Наталья Сергеевна Алмазова
Тёмная история. Чело-вечность
Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, говорите? Вот ерунда! Может, я что-то в семантике этого выраженья и не понимаю, да только, поспорить могу, тот же самый Юпитер многое б отдал за возможность мирно щипать травку на лугу в солнечный денёк, наслаждаясь ароматом полевых цветов и тёплым ветерком. И никакие слепни и оводы не испортили б ему этого дивного блаженства. Блаженства неведенья. Тащить же на своих плечах тяжесть целого мира.. незавидная доля. А ведь Архангелы были заняты именно этим. Все без исключенья. Демиург сотворил, а вы держите, не упадите. И не дай-то боже выдать хоть жестом, хоть словом даже и самую завалящую тайну подноготной мирозданья…
Ну.. среди нас тоже такое не поощрялось. Поэтому и существовали Они, Хранители: Создатель своими отмычками направо и налево не разбрасывался, пускай даже и сломанными. Вдруг да попадут не в те руки? Беды не миновать.
Вот что интересно, а сбегал ли хоть один из нас прежде, поправ безропотное послушанье? Что-то не припомню. Но, вероятно, сбои в выверенной до распоследней шестерёнки системе всё же бывали, – промелькнула в моей голове неприятная догадка. – Ну или предусмотрительно просчитывались и гипотетически предполагались. Архангелу-то и не знать наперёд?
Он, может, и знал. А я вот нет. Долго мне ещё ждать конца?.. Неопределённость, точно пудовая гиря, которую я теперь повсюду таскал с собой, меня здорово обременяла.
Мигель повернулся во сне, и я испуганно замер, подумав, что он проснётся. Моё присутствие в такой-то час могло его элементарно испугать – открываешь ты глаза, а тут такое… Хотя.. вряд ли: молодой маг был не робкого десятка. Навьих навидался и в профиль, и в фас. И уж кого-кого, а меня он не опасался точно. Ни моя своеобразная наружность с явным душком потусторонщины, ни те скрытые от человеческих глаз вещи, что я позволял ему видеть, его не смущали. Он и сам, без моего, видел предостаточно. Но хотел большего. Жаль только, что с проводником он ошибся: тот ещё Иван Сусанин.. легко заведёт в чащобу да в бурелом, дай дороги… Сам вот заблудился в трёх соснах… ещё и за собой вести кого-то удумал…
А, тем временем, Солнце нехотя взбиралось на небосклон. Благо в это время года ему приходилось не шибко и утруждаться. Дымчато-серое небо прояснилось, и первый луч, скользнув меж оконных рам огненным лезвием, озарил моё меловое лицо. Я медленно протянул ладонь к этому утреннему вестнику. Моя мертвенно-белая кожа от его робких касаний тотчас сделалась посверкивающей, а затем и вовсе сияющей, безусильно изобличив нематериальную природу моего естества. Я ненароком подумал, что, если людей лепили из глины, тот нас, судя по всему, отливали из серебра.
Заворожённый, я любовался изумительным зрелищем, следя, как дробятся и отражаются в моих длинных когтях сверкающие нити, к собственному стыду, даже и не заметив, что Мигель теперь и действительно проснулся, и сейчас это он наблюдает за мной, а не наоборот. Пожалуй, мне стало немного неловко: ведь я собирался уйти ещё до рассвета, чтоб не застать его пробуждения.
Застигнутый врасплох, я ждал неизбежных расспросов о том, что я тут делаю, непрошенный и во внеурочное время, но их, тем мне менее, не последовало. Он просто молча смотрел на меня, так, как, пожалуй, наблюдают за восходом всё того же Солнца, созерцая удивительное природное явление и только. В таком ракурсе я для него, очевидно, не был личностью. Скорее, событием. Я прекратил легкомысленно играться с бликами, послушными моим пальцам, и благообразно сложил руки на коленях. Всё моё менторское красноречие, на которое я уповал, отчего-то предательски меня покинуло. Я мог прочесть и мысли, и чувства, и даже наброски едва зарождающихся фраз, но не хотел. Да и пообещал ведь. Ну.. это даже забавно, когда знаешь.. не всё и сразу, оставляя себе возможность удивляться.
