Ник Перумов
Когда мир изменился
Интерлюдия 1
Пробуждение
Скалы вокруг, обычные такие скалы, серые с чёрными прожилками. В трещинах коренятся горные травы, мелкие кустики, по откосам карабкаются вьюны, цепляясь усиками за мельчайшие выступы и выбоины. Горы стары, не одно столетие трудились над ними два великих рабочих – вода и ветер; и как же он, Фесс, оказался здесь?
Жёстко лежать на голом камне; он глянул – торс обнажён, живот и ноги прикрывает какая-то шкура.
– Не хотела тебя смущать, – раздался знакомый голос.
– Аэ!.. Ты!..
– Ну да, я. – Драконица смутилась сама, заметив его взгляд, брошенный на шкуру. – Это ж так, козла местного поймала. Кстати, поешь.
– Где… мы?
Аэ улыбнулась, чуть склонив голову набок.
– Не знаю.
– К-как?
– А вот так. Не знаю.
– Но… мы же попали сюда?
– Попали, – кивнула она. – Был огонь, была тьма, всё взрывалось и горело, а потом приходил мрак… – Драконица вдруг зябко обхватила плечи. В отличие от Фесса, она была одета – впрочем, Аэсоннэ сызмальства, ещё совсем крошечной умела магией создать себе любое одеяние. Вот и сейчас – грубоватая кожаная куртка на шнуровке, на плечах и локтях тускло поблёскивает металл. Простые холщовые штаны заправлены в низкие мягкие сапожки, широкий пояс, но кольца для оружия пусты.
– То есть то место, где мы спали…
– Его больше нет, – перебила Аэ. – Всё вспыхнуло и распалось. Всё, и камень, и скалы, и пространство, и время.
– И ты…
– И я полетела, – просто сказала драконица.
– Куда?
– Куда глаза глядели. Где не было огня и тьмы. – Она вздохнула, покачала точёной головкой, жемчужные пряди мотнулись из стороны в сторону.
– А потом? – Пустота внутри болела и ныла, утраченная память кровоточила, словно вырванный кусок собственной живой плоти. – Потом-то что?
– Потом… – отвернулась драконица. – Я летела. Ни о чём не думала, вот честное слово! Просто чтобы лететь. Тьма меня хватала, и огонь хватал, и осколки зелёные посекли – а я летела, да и только. Пока не увидела солнце.
– Солнце?
– Угу. – Она озабоченно потянулась, тронула прохладными пальцами его лоб. – Хорошо. Уже лучше. Совсем скоро встанешь.
– А… что со мной? И солнце-то – откуда солнце?
– Не ведаю. Оно просто появилось, глянуло сквозь туман. И я – к нему. Сквозь небо. Разбила там, кажется, что-то… – Она виновато взглянула вверх, ну точь-в-точь девчонка, раскокавшая банку с вареньем у строгой тётушки. – Звону было!.. ну, точно, как через хрусталь.
– А ещё потом?
– Ещё потом… – задумалась Аэ. – Ещё потом помню, как падала, крылья не держали. Не на что опереться, ни воздуха, ни… силы. Падала, в общем. Кувыркалась. Думала, что ой, всё.
– Но ведь не ой, всё? – Хотелось коснуться её руки, подбодрить, как встать, как тогда, до его сна, когда она была ещё маленькой.
Драконы растут и быстро, и медленно. Быстро обретают сообразительность, но полной силы достигают лишь за несколько человеческих жизней, и остаются потом такими же – долго-долго.
– Не всё, – кивнула она и вновь улыбнулась – устало, как после долгой-долгой работы. – Падать-то я падала, сквозь серую мглу, а потом вдруг ррраз – и как подхватило, как понесло, мир под нами закружился, завертелся, заблистал – я жизнь почуяла. Сила хлынула, да не такая, как прежде, непривычная, словно… словно горькая.
– Горькая сила? – не понял он. – А раньше какая была?
– Раньше безо всякого вкуса, – терпеливо пояснила Аэсоннэ. – А теперь есть. Только горький. Такой, знаешь… как пиво.
– Это ещё не самое плохое, – попытался он пошутить.
