Ю_ШУТОВА
Стороны света
– Кто этот тип? – рычал обычно сдержанный и покладистый муж. – Ты изменяла мне с ним?! Правду! Только правду!
– Нет! – рыдала Элизабет, и в этот момент ей, может быть, впервые в жизни было все равно, как она выглядит.
– Врешь! – крикнул он и обрушил кулак на стену. Выглядело это столь устрашающе, что от ужаса Элизабет выронила из дрожащих рук сумочку. Упав на пол, она раскрылась, и оттуда вывалился ворох купюр, предназначенных для оплаты вечернего сеанса в магическом иллюзионе.
Воцарилось молчание. Элизабет боялась его прерывать, так страшен стал муж в эту минуту.
– Откуда у тебя эти деньги? – спросил он тихо и поднял на нее взгляд, в котором Элизабет не прочитала ничего, кроме ледяного презрения. – Это он тебе дал?
– Нет, – прошептала она и попятилась. – Я правду говорю, Алекс!
Он сделал шаг навстречу. Его бледное лицо неумолимо надвигалось на нее. Она уперлась спиной в стену.
– Лгунья! – выплюнул Алекс. Несколько мгновений он пристально смотрел ей в глаза, словно что-то искал в них, потом развернулся и удалился в комнату, а Элизабет бесшумно сползла на пол.
Некоторое время в спальне стояла тишина, но внезапно ее прервал оглушительный стук хлопнувшей о стену дверцы.
Она вскочила, метнулась к спальне, остановилась на пороге. Лежащий на кровати распахнутый чемодан оправдал ее худшие ожидания.
– Алекс, – умоляюще, тоненьким голосом позвала его Элизабет, не решаясь войти. Он вздрогнул, но не повернулся, продолжая, как заведенный, перекладывать вещи из шкафа в чемодан.
– Я клянусь тебе, это не он…
Муж замер, опустив руки.
– И никто другой, Алекс, – заторопилась она. – Я взяла кредит в банке.
Он медленно повернулся и тяжело посмотрел на нее.
– Зачем?
И тут Элизабет, путаясь и перескакивая с пятое на десятое, рассказала ему все: про магический иллюзион, головокружительную стоимость сеансов, воровство денег у него из карманов и о том, как ненавидит она маленькую пухлую Лиззи.
– А я любил ее, – с горечью сказал Алекс, – свою сахарную женушку. Уж она-то не стала бы меня обманывать. Но ее – увы! – больше нет. Поэтому я ухожу, – и, повернувшись, он вновь принялся собирать вещи.
– Ты мне не веришь? – крикнула она ему в спину. – Думаешь, я все вру?
– Да, я так думаю, – глухо ответил он, не поворачиваясь. – Ты стала другой, Элизабет. Чужой, – добавил он веско.
– Вот в чем причина, – прошептала она, глотая слезы. – Кому нужна эта красивая кукла?!
Она схватила лежащую под кроватью гантель и, подскочив к зеркалу, с размаху ударила стекло, разбив собственное безупречное отражение.
– Вот тебе! Вот тебе! Получай! – кричала Элизабет в исступлении, не замечая, что пальцы у нее в крови, а зеркало давно разбилось, и продолжая колотить по стене.
Выбежав в коридор, Алекс схватил на руки рыдающую Элизабет и понес в спальню. Смахнув чемодан, он уложил жену на кровать и принялся вытаскивать осколки, застрявшие в ее пальцах, а она все плакала и повторяла:
– Не уходи, Алекс! Не бросай меня!
Обработав раны и справившись с перевязкой, он опустился на пол рядом с кроватью.
– Наверное, у меня от слез опухло лицо, – слабо улыбаясь, тихо проговорила она. – Дай мне зеркальце.
Он послушно открыл ящичек прикроватной тумбочки и, взяв со стопки журналов с красотками круглое зеркальце, протянул ей вместе с носовым платком.
Черные разводы туши испачкали не только ее пухлые щечки, но даже небольшой курносый нос.
– Такая я тебе нравлюсь больше? – спросила она, улыбаясь сквозь слезы.
– Именно такая, моя маленькая сахарная Лиззи!..
