крик чайки, и медленно опустилась на пол. Лицо Лайры окаменело: он в очередной раз обвел взглядом юнгу, матроса и принцессу, подмечая зловещие детали их облика.
У Кузнечика под глазами лежали свинцово-серые тени, его щеки запали, а три глубокие морщины между бровями явно появились не этим утром. Маленький юнга, которого Лайра хорошо знал, хотя и не считал нужным уделять ему особое внимание, стал навигатором, и это было еще не все…
Хаген бесстрашно посмотрел в глаза Окраинному королю. Он оказался свидетелем их ссоры с Кристобалем, он знал о случившемся больше, чем многие другие, и не должен был приходить сюда, но все-таки пришел. Ради чего? Ради кого? И откуда у него взялась эта странная гримаса – застывшая на губах полуулыбка без малейшего намека на веселье?
А что касается Ризель, то Лайра лишь теперь увидел на рукавах ее некогда роскошного платья застиранные пятна, которые могли оставить только копоть и кровь.
Все трое выглядели потрепанными, усталыми, отчаявшимися.
Все трое держались из последних сил.
– Рассказывайте.
– Это долгая история, – проговорил Кузнечик, устремив на Лайру Отчаянного до странности спокойный взгляд. – А моему фрегату нужны док и мастер-корабел, иначе не избежать беды. И еще кое-что – вскоре здесь появится еще один… немного необычный корабль. Нас рано утром разлучил шторм. Фрегат этот зовется «Полуночным призраком», и его навигатор – друг.
– Я пока не решил, могу ли считать друзьями присутствующих, – сказал Лайра, сопровождая каждое слово легким ударом указательного пальца по деревянной столешнице. Потом, словно невзначай, он вытащил из-под стола правую руку, которая была короче левой на целую кисть и половину предплечья. – Навигаторство еще не дает тебе права командовать людьми, мальчик, особенно теми, кому это нелегкое ремесло известно лучше, чем тебе. Ты…
– Я бы не хотела, ваше величество, – вдруг перебила Лайру принцесса Ризель, чуть приподняв изящную руку с длинными тонкими пальцами, – чтобы вы, поссорившись с капитаном Фейрой, повторили ту же самую ошибку с его другом и моим родным братом, принцем Амари. – Она грустно улыбнулась, когда от этих слов все онемели, и прибавила: – Впрочем, откровенно говоря, мы сейчас гораздо дальше от престола Империи, чем это положено принцу и принцессе.
Ненадолго в зале «Логова» стало очень тихо.
Лайра молча посмотрел на Гристейна Мора, и тот, поняв намек, быстро вышел из трактира. Кеттри, поджидающий снаружи, изрядно удивился, получив приказ отменить тревогу и беспрепятственно пропустить поврежденную «Утреннюю звезду» в док. Он сгорал от любопытства, но Мор хранил упрямое молчание и заговорил лишь для того, чтобы мрачно заметить, глядя на посветлевшее небо и выглянувшее из-за туч солнце:
– Надвигается буря.
– Чего-чего? – искренне удивился Кеттри. – Какая еще буря?
– Вот увидишь, – пообещал Гристейн Мор, мучительно сморщив лоб. – Помяни мое слово: скоро начнется такая буря, от которой не скроется никто – ни люди, ни магусы, ни даже, кракен бы их побрал, мерры.
Часть первая
Бегущие-по-волнам
Сандер проснулся глубокой ночью.
~Песня~ «Невесты ветра», которую он слышал с той секунды, как впервые ступил на борт, сделалась громче обычного – она почти что вгрызалась в самую его суть как сверло, причиняя ощутимую, физическую боль. Но к боли он привык и совсем ей не удивился, а вот дразнящий запах жареного мяса испугал его не на шутку.
Желудок скрутило от голода. Сандер крепко зажмурился и сглотнул горькую слюну, заполнившую рот. Что за наваждение – ведь накануне вечером он плотно поужинал рыбой, и еще ни разу за десять дней, минувших после бегства из Облачного города, не случалось такого, чтобы кто-то из людей или магусов на борту «Невесты» лег спать голодным. Воды и еды у них было достаточно, в отличие от всего остального… хотя, конечно, неизменная рыба всем надоела еще до конца первой недели. Так или иначе, смерть от голода или жажды не значилась в списке того, что им угрожало.