«Что-то случилось?» – тихо спросил наконец Мигель.
С места в карьер. Чем-то я себя всё-таки выдал. Я понуро опустил голову.
«Знаешь, ничего такого…»
Как же неуклюже я врал, самому делалось тошно.
«Тут просто.. мёртвая девушка… – Я немного нервно провёл когтями по щеке. – А ещё.. некромант…»
Ну вот и выложил почти всё почти сразу. Мой ученик отвёл глаза и задумался. Пояснений он от меня не потребовал, и это настораживало.
«Вы хотите ей помочь?» – запросто догадался он. Кто из нас двоих вообще читает мысли?
«Хотел бы, – выдохнул я. – Но не знаю, как. Боюсь, сделать ещё хуже».
Собеседник кивнул. «Я вас понимаю, – продолжил он вполголоса. – И правда не стоит. Просто поверьте. Вы не знаете, что это за люди. Лучше вам и не знать».
«А ты знаешь?» – спросил я в лоб, и мне самому стало неловко от собственной бестактности.
«Да, – спокойно и печально отозвался Михаил. – Знаю, и очень хорошо. Поэтому и отговариваю вас».
Я, не мигая, смотрел на него. Вот уж и действительно: два имени – две жизни.
Глава
XXI
. Останки.
Я, признаться, выжидал, когда мой собеседник отвернётся или отвлечётся хотя бы на миг, чтобы мне между дел ускользнуть. Уйти хотелось прямо сейчас. Но я желал соблюсти приличия. Будто нарочно, зная о таком моём пристрастии, Михаил не спускал с меня глаз, своим вниманием делая моё присутствие чересчур материальным. Вероятно, он думал, что без пригляда я наживу себе проблем. И, в общем и целом, был прав.
Сложившаяся глупая ситуация меня отчего-то развеселила, и я волей-неволей рассмеялся, представив всё это дело со стороны. Эмоции.. как всегда некстати. Мигель вздрогнул, чуть уловимо дёрнув плечами от моего холодного приглушённого смеха, будто он напомнил ему о чём-то тяжёлом и грустном. Смех, по правде сказать, воспроизводить было не так уж и просто, но я старался, хотя выходило у меня, невзирая на все старания, мрачновато. Однако я над этим усердно работал.
Видимо, осознав, что переубедить меня всё равно не получится, и что если уж я твёрдо решил разжиться неприятностями, то всенепременно ими разживусь, молодой маг опустил глаза. В следующий за тем миг меня в комнате уже не было. Лишь потоки золотистого света сверкающим расплавом хлынули сквозь полупрозрачный тюль, стирая след моего недавнего присутствия, будто предрассветный сон, минуту назад вполне осмысленный и вещественный, но вот спонтанно превратившийся в полнейшую сумятицу и легчайшую пыль.
…
Надо сказать, я и вправду первое время пытался найти Ленор. Но отчего-то не мог. Как будто её и даже её следы накрывал чёрный колпак, не давая мне видеть детали. А потом.. скитаясь недалеко от местечка, где мы последний раз беседовали с покойницей, я случайно наткнулся на Кусю.
Хотя формально уже наступила зима, снега всё не было. Только изредка с неба падали мокрые хлопья, тотчас обращаясь чавкающей грязью. В такой вот грязи и лежала лярва в темном закутке подворотни у того самого ночного клуба, о котором говорила мне девушка. Раньше я сюда почему-то не забредал, но именно сегодня заглянул ненароком. Точнее, нашёл я не Кусю, а то, что от неё осталось: высохшая пустая оболочка. Тем не менее я всё же узнал малоприятное созданье, и внутри у меня похолодело. Лярва не просто умерла от голода: она была выжжена изнутри. Пускай сложно было питать тёплые чувства к паразиту, но к паразиту с таким умильным именем… Зачем вообще люди всем подряд раздают имена? Отчего-то не к месту меня это разозлило. На самом же деле я был глубоко опечален и обеспокоен: без своей питомицы чем теперь живёт Ленор? Живёт ли? Или некромант скормил её Церберу?
То, что здесь не обошлось без магии, и слепому было ясно. Без особых трудов угадывалась и причина: покойница промолчала, хотя знала обо мне. За это, так думается, её и наказали, выведав впоследствии правду.
