Ноги сами вынесли её на набережную. Короли Галена, разбогатев, вкладывали средства в украшение своего города – и не так давно берега оделись камнем.
Здесь горели настоящие костры в железных жаровнях, здесь допоздна прогуливалась чистая публика, здесь постоянно фланировала королевская стража в начищенных кирасах с длинными алебардами; а внизу, сжатая гранитными тисками, беззвучно катила тёмные воды широкая медленная река.
Кто-то широко шагал напересечку праздной толпе, кто-то…
– Аратарн! – сорвалось с её губ даже прежде, чем она успела подумать, стоит ли окликать его. – Аратарн!..
Он обернулся мгновенно, мягко, нечеловечески быстро. Лидаэль так и замерла, где стояла, хлопая глазами, словно какая-нибудь скотница при виде великолепного барона.
Аратарн не изменился. Ни на йоту. Время летело над ним, не задевая.
И навстречу Лидаэли он кинулся всё тем же стремительным, зверино-гибким движением.
«Это судьба», – подумал он, обнимая её.
«Это судьба», – подумала она, обнимая его.
И объятие вышло у них совершенно естественно, без всякой задней мысли, словно так и только так надлежало им встретиться.
«Не изменилась. Ничуть!..»
«Не изменился. Ничуть!..»
– Что ты де…
– Нет, что ты де…
– Рассказывай!
– Рассказывай!
Они говорили разом. И не разнимали рук.
– Судьба, Лидаэль…
– Судьба, – согласилась она. Зажмурилась – в памяти вставала их первая встреча, Орда и кровавая схватка. Отец вспоминал об Аратарне – и вот он, пожалуйста.
Так не бывает. И от таких знаков судьбы отмахиваться нельзя.
– Где здесь можно поговорить? – он озирался.
– Сюда…
…Таверна «Золотой голубь» была особой, «только для своих», привилегированной. Здесь собирались нобили Галена и окрестностей, шла крупная игра в тавлеи, все знали всех.
Чародейку Лидаэль, чьих милостей безуспешно домогались многие и многие, здесь, само собой, знали тоже. На Аратарна косились – уж слишком он выделялся.
…Подали подогретое вино со специями, только что выловленную кальмарью молодь с вертела, дорогущие фрукты из Южного Хьёрварда, сохранённые свежими посредством магии.
Лидаэль и Аратарн посмотрели друг другу в глаза.
– Как же так… – выдохнула наконец Лидаэль. – Я думала… ты давно исчез…
– Я искал отца, – просто сказал Аратарн. – Пытался разгадать его тайну, да только ничего не вышло. Столько лет… и всё напрасно. Мать вот… состарилась совсем. Помирает теперь.
– А почему же ты здесь?
– Лекаря искал, – отвернулся Аратарн. – Тварь в ней, чёрная, изнутри гложет. Я не целитель. В сон вот погрузить сумел, а тварь изгнать – нет…
– В сон погрузил?
Аратарн кивнул.
– Мать спать будет, покуда не вернусь с лекарем. Вот, нашёл тут одного, Фейферс именем.
– Лекарь знающий, – кивнула Лидаэль, и собственный голос показался ей донельзя фальшивым, словно они с Аратарном ходят вокруг да около холодной горной реки, а надо не ходить, надо – в неё с разбегу, только так на другую сторону переберёшься.
Молчание.
– А ты?
– А я… а мы… – И тут, словно прорвало плотину, она заговорила, быстро, лихорадочно: об Ушедшей Вниз матери, об отце, о том, как она собирала заклятия, необходимые для спасения, и как сам Горджелин Равнодушный воззвал к ней буквально только что – упомянув и Аратарна! – и что он намеревается явиться сюда.
Сын Губителя слушал, и губы его стянулись в тонкую бледную линию, взгляд отяжелел.
– Не нравится мне всё это…
– И мне не нравится, – призналась Лидаэль. – Я была очень, очень зла на него. А теперь… даже не знаю. Если все эти годы он искал способ спасти маму…
– Может быть. Впрочем, ты уже скоро узнаешь.
– Ты? А… а ты?
– А что я? – пожал плечами Аратарн. – Мне двигаться надо обратно, на север. Мать лечить. Сон её, конечно, и глубок, и крепок, но лучше с лечением не тянуть. Не прощу себе, если опоздаю. Видишь, как получается – и ты, и я матерей выручаем, – он бледно улыбнулся.
