Бортников едва устоял на ногах. На него с размаху налетела девушка. Она словно из-под земли выросла. Он не успел ничего сообразить, а девушка, похоже, обезумела. Она прижалась к нему, трясясь в ознобе и нервно повторяя:
– Спасите!.. Помогите!..
Бортников узнал в ней молоденькую медсестру из поликлиники, куда он устроился терапевтом.
– Что с вами?
– За мной гонятся…
– Кто?
Он оглянулся. Кроме них двоих на тихой улочке, застроенной деревянными домами, не было ни души. К заборам тулились рябины, увешанные перезрелыми ягодами. Во дворах остервенело забрехали собаки, словно ждали подходящего момента.
– Слышите?.. Слышите?..
– Собаки лают, – подтвердил Бортников. – Они здесь клятые, все до одной.
Моросил мелкий дождь, и волосы девушки намокли, но она этого не замечала. Ее тело сотрясала дрожь.
– У вас есть зонтик?
Этот простой вопрос заставил ее опомниться. Девушка подняла глаза и обомлела.
– Вы?.. Как вы… здесь оказались?
– Я всегда хожу этой дорогой. Снимаю половину дома неподалеку.
– Вы… слышали?.. Чупакабра!
Бортников слышал странный отдаленный звук, но не придал этому значения.
– Чупакабра? – рассмеялся он. – Вы шутите!
– На пустыре…
– Пустырь – дурное место. Но вряд ли там водятся чупакабры. Вряд ли они вообще существуют.
Девушка, по-видимому, не разделяла его мнения. Она все еще дрожала от страха.
– Вас кто-то напугал? – спросил Бортников и легонько встряхнул ее. – Эй!.. Взгляните на меня! Все хорошо.
– Я не знаю, что это было…
– Я с вами, и вам теперь нечего бояться. Проводить вас домой?
– Нет… я на работу…
– Тем лучше, – улыбнулся Бортников. – Я тоже. Значит, нам по пути.
Он напряженно вспоминал, как ее зовут. Кажется, Марина. Нехорошо будет, если он ошибется.
– У вас есть зонтик? – повторил он вопрос. – Или придется мокнуть? В такую погоду простудиться – раз плюнуть. Я-то закаленный, а вы станете моей пациенткой!
Доктор пытался развеселить девушку, но потерпел фиаско.
Они молча добрались до поликлиники и разошлись в разные стороны. Она отправилась греться и пить горячий чай, а Бортников поспешил в кабинет, у которого его поджидали больные.
Ренат решил ехать на своей машине. Как Лариса его ни отговаривала, он был непреклонен. Все ее доводы разбивались об его упрямство. Наконец она сдалась.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!
Они выехали из Москвы рано утром, когда рассвет проступал на востоке зеленым маревом. Фары вырывали из тумана дорожные указатели. Капли влаги оседали на лобовом стекле, и приходилось включать «дворники».
– Куда мы направляемся? – не выдержала Лариса.
– Будем руководствоваться не умом, а наитием, – хрипло ответил Ренат. – Как учил Вернер.
– Ты можешь объяснить, что происходит? Куда тебя несет?
– Если бы мог, объяснил бы.
Он сильно кашлял, но температура упала до тридцати семи, что позволило ему сесть за руль. Лариса дремала на переднем сиденье. Через пару часов Ренат разбудил ее перекусить.
– Проголодался? – оживилась она. – Это хороший признак.
– У меня слабость, – пожаловался он. – Руки дрожат. Я весь мокрый под свитером. Футболку хоть выжимай. Не мешало бы переодеться.
– В машине нельзя.
– Почему? Печка работает, одежда в сумке.
– Я все-таки врач, – возмутилась Лариса. – И я против! Надо остановиться в отеле, привести себя в порядок, отдохнуть.
– Некогда отдыхать.
– Куда ты торопишься? Боишься опоздать?
Ренат молча съехал на обочину, достал термос и налил себе чаю. Горячее питье придало ему сил. От бутерброда он отказался. Съел треть плитки шоколада и удовлетворенно вздохнул.
– Ну вот, можно трогаться.