Я опустился на поребрик возле останков паразита. Тонкие материи тлеют быстрее органики. День-другой, и от Куси вообще ничего не останется. В каком-то смысле я «успел».
Я прикрыл лицо холодными ладонями. Мне не хотелось становится причиной чьих-то неприятностей, но я неуклонно ею становился, что не могло не огорчать. Не добрались бы до Мигеля, а то не ровен час… От этой мысли я содрогнулся. Впрочем, в отличии от Ленор, он вполне способен себя защитить. И вообще соваться к нему без спросу – себе дороже. На губах невольно появилась улыбка: я вспомнил как вообще встретил его.
Глава
XXII
. Свои правила.
Первое время скитался я по этой грешной земле точно контуженный. Как же здесь было шумно! Невообразимо! Этот нескончаемый информационный гул ужасно утомлял и не давал толком сосредоточиться. От него, мнилось, нигде не было спасенья. Но скоро я научился контролировать собственное восприятие, для чего мне пришлось выставить обострённую чувствительность на минимальную отметку, всё равно что старательно заткнуть уши ватой. Такая радикальная мера, надо сказать, и действительно здорово помогла: сознание стало мало-мальски проясняться.
Казалось, будто это всё было вчера… И что я в принципе недалеко ушёл от отправной точки и не слишком-то преуспел.
А тогда.. тогда я знал, но не понимал, вот так до абсурдности странно: представьте синклит слепцов, описывавших друг другу слона с разных сторон, едва ли угадывая общую картину – примерно этим бездарным занятием и был перегружен мой разум. Увы, не находилось никого, кто мог бы обстоятельно объяснить мне ситуацию в целом. И вообще того, кто стал бы объяснять в принципе: всем здесь было не до меня, и у каждого первого забот полон рот. Так что приходилось справляться собственными силами.
В конечном итоге я пришёл к заключению, что для толковой систематизации мне всенепременно необходим.. хм.. человек, хотя прежде я избегал общения с людьми напрямую: слишком много в них было.. противоречий и пугающих неопределённостей. Зачастую они сами себя-то не понимали, а тут ещё я свалился бы как снег на голову со своими зачем и почему. Словом, налаживать контакт с аборигенами я не решался до последнего. А случилось это совершенно внезапно. Можно даже сказать, случайно. Какое смешное слово.
…
Поднявшись, я направился прочь от останков питомицы Ленор. Мне хотелось забыться. Недалёкое прошлое оказалось отличным вариантом, так как далёкое резало буквально по живому.
…
Застыв на месте у выбоины заиндевешего тротуара, пригретый приятным воспоминанием, я ласково улыбнулся старой искорёженной временем липе, чьи узловатые ветви причудливо посеребрил мороз. Надо же.. какое волшебство. А ведь это всего лишь вода в её кристаллической форме. Откуда в ней красота? Когда она появилась, как закралась туда, меж каких кластеров притаилась невзначай?
..Михаил шёл в гордом одиночестве по улицам погружённого в дремоту города. На его плече был старый портфель на широком ремне. На ногах – остроносые с затейливой вышивкой туфли. Длинные чёрные пряди бесцеремонно трепал холодный осенний ветер. Он почему-то лишь изредка собирал волосы в хвост, хотя так, пожалуй, было бы практичнее. Впрочем, когда уж эта самая практичность и бытовая сноровка его волновали? Не от мира сего. Вроде бы так говорят про людей со странностями.
Подняв воротник потёртого плаща, так, что видны были только сверкающие в рассеянном свете глаза, мой покамест будущий протеже пребывал глубоко в дебрях собственных размышлений. Он думал о разном, как по масштабу, так и по значимости. План будущей лекции и магические формулы невозмутимо соседствовали друг с другом. Мёртвые языки миролюбиво уживались с повседневной речью. Сонные лица студентов в аудитории с утреца и жуткие морды бесов глубокой ночью едва ли выводили его на эмоции. Что за диво!
