Найо Марш
Снести ему голову!
Глава 2. Камилла
1
В своем номере на втором этаже гостиницы «Лесной смотритель» Камилла Кэмпион приготовилась к голосовым упражнениям – приняла удобную позу, слегка втянула диафрагму и уперлась пальцами в ребра. Затем она сделала глубокий вдох и выразительным голосом произнесла:
– Моррис для девятерых – шашки в круг… – Она повторила это несколько раз, стараясь копировать учителя ораторского искусства, которым искренне восхищалась. – Держите дыхание, детка, главное – держите дыхание.
Взглянув на себя в зеркало старинного туалетного столика, девушка вдруг расхохоталась. До того напыщенный у нее был вид, кроме того, зеркало безбожно искажало ее отражение, и вообще… Она просто была счастлива и готова любить весь мир! Хорошо, когда тебе восемнадцать, ты – студентка Театрального института в Западном Лондоне и действительно влюблена – пусть не во весь мир, а только в одного человека. И так здорово, что она приехала сюда, в Мардиан, и сама остановилась в гостинице, словно бывалая путешественница. «Наконец-то я свободна как птичка», – подумала Камилла и еще несколько раз повторила фразу про Танец Девятерых, только с разными интонациями. Сначала так: «Моррис для девятерых – шашки в круг…» А затем по-другому, с некоторым оттенком удивления: «Моррис для девятерых – шашки в круг?» После этого она снова разразилась смехом и решила прервать занятия, чтобы побаловать себя сигареткой. Между делом она извлекла из недр своей сумки помятое письмо. В который раз она его перечитывала?
Дорогая племянница!
Папа просил передать что получил твое письмо и насколько он понял тебя ждут в Мардиане. Остановиться можешь в гостинице «Лесной смотритель». Кто старое помянет тому глаз вон, я так щитаю и все мы будем рады тебя видеть. Он по-прежнему ужасно переживает по поводу того что твоя мать вышла за К. К. поэтому лучше не напоминай ему об этом хотя по большому щету ее Создателю и нам тварям земным все равно – говорить о ее смерти вслух или нет.
Твой люб. дядя
Даниэль Андерсен.
Камилла вздохнула, убрала письмо и посмотрела в окно на дорогу, что вела в Кузнецову Рощу.
– Ну вот, не напрасно я приехала, – сказала она.
Несмотря на холод, окно в ее комнате было распахнуто. Внизу она заметила человека, который шел через дорогу к гостинице, освещая путь фонарем. За ним бежала собака. Он поднял голову на голос, и в свете фонаря девушка узнала его лицо.
– Здравствуйте, дядя Эрнест! – крикнула Камилла. – Это же вы, дядя Эрнест, не так ли? Вы знаете, кто я? Вам сказали, что я приеду?
– А?
– Я – Камилла. Приехала сюда на неделю.
– Дочка Бесси – Камилла?
– Точно. Так вы меня помните?
Он вглядывался в ее лицо и, кажется, постепенно узнавал.
– Надо бы рассказать, что ты приехала. А Лицедей-то знает, ждет тебя?
– Знает. Я приехала всего час назад. Завтра сама с ним повидаюсь.
– Вообще-то он с женщинами не очень…
– Ну, на меня это не распространяется. Все-таки я ему внучка! И потом, он сам попросил меня приехать.
– Не может того быть!
– Ну да – попросил… Почти что сам. Ладно, я, пожалуй, пойду. Увидимся позже.
Снова пошел снег. Закрывая окно, она заметила маленький, похожий на жука автомобиль, который, пронизывая фарами снежную пелену, въехал во двор.
Из машины неуклюже вылезла упитанная дама в сиреневом домотканом пальто. Голова ее была повязана шерстяным шарфом, а руки спрятаны в пестрые варежки.
– Боже, какая колоритная фигура! – задохнулась от восторга Камилла и скорее побежала вниз.
Закрытый бар был предназначен только для постояльцев гостиницы и располагался в самой старой части здания. По соседству имелась пивная – туда мог зайти любой. Оба заведения находились по разные стороны от общей стойки, и их посетители могли видеть друг друга. Проникнуть из одного в другое можно было, лишь пройдя через откидную дверцу стойки.