Помереть от тоски было куда вероятнее.
– Ты чего? – спросил Кузнечик.
«Амари», – мысленно поправил себя Сандер и нахмурился. Он никак не мог до конца осознать, что юнгой «Невесты ветра» все это время был младший сын и наследник капитана-императора, не просто магус, а магус из клана Цапли, наделенный, как все они успели убедиться, даром сильного слова. Принц лежал в нескольких шагах от него, укрывшись курткой и по-детски сунув сложенные ладони под щеку. В темноте не было видно, какое у него изможденное, усталое лицо.
– Что с тобой? – снова спросил он. – Не спится?
Сам Амари не сомкнул глаз после Облачного города, после того как «Утренняя звезда» стала его фрегатом. Сандер мало что в этом смыслил и мучился от бессилия, от невозможности помочь. «Он слишком старый для первого навигаторства», – говорили другие матросы. Им возражали: дескать, всякое бывает, но тревога не утихала. «То, как они связаны… что-то в этом есть неправильное, так не должно было случиться!..» – «Вот помяните мое слово: еще денек-другой – и она сведет мальчишку с ума…»
Магусы, конечно, во многом сильнее обычных людей, но даже магус не может обходиться без сна слишком долго.
«Кристобаль, придумай что-нибудь, умоляю».
– Запах… – Сандер шумно втянул воздух носом. О ~песне~ он не стал ничего говорить, потому что бывший юнга, как и все остальные члены команды – включая капитана, – ее не слышал. – Ты разве не чувствуешь?
Амари принюхался – и покачал головой. Между тем невидимое мясо на невидимой сковороде начало подгорать, и Сандера замутило – на сей раз голод, пусть и воображаемый, не имел к этому отношения. Запах был… нехороший. Он встал и огляделся. Матросы крепко спали, кое-кто храпел, и им снились, судя по царившему вокруг умиротворению, хорошие сны.
– Уверен, что тебе не мерещится? – спросил Амари.
Вместо ответа Сандер быстрым шагом направился к выходу из кубрика.
Из Облачного города они бежали с трюмами, вычищенными до последней пылинки. Цепные акулы не просто разграбили фрегат знаменитого морского разбойника Кристобаля Крейна – они открутили и оторвали даже то, что всегда считалось неотъемлемой частью рыбокорабля. Когда восторг от чудесного спасения схлынул, моряков охватил ужас при виде того, что сотворили с их домом: фрегат был внутри и снаружи покрыт ранами, издающими гнилостный запах; каюты лишились дверей, а капитанская и вовсе выглядела так, словно ее стены облили кислотой, – оставалось лишь гадать, что именно там устроили приспешники капитана-императора. Пропали все до единого стрелометы. Исчезли целительские снадобья из сундука Эсме, хотя сам сундук остался на прежнем месте. Когда целительница его закрыла, чуть не плача, – ей на шею откуда-то сиганул грязный и голодный, но очень довольный собой ларим Сокровище, которого, по всей видимости, просто не сумели поймать. Она поцеловала зверька в нос.
На ошейнике Сокровища болтался маленький диск, который они получили на острове Зеленого великана. Первая часть небесного компаса, которую Эсме спрятала там, где враги даже не подумали искать.
Вторую часть загадочного устройства, добытую еще более странным способом, носил теперь Амари. Он то и дело вынимал из-под рубашки металлический диск на шнурке и подолгу смотрел на вещь, из-за которой тот, кого они называли Змеенышем и привыкли ненавидеть, пожертвовал собой. В каком-то смысле все случившееся в Облачном городе было связано именно с этим сокровищем, и Сандер, как и многие другие, задавался вопросом: сколько еще жертв им предстоит принести ради корабля из легенды, который якобы не погиб?..