Однако, что именно меня заинтересовало в первую очередь, я толком так и разобрал: сила, которой от него тянуло за версту, или спокойствие, граничащее с апатичностью? Мне казалось, вот уж он-то, вот этот вот видавший виды человек, точно не бросится от меня наутёк с воплями ужаса. Мне не хотелось, осознанно идя на контакт, изображать кого-то – маски – вещь, пускай и удобная, но ненадёжная. Потому мне весьма и весьма импонировали качества, которые я наблюдал в замкнутом молодом маге, а параллельно тем подающим большие надежды аспиранте, угрюмо бредущем по стремительно пустеющим улицам.
..Когда Михаил наконец свернул с освещённого проспекта в густую как смола тень аллеи крошечного центрального парка, я, собравшись с духом, незримо последовал за ним. Я был предельно осторожен, и ни из-за какого куста выскакивать не собирался. Я вообще не знал, как он отреагирует на меня, явись я пред очи без прикрас. Однако надеялся, что с расчётом не прогадал.
Несмотря на то, что я старался не привлекать внимания, Мигель всё же ощутил в тягучей осенней промозглости легчайший потусторонний холодок.
Настороженно оглядевшись, притом перебирая в уме варианты заклятий и формул защиты, то и дело вспыхивающих узорной вязью по сторонам от него, молодой маг чуть замедлил шаг – он уже догадался, что его сопровождает кто-то непрошенный. Недовольно нахмурив свои угольно-чёрные брови, Михаил пристально всматривался в густую осеннюю тьму, ощущая, да, но не в силах увидеть или понять, что я такое. Потому он сосредоточился на универсальной методике, которую про себя называл просто «вазра» (как потом он расшифровал мне «вам здесь не рады»).
Один ночью в чьём-то потустороннем сопровождении и не запаниковал. Его уверенность в себе и мастерски продуманная оборона, выстроенная так быстро, прямо-таки удивляли. Видно, он вдоволь практиковался. Значит, было где и на ком.
На этом месте воспоминание неприятно кольнуло меня, закравшись за шиворот скользкой, как подтаявшая льдинка, догадкой. Почему только я раньше об этом не подумал? Вероятно, потому, что мне не было и дела. Да, знает, умеет, может. Где-то же он всему этому научился, справлялся ведь и без такого-то светила древней мудрости, как я? Самоучка? Едва ли. По малолетству разве что. А потом.. так просто не сыщешь и не заполучишь всех этих сигилл и печатей: ни в одной из библиотек такое, насколько я видел, не хранят. И в университетах не преподают. Нет, кто-то явно посвятил его.. преподал основы подлинного колдовства, рабочего, действенного. И этот кто-то – не я.
Я тряхнул головой. Всё лежало на виду, да только видеть мне не хотелось.
Вздохнув, я снова принялся проматывать кинохронику собственной памяти.
..Обезопасив себя тонкой вязью заклятий, искорками мерцавшей вкруг него, молодой маг решительно приказал: «Яви себя, дух!»
По идее, приложенная к этому требованию магическая формула любого бы вынудила чин чином представиться. Но не меня, конечно. Несмотря на то, я решил вести себя прилично, не нарушая чужих правил, и осторожно вышел из-за ствола толстого старого дуба. Только вот представиться подобающим образом я не мог и при всём желании. Поэтому, когда Михаил всё так же ровно потребовал: «Назови своё имя», я немного смутился. И попросту, не моргая, посмотрел на него. Нет, он-то всё сделал верно: в таком ключе духи не могут лгать и всегда называют свои подлинные имена. А вызнав, с кем имеешь дело, легче продумать тактику и обрести контроль.
Напряжённо разглядывая моё лицо, Мигель ждал. В конце концов, я проговорил, как-то угловато пожав плечами: «У меня нет имени. И не было. Никогда». В первый и, думалось мне, в последний раз тогда в лице молодого мага проступила едва уловимая растерянность: всего на какой-то там миг складка меж нахмуренных бровей распрямилась, отчего глаза, завсегда беспристрастные, приобрели немного наивное, почти детское выражение. Вероятно, подобных случаев в его практике доселе не бывало.
«Очень интересно». – Вновь став требовательным и собранным, Мигель скрестил руки на груди. А во взгляде его сверкнул лёд. «Как прикажешь тогда к тебе обращаться?»