Внутреннее убранство бара отличалось скромностью и аскетизмом: никаких медных кастрюль напоказ, никаких декоративных сотейников с подогревом или эстампов, изображающих сцены из охотничьей жизни. Исключением служила лишь картина на стене, заботливо спрятанная в темном углу за дверью, – точнее, не картина, а блеклая черно-белая фотография. На ней была запечатлена группа торжественного вида мужчин, усы которых топорщились наподобие тюленьих. Лица их были черными, как у мавров, а в поднятых руках они держали короткие мечи, которые, скрещиваясь, образовывали причудливую решетку. В эту решетку человек, одетый в шутовской наряд, зачем-то просунул голову. На заднем плане были видны еще три фигуры – железный Конек, мужчина в пышной нижней юбке и еще кто-то со скрипкой.
Прислуживала в баре дочь владельца гостиницы Трикси Плоуман – румяная и полногрудая красотка с горделивой осанкой. Когда Камилла вошла, в баре никого не было, но, заглянув через стойку в пивную, она увидела там своего дядю, Эрнеста Андерсена. Он тоже заметил девушку, усмехнулся и стал переминаться с ноги на ногу.
Камилла перегнулась через стойку и крикнула:
– Может, вы зайдете сюда, дядя Эрни?
В ответ он пробормотал что-то насчет того, что ему неплохо и в пивной. Из-под стола раздался вой его собаки.
– Ну надо же! – воскликнула Трикси. – Столько лет не видел свою племянницу – и так относиться!
– Да ладно, – не стала обижаться Камилла. – Хуже было бы, если б он вообще забыл, что у него есть племянница.
Тогда – пусть не во всеуслышание – Эрни заметил, что слишком уж она стала заумная, мол, им всем не чета.
– Да нет же! – обиженно вскричала Камилла. – Ничего подобного! Господи!
– Да ладно тебе, – сказала Трикси, всем своим видом показывая, что не стоит обижаться на дураков. Эрни улыбнулся и при этом как-то странно повел бровями. – Хотя, чего уж греха таить, – призналась Трикси, – мы и впрямь давненько тебя не видели. – После чего добавила со всей деревенской прямотой: – Аж с тех пор, как твою бедную мамочку привезли сюда на вечный покой.
– Пять лет прошло, – кивнула Камилла.
– Точно.
– Эх! – громко встрял в разговор Эрни. – Ничего бы не сказал, если б сидела она дома, не высовывалась… Вышла бы за кого-нибудь из своих… Так нет же, наша Бесси была для этого слишком важная персона… А в итоге-то что – кончила свою жизнь как последняя тварь.
– Ну, это еще как посмотреть, – фыркнула Трикси. – Я лично так не считаю. Ох, до чего ж от псины твоей воняет! – добавила она.
– Плевать, – мрачно отозвался он.
– Почему это как тварь? – возмутилась Камилла. – Они с отцом жили счастливо, он очень ее любил. До сих пор не может поверить, что она умерла. – Камилла подняла глаза на Трикси. – Они правда любили друг друга. И поженились по любви.
– Конечно, так все и было, ей необыкновенно повезло, – мягко сказала Трикси и, выразительно посмотрев на Эрни, поставила прямо перед его носом полпинты пива.
– А потом убил ее – да? – пробурчал Эрни, глядя куда-то вниз, словно обращался к своим ботинкам. – Вместе со своими вонючими деньгами и своей, видите ли, любовью – в могилку ее, да? Каково?
– Нет. Нет, нет! Как вы можете!
– Ну-ну, не бери в голову. – Трикси кивком указала Камилле на дальний столик закрытого бара. – Странный он. Не стоит из-за него расстраиваться.
– Мне написали, что дедушка велит мне приехать. Что все будут со мной дружелюбны…
– Конечно, так и будет. Это только Эрни такой. Что тебе принести, подружка?
– Сидр, если можно. И себе тоже возьми, Трикси.
На лестнице послышались какой-то шум и возня, и вслед за этим в бар вошла миссис Бюнц. Сняв пальто и размотав один из своих шарфов, женщина осталась в платье из котсуолдской шерсти и деревянных бусах.
– Добрый вечер, – поздоровалась она приветливо. – И какой вечер! Опять метет!
– Добрый вечер, мэм, – приветствовала гостью Трикси, а Камилла, разумеется, тут же узнала в миссис Бюнц необыкновенную «колоритную фигуру», которую увидела из окна, и радостно отозвалась:
– Главное, чтобы с головой не замело!