Лариса сердито смотрела по сторонам. Голые березы, косматые елки, серое небо, морось. В такую погоду не хочется нос из дома высовывать, не то что мчаться неизвестно куда. Но Рената не остановишь. Что-то гонит его вперед, в неизвестность. И это «что-то» – таит угрозу.
С помощью навигатора Лариса отыскала придорожный отель. До него рукой подать, каких-нибудь пять километров.
Мокрая лента асфальта поблескивала в свете фар. Не доезжая до поворота, Ренат притормозил.
– Возьмем попутчика?
– С какой стати? – возмутилась Лариса. – Ты только взгляни на него! Небритый, с рюкзаком на плече.
– Я сам небритый.
Ренат не послушался и посигналил мужчине, который не поверил своему счастью. Водитель белого джипа не прочь взять его пассажиром?
– До Грибовки подбросите?
– Садись, – Ренат кивком головы указал назад.
– У меня денег нет.
Лариса поняла, что человек с рюкзаком лжет. Деньги у него были. Небольшая сумма, которую он, по-видимому, не хочет тратить. Приберегает для чего-то более важного.
Едва пассажир уселся и поставил в ногах свой рюкзак, перед ней раскрылись картины его жизни. Совсем недавно он обитал в палатке, в полевых условиях. Ловил рыбу для ухи, копался в земле, перебирал какие-то черепки…
– Вы археолог? – спросила она.
– У меня на лбу написано? – угрюмо отозвался он.
– Именно так.
Пассажир насупился и уставился в окно. Горло у него замотано теплым шарфом, на щеках алеют пятна. Он болен.
– Вы живете в Грибовке? – допытывалась она.
– Нет.
– Значит, в гости едете?
Археолог ехал к родственникам. Она нарочно вызывала его на разговор. Попутчик плохо выглядел, а чувствовал себя еще хуже. Он провел бессонную ночь в гостиничном номере, пережил настоящий кошмар… Его хотели убить?..
– У вас что-то случилось?
– А вам какое дело? – огрызнулся пассажир.
– Э-э! Будешь хамить – высажу! – рассердился Ренат.
– Простите… Я нездоров. У меня температура. Можно, я вздремну?
Ренат покосился на Ларису, и она оставила археолога в покое. Пусть человек отдыхает. Ему и так не сладко, а тут еще цепляются с вопросами.
Археолог добирается в Грибовку издалека. Он провел много времени в пути… Его сопровождал молодой парень. Потом они расстались. Парень поехал в одну сторону, а этот мужчина – в другую.
Пассажир притворялся, что дремлет. На самом деле он заново переживал ночной переполох, приступ панического ужаса…
Ренат молча вел машину. Он думал о попутчике. Пытался установить с ним телепатический контакт. Так, на всякий случай.
Ларису напрягало присутствие археолога. Во всем этом крылось нечто зловещее. Человек на заднем сиденье беспокоил ее. Они неспроста встретили его на дороге. Неспроста взяли с собой. Грибовка… Что ждет их в маленьком депрессивном городке?
Мимо пробегал темный от дождя ельник, потянулись сжатые рыжие поля. Когда начали попадаться деревянные домики, Лариса опомнилась:
– Мы отель проехали!
Ренат раскашлялся. Ему нужно переодеться, а он «забыл» остановиться у гостиницы. Ей назло.
– Я терпеть не могу отели для дальнобойщиков, – пояснил он.
– Как будто ты там хоть раз останавливался!
– Нет. И не жалею.
Пассажир продолжал прикидываться спящим. Он не хотел, чтобы ему задавали вопросы. В Грибовке живет его сестра, он говорил с ней из Турана перед отъездом. Связь была никудышная.
Слепцов, – а это был он, – не заметил, как мысленно перенесся обратно в экспедицию. Он давно рвался в Туву, будто там медом намазано. Река Уюк протекала в межгорной котловине, у подножия хребтов росли вековые кедры. Слепцов готов был получать гроши, лишь бы участвовать в тамошних раскопках. Находки, – плод упорного кропотливого труда, – разочаровали его. К тому же он постоянно болел. Ангина подтачивала его силы, выматывала, он жил на таблетках, и в конце концов не выдержал. Решил подлечиться.