«Как.. тебе будет удобно».
Я посмотрел куда-то в сторону. На что я вообще рассчитывал? Что меня встретят хлебом-солью? Наверное, надо бы извиниться за причинённое беспокойство и убираться по-хорошему с глаз долой, – подумалось мне. Очень уж глупая сложилась ситуация.
Внезапно смягчившись, Михаил усмехнулся.
«Впервые вижу такое… такого… – выдохнул он, внимательно изучая меня. – Ты вообще, что и откуда, позволь узнать?»
Я задумчиво посмотрел наверх. Там было темно и хмуро, и красивого, подсвеченного неоном транспаранта «это чистая правда» не висело отнюдь. Странно, что он вообще мне поверил, изумлённо проследив за моим взглядом.
Слово за слово, мы разговорились. Точнее, Михаил меня разговорил. Очень тактично, очень аккуратно. В общем, как он это умел. Признаюсь, сперва тяжеловато было поддерживать беседу людским манером – это ужасно ограниченный инструмент, но я быстро освоился и тут уж меня было не остановить. По началу, конечно, молодой маг проверял меня, задавая вопросы с подвохом, испытывая исподтишка и не давая поблажек. Я не упорствовал, приняв это как должное. Пусть. А потом…
В общем, я даже и не заметил, в какой именно момент Мигель стал обращаться ко мне на «вы». Вероятно, что-то такое во мне углядел, что счёл подобное обращенье заслуженным. Не смотря на сие благоволенье, болтали мы легко и непринуждённо, а главное, подолгу. Правда, говорил, в основном я. Хотя изначально задумывалось иначе. Чего уж. В перерывах даже шутили. Он – весьма сдержанно, но всегда уместно, а я зачастую и не смешно, и не кстати. Юмор – отдельная область со своими правилами. Кое-как я это уяснил. И ситуация стала налаживаться, хотя моей сильной стороной это, увы, так и не стало. Ничего, меня осторожно поправляли. Мне терпеливо объясняли. А я… Я всё-всё помнил. Иногда от этих воспоминаний становилось неловко, а иногда они согревали и заставляли улыбнуться. Наверное, так и должно быть, когда память.. живая, а не просто затянутый паутиной архив упорядоченных до скуки смертной сведений. Да, такой памяти у меня ещё не было. Она сделалась до того ценной, что я б ни за какие коврижки не пожелал с нею расстаться. Кажется, я стал потихоньку понимать мертвецов – ведь меж живых их удерживала, если не колдовская привязка, то именно память.
Глава
XXIII
. Франкенштейн.
Постепенно дурные предчувствия касаемо незавидной судьбы Ленор притупились. Через денёк-другой отпустило. Решив не искушать судьбу, я много времени стал проводить на крышах в компании чаек и голубей: те, несмотря на свою птичью болтливость, вряд ли б могли обо мне что-либо кому-либо разболтать. Да и люди нечасто сюда заглядывали. Даже даровитые маги. Особенно если речь шла о новостройках.
Будто выточенные резцом из монолитной породы скульптуры, статно замершие у высотных балюстрад, или же украшающие фронтоны зданий атланты и кариатиды, так и я с выправкой статуи стоял на крыше очередной многоэтажки, заложив руки за спину и вполне по-человечески перехватив локоть ладонью. Украшение из меня, конечно, выходило более чем сомнительное, да к тому же вовсе неуместное в канве современного минимализма, но что поделать. Мне нравилось смотреть на город с высоты, различая за нагроможденьем домов его ветвистый дорожный ландшафт, тёмные пятна скверов и аллей, недострои, брошенные на волю волн неумолимого времени, и восстающие в гуще строительных лесов и секвойях башенных кранов жилые массивы.
Хмарь вновь сгущалась, набирая иссиня-сизый тон, и рассеянный свет причудливо играл на барельефах темнеющих облаков. Отрешённо озирая окрест, я поймал себя на мысли, что не так уж и плох этот диковатый мир. Совсем неплох, несмотря на все свои очевидные минусы. Я упивался каждым оттенком чувства, переживаемого мной, каждой ненароком посетившей меня эмоцией. Поразительное дело. Почему нас этого лишили, напрочь выпотрошив нутро вплоть до звенящей пустоты? Зачем Ему потребовались ангелы, мало того, что без души, так ещё и без сердца? Вопрос был сугубо риторическим: ведь кому я мог его задать, кроме себя самого?