Миссис Бюнц подплыла к стойке бара, и Трикси поинтересовалась:
– Будете что-нибудь?
– Благодарю, – кивнула миссис Бюнц. – Пожалуй, мне бы не помешало пропустить кружечку. Если не ошибаюсь, я приехала в медовый край?
Трикси переглянулась с Камиллой и обнажила зубы в самой что ни на есть приветливой улыбке:
– Но мы не наливаем меду в баре, мэм. Хотя в окрестностях и впрямь есть любители меда.
Посетительница небрежным жестом облокотилась на стойку.
– Старик Лицедей, например… – проворковала она.
Тевтонка уже привыкла, что после ее высказываний люди открывают рот и не знают, что сказать. Переводя взгляд с одного удивленного лица на другое, она лучезарно улыбалась, и при этом щеки ее становились похожи на розовые новогодние шары. Вообще она сильно напоминала иллюстрацию к сказке братьев Гримм.
– Вы хотите сказать – мистер Вильям Андерсен? – подняла брови Трикси.
Миссис Бюнц озорно кивнула. Камилла начала что-то говорить, но осеклась. По соседству в пивной раздалось громкое покашливание Эрни.
– Может, желаете что-то другое, мэм? – спросила Трикси.
– Разумеется, желаю. Дайте мне зидру, – решительно постановила немка, желая вписаться в местный колорит.
Камилла не сдержалась и прыснула от смеха. Чтобы хоть как-то сгладить свое неприличное поведение, она поспешно сказала:
– Вильям Андерсен – это мой дедушка. Вы его знаете?
Миссис Бюнц уже устала постоянно улыбаться, но тем не менее не прекращала этого занятия и только с горечью думала про себя, что никогда, никогда ей не постичь всех тайн английских сословий!
– Да, – радостно кивнула она, – я уже имела удовольствие познакомиться с ним. Сегодня. По дороге сюда. Этот старик воистину прекрасен, – убежденно добавила фольклористка.
– Прекрасен?
– Да!.. Душой, – уточнила она, неопределенно покрутив в воздухе руками. – А какая живость, я бы сказала – стремительность!
– Да-да… – с сомнением в голосе протянула Камилла. – Да, конечно.
Миссис Бюнц отхлебнула свой сидр, после чего извлекла из сумки какой-то конверт и положила на стойку.
– Меня попросили это передать, – сказала она, – одному из постояльцев гостиницы. Может, вы сможете мне помочь?
Трикси взглянула на письмо.
– Это тебе, подружка, – окликнула она Камиллу.
Камилла взяла конверт. При этом ее щеки зарделись как маков цвет, а сама она с удивлением взглянула на миссис Бюнц.
– Спасибо, – пискнула она. – Только я совсем… то есть я хотела сказать… разве вы…
– Это чистой воды случайность, – беззаботно прощебетала миссис Бюнц. – Просто я была рада помочь – вот и все.
Камилла пробормотала в ответ что-то очень вежливое и, извинившись, устроилась в укромном уголке у камина, чтобы прочитать письмо.
Дорогая и очаровательная Камилла, – говорилось в письме. – Не сердись на меня за то, что я приехал на этой неделе домой. Ты говорила, чтобы я не ездил следом за тобой, но, поверь, я не мог поступить иначе – ведь близится Мардианский моррис и Рождество. В гостиницу к тебе я не поеду, не буду даже звонить. Но, пожалуйста, в воскресенье приходи в церковь. Ты будешь стоять и петь, и у тебя изо рта будут вылетать облачка пара. А я устроюсь где-нибудь неподалеку и тоже стану пыхтеть как паровоз. Так мы сможем хоть что-нибудь делать вместе. И ты обязательно почувствуешь, как сильно я тебя люблю.
Ральф
Прочитав письмо не меньше шести раз подряд, Камилла положила его в карман брюк. Она бы с удовольствием засунула его под свой толстый свитер, но побоялась, что оно может выскользнуть.
Глаза ее так и горели. Она уговаривала себя, что на самом деле ей следует быть печальной – разве не она решила, что с Ральфом все кончено? Однако письмо странным образом излечивало ее от тоски, и сердце чуть не выпрыгивало из груди от радости.