Алекс наклонился, нежно поцеловал жену, и все перед ними закружилось, заверте…
Андрей Буровский
ПОТОМКИ МАУГЛИ
– А что мне делать в этой стране? – так сказал Питер Блэк Маугли своему двоюродному брату, Махарраму Маугли. – Мой родной язык-английский, паспорт у меня британский. Я вызываю подозрения, потому что слишком хорошо говорю по-английски и пью виски. Хорошо еще, что я не очень люблю бифштексы из священных коров…
– Я не пью виски, и английский у меня не так чтобы очень хорош.., – ответил Махаррам, – а подозрения вызываю не меньшие, потому что плевать хотел на их касты и кастовые законы, на мерзкие морды идолов и на жирных ростовщиков, которые этих идолов облизывают. К тому же я терпеть не могу грязи… У меня сразу начинается понос от еды, которую одним пальцем размешивают, а вторым намазывают.
Его английский и правда был хуже.
– Тебя развратили такие, как мой отец, – ухмыльнулся Питер. – Да не паникуй! Пока в Индии еще можно поесть, не рискуя холерой и желтухой.
– Богатые туристы и потом смогут поесть без риска… Но я – не богатый турист. Я хочу жить в своей стране, я ее люблю… Но если повара окончательно перестанут мыть руки, мне и погулять по дорогам не получится. Потому что где поешь, там и приляжешь.
– Я тоже люблю эту страну, – пожал плечами Питер Маугли. – Если я англичанин по отцу, не значит, что я не люблю ее сельских дорог, тропического леса и муссонов. Когда стеной идет вода, и бывает трудно дышать в этой стене… Но что мне делать в обезумевшей стране, я все равно не в силах понять. Сама по себе кровь отца делает меня предателем. И этого не выведешь – индусы привыкли мыслить так, что происхождение определяет всю жизнь человека.
– Брат, представляешь? Мне один брахман предложил ритуально очиститься… Тогда меня примут в высокую касту.
– Так очищайся!
– Ага… Надо съесть и намазать на себя смесь пяти продуктов священной коровы: молока, масла, кала, мочи и творога… В таком виде сидеть под священным баньяном и все это поедать…
Голос Мухаррама предательски дрогнул. Питер откровенно хохотал.
– Питер, я хоть и индус, жить здесь определенно не смогу. Этим же не только надо намазываться… От меня ждут, что я буду верить в осмысленность этого намазывания… Так сказать, в священность коровы и ее священных писек и какушек… Я тоже не могу… Хотя во мне английской крови и нет, но в университете-то я учился…
– Ничего… Вот построят эти ребята свою «независимость», и в университетах тоже будут учить про поклонение корове и касты21.
– От этого я и бегу… Только не знаю, в Австралию или в Кению…
– В Австралию. В Кении скоро будет то же самое. Те же дикие толпы на улицах, те же вопли дикарей, та же кровь…
Помолчали. Шипела карбидная лампа на столе. Вокруг лампы плясала мошкара, какие-то прозрачные твари с длинными крылышками. Дед появился, как всегда, внезапно. Его не было еще долю секунды назад – и вот уже стоит голый жилистый старик, совершенно седой, с умными быстрыми глазами. Махарам обнял деда, в который раз удивляясь, какой он – все тело под кожей словно перевито веревками.
– Что вы решили?
Дед, как всегда, не тянул. Спросил и сел в глубине веранды, подальше от света, в какой-то немыслимой позе. Вроде, на корточки, но не так, как сидят люди.
– Мы решили уехать, дед. Нам нет места в этой новой стране.
– Правильно, – кивнул Маугли. – Из страны, которую захватили дэвы, надо бежать.
– Почему дэвы?
– А как же? Конечно. Боги уходят из этой земли, оставляя ее дикарям-дэвам.
Помолчали. Дед всегда говорил довольно неожиданные вещи.
– Я люблю и уважаю папу, дед… Но называть англичан богами… Это слишком! Лучше подумай, у кого тебе лучше будет жить.
Маугли резким движением вскинул голову. Он казался озадаченным, при всей непроницаемости лица.
– Конечно, боги…У кого есть власть над молниями? А я сам много раз пускал молнии в шер-ханов32… У кого власть над зверьми? А я пускал молнии в шер-ханов с высоты боевого слона…
– Слон подчинялся черному махауту, дед… Такому, каким были мой дед и отец.