Вот и зима подкралась незаметно, робко ещё, несмело припорошив снежком пожухшие клумбы, будто украдкой развешивая по деревьям то тут, то там кружевную вязь.
Размышляя о всяком и разном, я стоял на самом краю, за парапетом, и слушал ветер. Ветер… Всего лишь градиент давления, казалось бы. Но ветра у нас не было тоже, что и не мудрено. А тут.. Ну что же, тут я больше не предвидел события наперёд, просчитывая их возможности с математической точностью, не различал чужих мыслей, не ведал много и, что самое странное, нисколько об этой утрате не сожалел. Интересно, свобода, она.. такая? А ещё.. я почти не вспоминал свою покинутую обитель. Вот так. Разве что.. острый, как лезвие бритвы, взгляд. Его лицо. Думаю, люди бы назвали этот гнетущий эффект «зловещей долиной»: в том своём образе.. Он не был похож ни на нас, ни на них. И был. Жутко.
С чего Ему вообще взбрело в голову явиться мне именно таким? А не бесплотным, многокрылым, сияющим нечто, например? Я б поди тогда так не переживал… Специально что ли испытывал Он меня?.. И, конечно же, испытание я успешно провалил.
А что, если Он побывал здесь?
Абсурдное умозаключение заставило меня широко распахнуть глаза. Какие глупости! Зачем Ему? Вселенная так обширна, а эта планета – лишь крохотный закуток бытия, к тому же Он никогда не покидал пределы Цитадели, не было необходимости: ведь мы были кончиками Его пальцев, осязающих мир. Его глазами и ушами. Его.. ангелами.
Всё больше гнетущих вопросов… Разве ж мог я понять, для чего боги затевают все эти опасные игры, будучи в них непревзойдённо изобретательными игроками и ревниво соревнуясь в собственной изощрённости друг с другом? Создают формы, а потом.. обрекают их. Я вспомнил Ленор и что-то внутри болезненно сжалось. В чём она провинилась, в неразборчивости? Неужто и впрямь заслужила такую участь?
Я прикрыл глаза. На секунду перед взором полыхнуло ослепительное сияние, и я увидел её. Поймал волну. Повезло. Увы, в своих догадках я не ошибся. Разлагающееся тело, с отходящим от костей мясом, было приковано к стене за руки, застыв в неестественной позе. Вокруг царил полумрак. В мёртвой плоти копошились опарыши. Но она.. она была там: присутствие фантома выдавало лёгкое зеленоватое свечение, окутывавшее труп. Запертая в гниющем склепе. Обречённая на страшную пытку. Так вот что они с нею сделали. Знать бы ещё кто это, «они»?
«Говори, тварь, пока я тут с тобой по-человечески, а! – Мужчина почти что рычал. – Я ведь могу и по-другому».
Голос, раздавшийся так внезапно, заставил меня вздрогнуть. Я не мог видеть говорящего: сумрак, затягивавший помещение, был ничем иным, как завесой. Защитой. Такой плотной и такой.. надо же, люди вон как, оказывается, умеют: комар носа не подточит. Только я – не комар.
Труп тем временем что-то нечленораздельно промычал в ответ: слипшиеся, скатавшиеся волосы занавешивали лицо, взгляд девушки был устремлён в пол, и я даже рад был, что не вижу того, что на этом самом лице написано. В нос ударил едкий сигаретный дым. И тлен.
«Какой на хрен пришелец?! Тебя заклинило, что ли, курва? Который день одна и та же ересь, а!.. Я тебе ща башку отрежу, будешь мало того, что активно участвовать, так ещё и смотреть, как тебя черви жрут, гадина такая!»
Внезапно Ленор расплакалась. Тихие-тихие содрогания и всхлипы в звенящей тишине звучали особенно болезненно. Только вместо слёз по щекам из пустых глазниц текла чёрная жижа. И всё равно это было так пронзительно, до того невыносимо…
«За что ты со мной так?.. Я тебе всё сказала! Всё!.. Я ведь.. тебя.. какой же ты мерзкий ублюдок!» – последние слова она выкрикнула б, если б только могла, но голос и без того хриплый и вовсе сорвался на шёпот.