Миссис Бюнц тоже пристроилась со своим сидром у камина, но чуть поодаль. Ее задумчивый, как показалось Камилле, взгляд был устремлен в огонь. Тут дверь пивной открылась, и помещение разом заполнили мужские голоса – неторопливые и глуховатые, какие услышишь только в деревне. Трикси поспешила к стойке, чтобы обслужить посетителей, на помощь к ней вышел сам Том Плоуман – хозяин гостиницы. «Надо же, – думала Камилла, – я уже забыла эти голоса. А может, никогда и не помнила. Откуда я только родом?» Она услышала возглас Трикси:
– И она тоже – да вон она…
Наступила тишина, было слышно только покашливание. Камилла почувствовала, что миссис Бюнц следит за ней взглядом. Поднявшись, девушка направилась к стойке. Заглянув через пухлое плечо Трикси за прилавок, она увидела в пивной своих пятерых дядей – Дэна, Энди, Нэта, Криса и Эрни – и еще дедушку Вильяма. Было очень странно смотреть на них со стороны, как будто они какие-то рыбы в аквариуме, и, чтобы разрушить это впечатление, она громко крикнула:
– Здравствуйте! Дедушка, здравствуйте!
В улыбке своего дяди Дэна она невольно узнала черты матери. Проступали они и в лицах близнецов Энди и Нэта, в том, как они подносили к носу костяшки пальцев, словно наслаждались их запахом. В шапке темно-рыжих волос Криса тоже угадывалась мать Камиллы. Даже этот странный дядя Эрни напоминал ее манерой взглядывать из-под сдвинутых бровей. Очевидно, сходство передалось всем им от бабушки, которую сама Камилла никогда не видела. Старик Вильям был совсем другой. На фоне своих сыновей он казался чуть ли не карликом и выглядел не слишком привлекательным, а кроме того, излишне напористым. На его лице словно застыла маска упрямого недовольства.
Лицедей отделился от толпы своих могучих отпрысков и сквозь полки, заставленные бутылками, попытался разглядеть внучку.
– Что – приехала? – сверкнул он на нее глазами.
– Конечно. Можно мне пройти туда, Трикси?
Трикси подняла откидную дверцу и пропустила Камиллу в пивную. Дяди ее слегка расступились. Камилла подала деду руку.
– Спасибо за весточку, – сказала она. – Все собиралась приехать, только не знала, захотите ли вы меня видеть.
– А мы думали, ты слишком важная особа, чтобы знаться с материной родней.
Камилла старалась говорить как можно тише, чтобы сидящая у камина миссис Бюнц не могла ее расслышать.
И все равно ее речь звучала так, словно она упражнялась в дикции – девушка ничего не могла с этим поделать.
– Но я в такой же степени Андерсен, как и Кэмпион, дедушка. Вся «важность» как раз исходит с вашей стороны, а вовсе не от меня и не от моего отца. Мы-то всегда хотели дружить с вами…
– Ну что тут скажешь – яблочко от яблони… Такая же настырная и заумная, как мать, – прищурился старик. – Это я тебе говорю.
– Я ведь очень сильно на нее похожа, правда? И папа говорит, что с каждым годом все больше. – Она повернулась к своим многочисленным дядям и продолжила тщательно подготовленную речь, которая, на ее взгляд, звучала чудовищно. – Мы встречались с вами только один раз – верно? На похоронах мамы. Я даже не успела толком всех вас запомнить… – Бедняжка сделала паузу в надежде, что ее выручат. Но младшие Андерсены только переминались с ноги на ногу и шумно прокашливались. Тогда она набрала побольше воздуха и продолжила: – Может, я попробую угадать? («Вот здесь слишком сильная модуляция голоса», – подумала она.) Вы – старший, дядя Дэн, не так ли? Вы вдовец, и у вас есть сын. Затем идут близнецы Энди и Нэт – вы оба женаты, но про ваши семьи я ничего не знаю. Затем шла моя мама. А потом вы, дядя Крис, – вас она больше всех любила. Не знаю, правда, женаты вы или нет. – Рыжий Крис бросил быстрый взгляд на Трикси, и лицо его вспыхнуло ярче волос на голове, после чего он отрицательно покачал головой. – А с дядей Эрни мы уже виделись, – закончила Камилла совсем уже упавшим голосом.