– Да, – понурилась Лидаэль. – Да, конечно.
– А чего ты? – удивился её собеседник. – Думаешь, нам вместе бы надо было б?
Вот оно. Слово сказано, то самое, заветное – «вместе».
– Отец говорил… – пролепетала Лидаэль.
– Отец… а ты сама?
– Я… я… – Она мучительно краснела. Да что ж это такое, сколько воды утекло, как они расстались, – а словно вчера это было!
Они замолчали – а потом оба дружно вздрогнули: где-то совсем рядом колыхнулась сила. Им, прошедшим огонь и воду, теперь было это хорошо знакомо, чувствительность к магии за годы развилась очень сильно.
Аратарн вскочил первым, Лидаэль только начала подниматься, но в этот миг дверь «Золотого голубя» распахнулась, и на порог ступил Горджелин Равнодушный, Снежный Маг, собственной персоной.
Сперва могло показаться, что, как и Лидаэль с Аратарном, он не изменился.
Всё те же белые волосы, тонкогубый надменный рот, острый подбородок, идеально прямой нос. Глаза, что будто бы могли менять свой цвет.
Однако на плечах мага – не роскошный соболиный плащ, а нечто тёмное и грубое. И вся одежда его говорила не о богатстве, не о роскоши – но о том, что предстоит долгая и трудная дорога. Высокие сапоги со шнуровкой, просторные порты, широкий гномий пояс с пристёгнутыми сумками, куртка из грубой, но прочной кожи.
Щёголь, некогда представший перед Эльтарой и Старым Хрофтом в Снежном Замке, исчез бесследно.
Под глазами Горджелина лежали синеватые тени. Стали куда заметнее вздувшиеся жилы на висках и ладонях; нет, не даром прошли все эти годы, не пронеслись они над чародеем, совершенно его не задевая, как было прежде…
– Дочь. Аратарн. – Он коротко кивнул, так, словно они расстались только вчера. – Всё сходится. Нет, всё уже сошлось.
Он выдохнул так, словно сбросил наконец с плеч давящий, сделавшийся почти неподъёмным груз. Тяжело опустился на лавку рядом с чародейкой.
– Я знаю, почему ты здесь, Аратарн. И почему ты здесь, Лидаэль. Что ж, не буду терять время – мы можем спасти маму, дочь. Мы можем помочь и тебе, Аратарн, если ты поможешь нам.
– Я… моя мать…
– Крепко спит и хворь её спит ещё крепче, – поднял руку Горджелин. – Я знаю. Мы сможем помочь, я и Лидаэль.
– Я уже нашел целителя!
– Ты думаешь, местный волшебник потягается со мной, сыном Истинных Магов? – Бровь Горджелина дрогнула, как бы в насмешливом удивлении. – С твоей матерью ничего не случится, Аратарн. Но нам без твоей помощи не выручить нашу.
Лидаэль беспомощно глядела то на отца, то на Аратарна. Тот сидел, набычившись, упрямо и хмуро нагнув голову.
– Слово Истинного Мага, хоть и не прошедшего посвящений. Я помогу тебе во всём.
– Я… прошу… – тихонько проговорила Лидаэль, кладя ладошку на локоть Аратарна. Взглянула на отца в упор, в глазах медленно разгорался гнев. – Я поверю тебе. В последний раз. Но если ты обманываешь меня или его…
Снежный Маг опустил взгляд, тяжело вздохнул.
– Многое мог бы тут сказать, – промолвил он глухо. – Очень много и очень красиво, поверь. Но – не буду. Скажу лишь, что мне удалось – я надеюсь! – разрешить загадку Эльфрана. Много лет на это ушло, не один десяток. Как говорится, три пары сапог железных истоптал, три посоха железных изломал, три хлеба железных изгрыз. Есть одно место, в Южном Хьёрварде…
– Я знала, я знала! – аж подскочила Лидаэль. – Я догадывалась! Место, нужно найти место!
Снежный Маг кивнул, взгляд его оставался тяжёл.
– Будь оно всё так просто, дочь, Проклятие Эльфрана было б уже давно снято. Эльфы хорошие мореходы, снарядили бы экспедицию, отыскали б «алтарь» или что-то ещё, да и сровняли бы с землёй. Провели б очистительные обряды, рассеяли, разъяли чары и Проклятие бы сгинуло.
– Но они этого не сделали, – кивнула Лидаэль.
