Баба Надя отправилась в сарай за дровами. За ночь намело столько снега, что ей пришлось откапывать дверь. Холодный рассвет посеребрил крышу дома и заснеженные ели, между которыми мелькала чья-то фигурка…
Баба Надя поправила платок, прищурилась, пытаясь рассмотреть, кто же это к ним в лесной дом пожаловал.
– Петька, ты, что ли? – крикнула она, когда маленький лыжник вынырнул из леса, направляясь во двор. – Стряслось что?
Мальчик раскраснелся от быстрого бега. Его брови и торчащие из-под шапки волосы покрылись инеем. Это в самом деле оказался Петька, тринадцатилетний соседский сын, который нередко лазал к бабе Наде в сад воровать груши и яблоки.
Та с тревогой уставилась на подростка, который с пыхтением отстегивал крепления лыж.
– Да говори же, окаянный! – не выдержала она. – А то зараз поленом приласкаю, будешь знать!
– Не кричите, баба Надя, – степенно ответил лыжник. – Отдышаться дайте! Не видите, человек дух перевести не может?
– Человек! – возмущенно завопила баба Надя. – Тебе еще до человека шагать да шагать! Сопли подотри сначала! Бери вот!
Она вручила Петьке охапку дров и заторопилась в дом. Там уже вовсю пахло сдобой.
– Садись, нехристь, – беззлобно сказала хозяйка. – Чаю горячего налью, а то вон посинел весь. Ну, сказывай, что случилось?
– А где дядька Иван? Куды он подевался? Вот вы на меня кричите, а дядька Иван как пошел в лес, так и загулял. Вы ему скажите!
– Молод ты еще меня да Ивана учить, – ворчала баба Надя, выкладывая на блюдо пирожки. – Раз пошел, значит, надо ему. Может, хвороста набрать на растопку…
Петька заговорил с набитым ртом, уминая пирожок с повидлом:
– Ничего себе… хвороста набрать! Куры ваши кудахчут, не кормленные… Коза блеет… Батяня мой не выдержал, ходил давать им еды.
Баба Надя так и села на лавку, потому что ноги у нее подкосились. Чуяло ее сердце недоброе, а она гнала от себя страшные мысли…
– Как это? Неужто Вани так долго нету? Куда ж он подевался?
– Вот и я говорю, куды? Затем и пришел. Думаете, мне делать нечего, кроме как без толку по лесам бегать? Хорошо, что у меня лыжи новые. Батяня их смазал как следует…
Петька отвел глаза и принялся рассматривать носки своих валенок. Тесто, которое баба Надя поставила на вторую порцию пирожков, приподняло крышку и медленно начало выползать наружу. Но хозяйке было не до теста. Вспомнилось предупреждение Марфы во сне… Сердце бабы Нади учащенно забилось, руки задрожали…
Ах беда! Беда! Дурак, он и есть дурак! Мог Иван с дури-то пойти на озеро – на рыбалку или за кладом своим проклятым… В пустую голову глупые мысли сами лезут, как грибы после дождя. Стоило дурака без присмотра оставить, как на тебе… Хлебай лихо полными ложками! Надо идти на озеро, искать Ивана…
– Лидка! Илья! Вставайте! – заголосила баба Надя на весь дом, забыв про Петьку. – Иван пропал!
Элина уже не спала и сразу начала натягивать полушубок. На улице было студено, дул ветер, кидал в лицо колкий снежок. Илья с Лидой вышли попозже, догнали бабу Надю с Элиной уже у самого леса.
– Я дядю Ваню дня три назад видела, – рассказывала Элина. – Воду из колодца брала, гляжу – он идет вдалеке, за елками, и вроде бы как сам с собой разговаривает…
– И откуда ты все знаешь? – недовольно ворчала баба Надя. – Кто что думает? Кто что сказать собирается?
Элина смутилась и пожала плечами.
– Почему ты его не окликнула? – спросила Лида. – В дом не позвала?
– Так он не пошел бы… Он на озеро направился.
– Дурак помешался совсем с кладом этим на озере! – взорвалась баба Надя. – Выдумал, бузотер бестолковый, зимой по льду бродить… Чудо царьградское!