Больше сказать было, собственно, и нечего. Однако те, кажется, вовсе не собирались спасать положение и молча стояли перед ней, пряча под незамысловатой одеждой и обувью свои здоровые натруженные тела, – а ведь они сами создали это положение, по крайней мере дед.
– А мы и не думали, что ты так складно перескажешь наши имена, – пророкотал Дэн и снова ей улыбнулся.
– А! – Камилла поспешно схватилась за полученную возможность. – Так это очень просто. Мама давно научила меня, как легче их запомнить. Ведь они соответствуют буквам одного слова[6]. Она сказала, что дедушка, вернее всего, назвал вас так в честь среды Скрещенных Мечей и танца Пятерых Сыновей. Это так, дедушка?
Сидящая у камина в баре миссис Бюнц взволнованно замерла, не донеся до рта сидр.
Глаза старика Вильяма свирепо сверкнули.
– Девицам то не положено знать, – припечатал он. – Это мужские дела.
– Понимаю. Мама говорила. Но ведь посмотреть-то можно? А в эту среду на двадцать второе правда ведь будут Скрещенные Мечи?
– Да уж не без этого.
– Я там буду Разгонщиком толпы, – громко сообщил Эрни. – Все слышали?
– Чего шумишь зазря? А то мы не знаем, кто будет Разгонщиком, – цыкнул на него отец. – Все прямо дрожат от страха.
– А летчик-командир будет Щелкуном, – сказал Эрни, не желая оставлять начатую тему. – летчик-командир – Коньком, значит. Это мой командир, я у него служил – Саймон Бегг. Мы, правда, зовем его Сим-Дик… Так вот, он будет Коньком…
– Будет… Будет… – хором соглашались братья.
Тут собака Эрни вылезла из-за двери и, призывно глядя на хозяина, заскулила.
– Сколько же можно терпеть здесь эту вонючую тварь! – поморщилась Трикси.
– Да больная она, – покачал головой Том Плоуман. – Прости, Эрн, но твоя собака и впрямь больна.
– Ладно, – махнул рукой Энди. – Отправь собаку домой, Эрн.
Вмешался отец и приказал собаке убираться вон, добавив, что иначе он вышибет из нее дух. Сыновья – разумеется, за исключением Эрни – шумно поддержали его. Что же касается самого Эрни, то при этих словах лицо его исказилось и, подхватив на руки собаку, он устремился к выходу. В дверях, однако, остановился и обвел всех уничтожающим взглядом:
– Пусть только кто-нибудь попробует тронуть мою собаку – он может считать себя трупом.
В зале повисла тишина. Эрни хлопнул дверью и вместе с собакой скрылся в темноте.
Братья нерешительно топтались на месте и смущенно прокашливались. Наконец старик сказал:
– Ну что тут скажешь – паршивый сосунок. Ума-то еще не нажил, а туда же…
Трикси поспешила заверить, что на самом деле она без ума от животных, но всему же есть предел.
Вскоре Эрни вернулся – уже один – и, глянув из-под насупленных бровей на отца, принялся ныть как ребенок:
– Нельзя уже не иметь себе ничего для забавы… Это не делай, то нельзя… Собаку не держи… Роль Шута вы тоже мне не даете. Уж у меня бы точно получилось – из меня бы такой Шут гороховый вышел… – Он ткнул рукой в сторону отца. – Это все ты… Вот доктор – ученый, он правильно все сказал про тебя, что ты в этом не разбираешься. Почему ты не послушаешь его и не дашь мне сыграть? Ну почему-у…
Нытье на старика ничуть не подействовало, он только еще больше разозлился:
– Будь доволен и тем, что тебе позволят разгонять толпу. И вообще попридержи язык и не суйся не в свое дело. Да, пока не забыл… – Он повернулся к Трикси. – К нам тут в Кузнецову Рощу заходила одна иноземка. Все крутила своим носом, старая квашня. Не знаешь ли, что за птица?
Камилла дернула его за рукав и молча указала в сторону бара, где, скрытая от всех, у камина сидела миссис Бюнц. Трикси растерянно открыла рот. Четверо старших братьев принялись отчаянно прочищать глотки.
– Так она здесь? – вскричал старик Вильям. – Сидит выжидает?
– Она на несколько дней, – прошептала Трикси.
– Говори потише, Лицедей, – предупредил ее отец.