Вадик вызвался ехать с ним. Слепцов даже обрадовался. Добираться на попутках одному было страшновато. Из-за болезни. Вдруг прихватит основательно? Как тогда быть? Всю дорогу его лихорадило, но он держался. А в отеле стало совсем худо. Ночью Слепцов, видимо, пережил кризис, и к утру ему полегчало.
Воспоминания хаотично менялись, перемежаемые картинами жизни в экспедиции. В свободное время Слепцов бродил в одиночестве по горам, искал что-то. Над ним подшучивали. Мол, ему не дают покоя лавры более удачливых коллег. Долину реки Уюк не зря назвали Долиной царей. Здесь у поселка Аржан были раскопаны два знаменитых кургана. Но не курганы интересовали Слепцова.
По ночам ему чудились горестные стенания, он вскакивал, прислушивался… а утром просыпался с тяжелой головой. Ему казалось, его кто-то преследует…
Даже сейчас, в машине, Слепцова не покидала тревога. Он проваливался в забытье, и сразу же мутная волна боли накрывала его и несла вверх, в темное небо… Он поднимался высоко над лесом, чтобы камнем рухнуть вниз, ломая крылья и кости… кости и крылья…
Грибовка
– Опять вы, Чемагин? Что случилось? Вам стало хуже?
– Не помогло ваше средство, доктор, – усмехнулся пациент, оглядываясь по сторонам. – Может, что-нибудь еще пропишете? Посильнее? Я заплачу, сколько скажете.
Доктор Бортников после работы принимал больных в жилой комнате, оборудованной под кабинет. Здесь стояли стол, шкаф со всевозможными снадобьями, кушетка за ширмой и пара стульев. На стене – большое фото крокодила. Как будто ничего лучшего не нашлось. Убогая обстановка. И городишко убогий.
– Я вынужден торчать в этой дыре исключительно из-за вас! – не выдержал пациент. – Мне теща сказала, мол, есть в Грибовке чудо-доктор, любую хворь лечит. Езжай, зятек, спасайся. Я и приехал. Думал, придет конец моим мучениям.
– Чуда ждете?
– Жду. А как же? Мне болеть нельзя. У меня работа ответственная. Шофер я, дальнобойщик. За баранкой сижу день и ночь. А ну, как в дороге приступ схватит? Что тогда? Авария? Пожалуйте в кювет? Или, чего хуже, на встречку вынесет?
– Время нужно, Чемагин. Время. Наберитесь терпения. Нет такого средства, чтобы подействовало мгновенно. Щелк! И вы здоровы!
– Неплохо было бы…
Пациент выглядел помятым и недовольным. Он провел бессонную ночь и надеялся получить у врача конкретную помощь, а не слушать пустую болтовню.
Бортников внимательно наблюдал за ним. Выражение лица, жесты, взгляд, одежда имели для доктора значение. Он пришел к выводу, что поставить человеку верный диагноз на основании чисто медицинского обследования невозможно. Особенно, если болезнь – редкая и непонятная, как у Чемагина. За симптомами и анализами порой стоит такое, о чем в учебниках не написано.
– Дайте мне другой препарат, – требовал больной. – Иначе я на вас жалобу накатаю.
Бортников невольно рассмеялся. Чем-чем, а жалобами его не испугать. Он и так в захудалой поликлинике работает. Если уволят, поедет дальше. Хоть на Камчатку! Не беда. Он и с камчадалами общий язык найдет, будет их лечить по своему особому методу. Везде люди живут, и везде они болеют. К сожалению.
– Не боитесь, значит? – нахмурился Чемагин.
– Не боюсь.
– Что же мне сделать, чтобы вы меня услышали? Больше денег заплатить?
– Если понадобится, я скажу.
– Зачем вы крокодила на стену повесили?
– Мне нравится это животное.
– Странный вы человек, Бортников…
– Спасибо за комплимент.
Чемагин криво улыбнулся. Он страдал странным синдромом: ни с того ни с сего начинались боли в спине и одышка.
На вид это вполне здоровый мужчина тридцати шести лет, хорошо развитый, поджарый. В коротком ежике волос пробивается седина, лицо выбритое, цвет кожи нормальный.