Несмотря на тяжелые и болезненные раны, «Невеста ветра» была готова к долгому путешествию и, раскрыв все паруса, устремилась туда, куда ее повел капитан, – на север. То, что во время пути люди терпели значительные неудобства, фрегат не волновало – корабль не мог постичь, что вещи вроде столов и стульев, ложек и тарелок, одеял и подушек необходимы, хотя от них и не зависит чья-то жизнь. С точки зрения «Невесты ветра», важнее всего были вода и еда: первое, как и раньше, они получали из трех резервуаров в трюме – Мани Рыбий Хвост все бубнил, что они слишком медленно заполняются, но никто другой не разделял его беспокойства, – а второе «Невеста» предоставила тем же способом, при помощи которого питалась сама. Теперь каждое утро несколько человек спускались в брюхо и там, стоя по пояс в мерцающей зеленоватой воде, руками ловили рыбу – плоскатиков, иглоухов, морских кроликов, – и улова вполне хватало, чтобы насытить поредевшую команду вместе с пассажирами.
Сперва это радовало – однообразная еда казалась пустяком по сравнению с ценой, которую они заплатили за свое спасение, – но теперь Сандер был готов всю рыбу на свете променять на одно-единственное яблоко, пусть маленькое, зеленое, червивое и с ушибленным бочком. Он то и дело чувствовал во рту знакомый вкус, слышал запах и понимал, что навязчивая идея может превратиться в проблему, если только они не остановятся где-нибудь, чтобы пополнить запасы. Ведь он был такой не один – просто каждый спасенный мечтал о чем-то своем.
Странно, что сейчас ему чудился не аромат, который источает полная корзина спелых яблок, только что собранных в саду, а запах жареного мяса, переходящий в зловоние паленой плоти.
Сандер приостановился возле лестницы, ведущей на палубу. Сверху лился красноватый свет, не похожий ни на свет фонаря, ни на зеленое сияние, которое тело фрегата источало в минуты сильного испуга. Он оглянулся – юный магус озадаченно глядел на своего друга из темноты, – а потом начал быстро подниматься.
До пояса высунувшись из люка, Сандер застыл, не веря своим глазам.
Палуба «Невесты ветра» выглядела так, словно где-то под нею разгорелся нешуточный пожар. Местами лжеплоть расплавилась, превратившись в похожее на жидкий воск вещество, которое продолжало кипеть и булькать; кое-где шкура прогорела до дыр с обугленными краями. Как ни странно, происходящее совсем не затронуло мачты и паруса, поэтому «Невеста ветра» продолжала свой путь, а ее команда и пассажиры спокойно спали, даже не догадываясь, что их фрегат вот-вот развалится на части.
Сандер зажмурился и затаил дыхание.
– Сейчас все пройдет, – сказал знакомый голос. – Вылезай, не бойся. Это не настоящий огонь… пока что.
Рука Амари легонько ткнула Сандера в спину, и он робко приоткрыл один глаз. Палуба «Невесты ветра» стремительно менялась, вновь обретая целостность, и через считаные секунды на ней остались только не зажившие до конца черные борозды, рассекающие лжеплоть в десятке разных мест. Свет, озарявший ее теперь, был светом звезд и двух фонарей, что выросли и раскрылись уже на третий день после бегства из Облачного города. Возле носа фрегата, на своем излюбленном месте, обнаружился крылан. Он кутался в черные крылья, будто в плащ, и смотрел не на Сандера и Амари, а куда-то в сторону моря, погруженного во тьму.
Сандеру хотелось забыть увиденное – морок исчез, и запах горелого мяса растворился в свежем ночном воздухе, – но он знал, как знали Амари, Джа-Джинни и все остальные моряки: случившееся – только начало.
К тому же ~песня~ «Невесты ветра» по-прежнему звучала слишком громко.
– Плохи наши дела, – негромко сказал крылан, когда они приблизились. – Я надеялся, что они сумеют во всем разобраться, но, похоже, зря… Амари, ты как?
– Без изменений, – сказал молодой магус и нахмурился. – Она не дает мне спать. В ушах звенит, в глазах темно. Я бы не рассчитывал, что в случае чего «Утренняя звезда» нас спасет. Уж скорее она будет наблюдать со стороны за тем, как мы погибаем, и радоваться.
– Тебя-то она точно спасет, – возразил Джа-Джинни. – Ты, как бы там ни было, ее навигатор. Иногда между рыбокораблем и магусом или человеком возникают размолвки, нередко дело принимает серьезный оборот, однако гибелью навигатора оно может закончиться лишь в одном случае, и тебе такое не грозит.
Он не договорил, но они услышали: «В отличие от Кристобаля».