– Как хочу, так и говорю! Не нужны нам тут всякие швабры…
– Ну не надо, папа, не надо… – загалдели сыновья.
Но Лицедея было уже не остановить – так он распалился. Взглянув сквозь стеллажи с бутылками на миссис Бюнц, Камилла увидела, что та тихонько, на цыпочках семенит к выходу. При этом вид у нее был такой, будто к ней все сказанное совершенно не относится.
– Дедушка! – возмущенно воскликнула Камилла. – Она же слышала вас! Ну как вы могли! Вы же оскорбили ее чувства – а ведь она не англичанка…
– Помолчи.
– С какой это стати я должна молчать?
К всеобщему удивлению, при этих словах Эрни разразился визгливым смехом.
– Ну чисто мать! Она, заноза! – выкрикнул он, ткнув Камиллу пальцем в ребра. – Нет, вы только послушайте!
Старик Вильям гневно сверкнул глазами на внучку.
– У-ух, дурная кровь! – мрачно прогудел он.
Однако Камилла ничуть не смутилась.
– Ну хватит! – дерзко продолжала она. – Вы сами не умеете себя вести – прямо как переигравший резонер или злодей! Не обижайтесь, дедушка, но это просто залепуха!
– Что это еще за странные словечки?
– Если хотите знать – театральный жаргон.
– Ах, театральный! – прогремел он. – Может, ты еще скажешь мне, что ты позоришь наш род, занимаясь этой ерундой?! Это же чертова лавочка – весь ваш театр!
– При всем моем уважении, дедушка, вы несете полную чушь.
– И это моя внучка! – вскричал он так, словно выступал на сцене. – Какая-то актрисулька! О боже! Хотя чего ж было еще ждать, когда ее выносила в чреве сама блудница в пурпуре!
Нэт и Энди, как и полагается близнецам, хором воскликнули:
– О господи!
Хозяин гостиницы не выдержал:
– Эй вы, потише, честной народ!
– Не понимаю, что вы хотели этим сказать, – с жаром возразила Камилла. – Если вы имеете в виду вероисповедание моего отца, так вам прекрасно известно, что я его не разделяю. Они с мамой решили все еще до того, как я родилась. Не я должна была быть католичкой, а мой брат, если бы он успел родиться. Я той же веры, что и вы все…
– А чем это лучше? – продолжал неистовствовать Вильям. – Небось наплевала на истинную веру, а сама хороводишься с проклятыми католиками!
Он подошел к ней вплотную. Лицо старика было перекошено от злости.
– У-у-у! – Не зная, что еще сказать, он просто вытянул вперед губы и заревел ей в лицо.
На это, к своему собственному удивлению, Камилла выпалила:
– Да нет же, честно! Господи, дедушка, вы прямо как ребенок! – и… поцеловала его.
– Ну и ну! Браво! – воскликнула Трикси, хлопая в ладоши.
Том Плоуман прислушался:
– Никак еще кто идет…
Входная дверь распахнулась, и на пороге появился высокий мужчина в драповом пальто.
– Добрый вечер, мистер Бегг, – приветливо кивнула Трикси.
– Ну-с, как поживает наш Триксик? – поинтересовался летчик-командир Саймон Бегг.
2
Впоследствии, когда Камилла узнала его поближе, она поняла, что в этой первой фразе – весь Саймон Бегг. Благодаря своеобразному свойству памяти он знал наизусть имена всех официанток и барменов и всегда был не прочь этим козырнуть. Будучи человеком весьма крепкого сложения, он к тому же имел недурную наружность. Все было при нем: большие синие глаза, густые волосы, пшеничные усы. Носил он галстук военного образца и грубый, защитного цвета шарф. Во время войны – как после стало известно мисс Кэмпион – он летал на бомбардировщике и даже был награжден.
Старшие Андерсены, которые еще не пришли в себя после поцелуя Камиллы, нестройно поздоровались с Беггом, один только Эрни просиял и крепко пихнул его в знак приветствия. В ответ Бегг не менее основательно хлопнул его по плечу.
– Как сам? – спросил он. – Небось зубришь своего Разгонщика?
«Да-а… – подумала Камилла. – Что-то он не фонтан, этот летчик-командир…» Бросив на нее взгляд, который она назвала про себя «опытным», он заказал выпивку.