«Нет, ну что за сука, а?» – Говорящий хлопнул себя по коленям, явно раздосадованный. Видно, это был уже не первый его разговор с несчастной покойницей, с одинаковым результатом. Я не видел его, но слышал прекрасно.
«Ты давай тут на жалость-то не дави, упырья душа? А башку я тебе всё-таки отрежу, бля, чтоб тебя в черепушку черти сношали».
Где-то вдали раздался скрип ржавых дверных петель.
«Ну чего ещё? Да иду уже, чтоб вас всех…» – недовольно прошипел мужчина. Шаги. Скрежет металла. Хлопок. Тишина.
«Ленор…» – тихонько позвал её я.
До сих пор всхлипывающая покойница встрепенулась, подняв глаза: алый огонёк на дне чёрных провалов почти померк. Зато печать на плече прожгла плоть до кости, впившись в надкостницу багровым эстампом.
«Кто.. кто здесь?» – с усилием прошептала она. Язык распух, речь девушке давалась с трудом. Тут я понял, что нематериален: протащить тело сквозь такую-то сеть из заклятий.. это как надо расстараться. Я был не уверен, что смогу. Точнее, что смогу быстро. Время и энергия дорогого стоили в этом мире. И с расценками так или иначе приходилось считаться.
«Это я…» – прошептал я, хотя нас и вряд ли бы услышали.
«Уходи, слышишь, скорее!» – испуганно выдавила она.
Тут из тёмного угла раздался угрожающий утробный рык. Страж. Надо же, предусмотрительно.
Вероятно, раньше это было собакой, точнее, несколькими собаками сразу. И даже.. в какой-то степени волком. Существо, в общем и целом, напоминало неказистую поделку, какие ребятишки лепят из папье-маше в младших классах. Только эта поделка была.. если уж не живой, то.. вполне себе… Я никак не мог подобрать подходящего слова.
Нежить. Живая нежить. Собранная из кусков.
Тварь в свою очередь приблизилась к Ленор, отчего девушка страдальчески застонала. И только тут я заметил, что кости на её ногах были не просто оголены, а обглоданы, испещрены следами множества зубов. В свою очередь монстр-Франкенштейн из мира псов, устроившись поудобнее, принялся за привычную, как я уже сообразил, трапезу, с упоением вгрызаясь в ноги девушки то одной, то другой своими головами, споря с самим же собой за особо лакомый кусок. Если б я мог, то от ужаса и жалости зажал бы рот руками. Остальное тело несчастной, однако, чудовище не трогало: видимо, в планы его хозяина это не входило.
Некоторое время я раздумывал, что могу поделать. И не придумал ничего лучше, как невесомой дланью взять пса за загривок. Хотя тут я и оказался в довольно странной степени расщепленья, однако шерсть пса стала дыбом, а сам он, ощерившись, замотал головами по сторонам, ища наглеца, которого стоило бы порвать на куски. Я же, коснувшись затем его сознанья, заставил нежить, скуля, отползти в тёмный угол, и оставить терзаемую им жертву в покое.
«Спасибо…» – из последних сил выдохнула Ленор. И, с лёгкой страдальческой усмешкой добавила: «А ведь я даже имени-то твоего не знаю, герой».
Я хотел было наконец-то представиться, но она меня оборвала: «И не говори мне его! Тем более здесь! Ты разве не в курсе, чем это чревато?»
Имя было не моим, но я не стал обременять и без того настрадавшуюся девушку подробностями и просто промолчал. Как вытащить её отсюда? В теле – никак. А вот без него… Хм… Слишком уж плотная текстура у заклятий, сам еле протиснулся. И то не весь. Но не бросать же её здесь! Разве что…
Я вспомнил компактный клубочек, оставшийся от покойника, который я отдал жнецу. Вся человеческая жизнь уместилась на ладони, а на самом то деле в объёме куда меньшем. Но в таком случае…
«Ленор… – начал я неуверенно. – Ты.. готова расстаться с этим миром?»