– Не сделали, отгородились от мира, неся бремя в одиночку. Хотя и напридумывали себе гордых гербов и всяких «Великих Домов». Когда я задал им эти вопросы, ответить не смог никто, даже сам король Эльфрана. А я вопрошал с пристрастием, о да, с немалым!
– Надеюсь, отец, при этом…
– Ни один король при этом не пострадал, – усмехнулся Снежный Маг. – Они не знают, дочь. Они просто не знают. Забыли от нестерпимых стыда и ужаса – или же вовсе не знали. Для них Проклятие Эльфрана – нечто вечное и неизменное, как солнечный восход.
Лидаэль презрительно фыркнула.
– Тоже мне, великие Перворождённые! Перворождённые трусы, если хотите знать!..
– Неважно, – Горджелин отмахнулся. – Трусы или не трусы, но единственное, что я понял там – есть нечто, кроме самого кенотафа, скрывающего в себе сердце Проклятия. Нечто, делающее просто разрушение его бессмысленным. Но даже мне не удалось понять, что это, в точности. Зато я понял, что потребуется кровь Эльфрана – твоя кровь, дочь, – чтобы заставить смерть говорить.
– А я? Я зачем?
– Ты, Аратарн, есть огонь и сила. Губитель, твой отец, носил в себе великую мощь, такую, что Молодым Богам пришлось сотворить его прямую противоположность, Возрождающую. Я… – Горджелин утёр пот и угрюмо прикусил губу. – Я… очень долго ставил опыты и вычислял. Отбрасывал вариант за вариантом. Строил магические модели, как такое проклятие могло бы действовать и какая потребуется мощь, чтобы его разрушить. Без твоего пламени, Аратарн, нам не справиться.
Сын Губителя – тоже угрюмо – кивнул.
– Великий маг. Но почему бы тогда тебе сперва не помочь мне с излечением матери? Это несложно. Путь вверх по Эгеру займёт не так много времени. А потом я, клянусь силой отца, помогу тебе во всех начинаниях.
Горджелин Равнодушный замер. Лидаэли показалось – даже растерялся. Меж бровей легла недоумённая складка, брови чуть поднялись.
– Помочь тебе? А ты поклянёшься помочь мне потом?
– Что, это так удивительно, достопочтенный? Ну да. Моё дело ничтожно по сравнению с твоим; нам не надо искать никаких кенотафов и не надо снимать никаких проклятий в несколько тысяч лет давностью. Всего-то излечить одну старую женщину, дать ей пожить ещё хоть сколько-то.
– Но ты же поклянёшься? – Лидаэль вновь схватила его за локоть.
– Поклянусь и с радостью помогу. Отправлюсь в путь с лёгкой душой. Это так трудно понять, почтенный маг?
Горджелин потряс головой, словно пытаясь сбросить наваждение. И вдруг сказал, глядя Аратарну прямо в глаза:
– Да. Ты прав. Я действительно… не привык к подобному. Но в таком случае давай не будем мешкать. Старика Фейферса с собой не бери. Я сам отправлюсь к нему, заплачу сколько-то… за беспокойство. И завтра же – в путь.
Нет нужды описывать их путь вверх по Эгеру, великой реке Северного Хьёрварда. Движутся на север многовесельные речные ладьи, припряжные быки тянут порой целые плоты к Рыцарскому Рубежу – Орден Звезды живёт себе, поживает и, как говорится, ещё простудится на ваших похоронах.
Трое магов странствовали налегке – ни к чему тащить с собой сейчас всё, заготовленное Горджелином для долгого и опасного путешествия на юг.
Снежный Маг, кажется, до сих пор не понял, как же это вышло, что он кому-то помогает просто так, авансом, под одно лишь обещание.
Лидаэль с Аратарном говорили, говорили и говорили.
– А когда пираты полезли на абордаж, я их лозой, лозой!..
– Ого! – уважительно прищёлкивал языком сын Губителя. – Вырастила на старых досках? Прямо на палубе? Сильно!..
– Ага. Вырастила, – краснела Лидаэль. Скупая похвала Аратарна значила куда больше, чем цветистые комплименты галенских чародеев.
– И что же? В воду побросала?
– В воду? – пугалась девушка. – Не, зачем? Они ж плавать не умеют. Просто связала. Их потом обезоружили и отпустили.
– Отпустили?
– Ну да. Я ж караван защищала. Моего слова и слушались…
Горджелин молчал, косился на дочь, хмыкал, вскидывал бровь, но в разговоры почти не вступал.