– Не боись, – успокаивал ее Илья. – Лед на озере нынче крепкий. Гляди, какой мороз! Никуда Ванька не денется. Может, он вовсе и не клад ищет, а рыбу ловит.
Озеро открылось, как всегда, неожиданно – белое, будто плоская чаша. Ледяная поверхность сверкала снегом. Здесь даже ветер утих. Нигде не было видно ни души.
– Ну, где этот ирод? Где это горе ходячее? – запричитала баба Надя, вне себя от страха. – Никаких следов нету!
– Откуда следы? Метель всю ночь бушевала. – Илья приложил руку ко лбу козырьком, разглядывая сугробы на берегу. – Ванька-а-а! Ванька-а-а! – громко позвал он, но никто не откликнулся.
Зато неизвестно откуда налетели вороны, расселись по веткам, роняя снег, раскаркались.
– Фу-ты, аспиды! – замахнулся на них Илья. – Брысь!
– Нехорошо это, – сказала Элина. – К покойнику.
– Да ты чего говоришь-то? Чего мелешь своим поганым языком? – набросилась на нее баба Надя, красная от быстрой ходьбы и злости. – Сама как ворона стала, каркаешь и каркаешь! Лучше бы ты немой осталась!
– Я немой не была… Я просто не хотела разговаривать…
– И правильно! От твоих речей, голуба, волосы дыбом встают!
– Ива-а-ан! Ива-а-а-н! – продолжали звать Илья и Лида.
В ответ им только каркали вороны.
– Ладно, хватит орать. – Баба Надя потуже завязала платок и огляделась. – Пошли по берегу! Искать надо…
Вокруг простирались снега и лес. Дед Илья с бабой Надей обошли озеро – никаких следов Ивана. Решили посмотреть на льду, – может, лунка старая найдется или припорошенная прорубь. Уходить вот так, ничего не выяснив, было невмоготу.
Илья поковырял палкой снег, добравшись до толщи льда.
– Как чугун! – вздохнул старик. – Такой не провалится… Видать, Ванька в лес подался.
– Чего ему в лесу делать? – взвилась баба Надя. – К озеру он прикипел, из-за клада своего проклятого! Разум совсем потерял! Ох, неладное мое сердце чует…
– Гляди-ка, что там?
Дед Илья – откуда только прыть взялась – подскочил к едва заметному бугорку на снежной глади, наклонился – рукавица Ванькина…
Баба Надя выхватила у него из рук рукавицу и заголосила:
– Утонул! Утонул мой Ванечка! На кого ж ты меня покинул… сынок дорогой…
Слезы замерзали на ее обветренном лице.
– Где утонул? Полыньи не видно… – недоумевал Илья. – Просто был он тут, рукавицу потерял. Перестань вопить, девчонок испугаешь!
Лида и Элина стояли под огромной старой елью, притоптывая от холода. Дед Илья махнул им рукой – идите, мол, сюда.
Решили искать вокруг того места, где обнаружили рукавицу… Может, еще что найдется? В нескольких шагах лежал заметенный снегом рюкзак Ивана, который принимали за сугроб. Больше ничего…
Дальнейшие поиски результата не дали. Бродили по лесу, где по колени намело снега, звали Ивана, устали, замерзли. Никто не знал, что делать. Забрали рюкзак, рукавицу и поплелись домой. Илья шагал впереди, сгорбившись, насупив брови, за ним – баба Надя, всхлипывая. Лида и Элина вздыхали и оглядывались, словно надеясь, что вот-вот из-за елей вынырнет фигурка Ивана в старом овечьем полушубке…
На пороге дома их ждал Петька, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Времени прошло порядочно. Пришлось несколько раз подбрасывать поленья в печку, чтобы та не потухла. Солнце садилось на кромку леса.
– Ты у нас оставайся, Петруха, – сказал дед Илья. – Завтра домой пойдешь. Нос-то у тебя отмерз совсем…
Сергей лежал на каменном полу. Рядом в темноте капала вода. Где он? Каменный мешок! Так, кажется, назывались подземелья, в которых узники исчезали навсегда?
Бредовые видения сменялись мутным беспамятством…
Вдруг откуда ни возьмись наклонилось над ним человеческое лицо.
– Да ты, никак, пьян, братец? – ухмыльнулся человек. – Нехорошо! Что ж ты хозяина не дождался?