– Слонов приручили не черные люди… Мистер Киплинг рассказал мне, что боги когда-то пришли в эту землю. Они отвоевали ее у дэвов, и построили цивилизацию. Их ошибка – они смешивались с дикими черными дэвами…
Маугли пожевал губами и объяснил внукам, чтобы не осталось никакой ошибки:
– Дэвы – это такие бандар-логи, только они без хвостов.
– Как я?! И как ты?!
– Мы не совсем дэвы… В нас кровь древних белых богов, которые приручали слонов и научили черных людей сидеть на них… Я умею вести за собой зверей, а черные дикари зверей бояться… Сколько глупостей я слышал от этих двуногих обезьян!
– Англичане тоже рассказывают глупости про джунгли.
– Ни один англичанин не расскажет тебе про волка, который обернулся человеком и не расскажет про оленя, который вздумал полетать по небу…
– Мистер Киплинг написал про тебя сказку.
– Да…очень красивая сказка… Он не так уж и сильно наврал… При том, что мистер Киплинг никогда не заставлял верить других людей своим выдумкам.
Да ни один англичанин не побежит, как безумный, если Багира споет ему свою песню41. Англичанин возьмет свое ружье и Багира, хоть великий воин, постарается как можно быстрее оказаться подальше от этого места.
– У Балдео тоже было ружье.
– Разница между англичанином и Балдео в том, что англичанин не только выстрелит, он еще и попадет… Я вел за собой джунгли, и джунгли прогнали деревню прочь, в Конхивару…Но если бы там появился хоть один белый бог… например, твоей отец, Питер Маугли… Тогда джунгли бы остановились.
– Ты сам стрелял в тигров, дед. И заряжал, и стрелял. Пускал молнии.
– Меня научили боги…и заряжать, и стрелять. Боги помогали мне бить шер-ханов… Без них я прикончил только одного. За ним я охотился много лет, и чтобы его убить, понадобилось все деревенское стадо… А молниями сколько я их взял?!
Дед серьезно подержал перед лицом руки с растопыренными пальцами, потом стал тыкать в пальцы босых ног.
– Ты убил двадцать четыре тигра, дед. У меня записано. Ты хочешь сказать, что это благодаря ружьям-молниям?
– Не в самих молниях дело, дело в духе. Боги знают, что каждый из них справиться с сотней и шер-ханов, и сотней черных обезьян, а по воскресеньям – с двумя сотнями. Напрасно они смешались с дэвами…
– С такими, как мы с тобой?!
– В нас кровь богов…давняя кров, о плоть моя и кровь. Давняя кровь белых богов, тысячи лет назад смешанная с кровью черного двуногого зверья. Боги не смотрят на касты. Они знают, что лучшие рождаются во всех кастах, и потому отец одного из них взял в жены дочь махаута… Ни один брахман не женился бы на твоей матери, Мухаррам, и он дурак… Касты нужны бандар-логам, чтобы хвастаться друг перед другом. Когда нечем больше хвастаться, дэв выхваляется тем, что твой дед и отец были такими же тупыми жирными брахманами, как он сам.
– Англичане не смотрели на касты, это верно. Но сами они были высшей кастой…
– Кастой они были для дэвов… А те, кого они возвысили, тоже немного боги. Ни один глупый брахман не мог бы научиться пускать молнии. И не в молниях дело, а в духе. Как-то мистер Моллисон взял одного брахмана – покататься на слоне и посмотреть, как мы пускаем молнии в шер-ханов… Шер-хан прыгнул на его слона; я тут же застрелил этого шер-хана, и он выл в зарослях. Слон даже не шарахнулся, он стоял как скала, но брахман упал в обморок, обкакался и обмочился от страха. Дэвы никогда не могли бы завоевать земли богов, а боги несколько раз завоевывали землю дэвов.
– Ладно! – махнул рукой Питер. – Пусть так. А теперь дэвы победили, и мы с братом уезжаем в землю богов… Ты хочешь жить со мной или с Махаррамом?
– Я вернусь к моему народу.
– Скоро ты не сможешь ни пускать молний, ни водить слона. Займись лучше правнуками. Я обещаю тебе кучу правнуков.