Все десять дней, что прошли после бегства из Облачного города, Фейра почти не выходил из своей разгромленной каюты. Сандер несколько раз приносил ему еду и всегда заставал одну и ту же картину: феникс сидел, скрестив ноги и положив на колени руки с изуродованными пальцами, которые венчали длинные черные когти; лицо у него было спокойное, но под опущенными веками полыхало красным. Он исправлял то, что сделал раньше, перед Эверрой, перед безумной авантюрой в столице, – распутывал связующие нити, проверял каждую и восстанавливал в прежнем виде, – и одновременно управлял парусами «Невесты ветра», не позволяя ей отклоняться от курса. Сандер постоянно ощущал его незримое присутствие и понимал, что сейчас их капитан полностью объединил свой разум с разумом фрегата… и, похоже, увиденное фрегату не нравилось. О тех вещах, что происходили на борту из-за женщин, рассказывали много небылиц в тавернах, желая напугать слушателей или продемонстрировать свою осведомленность, но Сандер не верил сплетням – он просто знал наверняка, чем заканчиваются подобные истории.
– Жаль, что с нами нет Эрдана, – тихо и устало проговорил крылан. – Он бы помог приручить «Звезду».
– А «Невеста»? – спросил Амари. – Он бы справился с… этим?
Джа-Джинни покачал головой.
– С этим, – он постучал по виску полусогнутым пальцем, – не справится никто, кроме самого капитана. Да и он… – Тут человек-птица замолчал и издал такой красноречивый вздох, что Сандер невольно разозлился.
– Хватит болтать чепуху, – сердито сказал он, сжимая кулаки. – Хватит! Разнылся тут как меррский буревестник… Ты ведь знаешь – мы все знаем! – на что способен Кристобаль Крейн.
– Крейна больше нет, а нашего капитана зовут Кристобаль Фейра, – возразил Джа-Джинни. В бирюзовых глазах крылана мелькнуло удивление – он еще ни разу не видел тихоню Сандера в таком настроении. Но все-таки человек-птица продолжил прежним тоном: – Осмелюсь напомнить, что нам до сих пор не приходилось бывать в столь серьезных переделках. У любой истории есть конец, и никто не обещал нам долгой и счастливой жизни.
Перед внутренним взором Сандера прошла вереница знакомых лиц…
– Я знаю «Невесту» лучше вас, – сказал он и тут же пожалел о своей болтливости, но останавливаться было поздно. – Она не просто разумна, она умна и обязательно поймет, что капитан вовсе не собирается менять ее на… кого-то другого. Она не станет мстить нам всем за то, что все вышло именно так, а не иначе.
– Не собирается менять? – переспросил крылан, и на этот раз в его голосе проскользнули язвительные нотки. – Я знаю Кристобаля лучше, чем ты, и понимаю, что он отправился в Облачный город не за мной, а за Эсме – за той, чье имя ты, мой друг, решил не произносить, чтобы лишний раз не тревожить «Невесту ветра», в чьей разумности никто из нас не сомневается. Ему удалось нас спасти ценой многих жизней, ценой невыносимой боли… И ты хоть понимаешь, чем он рисковал? Так играть с капитаном-императором – все равно что сесть за стол с прославленным шулером.
– Справедливости ради, шулеров в этой партии было все-таки два, – заметил Амари, до сих пор с интересом наблюдавший за маленькой перепалкой. – А то и больше. Что касается «Невесты ветра» и Эсме, то… теперь мой черед говорить «я знаю лучше». – Он ухмыльнулся, увидев изумление на их лицах, и продолжил: – Вы зря считаете, будто «Невеста» все поняла только сейчас. Она почувствовала, что происходит между нашим капитаном и новой целительницей чуть ли не раньше, чем они сами все поняли. Они оба ей нужны. Она просто еще… в смятении.
Сандер вдруг воочию увидел перед собой полыхающий на столичной набережной столб огня, в центре которого едва угадывались две человеческие фигуры, сжимающие друг друга в объятиях. В Облачном городе произошло слишком много разных событий, и все они до сих пор не оправились после случившегося. Ему захотелось поверить, что все будет хорошо – надо лишь чуть-чуть подождать, – но…
Но он все время слышал эту оглушительную ~песню~.