– По какому случаю гуляем? – спросил он.
– Да вот, праздник, – отозвалась Трикси. – К Лицедею внучка приехала – пять лет не была.
– Да ну! – воскликнул он. – Лицедей! Не жмись – познакомь.
Поломавшись для порядку, Вильям согласился. Было очевидно, что Бегг уже успел узнать о приезде Камиллы, а удивление просто разыграл. Беседа, которую он завел с девушкой, призвана была подчеркнуть, что он и Камилла, без сомнения, принадлежат к одному кругу. К примеру, слышала ли мисс Кэмпион про одно замечательное местечко под названием Хипс, что находится неподалеку от Пастушьего рынка? Такое, скажу вам, крутое местечко… Камилла, которой, несмотря на все свои ухищрения, он казался чуть ли не стариком, с досадой подумала, что он еще к тому же и сентиментален. Разговор у них явно не клеился, и Камилла решила, что ей пора уходить: в конце концов, пивная не такое уж подходящее для нее место. Однако не успела она сделать и шага, как полку в пивной снова прибыло: на этот раз появился симпатичный пожилой джентльмен в старомодном коверкотовом пальто. Вид у него был важный и знающий.
По залу разом прокатилось:
– Вечер добрый, доктор…
Вновь прибывший тут же подошел к Камилле:
– Боже ж ты мой, кого я вижу! Сразу узнал, сразу узнал… Меня зовут Генри Оттерли, детка. Я еще вашу маму помогал на свет производить. Когда видел ее последний раз, она была вылитая вы – какая вы сейчас. Рад, очень рад встретиться.
Они пожали друг другу руки. Камилла вспомнила, как пять лет назад ее мать сказала после очередного посещения врача – какого-то видного специалиста:
– Все равно ему никогда не переплюнуть доктора Оттерли из Мардиана…
Когда она умерла и они с отцом привезли ее в Мардиан хоронить, доктор Оттерли был с ними очень любезен…
От этих воспоминаний на ее лице появилась благодарная улыбка, и доктор чуть сильнее и дольше сжал ее руку.
– Счастливчик же ты, Лицедей, – сказал доктор Оттерли. – Вон внучка на праздники приехала. С внучкой небось и зима летом покажется. Эх, ко мне бы сейчас кто приехал… Вы останетесь на Рождество, мисс Камилла?
– На зимнее солнцестояние точно останусь, – сказала она. – Хочу посмотреть Скрещенные Мечи.
– А! Так вы все знаете!
– Мама мне рассказывала.
– Поди ж ты! Не думал, что в наше время люди находят время для ритуальных танцев. Сейчас же все такие тонкие, уж такие утонченные… Розы-мимозы… Па-де-де… Или нет?
– Конечно нет! Было бы несправедливо так говорить, – возразила Камилла. – А у меня вообще случай особый – я же учусь в театральном институте.
– Неужели? – Доктор Оттерли бросил взгляд в сторону Андерсенов, но те были увлечены беседой с Саймоном Беггом. – И что же говорит на это Лицедей? – подмигнул он Камилле.
– Рвет и мечет.
– Хм! Как же вы поступите? Пойдете ему наперекор?
– Если честно, я и не думала, что еще остались люди, которые так относятся к театру. Он набросился на меня как леопард, – пожаловалась девушка. – Просто ужастики!
– Как вы сказали – ужастики? – переспросил доктор Оттерли. – Интересное выражение! Это у вас что, теперь такой жаргон? А вы-то что ему ответили?
– Конечно, я могла бы невзначай заметить ему, – хмыкнула Камилла, – что сам-то он играет главную роль в каком-то языческом ритуале – по всей видимости, напичканном всякими неприличностями… Но не стала.
– И правильно сделали, – сухо сказал доктор Оттерли. – На вашем месте я бы тоже не стал. На самом деле он и впрямь поступает глупо – хотя бы потому, что в его возрасте это просто вредно, и я ему об этом уже говорил. Мало ему того, что работает на износ… Посадит себе мотор. А ему хоть кол на голове теши. Ну да бог с ним, расскажите мне лучше о ваших планах. Какие бы роли вам хотелось сыграть? А?
– Ну конечно Шекспира. Это верх мечтаний.
– Интересно, интересно. Надеюсь, не саму грозную леди Макбет. А вот, скажем, Виола бы подошла – или Корделия?