…До хутора они добрались без особых приключений – ну, выскочил разве что на них какой-то чудом уцелевший кособрюх, древний, весь покрытый мхом, почти беззубый; видать, привлёк запах магии, как предположил Горджелин, – так и его убивать не стали.
– Такие теперь великая редкость. Эх, эх, надо бы забрать в Снежный Замок, в зверинец… – бормотал Равнодушный, тщательно отмечая на карте логово зверя, куда они его без труда и загнали.
На хуторе при их появлении поднялась, само собой, ужасная суматоха. Аратарн лишь отмахнулся – дескать, бояться вам нечего.
За Саатой и впрямь смотрели хорошо. Ничто в её горенке не говорило, что здесь – лежачая больная. Вкусно пахло травами, пол тщательно выметен, и сама Саата лежала чистая, умытая и прибранная.
– Мама!..
Аратарн поспешно коснулся её виска – нет, всё в порядке, как оставлял, так всё и есть. Фух…
– А теперь позволь уж мне, – решительно оттеснил его Горджелин.
Маг закрыл глаза, ладонь его медленно двинулась над лицом спящей – вниз, не касаясь тела.
– Он сумеет, – шепнула Лидаэль на ухо Аратарну.
– Вижу, – одними губами ответил тот.
И в самом деле, Снежный Маг творил сейчас поистине волшебную волшбу. «Волшебную» – то есть глубокую, тайную, совершенно Аратарну непонятную. И сила, что ощущал сын Губителя, тоже была особой, невиданной – ну, как будто ты только и способен, что взбаламутить воду в бадейке, а другой безо всякого труда заставляет её танцевать.
– Тварь… – прошипел вдруг Горджелин, лицо напряглось, резко пролегли морщины, разом прибавляя годов. – Что ж это за бестия? И откуда только взялась?..
Простёртая над грудью мирно спящей Сааты рука мага дрогнула, он тяжело дышал. Лидаэль осторожно стёрла пот у него со лба. Стёрла – и удивилась собственному порыву. Не она ли во времена óна выбежала из врат Снежного Замка, поклявшись ненавидеть этого человека (впрочем, человека ли?) всю оставшуюся жизнь?..
«Но ведь и ты – не человек… – мягко шепнул неслышимый другими голос. – Наполовину – эльф, наполовину… кто?»
…Тварь Горджелин наружу не вытаскивал, сказал – невозможно. Призрачная бестия, дух болезней и немощей, когда-то, очень-очень давно, бывшая… кем-то куда более могущественным.
Правда, мрачнел Снежный Маг при этом всё больше и больше.
Тихая, уютная горница всё больше наполнялась тьмой, да не уютной ночной, когда отдыхаешь и к тебе приходит мягкий сон, – но ледяной, колючей, злобной. Замигали, заколебались, задрожали язычки пламени в масляных лампах; по углам сгустился непроглядный мрак. Лидаэль сжала кулачки – что-то копилось здесь, стягивалось, сползалось, сочилось сквозь незримые щели; Аратарн подобрался тоже, развернулся, напряжённо глядя в дальний угол, где тьма разлеглась невиданным чудищем.
– Дочь! Звезду! Ты – сжечь!
Снежный Маг выкрикнул эти четыре слова, не оборачиваясь, но его прекрасно поняли: Лидаэль широко размахнулась, закружилась, будто в танце, тонкие пальцы оставляли за собой росчерки зеленоватого прозрачного пламени; огненные линии ложились на пол, точно живые, сами сплетались в сложную магическую фигуру.
Аратарн, напротив, ссутулился, широко расставил ноги, поднял сжатые кулаки – словно перед рукопашной. От правого локтя его прокатилась к запястью и пальцам одинокая алая искорка, за ней другая, третья…
– Ап! – выкрикнул Равнодушный; правда, страсть в его голосе не оставила от прозвища и камня на камне.
Руки его взметнулись, тело Сааты содрогнулось, над ним, словно рыба на нересте, вскинулось что-то иссиня-чёрное, продолговатое, извивающееся; мокро шлёпнулось на пол, во все стороны полетели тёмные брызги, они натыкались на незримые стены, сотворённые звездой Лидаэли, испарялись со злым шипением.
– Бей! – рявкнул Горджелин, но Аратарн его опередил.