– Как же вы комиссию прошли? – не выдержал доктор. – С таким заболеванием за руль нельзя.
– Это не вам решать. А болезнь мою на комиссии не выявить. Приступы у меня редко бывают, в основном по вечерам, и никому о том не ведомо. Кроме напарника, разумеется. Едва солнце за горизонт, мы местами меняемся. Я – на боковую, а он – за баранку.
Документов доктор у больных не спрашивал, верил на слово. К нему приезжали на консультации отовсюду. Некоторые хотели сохранить инкогнито, и Бортников принимал их у себя дома, а не в поликлинике. Вот и Чемагин, может статься, вовсе не Чемагин. Если приглядеться, на водителя-дальнобойщика он не похож. Скорее, спортсмен… или служащий. Среднего роста, жилист, крепок. Поддерживает физическую форму, хорошо питается. Какой-нибудь владелец фитнес-клуба или тренер. А прикидывается шофером. Зачем?
– Че вы меня глазами сверлите? – возмутился пациент.
– Извините, задумался…
Бортникову казалось, не только он исподволь изучает Чемагина, но и тот его. Между ними возникла взаимная подозрительность.
– Когда у вас впервые случился приступ? Помните?
– Я обязан отвечать?
– Вы же хотите поправиться?
– А что, это имеет значение, когда меня первый раз прихватило?
– Кто из нас врач? – улыбнулся Бортников. – Вы или я?
– Ну, вы…
Чемагин уставился в угол комнаты и напряг память. Он настолько привык к своей болезни, что казалось, она была всегда. Еще ребенком у него «вступало в спину». Мать таскала его по докторам, но бесполезно. Каких только диагнозов ему не ставили – от сколиоза до невралгии. С годами к болям прибавилась одышка и внутренняя паника. Он научился скрывать свой страх от всех, считая это слабостью.
– У меня с детства спина болит.
– Травмы были?
– Я падал…
– Сильный ушиб позвоночника? Может, прыгнули неудачно? Или подрались?
– Все пацаны падают и дерутся! – разозлился Чемагин. – Мне рентген делали. Много раз! Снимки ничего страшного не показали. Я же вам приносил результаты последнего обследования! И компьютерную диагностику в том числе.
– Да, да. У вас есть некоторые нарушения, но… таких болей и одышки они давать не могут.
– Это я уже слышал. Потому и приехал к вам. Думал, вы умнее городских эскулапов, которые деньги гребут, а толку мало. Устал я ходить по кабинетам, одно и то же слушать. Мне помощь нужна! Я готов платить, но за конкретный результат.
Бортников пожал плечами.
– У меня не семь пядей во лбу. А вы что-то скрываете.
– Че мне скрывать-то? Я не для того здесь торчу, чтобы…
Пациент сдержал ругательство и сердито нахмурился.
– С чем вы сами связываете свою болезнь?
– Я? – Чемагин шумно вздохнул и развел руками. – Черт ее знает! Может, сглазил кто… Прицепилась дурная хворь и не отпускает! Я все перепробовал, чтобы от нее избавиться. И массажи, и грязи, и таблетки дорогущие, и разные упражнения…
У него вдруг кольнуло в спине и перехватило дыхание. На миг показалось, что начинается приступ. Средь бела дня! Такого еще не было. Чемагин превозмог внутреннюю дрожь и натянуто улыбнулся. Недомогание рассеялось.
– Что с вами?
– Достали вы меня своими вопросами! Вы врач или исповедник?
– Лечение менять не будем, – заявил Бортников. – Принимайте то, что я вам дал, через три дня жду на прием.
Пациент процедил сквозь зубы нечто невнятное, вышел и хлопнул дверью. Бортников привстал и выглянул в окно. На улице моросил холодный осенний дождь. Чемагин натянул вязаную шапочку и зашагал прочь, не замечая луж. Он был в непромокаемой куртке и джинсах, заправленных в сапоги. Обычный прохожий, который ничем не выделяется в толпе.
– У дальнобойщиков походка другая, – пробормотал Бортников, задергивая тюлевую занавеску…
Пассажир очнулся и в ужасе уставился на Рената.