Горский с трудом разлепил опухшие веки и увидел, что сидит за столом, который ломится от еды и выпивки. За окном медленно течет Сена, на набережной гуляют девушки в ярких пальто… Господи! Это ж надо так напиться, чтоб привиделся какой-то замок, какое-то подземелье!
– Мы давно тут пьем? – спросил он сидящего напротив господина, похожего на экстрасенса Ерофеева.
Тот закатил бесцветные глаза, подумал и кивнул:
– Давненько. Ты раньше назначенного времени явился, ну и… перебрал спиртного. Я пришел, гляжу – ты пьян в стельку.
– Извини, – промямлил Горский, чувствуя неприятную горечь во рту. – Мы знакомы?
Человек радостно засмеялся, если так можно было назвать слащавое хихиканье, при котором его тонкие губы почти не двигались.
– Ну ты даешь, братец! Видать, алкоголь на тебя сильно действует. Коли забыл, напомнить надо. Азарий меня зовут, Азарий Ерофеев. Мы с тобой в Харькове встречались, помнишь? Я тебе адресок дал. Думал, не придешь, а ты молодец… Хвалю!
Горский силился вспомнить, как он оказался в этом ресторане, но безуспешно. Ерофеева он узнал, про адрес тоже на ум пришло – он действительно собирался встретиться с кем-то, вышел из дому… а дальше ни одной мысли, хоть тресни…
«Ничего удивительного, – подумал Сергей. – Пьянка, она память напрочь отшибает! Особенно у меня. Черт! Неудобно перед человеком. Что я ему скажу? Забыл-де, зачем пришел? Фу, как глупо! Не по-деловому…»
– Силишься вспомнить, зачем пришел? – спросил экстрасенс. – Сказать?
Горский кивнул, сгорая от стыда. Он словно воды в рот набрал, так ему неловко стало перед Азарием. К тому же у него внезапно проснулся зверский аппетит. На столе стояли салаты, жареная форель, спаржа, бифштекс с картофелем, торт, фрукты, сыр и мороженое…
– Секрет ты мне собирался рассказать, – прошептал Азарий, перегнувшись через стол. – Важный секрет!
– Секрет?.. – удивился Горский. – Что за чепуха?! Какой секрет? – переспросил он, жадно глядя на блюдо с форелью.
– Секрет золота, – одними губами вымолвил Ерофеев. – Раскрой тайну золота, и можешь убираться на все четыре стороны…
Горский не выдержал и громко захохотал:
– Тайну золота? Ты шутишь! Если бы я ее знал, давно бы сам пользовался.
Он накладывал себе в тарелку салат, рыбу, мясо с картофелем и уписывал за обе щеки, уже не стесняясь, под недобрым взглядом Азария.
– Проголодался? – ехидно спросил экстрасенс.
И Горский вдруг оказался под столом, лежа на спине. Вокруг полная темнота…
«Свет погас, что ли?» – подумал он, пытаясь встать. Все тело болело и ныло, как после драки.
– Азарий… Азарий, помоги…
Ему никто не ответил. Где-то капала вода. Приподнявшись, он увидел, что у его шикарного кожаного ботинка суетятся крысы. Что это? Где он?
«Боже! Я провалился в подземелье… Конечно! Сколько я тут лежу? Сутки, двое?..»