Он ударил, словно и впрямь в кулачном бою. Рука его по самый локоть оделась мрачным багровым пламенем, грянула прямо в бьющуюся тьму, дробя её на мелкие ошмётки, тотчас же вспыхнувшие. Аратарн дёрнулся, словно его самого обожгло или укусило, однако огненная его длань буквально вбилась в самый центр магической фигуры, огонь волнами тёк с его плоти, пожирая остатки тёмной твари.
Саата вздрогнула ещё раз и зашевелилась, слегка застонала.
– Уф, всё, – выдохнул Снежный Маг. Лицо его блестело от пота. – Не могу поверить… откуда такая бестия?.. Или это случайно всё?..
И Лидаэль, и Аратарн тоже тяжело дышали – совершенно несоразмерно, казалось бы, потраченным усилиям.
– Древняя тварь… но усохшая… – пробормотал сын Губителя. – Я почувствовал, пока горела…
Горджелин устало кивнул.
– Ты бы с ней один не справился, – сказал без обиняков. – Вырвалась бы, и тогда…
– Вырвалась бы, – согласился парень. – В долгу я перед тобой, почтенный.
Маг усмехнулся со странным выражением, словно удивляясь сам себе.
– Вот в прежние времена я б тебя в дело бы запряг, долг бы заставил отрабатывать. Выгоду б свою искал… – Он потряс головой, брезгливо хмыкнул. – Но – про то говорить нечего. С матерью твоей теперь всё хорошо будет. Ты спросишь, откуда тварь эта взялась? Верно, я и сам себя спрашиваю. Вот боюсь, приятель, что твои лекарские ухватки-прихватки тут сказались.
– Это как? – оторопел Аратарн.
– Да вот так. Ты ж мать лечил? Лечил. Сколько ей по людскому счёту лет? Древней старухой должна быть, сгорбленной да беззубой. А я что вижу? Ну да, не молодушка. Но уж никак и не карга, век свой отжившая. Признавайся, лечил ведь её?
– Лечил, – сознался парень. – Как мог, так и лечил. Поддерживал. Защищал.
– Вот и приползло это нечто. Голодное, пустое, злое. Обереги ты сильные ставил, хвалю. Потому только и дотянула мать твоя, не выжрали её изнутри. Но оберег оберегом, а все пути-дорожки перекрыть у тебя не получилось. Это как частокол, знаешь, – крупного зверя удержит, а змея или крыса пролезут.
– Спасибо тебе, почтенный, – Аратарн поклонился. – Долг свой понимаю. Досмотрю вот, чтобы с матерью всё хорошо было б, – и весь твой.
– Весь мой, хм… Ладно, помогу и ещё раз. Условно говоря, частокол твой обновим и сети-капканы развесим-расставим, чтобы никакая бы тварь уже не проползла.
…Лидаэль молча наблюдала за отцом. Да, изменился, очень. Пропал тот холодный щёголь, сгинул без следа. Постарел. А главное…
Но тут Горджелин заговорил о том, что им надо всем троим сделать с «частоколом, сетями и капканами», и Лидаэль вся обратилась в слух.
Хутор они покинули только на четвёртый день. «Делать, так уж делать», – повторял Горджелин, и не успокоился, пока Саату и впрямь не окружила настоящая магическая стена, но скрытая, спрятанная от взоров – и людских, и нелюдских.
– Всё с ней хорошо будет, с матерью твоей, – успокаивал Аратарна Снежный Маг. – Не вдруг после такого глаза-то откроешь. Спать ей надо, силы набирать. Но ты сам судить можешь – гляди, гляди в оба!
Аратарн глядел. И точно, в матери больше не ощущалось этой злой и пустой черноты, она дремала, покойно и бестревожно.
– Идём, Аратарн, идём. Всё время, что могли, мы тут уже потратили. Волчьи времена подступают, быстрее колёса закрутились, быстрее, чем я ожидал…
– Что закрутилось? Какие колёса? Не темни, почтенный!
Горджелин с досадой покосился на недальние острые гребни гор – там, за ними лежал Эльфран, прекрасный, пугающий и загадочный.
– Когда тварь эту жгли – далеко эхо раскатилось. Раскатилось да обратно вернулось. Принесло… всякое-разное.
– Откуда принесло? – Лидаэль застыла у борта плоскодонной баржи, на которой они спускались по Эгеру обратно в Гален. – Из Южного Хьёрварда?
– Из-за неба, – сварливо отрезал Равнодушный. – Неужто не понятно? Стал бы я из-за чего-то здешнего шум поднимать!