– В-вы кто?
– Я водитель джипа, в котором вы едете.
– К-куда? Куда меня везут?
– В Грибовку! Что, память отшибло?
У археолога зубы стучали от страха, лицо перекосилось. Он озирался по сторонам, словно не понимал, где находится.
– Вы кричали во сне, – вмешалась в разговор Лариса. – Пришлось вас разбудить.
– С-спасибо…
– Может, вас в больницу подвезти? Тут есть больница?
– Где?
– В Грибовке! – гаркнул Ренат и закашлялся. Он так и не удосужился переодеться, и влажная от пота футболка неприятно холодила спину, что не прибавляло ему добродушия. – Вы же до Грибовки просили подбросить? Ну вот, приехали!
– Грибовка… У меня здесь сестра живет, – осенило пассажира. – Родная сестра. Я к ней еду…
– Вы адрес-то ее помните?
Археолог наморщил лоб и задумался. Адрес. Мысли его разбегались, путались. В глазах темнело от боли. Он с трудом глотнул густую слюну и выдавил:
– Улица Кирова, дом… семнадцать…
– Уже веселее, – кивнул Ренат. – Вы чего орали, как будто вас режут?
– Душат… У меня горло! – пассажир поправил теплый шарф на шее и добавил: – Извините, я не хотел вас пугать.
– А мы пуганые.
«Хендай» Рената стоял на маленькой площади, обсаженной голубыми елками. Это был центр города, такой же унылый, как и окраины.
– Где ваша улица Кирова? – спросила Лариса у растерянного археолога. – Налево или направо?
Тот хотел повернуть голову и застонал от боли.
– Кажется, туда…
– Давно сестру не проведывали? – усмехнулся Ренат. – Забыли, где живет?
– Человек болен, – вступилась за пассажира Лариса. – У него жар.
Ренату стало неловко за свои слова. Чего он привязался к этому несчастному археологу? Его удивила поднявшаяся внутри волна раздражения.
Пассажир сидел хмурый, кутаясь в шарф и помалкивая. Он решил не злить водителя. Не то его высадят, и придется топать пехом по грязи, мокнуть под дождем.
– Ладно, поехали направо, – кивнул Ренат.
Улица Кирова была застроена деревянными домами. Печные трубы дымились, за оконными стеклами виднелись горшки с цветами. Дом номер семнадцать отличался от соседних пристроенной верандой, выкрашенной в голубой цвет. Во дворе заходилась лаем лохматая собака. Ей вторили псы со всей округи.
Археолог обрадовался, схватил рюкзак, вышел из машины и резво потрусил к калитке, забыв поблагодарить.
– Красавец, – покачал головой Ренат. – Хоть бы ручкой помахал на прощание.
– Он болен, разве не видно?
Пассажир скрылся в доме, но Ренат не торопился трогаться. Он смотрел вслед археологу, словно пытался что-то понять. Ему было не по себе от этой встречи.
– Что с тобой? – заволновалась Лариса.
Ренат разразился кашлем. Это продолжалось несколько минут. Он достал платок, вытер слезящиеся глаза и недоуменно вздохнул. Казалось, пассажир оставил после себя некую угрозу. В салоне будто туча повисла.
Лариса уловила его опасения и оглянулась. Сзади что-то мелькнуло, вспыхнула желтая искра.
– Это полицейский «уазик» подъехал, – заметил Ренат. – Мигнул фарами, чтобы мы освободили проезжую часть. Дорога узкая.
– Плохой знак…
Медсестра, которую приставили к Бортникову, получила от главврача задание: наблюдать за опальным доктором. Подмечать особенности его поведения, перенимать опыт.
– Докладывать будете лично мне, Мариша, – наставлял ее главный. – Обо всем, что покажется подозрительным. Какой у этого Бортникова подход к больным? Что он с ними делает? О чем говорит? Какие лекарства прописывает?
– По-моему, он хороший врач.
– Хорошие врачи из столицы в Грибовку не переезжают! Заруби себе на носу, детка, хлебнем мы еще с этим Бортниковым! Чует мое сердце. Что он тут забыл? А? Принесла его нелегкая на мою голову… Ладно, иди! – махнул рукой главный. – И не спускай с него глаз!