Горский вспомнил о еде и едва не потерял сознание. Он все понял! Это галлюцинации! Бред умирающего… Никакого ресторана не было. Ему привиделось! Перед смертью… Прошло уже много времени, с тех пор как он здесь… Никто его не ищет и не будет искать, потому что никто не знает, куда он отправился. Ему никто не поможет…
На него навалился темный туман, наполненный падающими каплями. Он чувствовал, как растворяется в этом тумане, освобождаясь от страданий и жалости к себе, от тоски по покидаемому им миру, от всего, что сковывало его свободу и легкость… Где-то вдалеке возникло и растаяло лицо Лиды…
Горский увидел длинный белый скелет, едва прикрытый лохмотьями, и без сожаления и горечи понял, что это его скелет. Его тело умерло и истлело здесь, в подземелье… Теперь ему не надо больше ни есть, ни пить, ни дышать… Ему больше не нужна одежда, крыша над головой, не нужны деньги, бизнес и деловые связи… Ничего не нужно…
Нахлынувшая волна отчаяния откатилась, оставив его холодным и равнодушным к собственной загубленной жизни. Настроение менялось быстро, как узоры в калейдоскопе. Промелькнула мысль о Лиде. Она не поймет его – подумает, что он ловелас, завлекший ее ради забавы и затем жестоко покинувший. Так он поступил с Лили, с Аленой, а теперь и с ней…
Горскому захотелось оправдаться… Однако, увидев на кишащем крысами полу подземелья свой скелет, он понял, насколько тщетна земная жизнь. Вряд ли Лида будет счастлива, если он явится к ней со своими объяснениями… Интересно, в каком виде ему пришлось бы предстать перед возлюбленной? Привидением? Или «голосом» из потустороннего мира?.. И то и другое одинаково отвратительно. Пожалуй, она смертельно испугается, вот и все…
В углу подземелья возникла знакомая фигура.
– Азарий, ты, что ли? – спросил Сергей. – Ты как сюда попал? Тоже умер? Не ожидал еще раз тебя увидеть!
– Ты обещал рассказать мне кое-что, поделиться информацией…
– Так я же умер! – возразил Горский. – И потом, я не помню никаких обещаний.
– У мертвых такая же короткая память, как и у живых, – притворно вздохнул Азарий. – Ну ладно. Я не держу на тебя зла и даже готов помочь. Помолиться за упокой души, например… Бьюсь об заклад, что ты ни одной молитвы не знаешь.
– Не знаю…
Это была правда: Горский интересовался в жизни многим, но, к сожалению, не молитвами.
– Ужас! – поднял глаза к потолку экстрасенс. – Без молитвы твоя душа не найдет дорогу в Царство Усопших… Думаешь, почему ты до сих пор здесь, в этом сыром подвале, полном крыс? А?
Если бы у Горского было тело, он бы пожал плечами или развел руками в недоумении.
– Вот! – назидательно произнес Ерофеев. – Никто не сделает этого для тебя! Потому что никто не знает, где лежат твои бренные останки. Я – твоя последняя надежда…
Он наклонился над скелетом и начал бормотать слова молитвы. Молился Ерофеев по-латыни.
Сергей пытался рассмотреть, есть ли на скелете флорентийский медальон. Ведь если Азарий пожелает забрать амулет, то он ничем не сможет помешать ему! Эта мысль причинила Сергею боль…
Ерофеев обшарил скелет и поднялся, вне себя от ярости:
– Куда ты дел подвеску, а? Она тебе больше не понадобится! Покойнику украшение ни к чему!
Горский сделал привычный жест, проверяя, на месте ли медальон, но тут же понял, как глупо ведет себя. У него больше нет тела, а значит, нет и подвески. Но Азарий, кажется, тоже ничего не нашел? Так ему и надо!
– Мародер! Собирался ограбить мертвого?!
Экстрасенс понял свою оплошность, состроил умильно-сладкую мину, прикрыв страшные глаза синеватыми веками:
– Ну-ну, не обижайся. Хочешь, я помогу тебе? Я же маг! Ты не забыл, надеюсь? Я все могу! – Он гордо выпрямился, выставив грудь. – Мое настоящее имя – де Альвейр! Я Рыцарь Розы! Могу повернуть время вспять, вернуть жизнь твоему телу и выпустить тебя из этого подвала, если… ты мне кое-что расскажешь.
– Секрет золота? – догадался Горский.
Это уже не рассмешило его. Может, он и в самом деле что-то знает? Тогда почему ничего не вспоминается? Сколько он ни ломал голову – никакого результата.
Сергей собрался было объяснить это Азарию, но… осознал вдруг, что не испытывает никакого страха.
Раз он умер и на полу подземелья лежит его скелет, то ничего худшего с ним произойти не может. Подумаешь, не найдет дорогу в Царство Усопших! Как-нибудь и это уладится. Не вечно же ему сидеть здесь?
– Я уже умер, Азарий! – заявил он. – Для меня в этом мире все потеряно. Так зачем мне раскрывать тебе тайну?