Глава
XXIV
. В замке Снежной Королевы.
Девушка еле слышно рассмеялась. И произнесла: «Всегда готова, как пионер. Только… – Она вдруг нахмурилась, от чего кожа у неё на лбу лопнула и лоскутом свесилась на глаз. – Помнишь, ты говорил про листья?»
Конечно, я помнил.
«Послушай, – как можно мягче заговорил я, прекрасно понимая, как ей, должно быть, страшно уходить в неизвестность, куда я собирался её отправить. – Это ничего…»
«И пусть, – вдруг выдохнула она. – Всё равно лучше, чем здесь. Давай. Делай».
Я покорно протянул к ней свои бестелесные руки, бережно развязывая тугие узелки заклятий один за другим. Во второй раз у меня получилось куда быстрее. Почти машинально.
Передо мною возник увечный фантом и тяжко выдохнул. Прикованное к стене тело булькнуло и сдулось, извергнув чёрную жижу и клубки опарышей. «Франкенштейн» в углу зло заурчал. Но двинуться не решился.
«Ничего ты собаченьку запугал», – рассмеялась Ленор. Но я был серьёзен.
«Когда я возьму.. – замялся я. – .. архив.. от тебя мало что останется. Всё будет там, но… Я не знаю, что ты будешь чувствовать при этом».
Девушка в ответ нарочито-беззаботно пожала худенькими плечиками, привычным движеньем отряхнув подол.
«Ну что буду то и буду. Главное, не это», – она обвела рукой мрачное подвальное помещение. Я кивнул и потянулся к центру её груди тонкими пальцами.
«Что за херня, а?!» Дверь позади внезапно распахнулась.
Осознав, что времени в обрез, я вцепился в грудную клетку фантома и буквально вырвал оттуда заветный клубочек. А после без оглядки нырнул с ним в хитросплетенья паутины заклятий и печатей, краем глаза зацепив, как обращается в прах и осыпается зелёными бликами бесплотный образ Ленор.
…
Всё та же крыша. Ветер свистит в ушах. В окоченевшей руке что-то слабо мерцает. Я медленно разжал когтистые пальцы: на ладони лежал тот самый заветный клубок. Значит, получилось. Не к месту я подумал, что вот она, путеводная нить Ариадны. Что ещё это могло быть? Не на пустом же месте легенда возникла.
А после, выдохнув и неуверенно качнувшись над бездной, чувствуя, как неизбежно теряю контроль, я рухнул куда-то в пропасть. Всё-таки даром мне это приключение не обошлось. Я не терял сознания, но и в сознании не находился точно. Земля просто ушла из-под ног, будто там её никогда в общем и не было. Мне не удавалось ни припомнить, ни даже вообразить, как я пролетел двадцать три этажа, и пролетел ли. Да и сам момент встречи с поверхностью, несмотря на всю знаменательность происшествия, не запомнился мне абсолютно. Помню только, и то довольно смутно, что я упал лицом вниз, на асфальт, точно голубь, сбитый на лету из рогатки, нелепо шлёпнувшийся ничком и распластавший увечные крылья.
Первая связная мысль, посетившая меня, была следующей: Ленор… Клубок.. где он?! Рука была сжата, да так, что я её почти не чувствовал и всё никак не мог заставить смёрзшиеся пальцы подчиниться. Тем временем кто-то неустанно и довольно настойчиво тряс меня за плечо – вот следующее из ощущений, явившихся в мой разум, рассыпанный изломанными бликами.
Я тяжело приподнялся и огляделся, чтоб выяснить, кто так неравнодушен к моей непростой судьбе. Этим «кем-то» оказался Михаил. Бледный как мертвец. Это же крыша его дома. Точно. Просто песня.. было ведь что-то такое, про крышу… Но как он…
Невнятные раздумья упорядочить упорно не получалось, и я не вполне соображал, что вообще творится вокруг. Вдруг между пальцев пробилось тусклое мерцание. Архив на месте. Хорошо. Сам же я до сих пор то и дело видел мир Нави, а вкупе парочку-другую сосуществующих с этим пространств, сбивками эфира идущей телепередачи, рябью кинохроники, паразитными кадрами.