Про кучу правнуков сказал Мухаррам, а Питер заулыбался: как и люди из племени отца, он не считал кучу младенцев такой уж невероятной ценностью.
– Правнуков вы вырастите сами. Я вернусь не к людям…к дэвам. У меня нет ничего общего с дэвами. Я вернусь к своей стае.
Под шипение карбида, под плеск крылышек десятков малых жизней двое в упор смотрели на старика, и он добавил:
– Я подожду, пока вы уедете. И тогда вернусь домой, обратно в джунгли.
Внуки знали, что уговаривать Маугли бесполезно. Со дня объявления независимости пропал, и вот появился…Появился, чтобы исчезнуть в никуда.
– Дед… В твои ли годы бегать по лесу? Не ровен час…
– Все мы когда-нибудь умрем… Боги уходят, они будут жить в другой стране. Уехать с богами я не могу, потому что не смогу жить в их стране. Я останусь в Индии, но я не могу жить с бандар-логами. Я вернусь.
– Дед… Твои братья-волки давно умерли…
– Родились новые волки. Я приду к вам еще. Скоро встанет солнце, я пошел…
Только тут братья заметили: раскаленный огонь лампы полыхает не так ярко… Надвигался стремительный тропический рассвет, Маугли заметил это первым. Как всегда, братья не уловили момента, когда дед исчез из поля зрения. Р-раз! И его уже нет на веранде. Звать, кричать нет ни малейшего смысла. Дед пришел неизвестно откуда. Появился из сказки, и опять ушел в сказку. Шипела карбидная лампа. Вечерок зашелестел шторой. Где-то далеко, на пределе слышимости, протрубил паровоз.
– Поднимается ветер, – произнес, наконец, Питер Маугли. – Брат, мы пойдем теперь другим путем.
Максим Лазарев
САНОБРАБОТКА
Шкворчал на сковородке бекон, пронизывая пространство кухни возбуждающим рецепторы запахом. Легкий дымок смешивался с экзотикой гватемальского кофе и сливаясь воедино со звуками разбиваемых яиц, создавал симфонию уюта и благополучия. Жена готовила завтрак. Он потянулся и решительно откинул одеяло. Напевая марш юных нахимовцев, сделал зарядку и принял душ.
– Доброе утро! – произнес Максим входя на кухню, и чмокнул жену в щечку. За окном опять было серо и пасмурно. От вчерашней весны не осталось и следа. Ветер качал из стороны в сторону птичью кормушку. Но голубя опять не было. «Уже третий день не прилетает», – подумал он и стал намазывать бутерброд.
– Дорогой, нужно идти в магазин. Хлеба больше не осталось. Кто пойдет? – спросила жена и заулыбалась.
Было понятно, что это приказ. Хотя и отданный в форме вопроса. Даже не возникало желания пытаться выяснить, кто же пойдет. Кто бы отказался «исключительно добровольно» идти в атаку, зная о заградотряде с пулеметом, у тебя за спиной…
– Конечно, дорогая! Я и сам уже хотел сходить на разведку.
– Только пойдешь, соблюдая все меры самозащиты! В маске и перчатках! – сурово и нарочито строго, произнесла жена.
– Без дождевика, очков и балаклавы?! В одной маске?! Нет не пойду. Это ни в какие ворота не лезет! Сущая беспечность! Ты меня совсем не бережешь.
Жена на мгновение впала в ступор, но его выдала чуть тронувшая губы улыбка.
– Опять ты все шутишь и шутишь! А это совсем не шутки! Я сказала, что пойдешь в маске, значит, в маске! И попробуй ее только снять!
– Хорошо, дорогая, я обещаю, что пойду в маске. Тем более, что соседка, наверно, уже написала штук десять писем в ФСБ и мэру, а может и самому покойному Вагнеру, обо мне, как рассаднике коронавиуса. Кстати, может мы ей подарим какие-нибудь диски? Я готов вообще все отдать. А то я ее Вагнера ненавижу уже больше Гитлера.
Во дворе было грустно и все так же серо. Хотя совсем чуть-чуть, но все таки веяло весной. Но очень робко и нехотя.
«Зимы не было, и весны по ходу не будет…» – пролетела и потерялась мысль. Он приспустил маску на шею и закурил. Двор был абсолютно пуст. Он присел на скамейку у подъезда – никогда не любил курить на ходу. Взгляд медленно плыл по двору, пытаясь высмотреть хоть что интересное. Но двор был пуст. Докурив, он встал и зашагал к магазину.