С этими словами он ощутил сильный поток воздуха, который подхватил его и понес в темноту, в гулкий черный туннель…
Неприятно, когда на лицо капает вода. Горский поморщился. Неужели он все еще жив? Опять проклятая сырость, проклятый мрак… Непослушной одеревеневшей рукой Сергей ощупал свое тело. Оно пока не напоминало скелет. Ноги, руки – все на месте. Голова болит, очень хочется пить… Сколько времени он лежит здесь? Похоже, его мучения еще впереди. Смерть от голода и жажды – не самое приятное, что может случиться с человеком. Чертов Азарий! Он действительно приходил сюда или это все причуды больного ума?.. Медальон! Последнее, что Сергей успел сделать на грани забытья, – был лихорадочный поиск флорентийской подвески. Его почти бесчувственная рука сжала золотой кругляшок, поразительно теплый, гладкий, как лепесток райского цветка…
Баба Надя собирала Петьку в дорогу. Она решила, что вместе с ним пойдет в село и дед Илья. Если Иван до сих пор не вернулся, то кто-то же должен ухаживать за живностью, топить дом…
– Ешьте! – сердито говорила она, накладывая в тарелки горячую домашнюю колбасу, только что поджаренную. – Путь не близкий.
Петька уписывал угощение за обе щеки, Илья жевал лениво и нехотя. Ему не очень хотелось идти в такую даль на лыжах. Стар уже, кости ноют, в спину стреляет. Да что поделаешь? Хорошо, что хоть метель улеглась… Небо прояснилось, очистилось, и до обеда ничто не предвещало ненастья.
Лида и Элина пили чай с сушеным липовым цветом. Вчера они сильно промерзли, разыскивая Ивана.
– Если не будете есть, желудки слипнутся! – привычно ругалась на них баба Надя. – Доходяги какие-то, а не девки! С утра до вечера у плиты стою, кормлю их, кормлю, а толку? Кто посмотрит, скажет, что вас голодом морят. От людей стыдно, ей-богу! Вы на себя поглядите, селедки сушеные! Тьфу!
– Вы, баба Надя, на нас кричите, а сами об Иване думаете, – заявила Элина. – Боитесь, что он уже не вернется, потому что утонул. Да?
Она подняла свои ясные глаза с длинными ресницами и мило улыбнулась, как будто сказала что-то очень приятное.
Баба Надя так и застыла с открытым ртом. Петька некстати засмеялся, а Илья с Лидой понимающе переглянулись.
С Элиной творилось что-то непонятное. Она, наверное, слишком долго молчала. А когда заговорила, то взяла себе за правило сообщать прямиком все, что думает. Это шокировало окружающих. Особенно страдала баба Надя, которую Элина постоянно «выводила на чистую воду».
– Ты что себе позволяешь? – взвилась она. – Откуда ты знаешь, что я думаю? Что ты все каркаешь, как ворона? Гляди, беду накличешь, дудка!
«Дудками» она называла Лиду и Элину потому, что они обе были тоненькие, «не фигуристые», как считала баба Надя, которая в женщинах ценила дородность и стать, чтобы «во всех местах было все, что положено».
Лида была светленькая и длинноволосая, а Элина темненькая и стриженая, с черными печальными глазами, которые изредка вспыхивали мрачным огнем. «Дудки» порядком раздражали бабу Надю тем, что мало ели и много разговаривали, не слушались наставлений и вели себя вызывающе, особенно Элина, которая буквально насквозь все видела и сообщала о своих догадках всем и каждому без малейшего стеснения. Что за времена настали? Никакого уважения к старшим, никакого почтения! Одна дерзость!