– А что за небом? – не унималась Лидаэль.
– Да если б знать! – Горджелина явно раздражало собственное незнание. – Во-первых, из такой дали отзвуки никогда не доносились. Во-вторых, и отзвук-то пришёл странный, словно… – он прищёлкнул пальцами, – словно от ледяной стены.
– Откуда там ледяные стены? – недоумевала его дочь.
– Нет в Межреальности никаких стен, – отрезал маг. – Ни ледяных, никаких.
– Тогда от чего же отражалось?
– Тьфу на тебя, – разозлился Горджелин. – Ну что за неразумная девица! В том-то и дело, что ничего отражаться не должно было – однако отразилось. Теперь ясно? Что-то возникло там, за небом, чего никак там быть не должно – это понятно?
– Понятно, понятно, – буркнула «неразумная девица». – Но какое это имеет отношение к нам? К Проклятию Эльфрана?
– Никакого, – признался Снежный Маг. – Пока, во всяком случае, никакого. Но я уже привык, дочь, не доверять подобным случайностям. Ни разу ещё не выходило так, что они оказывались и в самом деле случайны.
– Чего зря ветер сетью ловить, – проворчал молчавший до того Аратарн. – Как отыщем то, что должны отыскать, так и поймём – случайно, не случайно…
Ему никто не ответил. Лидаэль обиженно дёрнула плечиком – тоже мне, какая она «неразумная девица», если прожила уже полный срок обычной человеческой жизни, внешне, правда, оставаясь и впрямь «девицей»?
Снежный Маг тоже промолчал. Смотрел то в серое небо, то на серую воду, прищуривал то правый глаз, то левый; а потом заявил, что в Галене им придётся немного задержаться, пока он, Горджелин, не достанет всё потребное «в связи с открывшимися новыми обстоятельствами».
И действительно, по прибытии в город Равнодушный куда-то исчез, оставив дочь с Аратарном дожидаться его возвращения.
Странные это были дни; бывает, всё время бежишь, бежишь со всех ног – и вдруг оказывается, что можно никуда не спешить, выдохнуть, остановиться, осмотреться.
…И увидеть вокруг себя город, широкую медленную реку, что словно дышит, катя серо-стальные воды к недальнему океану. Услышать прибой у гранитных набережных, крики морских скитальцев-альбатросов; вдохнуть солёный запах моря, смолы, корабельных снастей. Застыть на самом краю Приключения, опасностей, дальнего странствия – и вглядываться в лицо того или той, что рядом, безмолвно вопрошая себя: «И где ж были мои глаза?!»
Аратарн и Лидаэль бродили по галенским улочкам, подолгу замирали на могучих волноломах, далеко протянувшихся в суровый северный океан.
Даже сейчас, уже поздней весной, море оставалось грозно-серым, неприветливым, словно предупреждая неосторожных – берегись, нрав мой переменчив, и даже огромные карраки, если что, не избегнут моего гнева.
– Но ты так и не отыскал отца?
– Нет, – вздохнул Аратарн.
Волна ударила в камни мола, взметнулась пеленой брызг. Сын Губителя стёр с лица мелкую водяную пыль.
– Хотя искал повсюду. От горизонта до горизонта, и даже ещё дальше.
Лидаэль смотрела на него так, словно хотела и никак не решалась спросить: «А почему ты никогда не думал о том, чтобы отыскать меня?..»
– А тебе так важно найти именно его? Что это изменит, Аратарн?
Он ответил не сразу, глядя в серую толщу набегающего вала.
– Сам не знаю. Наверное, полноту… смысл… ну, словно я не пёс приблудный, не из ниоткуда, мать моя честно меня родила…
– Да какое это имеет значение!.. – пылко начала было Лидаэль и осеклась. Взгляд у Аратарна сделался тяжёлый.
– Имеет. У нас, на Севере – имеет. Есть у тебя семья, есть род – ты человек. А нет…
– Кособрюх, что ли?
– Примерно. – Аратарн не улыбнулся. – Человек без рода – что кособрюх дикий. Или хоботяра – ещё хуже.
…Они подступали друг к другу – и, осторожничая, расходились вновь.
Но самого главного так и не сказали.
А потом явился Горджелин, приведя с собой целый вьючный обоз.
Ещё потом долго искали подходящий корабль, способный поднять немалый груз экспедиции. Нашли. Трюм поглотил всю массу вьюков, и вот – отданы якоря, паруса подняты, серая волна разбилась о форштевень; теперь скользить великой океанской тропой под жаркие небеса Южного Хьёрварда.