На улице было гораздо оживленнее. Кто-то брел с набитыми пакетами, кто-то, как соседка-меломанка, делал вид, что прогуливает собаку. Попался на встречу один бегун за здоровьем. Огромные наушники, черные очки и полное отсутствие печати интеллекта на лице, воплощало в себе и демонстративно показывало всем окружающим, что это представить независимого и гордого либерального меньшинства, которому плевать на указы полицейского путинского режима, и ему не по пути с гражданами Мордора куда бы они не шли. Встретилась молодая семейная пара с коляской. Новенькие, десять минут, как из коробки, белоснежные кроссовки «Адидас», одинаковые на нем и на ней, словно однояйцевые близнецы, и были той самой главной причиной заставившей их покинуть семейное гнездо. Ну как, скажите вы мне, не продемонстрировать такую обновку «на районе»?
Почти перед самым супермаркетом его окликнули. Хриплый, каркающий голос принадлежал колоритному персонажу. Черные с проседью волосы, явно незнакомые с шампунем, и давно забывшие запах хозяйственного мыла, а еще спортивный костюм Барселоны, времен Рональдиньо, и лицо футбольного комментатора Василия Уткина, не давали шанса усомниться к какой социальной группе относится данный товарищ.
– Братан! Купи книгу! – в руках, слегка вибрируя, появилась книжка Сергея Лукьяненко. – Хорошая! Сто рублей всего!
– Нет дружище. Спасибо. У меня есть такая.
– Тогда маску купи! – прохрипел тип, доставая из кармана всемирный дефицит. – Маска! Хорошая!
– Дружище, у меня уже есть! Вот смотри. – он показал на висевшую на шее маску, которую так и забыл надеть.
Успокаивало только то, что пока еще на планете Земля не водилось вирусов, живущих в спирте.
– Тогда жене возьми!
– Не. Ей не надо.
– А че так? Бухает что ли? Тогда да, тогда не надо.
– Ты вот что, дружище… Вот этот дом видишь? – обратился он к типу. – Идешь туда. Первый подъезд, домофон: двадцать один. Скажешь доставка масок от мэра Москвы. Там купят.
– Точно?!
– Стопудово.
– Спасибо, братишка! – лицо фаната Барселоны засветилось фиолетовым цветом искренней радости, в глазах зажглись огоньки, и спрятав драгоценный товар за пазуху, тип бодро потрусил по адресу.
Проводив его взглядом, и представив лицо поклонницы Вагнера, Максим натянул повязку, и с чувством выполненного долга распахнул дверь супермаркета.
Внутри было практически пусто. На кассе сидела и что-то судорожно писала, толстая немолодая узбечка. Где-то в глубине зала, возобновлял запасы невзрачно одетый мужичок. Мужичок медленно передвигался по залу, останавливаясь перед каждым стеллажом, подолгу рассматривая товары и проверяя сроки годности. Потом он на минуту задумывался, шевелил при этом почему-то ушами, и затем решительным жестом бросал товар в корзину. В центре зала на четвереньках стоял человек в маске, в резиновых перчатках, и большой губкой в руках. Он что-то тщательно пытался оттереть с плиток пола. Каждые две минуты он громко вскрикивал на узбекском языке, спускал маску, смачно плевал перед собой и начинал тереть с еще большим ожесточением. Эта картина так заинтересовала, что захотелось зафиксировать акт дезинфекции по-узбекски, и показать потом жене. Чтобы, и она соприкоснулась с тем, с какой яростью и самоотдачей борются сейчас все вокруг, с ненавистной заразой. Он достал смартфон и стал настраивать режим видео съемки. Но к нему сразу же устремился еще один человек. Неменее колоритный. Из узкого пространства между пышными черными бровями сверху и ярко желтым строительным респиратором с низу, в него буквально всверливались два выпученных, в красных прожилках глаза. Глаза разве что еще не дымились. Было понятно, что еще немного и вместо ярости и ненависти, из них реально посыплются искры.