Элина своим высказыванием поразила бабу Надю в самое сердце. Та действительно всю ночь напролет думала о сыне, о его неудавшейся жизни. Видно, если сразу не заладилось, так уж и не жди счастья. Родился Иван в грозу, под дубом, потом его, уже взрослого, судьба догнала: под тем же дубом молнией поразила, разум отняла. От судьбы не уйдешь, ее не обманешь. И озеро лесное уже Ивана погубить пыталось, но тогда баба Надя и ее муж помешали свершиться злому делу, вытащили сына, отходили… Только, видно, отсрочка то была, а не спасение…
Баба Надя неприязненно покосилась на Элину. Глаза у той колючие, и вся она, как терновый куст, жесткая и в шипах. А заговорит, так хоть из дому беги – режет правду-матку, невзирая ни на возраст, ни на что! И кто ее воспитал такую? Молодежь нынешняя сплошь без царя в голове, беспардонная и непочтительная. Аленка из дому уехала… и нашла свою смерть. Городская распущенность ее погубила, мужик заграничный, Сергей! Теперь он за Лидку принялся, а она и рада! Ох-хо-хо… Что делать? Как девок обуздать? Совсем от рук отбились. И Марфы нету, не к кому за помощью бежать…
Впервые баба Надя искренне загоревала о матери. Как ни крути, а за Марфой она жила как за каменной стеной. Лучшего совета и желать нечего… А теперь ей самой решать надо – она в семье голова. И надеяться ей не на кого.
– Если Иван вернется, – наказывала она деду Илье, – отправь его сюда, в лесной дом. Пусть под моим присмотром живет, так спокойнее будет.
Она вышла на крыльцо и долго смотрела вслед двум лыжникам, удаляющимся в сторону леса…
…Приветствую тебя, Око Великого Бога, Око Царя всех живых! Даруй нам свою силу! Наступит мгновение, и Круг жизни замкнется…
Сергей знал, что все происходит с ним не по-настоящему. И Франция, и полуразрушенный замок, и подземелье – все ему снится. Сейчас он проснется и окажется в светлой горнице, на деревянной кровати, устеленной пуховой периной и белоснежными простынями. В доме пахнет сушеной лавандой и зверобоем. На кухне баба Надя стряпает свои знаменитые пироги, в печке томится жаркое. У окна, отодвинув вышитую занавеску, стоит Лида, смотрит во двор, на заснеженный сад…
А может, он проснется в харьковской квартире, где со стены сверкает зелеными очами «Царица Змей» – картина, подаренная ему Артуром Корнилиным…
Горский попытался открыть глаза, но веки были невероятно тяжелыми… С большим трудом удалось чуть приподнять их. В зрачки сразу ударил сильный яркий свет, в самом центре которого – Богиня, прекрасная, юная, как весенний цветок! Она протягивает к нему руки… отодвигает легчайшее, как дуновение ветерка, покрывало, за которым – великолепный дворец, горы с белоснежными вершинами, синяя гладь моря до самого горизонта…
В огромном зале с хрустальным потолком и стенами из черного мрамора стоит золотой трон. И на том троне, весь в парче и бархате, в короне, усыпанной алмазами, восседает Владыка, подобный божеству.
Безмерное удивление охватывает Сергея, который в этом Владыке узнает… себя? Что за причудливая игра помутившегося рассудка?
– Это все твое! – говорит прекрасная Богиня. Слова ее подобны переливам арфы, а лицо сияет, как розовая жемчужина…
– Мое? – спрашивает Горский. – За какие такие заслуги?
Его природный скепсис не позволяет ему поверить в бескорыстие щедрого дара. В этом мире свои законы. Если тебе что-то предлагают, а тем более так много и сразу, то неспроста.
– Ты знаешь тайну, которая тебе уже не пригодится. Потому что если ты не поведаешь ее мне, то никогда не выйдешь отсюда, – с чарующей улыбкой произнесла Богиня.
Горский судорожно оглянулся и на миг увидел себя валяющимся на грязном полу, по которому бегают крысы и еще какие-то отвратительные твари – то ли мокрицы, то ли сороконожки… Картина «светлого будущего» ему пришлась не по вкусу.
Однако что же делать? Все требуют от него какую-то тайну, какой-то непостижимый секрет, а он… Кажется, речь шла о золоте. Но при чем тут он, Сергей Горский, искусствовед, деловой человек, будущий писатель, наконец?..
Внезапно ужасная реальность обрушилась на него, словно ушат ледяной воды. Никакого будущего, кроме затхлого сырого подземелья, у него нет! Кажется, у него даже и тела нет. Он умер, как принято говорить среди людей. Что же ему обещает эта красивая юная женщина в сияющих одеждах? Она говорит, что сделает его Властелином Миров, царем и любовником, что все возможные наслаждения и богатства будут ему доступны… И за все великолепие, за блаженство пребывания в небесных чертогах… он должен всего-навсего открыть свой секрет!