Джа-Джинни покачал головой и сказал, не скрывая горькой улыбки:
– В голове у влюбленного, будь он человеком, магусом или кем-то еще, царит совершеннейший бардак. Сандер, ты ведь музыкант, ты знаешь, как об этом в песнях поется. Все падает из рук, и белый свет не мил, пока любимой рядом нет, и так далее, и тому подобное. А потом любимая приходит, занимает свое место в сердце, в душе, в памяти… и больше там уже ничего не помещается.
Он расправил черные крылья, взмахнул рукой.
– В голове у нашего капитана внезапно стало очень тесно. Да, Амари, «Невеста» почувствовала это первой, и уже давно. Но самое страшное в том, что от нее теперь ничего не зависит. Вскоре… я не хочу никого пугать, но это правда… места не останется и для всех нас.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Сандер отвернулся, пряча болезненную гримасу, и спросил:
– Что же ты предлагаешь делать?
Джа-Джинни пожал плечами:
– Я бы сказал, что кому-то надо сойти.
– На берег? – уточнил Амари.
Крылан, ухмыльнувшись, ответил:
– Можно и на берег – только где его найдешь в Море Обездоленных?
То, что он хотел сказать на самом деле, понять было нетрудно, и все-таки Сандер и Амари застыли, не веря своим ушам. Джа-Джинни изобразил подобие улыбки, больше похожее на оскал, и сорвался в ночь, широко раскинув крылья; из темноты раздался его горький смех, а потом все стихло.
Остаток ночи они провели наверху, в угрюмом молчании наблюдая за бесстрастным мерцанием холодных звезд. Сандер догадывался, о чем думает молодой магус: Амари то и дело косился на едва заметные далекие огни фонарей, свидетельствовавшие, что «Утренняя звезда» по-прежнему следует за «Невестой ветра», держась на почтительном расстоянии.
Все было так.
На следующее утро после бегства из Облачного города Сандер вместе с еще одним матросом, Гратти из Ламара, набрали в брюхе плоскатиков – за неимением сетей или чего-то похожего пришлось использовать рубашку Гратти – и как раз несли их на камбуз, как вдруг Сандер словно раздвоился. Одна его половина без особых усилий продолжала тащить свой груз, а другая…
…Другую ~понесло~ в капитанскую каюту.
– Шевелись, – сказал Гратти. – А то нам влетит от Рыбьего Хвоста.
Сандер, чье внимание уже разделилось надвое, пробормотал что-то невнятное.
– Я вас пригласил, чтобы обсудить несколько важных вопросов, – медленно проговорил Кристобаль Фейра.
Он сидел на полу в куртке, наброшенной на плечи, и горящими глазами рассматривал своих спутников через полуприкрытые веки.
В капитанской каюте с оплывшими стенами – лишенная мебели, она казалась непривычно большой – собралась странная компания. В углу сидел Джа-Джинни, чьи крылья все еще покрывали капли росы после недолгого полета в утреннем тумане. Лицо у человека-птицы было сосредоточенное: он как-то слишком уж внимательно разглядывал собственные босые ноги, словно не желая никого видеть. Накануне, помимо всех прочих испытаний, им пришлось еще и удерживать на борту крылана, который, едва избежав смерти, собирался лететь обратно в Облачный город, потому что там осталась та девушка-музыкантша, которую Сандер никак не ожидал увидеть в самом сердце Империи. «Лейла! Лейла!» – кричал Джа-Джинни, не желая слушать капитана, который все время повторял, что эта самая Лейла почему-то отказалась уйти вместе с ними. О да, Сандер лучше многих знал, какие странные вещи музыканты вытворяют, слушая не те ~песни~…
Хаген стоял у Фейры за спиной, упираясь одной рукой в раму иллюминатора, а другой машинально поглаживая щеку. Пересмешник после бегства из Облачного города не вымолвил ни слова, а глубокой ночью Сандер слышал, как он стонал и царапал лицо.
У противоположной от Хагена стены сидела, гордо выпрямив спину, принцесса Ризель; рукава ее роскошного платья были подвернуты, чтобы не мешать, белые волосы она заплела в длинную косу. Принц Амари устроился поблизости от сестры, но на нее не смотрел даже краем глаза. Бывший юнга, а ныне навигатор, то и дело вздрагивал, словно от боли: «Утренняя звезда» пробовала на прочность узы, которые теперь сковывали их друг с другом.