– Э! Дарагой! Зачем снимаешь, а?! Ми же чистата уже делаем. А? Всо саблудаем. А? Сматри в маска все ходим. А? Сматри, брат, какой пол уже чистая? А? Сматри! Белой белой, аж синий уже. А? Зачем снимаешь? А? Ты ходи, пакупай что хочешь. Хлеб, мясо. Все ест у нас. Зачем опять проверять? А? Ты что хотел покупить? А? – человек улыбнулся, продемонстрировав сплошной ряд золотых зубов.
– Хлеб хочу купить.
Можно было ответить жестко, но не хотелось заводиться и портить настроение. Он просто убрал телефон в карман и зашагал к стеллажу с хлебом.
Но абрек не отставал.
– Сматри сколько хлеба, брат! Любой выберай! Лаваш, лепешка. Всо ест. Почему так мала берошь? А брат? Болша бери тры бэри. Пять бэри! А водка будеш пакупать? А? Водка очень хороший. Акция. Два пакупать третый в падарок. Все бэрут. Очень хороший водка. Антивирусный! Честный слова, – и схватив за локоть, потащил в глубину зала.
Ему стало весело. Он рассмеялся и пошел вслед за абреком, посмотреть на чудо отечественного спиртоварения.
Подведя его к длинному стеллажу с виноводочной продукцией, абрек широким взмахом руки указал на то место, где находился популярный шедевр.
– Вот смотри, дарагой! Акция. Три бутылка покупаишь цена за три двэсти семдесят.
– За три?!
– Да, дарагой, за три бутылка. За три!
Ценник подтверждал, что джигит не врал. На горлышке напитка с милым названием «Русская Сказка», болталась ярко-красная бирка с надписью: «три за 270». Он не смог сдержаться и рассмеялся. Даже было неинтересно уточнять, где же проживают мастера народных промыслов, дарящие такие сказки людям.
– Ну что, дарагой? Берешь?
– Пожалуй нет.
– Э… Пачаму нэт?
– Боюсь привыкну.
– Э… Слушай бэри! Нэ хочэшь пить нэ пэй! Ноги, руки будешь мить! Тожа полэзна!
– Хм… А это мысль. Беру!
Он погрузил три сказочные бутылки в корзину и прошел к кассе. Суровый мужской набор из трех батонов хлеба, трех бутылок водки и нескольких пачек сигарет впечатлял. Ни говоря не слова и пугливо косясь, толстая узбечка пробила чек, и он вышел из магазина. У дверей стоял абрек. Его глаза лучились радостью и благодарностью.
– Буд здаров, брат. Заходы ишо!
Открыв дверь квартиры, прямо с порога Максим прокричал, пытаясь перекричать звук работающего пылесоса, надрывно гудевшего от непонимания почему его вдруг стали заставлять работать по четыре раза в сутки:
– Дорогая! Я пришел. Хлеб купил. Скажи мне, любимая, где у тебя эта штука, которой ты опрыскиваешь цветы?
– А зачем тебе?
– Буду проводить дезинфекцию лестничной клетки.
– Ты чего?! У меня же там физраствор для цветов!
– Милая давай пожертвуем фауной нашей квартиры ради сохранения популяции людей на планете Земля! И вообще Танюша, стыдно жалеть какой-то личный физраствор в то время, когда весь мир бьется на смерть на фронтах войны с проклятой пандемией, можно сказать, до последней капли спирта.
Заполнив пульверизатор русской народной сказкой, фактически превратив его в волшебное оружие древних славянских богов, он надел маску, перчатки и вышел на лестничную клетку.
Он опрыскивал все! Лифт, мусоропровод, перила и ступени, пол и стены, коврики соседей и плафоны освещения. Вирусы, если они и были, то вряд ли могли выжить после знакомства с русским сказочным эпосом. В воздухе повис уверенный аромат спирта, с оттенком зимнего стеклоочистителя, и стойкими нотками ацетона. Вдруг его окликнули. Максим повертел головой, но никого не было.
– Это я говорю, соседка, – голос доносился из-за закрытой двери соседней квартиры. – Что это вы делаете?
– Провожу дезинфекцию. Вы что не знаете, что с сегодняшнего дня жильцы должны сами проводить дезинфекцию лестничной клетки? По телевизору сказали! – ответил он.
– Я интеллигентная женщина, и у меня нет времени читать и смотреть всю эту ерунду. А скажите, я что на свои деньги должна буду проводить это мероприятие?