– Корделия? – с сомнением отозвалась Камилла, которой и в голову не приходило думать о Корделии.
Некоторое время доктор Оттерли смотрел на нее, явно любуясь, а затем придвинулся с заговорщицким видом.
– Хотите, я вам что-то скажу? По крайней мере, меня это крайне забавляет. Мне кажется, я сделал замечательное открытие – воистину замечательное! Ни за что не догадаетесь о ком… О короле Лире. А, каково! – с безумным весельем Белого Рыцаря воскликнул старик. – Что вы на это скажете?
– Открытие?
– Да-да – о короле Лире. И сделал его я, должен вам заметить, когда играл все эти долгие годы – без малого тридцать лет – на скрипке для сопровождения танца Пятерых Сыновей.
– Серьезно?
– Серьезнее некуда. Хотите знать, что это за открытие?
– Конечно хочу.
– Так вот, вкратце история такова: наш танец Пятерых Сыновей – это не что иное, как одна из вариаций на старую тему – тему братства. Король Лесов, Лесной смотритель, Шут, Старик-отец, гонимый собственным младшим сыном… Та же самая тема – разумеется, более красиво и глубоко – выведена в «Короле Лире». Вы хорошо знаете пьесу? – строго спросил доктор.
– Думаю, достаточно хорошо.
– Прекрасно. Воскресите ее в памяти после просмотра танца Пятерых Сыновей, и если я окажусь прав, то вам придется с уважением отнестись к участию вашего деда в этом действе. Ведь тогда выходит, что среда Скрещенных Мечей – это обряд, представляющий оригинальную версию «Короля Лира». Так-то, детка.
Доктор Оттерли улыбнулся, похлопал Камиллу по руке, а затем повернулся к присутствующим:
– Если вы хотите попробовать свои силы, то надо делать это сейчас. Лично у меня в распоряжении есть только полчаса. Мэри Йеовилл рожает.
– А где мистер Ральф? – спросил Дэн.
– Он позвонил и сказал, что запоздает. Ничего страшного. Бетти может заменить кто угодно. Моя скрипка в машине.
– Ну что ж, пойдемте, парни, – рокотнул старик Вильям. – Пора на конюшню. – Он повернулся и уже было подхватил связку мешков, как вдруг вспомнил о внучке. – Если сильно не загордишься, – сверкнул он на нее глазами, – приходи завтра в Кузнецову Рощу, потолкуем.
– С удовольствием. Спасибо, дедушка. Удачной вам репетиции.
– А это еще что за заморское словцо? Надо будет выучить…
– Ничего интересного. А можно мне посмотреть?
– А вот это нельзя. Говорю тебе – мужские это дела, нечего там женщинам делать.
– Ужасно, – ухмыльнулся Бегг, – не правда ли, мисс Кэмпион? Думаю, ради такого случая надо бы сделать исключение… А?
– Нет! Не надо! – не согласилась Камилла. – Я пошутила. Все хорошо, дедушка. Простите. Не хотела вам мешать.
– И не вздумай знаться с этой старой квашней!
– Конечно, конечно, обещаю. Доброй всем ночи.
– Доброй ночи… Корделия, – поклонился доктор Оттерли.
Когда дверь за ними закрылась, Камилла пожелала Плоуманам доброй ночи и поднялась к себе в комнату. Том Плоуман вышел вслед за ней и отправился на кухню.
Трикси, оставшись одна, решила прибраться в гостиной бара. Под столом она обнаружила пустой конверт, который Камилла, в спешке распечатывая письмо, уронила на пол.
Поднимая, она невольно прочитала надпись. Какое-то время девушка молча смотрела на него. При этом она высунула кончик языка, как будто про себя подумала: «Ну и дела…» Хихикнув, Трикси скомкала конверт и бросила его в огонь. Услышав, как в пивной хлопнула входная дверь, она вернулась за стойку и увидела Ральфа Стейне, который смотрел на нее с самым несчастным видом.
– Трикси…
– Если я верно поняла, – перебила его девушка, – ты опять порядком втрескался.
– Послушай, Трикси…
– Лучше уходи, – сказала она.
– Ну ладно. Извини.
Он повернулся к выходу, но был остановлен ее насмешливым голосом:
– Что ж, если у вас все получится, она хоть выйдет за порядочного…