Море приняло их, подхватило, понесло на могучих плечах; выше становилось небо, голубее и прозрачнее – воды. Шли наискось через открытые пространства, к Южному Хьёрварду, туда, где белый песок сходится с вечными волнами, и вода шипит, касаясь раскалённого брега.
Те купцы, что ищут быстрой прибыли, обычно сворачивают в пролив меж Восточным и Южным Хьёрвардом. Оставив по левую руку торговые Бирку и Хедебю, они пристают к длинным пирсам Агарастара, на берегу уже южного континента. Здесь можно дёшево купить зерно и фрукты, сильных, выносливых лошадей с верблюдами, драгоценный горный кедр, ароматические масла и специи, тонкие шелка и искусно выделанное оружие – впрочем, слишком уж разукрашенное, по мнению суровых северян. Здесь продаются и рабы, их с охотой доставляют племена, обитающие в раскалённых пустынях чуть южнее прибрежных гор.
Продав здесь северные меха и кожи, светловолосых голубоглазых пленниц, тороватый купец уже достигнет немалого прибытка. Однако, если он хочет по-настоящему разбогатеть, он не завернёт к гостеприимному Агарастару, нет. Он двинется дальше на полдень, следом за солнцем, вдоль неласковых берегов, где лишь бесцветный песок да испепеляющая жара.
Миновав пояс иссушенных пустынь, мореход достигнет жарких и влажных лесов, поднимающихся вверх на сотни локтей. Здесь нет больших городов и могучих держав, дикие племена враждуют друг с другом да приносят жертвы на грубых алтарях, добиваясь милости своих злобных божков, таящихся в глухих чащобах. Здесь можно очень дёшево приобрести кости невиданных зверей, лёгкие и необычайно прочные, чёрное и красное дерево, необработанные самоцветы, выносимые самими реками, и сильных темнокожих рабов; однако в джунглях подстерегают и опасности: отравленные стрелы дикарей, громадные змеи, бескрылые драконы и прочий страх.
Но если пройти ещё дальше на юг…
Как по волшебству, солнце из палящего становится просто тёплым и ласковым. Дуют попутные ветра, море за бортом изобилует рыбой. Жуткие джунгли, кишащие неведомыми страхами, уступают место пальмовым рощам, меж которых струятся мелкие потоки с недальних гор.
Усталому мореплавателю может показаться, что он достиг сказочной Страны Снов, где нет ни забот, ни тревог. Он бросит якорь в устье широкой, хоть и неглубокой реки, и попытается воспользоваться благами и богатствами безлюдной земли – каковые богатства, уверен он, тут в изобилии, надо лишь протянуть руку.
Он отойдёт от берега. Море подёрнется невесть откуда взявшимся туманом. Незадачливый путник решит повернуть назад – ведь берег оставался совсем рядом! – но так и не вернётся к кораблю. Потом туман рассеется, вновь засияет ласковое солнце, но сошедшего на землю уже никто никогда не увидит.
Даже тела его не найдут. Даже костей.
…Купец, хозяин доставившей их сюда карраки, только тряс головой. Высадить его досточтимых гостей здесь? Но это же гиблые места, берег призраков и духов, безжалостных и кровожадных!.. Берег, где давным-давно уже никто не причаливает, не бросает якорей!..
Горджелин лишь покачал головой и велел разгружать их поклажу.
– Но как же господин повезёт всё это? – недоумевал купец.
– Всё будет хорошо, любезнейший. Грузи на плот, да смотри, чтобы плотно всё уложили!..
Корабельщики повиновались.
…Плот пристал к берегу. Пустынно и тихо, лишь ветер чуть шуршит широкими пальмовыми листьями. Горджелин первым прыгнул на белый пляж, Аратарн следом.
– Что теперь, отец? – Лидаэль огляделась. – Как всё это тащить дальше? Я, признаться, думала, что ты наймёшь караван…
– Никаких караванов. – Снежный Маг вонзил посох в песок. – Здесь не от кого прятаться. Ни людей, ни орков или кого-то ещё. А те, кто невидим, – они нас найдут и так. Поэтому…
Сила послушно качнулась, потекла начертанным ей путём. Плот, словно невиданное чудище, сам полез на берег.
– Даже я почуял, – заметил Аратарн. – Это всё равно, что костёр сигнальный разложить ночью.