Горскому показалось, что перед ним разверзлась черная бездна, в глубине которой светится зеленоватое пламя, словно на крупный изумруд случайно упал луч неведомого светила. В его сознании вспыхнула догадка, поразившая его в самое сердце…
Он увидел неизвестный ему мир, пронизанный любовью и светом, себя в нем, гордое и могущественное существо, которое создает блестящие металлы и драгоценные камни не «мановением руки», а «мановением мысли»… Оказывается, это очень просто: он сам каким-то непонятным способом излучает энергию, изменяющую структуру вещества по своему желанию. Обыкновенные камни, куски металла, кристаллы… начинают сначала светиться зеленоватым пламенем, постепенно приобретая оттенок, а затем и блеск золота!
Восторг наполняет сердце творца, чьи создания столь совершенны. Он действительно умеет делать это! Он…
«Кто сей таинственный и великолепный Он? – подумал Сергей. – Неужели это я? И началось все очень давно, еще во Флоренции, где мы с Антонией гуляли и целовались в тени апельсиновых рощ. Проклятые знания погубили наше счастье! И теперь они послужили причиной моей смерти. Я снова потерял жизнь и любовь…»
Предательскую мысль отказаться от своей сути Горский тут же прогнал. Ни за какие блага не откажется он от восхитительной способности – творить красоту! – которая и есть смысл существования в бесчисленных мирах… Кто-то хочет лишить его вечного внутреннего устремления, сделать мертвее холодных камней, обратить в прах. Что за блажь пришла ему в голову? Он едва не поддался…
Размышления Горского прервали чудесная музыка, запах цветущего миндаля, журчание фонтанов…
Богиня, стройная, как кипарис, грациозная, как лань, с яркими губами на нежном лице, шла к нему по дорожке дивного сада. Она предлагала ему все, что только может пожелать смертный. Теперь она предлагает ему себя! Если он согласится открыть ей тайну… она станет его женой…
Вот этим соблазнять как раз и не следовало. «Бесплотный дух» Горского взбунтовался, подобно вулкану перед извержением! Он пришел в бешенство – неконтролируемое и неукротимое. Ему снова пророчат свадьбу? Память услужливо предоставила картинку пьяного застолья, где он, жених, уткнувшись лицом в тарелку, сидит рядом с ненавистной Аленой, совсем непохожей на невесту, вульгарно размалеванной, одетой в платье из парчи и бархата… Ну нет! На этот крючок он второй раз не попадется! Это уж простите великодушно. Нашли приманку! Не на того напали, господа колдуны, черные маги, или как вас там!
Сергей все сильнее распалялся; возмущение переполняло его, как пару минут назад переполняла любовь. Он испытывал неизведанный доселе экстаз от сотворения красоты, – и эту великую чудесную тайну у него хотят отнять! И что ему предлагают взамен? Неизвестная Богиня, конечно, привлекательна. Но ведь и Алена поразила его с первого взгляда «неземной» красотой. А на деле что вышло? Сварливая и невежественная бабенка оказалась его законной супругой! Боже, как его тошнило от одного только ее вида, от звука ее голоса! Это была пытка, настоящая пытка – видеть ее каждый день рядом, в своей квартире, в своей постели…
Если бы у Горского было тело, он бы застонал от досады и негодования. За кого же его принимают? Неужели за идиота, который обожает наступать на одни и те же грабли? Если «они» таким путем собирались выведать у него секрет, то ничего не узнают. Вообще нет смысла что-либо раскрывать им. Зачем? Он мертв, следовательно, хуже ему уже не будет. А раз так…
Неизвестно, куда завели бы Горского эти мысли, если бы он снова не провалился в темноту. Образ прекрасной Богини померк. Наступила глухая безнадежная тишина, нарушаемая тоскливым капаньем воды да возней голодных крыс…
На этот раз Сергей не полностью отключился. Его сознание работало, настойчиво продираясь сквозь туман забытья к собственной сути. Оказывается, он действительно умеет нечто необычное! Если только это не бред больного воображения. Не галлюцинации, вызванные болью, голодом и жаждой. Вопреки сомнениям он подумал, что матрица структуры золота и драгоценных кристаллов навечно запечатлена в его памяти. Все алхимические ухищрения, многочисленные ингредиенты, якобы необходимые для свершения сего таинства, колбы, реторты, медные чаны, тигли, старинные пергаменты, колдовские заклинания и прочее – только ритуал, мишура и пустая болтовня, производимая для отвода глаз.