Мариша кивнула и выпорхнула из жарко натопленного кабинета. Главный любил тепло, боялся сквозняков, кутался и постоянно пил горячий чай. Появление в поликлинике нового доктора и обрадовало, и насторожило его. Обрадовало – потому что толковых врачей в Грибовке катастрофически не хватало; насторожило – потому что Бортников оказался не таким, как все.
Главврач звонил в Москву своему однокашнику, который осел в Минздраве, и просил навести справки о Бортникове. Выяснилось, что тот освоил несколько специализаций, защитил кандидатскую, работал в одной из ведущих клиник и готовился к докторской. Вдруг без видимых причин забросил науку, плюнул на карьеру, сорвался и поминай как звали.
Такая дикость не укладывалась в голове. Главврач долго размышлял над словами столичного чиновника и пришел к выводу, что за непонятным поведением Бортникова кроется какая-то тайна. А тайны его пугали. Поэтому он вызвал к себе смышленую сестричку и поручил ей следить за новым сотрудником.
Мариша с удовольствием согласилась. Ей нравился симпатичный и любезный Кирилл Бортников. Высокий брюнет с белозубой улыбкой производил на женщин самое благоприятное впечатление. Главное – он был непьющим. Не то, чтобы трезвенник, – просто знал меру. Это качество весьма ценилось в Грибовке, где мужчины повально злоупотребляли спиртными напитками. И врачи – не исключение.
С того вечера, когда Маришу на пустыре напугала чупакабра, а Бортников оказался рядом и пришел на выручку, между ними возникла симпатия. Вернее, девушка уже была влюблена в доктора, но тот ни о чем не догадывался. Встреча у старых бараков сблизила их. Мариша видела в Бортникове спасителя, а тот ничего не имел против.
– Меня к вам назначили, – заявила она, столкнувшись с ним в коридоре. – Вместо Авиловой.
– Значит, теперь вы будете моей помощницей?
Сухая костлявая Авилова, похожая на загнанную лошадь, была полной противоположностью этой милой девушке. Ее светлые кудряшки выбивались из-под шапочки; большие серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, сияли. Медицинский халат тесно облегал стройную фигурку.
– Надеюсь, Авилова не обидится, – кокетливо улыбнулась Мариша.
Авилова обиделась. Несмотря на возраст, – летом ей исполнилось тридцать пять, – она рассчитывала завязать интрижку с приезжим доктором и, если повезет, женить его на себе. Да, она не красавица, зато у нее есть половина дома с отдельным входом и кое-какие сбережения. Ее отец владеет лучшей в городе мебельной мастерской. Она решила, что сумеет сделать своего избранника счастливым.
С того дня, когда Мариша заняла место Авиловой в кабинете Бортникова, они стали злейшими врагами.
Медсестра записывала пациентов в журнал, направляла их на анализы и всячески угождала Кириллу Сергеевичу, который разительно отличался от прочих врачей. Она буквально ловила каждое его слово и не переставала удивляться.
– Неужели в университете такому учат?
– Нет, конечно, – улыбался доктор. – Это мое собственное ноу-хау. Изобрел в процессе практики.
Он отделывался шутками, но Мариша свое дело знала. Влюбленность в Бортникова не мешала ей наблюдать за ним и докладывать главному.
– Кирилл Сергеич уйму времени тратит на каждого больного. Задает кучу разных вопросов.
– Каких, например? – хмурился главврач.
– Ну… в какой семье человек вырос, какие у него родители… чем он увлекается… какие книги любит читать… какие ему сны снятся…
– Безобразие!
– Я тоже возмущалась и даже хихикала, – призналась сестра. – Но потом поняла, что у него метод такой. Докапываться до мелочей, которые никого не интересуют, кроме него. И знаете, в этих мелочах что-то есть!
– Ничего себе! Ты одобряешь его действия?
– А как же? Он – врач, я – медсестра. Субординация требует.
– Ну да, верно, – кивал главный, прихлебывая чай. – Что еще заметила, глазастая?