– Пусть приходят, – отрывисто бросил Равнодушный. – Есть чем встретить.
– А хоть кто они такие? – полюбопытствовал сын Губителя. – Чем именно встречать будем?
– Призраки. Остаточные манифестации. Очень, очень древние.
– Будем сражаться? – деловито осведомилась Лидаэль.
– Зачем? Мы просто удержим их на расстоянии.
Плот невозмутимо полз по земле, подминая сочную траву. Горджелин решительно шагал прочь от берега, мимо гордых пальм, мимо поднимавшихся кустов, меж которых уже начинали скользить серые змеи наступающего тумана.
– Может, хоть колёса сделать? – Аратарн глядел на упрямо ползущий плот с их поклажей.
– Ровная дорогая скоро кончится. Там ни одно колесо не пройдёт.
Туман сгустился к вечеру. Но Горджелин лишь вонзил посох в землю, прищёлкнул пальцами – и навершие засветилось синеватым. Туман поспешно раздался в стороны, отполз, словно в испуге.
– Вот видите, – повёл рукой Снежный Маг. – Простого смертного они бы сожрали. Ничего бы не оставили, даже костей. А так – пошипят бессильно, да и отступят. Садитесь, дорога дальняя. И отмерять её пешком предстоит.
Лидаэль, однако, не успокаивалась. Стояла, вытянувшись стрункой, словно вслушиваясь во что-то едва уловимое, но явно тревожное.
– Их тут много, – сказала шёпотом. – Очень много. Но я не могу различить…
– И не надо, – оборвал Горджелин. – Не надо тут ничего различать.
– Они несчастны. – Лидаэль всматривалась в извивы серых струй. – Голодны, несчастны и лишены надежды…
– Не обращай внимания. – Снежный Маг даже не обернулся. – Наша цель далеко отсюда; всех не утешишь и не упокоишь.
– Кто они, отец? – не отступала Лидаэль.
– Призраки, – равнодушно бросил тот. – Иные пребывают тут со времён вторжения Лишённых Тел. Это те, кого они убили.
– А сами Лишённые?
Снежный Маг едва заметно усмехнулся. Усмешка получилась неприятной.
– Их тут нет уже давным-давно. Сделали своё дело и ушли. Вернее, их увели те, кто имел над ними власть.
– И они не вернутся? – спросил Аратарн.
– Хозяева Лишённых власть свою давно утратили. А вот сами Лишённые… кто знает, где они сейчас. Я не стану гадать, существуют ли они ещё или сгинули. Нас это не интересует.
– А что же нас интересует, отец?
– Кто будет поджидать у цели, конечно же. Нет, не спрашивай, дочь, у меня нет ответа. Нам придётся послужить разом и приманкой, и капканом.
Ветер тоскливо шептал что-то неразборчивое, шевеля пальмовыми листьями. Струился серый туман; бесплотные голоса едва слышно перекликались в зарослях. Глубокая меланхолия, смертная печаль, безысходная грусть обнимали и берег, и нарядные пальмы, и алые венчики распустившихся цветов.
Здесь царила даже не смерть, но ожидание смерти. Неминуемой, медленной и мучительной.
– Дальше будет хуже, – посулил Горджелин. – Но, опять же, настолько, чтобы нас задержать. Мы здесь не для того, чтобы утереть каждую слезу и утолить всякую печаль. Нам просто надо пройти. И мы пройдём. Придётся похоронить всё наследие Лишённых Тел – тех самых, из-за которых и родилось Проклятие.
Всё время молчавший Аратарн так же, не говоря ни слова, протянул ладонь над пляшущими огненными языками. Рука его прошла сквозь пламя, а он даже не поморщился.
– Видели? В родных местах у меня б такое не вышло. Сила идёт, течёт, да прямо в море.
– Сила никуда течь не может, чай, не вода, – сварливо отозвался Снежный Маг. – То, что ты чувствуешь – это как раз остатки заклятья. Заклятья, уничтожившего всё живое, забравшего его силу и обратившего её против Лишённых. Второй стороной, вторым концом этих чар было Проклятие Эльфрана. В тебе кровь Губителя, Аратарн, часть его мощи. Часть небольшая – льстить тебе не стану, – но она есть. Тебе предстоит разрушить… то, что мы там найдём. Лидаэль соберёт и направит высвобожденное, ну а мне придется уравновешивать всё это. Иначе, боюсь, Южный Хьёрвард мы опустошим окончательно.