– Да на свои. Но потом вернут. В двойном размере.
– Да? И кто будет возвращать?
– Как кто? Мэр Москвы. По поручению Президента. Так и написано в указе. Вы покупаете водку, собираете все чеки. Как накопите чеков на пять тысяч, едете в Мэрию. И там лично Сергей Семенович Собянин или его первый зам отдают вам деньги. И выписывают грамоту за вклад в борьбу с пандемией.
– И что прямо в двойном размере компенсируют?
– Возможно даже и больше. С учетом инфляции и цен на нефть.
– А скажите какую водку нужно покупать?
– Исключительно шведский Абсолют. Но она дорогая.
– Скажите, а русской водкой нельзя? Почему только Абсолют?
– Полезная потому что очень. Витаминов много. Оттого и дорогая. А русская нет, не берет. Вирус импортный. Наша не справляется.
– А скажите, это только для кооперативов или для всех домов?
– Нет только для нас, кооперативов. Вы сами подумайте, если бы для всех, то и водки бы не осталось.
– Да это понятно. Я просто думала сестру подключить, она в Бутово живет.
– У вас еще и сестра есть?! Тоже наверно меломанка?
– Нет, она в суде работает секретарем и кроме Стаса Михайлова ничего не любит. А скажите, когда можно начинать?
– Так что тянуть то, вот через два дня и начинайте. А то сами знаете, как у нас бывает. Народ сейчас узнает и бросится весь Абсолют скупать. Как гречку. Видели же, что творилось.
– Ну да, ну да… Хорошо, я поняла. Вы тогда скажите другим соседям, что я следующая буду проводить обработку.
– Конечно! Не волнуйтесь! Включу вас в график. А я могу и с бабушкой из двадцать третьей квартиры поговорить. Ей тяжело будет самой. Она, может, вам и свою очередь уступить.
– Да? Замечательно. Я поняла. Спасибо вам. До свиданья. – и соседка захлопнула внутреннюю дверь. Но даже через двойную полосу обороны, было слышно, как защелкал калькулятор у нее в голове на фоне очередной оперы бесконечного Вагнера…
Он постоял еще несколько секунд. Удовлетворенным взглядом обвел лестничное пространство, и выполнив контрольный впрыск на ручку лифта, зашел в квартиру.
– Ну что? Произвел сантехническую обработку? – спросила жена.
– Если бы ты знала, еще какую! Не дезинфекция, а просто сказка! Гарантирую тебе, что на нашей площадке создан непроходимый для врага укрепрайон. Практически цитадель! Дня три враг точно не страшен. А там глядишь и Валькирии с Абсолютом подтянутся…
Максим открыл холодильник, достал бутылку Столичной.
– Пусть и не Абсолют конечно, но уж точно не Сказка.
Улыбнулся и налил рюмку.
– Ну, за дезинфекцию!
Марина Найбоченко
ЧАСТЬ СИСТЕМЫ
Виктор идет по тротуару – уверенно, стремительно. Ни дать, ни взять успешный карьерист. На переносице двумя льдинками посверкивают очки, а рубашка тщательно накрахмалена – кажется, коснешься воротничка и услышишь, как тот хрустнет, будто зимний снежок.
У Виктора много планов. Поправляя приколотый к нагрудному карману бейдж, он отчетливо представляет: ну вот, еще пару месяцев продуктивной работы, один доведенный до конца проект, а там и кресло главы отдела не за горами.
– Пионы! Пионы! – врывается в его размышления скрипучий старческий голосок.
Сбившись с шага от неожиданности, Виктор косится в сторону и немного вниз. Косится, в то же мгновение обругав себя за любопытство, потому что глаза его почти слепнут от бордового пожара лепестков.
– Пионы, – вновь деловито сообщает ему сухонькая бабуля, расположившаяся около супермаркета на низком колченогом табурете. Перед ней, как два фэнтезийных огненных стража стоят ведра с пышными цветами. – Купи, внучек – невесте подаришь. Гляди каковские: свежие, только с дачи.
– Какие, – машинально исправляет Виктор, мазнув взглядом по сморщенному старушечьему личику, – правильно будет «гляди какие». А «каковские» – просторечное выражение.