– Еще… Кирилл Сергеич бывает очень задумчивый. Встанет у окна и думает, думает. Или в одну точку вперится и сидит, будто в трансе.
– При больном?
– Нет, что вы! Когда свободная минутка выдается. А еще… он дома пациентов принимает. Частным образом.
– Это мне известно.
– А еще… у него на столе стоит фото в рамочке.
– И кто на фото? Зазноба?
– Крокодил! – отчего-то перешла на шепот Мариша.
– Ишь, ты? – удивился главный. – Крокодил? Что же это значит?
– Я сама в недоумении. Кирилл Сергеич очень крокодилов уважает. Говорит, в Древнем Египте они были богами, и люди им поклонялись.
– Слушай, а как у него с головой?
– В смысле? – опешила девушка.
– Может, он ненормальный? Вопросов много задает, крокодила в рамочке держит?
– Кирилл Сергеич говорит, крокодиловой кровью лечили фараонов! Потому что она кислая. Из-за этой кислоты, по его мнению, крокодилы ничем не болеют.
Главврач поперхнулся чаем и долго, до слез, кашлял…
Ренату приглянулась улица Кирова. Несмотря на раздолбанный асфальт и деревянные домишки-близнецы, окруженные запущенными садами.
– Ты предлагала остановиться на отдых, переодеться, поесть чего-нибудь горячего, – сказал он.
Ларисе не понравились его намеки.
– Я номер предлагала снять в отеле, – возразила она. – Но ты отказался.
– Давай здесь комнату снимем.
– В одной из этих хибар? Ты издеваешься? Тут всюду печное отопление и сортир во дворе.
– Зато экзотика, – не сдавался он. – Подыщем домик с банькой, попаримся с дубовыми веничками. Мне прогреться не помешает. А любая местная хозяйка охотно нас к себе пустит. За щедрую плату, разумеется.
– Говори прямо, зачем тебе это понадобилось? Хочешь за археологом проследить? Дался он тебе!
Ренат решил не хитрить, тем более что с Ларой это не работает. Она уже раскусила его замысел.
– Хочу, – признался он. – Может, я за этим сюда и ехал.
– За этим? – поразилась она. – Ты впервые увидел человека, когда он голосовал на дороге! Разве вы знакомы?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Поживу с ним рядом денек, другой, – узнаю.
– А я? – возмутилась Лариса. – Ты меня спросил, хочу я торчать в какой-то развалюхе, мыться в черной бане и ходить в холодный туалет?
– Мы подыщем парную баню, а не черную. Черных, вероятно, даже тут не строят.
– Успокоил! – разозлилась она.
Однако Ренат, похоже, утвердился в своем решении поселиться на улице Кирова, чтобы наблюдать за пассажиром, которого случайно подобрал по дороге. Он сам не мог взять в толк, зачем ему этот незнакомый археолог. Но вопреки протесту Ларисы тронулся с места и медленно поехал вдоль улицы, приглядываясь к домам.
Она смирилась. В конце концов, случайностей не бывает. Раз Ренат считает, что нужно остановиться именно здесь, так тому и быть.
– Умница, – искренне улыбнулся он. – Я в тебе не ошибся. Я должен благодарить Вернера уже за то, что встретил в его клубе тебя.
– Это признание в любви?
– Вот смотри, – Ренат указал на дом номер одиннадцать и притормозил. – Во дворе есть вполне подходящая банька и сарай для дров. На этой улице живут одинокие женщины. Мужья спиваются и умирают, дети ищут лучшей доли на стороне, а они остаются в опустелых семейных гнездах коротать старость.
– Печально…
Лариса вышла из машины, вдохнула воздух с привкусом дыма и приблизилась к калитке. За забором пронзительно тявкала маленькая черная собачка с обвислыми ушами. На пороге показалась пожилая хозяйка в платке и войлочной жилетке поверх свитера.
– Вам кого?
– Мы комнату ищем, – улыбнулся Ренат. – На пару недель. Сдаете?
Она степенно кивнула.
– Входите, коль не шутите.
Калитка со скрипом отворилась. Ренат закашлялся. Лариса ступила на вымощенную камнем дорожку с предчувствием беды…