Горский вдруг понял, что не только в полной мере владеет знанием, недоступным для других, но может и применять это знание. Как, где и когда он научился? Почему потом все забыл?..
В подземелье чуть посветлело, и Сергей увидел, что к нему приближаются три странные фигуры. Он уже ничему не удивлялся, не гадал, спит или бодрствует, жив или мертв, бредит или нет… и просто наблюдал за происходящим. Одна фигура была хрупкая и слабая на вид, вторая – большая, сильная и грубая. Обе держали за руки третью, совершенно непохожую на них. Это был человек, изможденный, небритый, с тусклыми глазами…
– Артур? – Горский с трудом узнал погибшего художника Корнилина. – И ты здесь? Тоже пришел по мою душу? Что будешь предлагать в обмен на тайну? Свой талант, вдохновение, полет фантазии? Что?
Артур ничего не ответил. По его худому лицу текли слезы. Большая фигура толкнула его в спину, и художник рухнул на колени. Жалкое и отвратительное зрелище…
Горский хотел броситься другу на помощь, прекратить унижение, но… у него не было тела. Видимо, он все-таки умер! Вместе с телом он лишился и силы, способности драться, наносить удары, вмешиваться в действия других…
Обе фигуры как будто бы засмеялись. Как будто бы… Потому что у них не было лиц – только низко надвинутые капюшоны, под которыми таился мрак. Глядя на поникшего, безвольного и сломленного Артура, Горский понял то, чего раньше не осознавал. Оказывается, умереть – это далеко не самое страшное. Вот такая полная зависимость, потеря достоинства, подавленность, какую демонстрировал Корнилин, неизмеримо хуже. Лучше уж лишиться тела, но остаться самим собой, чем пресмыкаться, молить о пощаде и быть готовым на что угодно… Бедный, бедный Артур! Ему в самом деле не повезло. Он даже не пустота, он…
Подходящего определения в словарном запасе Горского не нашлось.
Откуда ни возьмись рядом с художником появился Азарий в черных рыцарских латах. Тяжелый меч волочился за ним по полу, темный плащ развевался за плечами, хотя ветра не было…
– Его душа, – рыцарь показал на Корнилина, – пребудет в вечных муках! Навсегда закроются за нею двери ада, а черные стражи пометят ее Знаком Вечного Заточения. Она будет навеки проклята и никогда не спасется. Никогда-а-а…
Сергею стало так жутко, будто это его, а не Артура ожидает вечное проклятие и плен.
«Быть пленником, что может быть хуже? – подумал он. – Наверное, „они“ предложат мне душу Корнилина в обмен на тайну. Может, рассказать? Ничто в мире не стоит гибели духа, пусть даже и униженного…»
– Никогда-а-а… – повторило эхо подземелья страшное слово, произнесенное черным рыцарем.
Что-то заскрипело, завизжало, заблеяло, загрохотало, и… яркий свет ударил в глаза Горскому. Разве у него все еще есть глаза? Свет ослепил его. Что это? Преисподняя разверзлась перед ним или райские врата?
Все исчезло – черный рыцарь Азарий, безликие фигуры в капюшонах, жалкий, хнычущий Корнилин – все. Осталось только подземелье, которое теперь, благодаря свету, Горский смог рассмотреть как следует. Ничего особенного: грязный пол, мокрые своды, осыпавшаяся земля, дырка вверху, откуда льются солнечные лучи…
Громкое блеяние привлекло внимание Сергея – на полу, прямо на куче земли и камней, возился козленок, беленький, с маленькими рожками.
«Так я все еще жив! – догадался Горский. – Раз я вижу и слышу этого козленка, значит…»
Он приподнял голову и ощупал себя. Тело как тело, даже не очень худое; флорентийский медальон на месте, согревает грудь. Сергей попытался встать, но у него не получилось. Ноги слушались плохо, голова кружилась. Ударившись при падении затылком, он, по-видимому, потерял сознание, потом начались бредовые видения… Такое бывает. Может, у него сотрясение мозга или еще что посерьезнее…