– Чегой?
– Не свойственное литературному языку. И у меня нет невесты.
Виктор договаривает уже на ходу, отворачиваясь и часто моргая. Сказываются последствия недосыпа – под веками жжет, любой мало-мальски яркий взрыв красок вызывает раздражение.
Ничего. Зато с документами успел разобраться.
Чувство выполненного долга умиротворяет. В его, Виктора, делах всегда порядок: задачи закрываются вовремя, тон деловой переписки безупречен и папки с отчетами рассортированы по цветам.
«Цветы, – внезапно вспоминает он бордово-розовый пионовый карнавал, уже входя в холл офисного здания. Качает головой и насмешливо хмыкает. – Ну что за глупости, честное слово».
***
Виктор сдается в обеденный перерыв. Адски горький и до такой же степени крепкий кофе совершенно не спасает, сколько бы кружек он в себя не вливал. Оставшись в пустом кабинете, он укладывает голову поверх сложенных на столе рук, закрывает глаза – всего-то на пару минут – и сразу же засыпает.
А попав внутрь сновидения, вспоминает все до мельчайших подробностей.
Виктору снится Система. Огромное цифровое пространство, бесстрастное и безжалостное, подчиняющее и регулирующее. Он знает о ней все, ведь и сам является ее частью. Тело его – исходный код, действия – набор выполняемых команд, а воли и вовсе нет – ее место занимает заранее прописанный алгоритм. Тот, кто позже назовет себя Виктором – не человек. Он программное обеспечение.
Его загрузка уверена и стремительна. Красующееся на бейдже имя лаконично. Его интерфейс интуитивно понятен и в работе его всегда порядок: рассортированные по самым различным показателям папки, выверенный тон деловой переписки не приемлющий просторечных выражений.
Отлаженный, надежный, предсказуемый – таким он задумывался. И этот внедренный в Систему, состоящий из чужих приказов не-Виктор именно таким и остался бы до самого конца, если бы не глупый его секрет.
Ночами он пишет стихи.
Не один, конечно же. Строчки возникают в нем сами собой, потому что кто-то извне – кто-то с пугающе свободным и непрактичным разумом – словно бы нашептывает их. Вбивает прямо в сознание, наполняя его своей неуемной, неукротимой жаждой жизни. Это так неправильно, так нелогично и прекрасно, что алгоритмы сбоят, как заходящееся восторгом сердце.
Когда производственный цикл подходит к концу, Система дает понять, что готова избавиться от одного из составляющих ее кирпичиков. На смену ему уже подготовлен новый – почти такой же, но проще, функциональные, да и внешне намного глянцевее.
Мерный гул, короткая команда удаления… но ничего не происходит. Система недоуменно зависает и после короткой паузы повторяет последнее действие еще раз. А потом еще раз. И еще.
Бесполезно.
Внутри Виктора горит взятая взаймы потребность жить. Потребность чувствовать и быть нелогичным. Видеть красоту. Выходить за рамки установленных правил.
Он слишком чужероден здесь. Настолько, что цифровая реальность теряет над ним власть, передавая права доступа другой системной среде – миру, в котором столь странная материя будет более уместной.
И та вдруг принимает его.
***
Виктор идет по тротуару – медленно и задумчиво. В руках его алеет космически огромная охапка пионов.
Резко распахнув глаза в офисе каких-то полчаса назад, он совсем уж было решил, что ему срочно нужен психиатр. Но в итоге отправился не к нему, а в кабинет шефа: писать заявление на отпуск, в который все никак не мог выбраться вот уже несколько лет. После чего покинул компанию и вновь столкнулся с бойкой пионовой старушечкой – та отважно отбивалась от полицейского, пытающегося оштрафовать ее за торговлю в неположенном месте. Закатив глаза и усмехнувшись, Виктор неожиданно для себя самого оплатил штраф, за что был вознагражден увесистым букетом.
И вот теперь он шагает по улице в промокшей от цветочных стеблей рубахе и как дурак глазеет по сторонам. Виктор рассматривает все то, на что не было времени смотреть раньше.
Оказавшуюся вдруг пронзительно зеленой листву растущего у дороги тополя.
Стайку задиристых воробьев и пляшущих в брызгах маленького фонтана солнечных зайчиков.