– Не самое, – кивнула она. Глаза вспыхнули – старой, былой силой и памятью истинных драконов, хранителей Кристаллов Магии Эвиала. – Сила меня и спасла, хоть и горькая. Время… – Аэ запнулась, – дикие фокусы выделывало. Такие, что и сказать нельзя. То ли вскачь, то ли потоком-водопадом, и каждая капля… да нет, нет, чепуха.
– Чепуха? В чём чепуха?
– Каждая капля – это мир, – отчего-то шёпотом проговорила драконица.
– Капля времени? – совсем растерялся некромант.
– Или не-времени. Может, пространства. Не знаю, не спрашивай пока. В общем, потом все эти штуки кончились, и я горы увидала. Горы как горы, старые, со льдами. Вулканы кое-где имеются. И на них-то мы и опустились. Ты был, – она зарумянилась, – словно во сне, но прежний ты. Как я тебя всегда помнила. Без… без примесей.
– Каких ещё примесей?!
Драконица избегала его взгляда.
– Тьма… – наконец прошептала она.
– Тьма? Вот ещё, что ж это за «примесь»?
– Есть тьма – и тьма, – она прикусила губу, брови изломились. – Даже нет, тьма, тьма и тьма. Целых три, говорит мне память крови. Одна – просто сила, как свет. Другая – просто темнота, как ночью. И третья… – Аэ заколебалась.
Он покачал головой. Память играла с ним в прятки – высовывалась и вновь исчезала, имена без образа и образы без имён.
– Та ипостась великой Тьмы, что есть чистое разрушение.
– Разрушитель… – вдруг вспомнил он. – Так меня звали…
Аэсоннэ вздохнула, коснулась его лба прохладными невесомыми пальчиками, такими обманчиво нежными.
– Разрушитель – это просто орудие, – сказала наконец, словно утешая тяжело больного. – Топор дровосека. Он свалит дерево, но обогреет семью. А та тьма, о которой я, – это совсем иное. Это жажда рубить просто для удовольствия.
Он поморщился. Память тасовала яркие картинки, ни на одной не останавливаясь. Академия Высокого Волшебства и девушка по имени Атлика.
Гора с названием Пик Судеб и ходячие мертвецы в её подземельях.
Кажется, он умер тогда.
– Я никогда не… рубил для удовольствия.
– Нам это кажется, и мне, и тебе. Дракон не рождается без жажды воплотиться драконом, некромант не овладевает искусством без тяги к запретному, к разрушению основ, к тому, чтобы бросать вызов – просто ради того, чтобы его бросать.
Тот, кого некогда звали Фессом, Неясытью, Кэром Лаэдой, устало прикрыл глаза.
– Аэ… Давай не будем философствовать. Под нами камень, над нами небо. Этого, мне кажется, вполне достаточно. Нас зашвырнуло в какой-то из дальних миров Сущего; давай поймём, где мы, да и в дорогу.
– В дорогу? – Она вскинула обжигающий взгляд. – Куда? В какую дорогу?
– Не важно, в какую, лишь бы отсюда.
– Хорошо, – послушно склонила голову драконица. – Полежи ещё немного, – и осторожно опустила всю ладонь ему на грудь, туда, где сердце.
Он ощущал все бугорки и мозоли на её руке; Аэсоннэ щедро делилась с ним своей собственной силой.
– Сейчас… – Она раскачивалась, прикрыв глаза. – Сейчас… а потом поешь, только обязательно… я ж тебе говорила…
Кровь веселее бежала по жилам; беспечно перекликались какие-то птицы, поднявшиеся высоко, почти к вечным снегам. Жизнь – жизнь повсюду, молодая, жадная, жестокая; где в ней твоё место, некромант?
– Мы отыщем его, – посулила драконица.
– Читаешь меня? – Он слегка свёл брови.
– Только чтобы помочь.
Она помогала. Становилось уже почти жарко, леденящая слабость поспешно отступала.
– Садись, – Аэ протянула руку. – Садись и ешь.
Перед некромантом появилась основательно прожаренная нога некоего копытного, надо понимать – того же козла, кому некогда принадлежала и прикрывавшая Фесса шкура.
– Пропекла в собственном огне, – гордо объявила драконица. – И травок натолкала, какие нашла. Вот… лук дикий дудчатый, лук медвежий… что нашла поблизости… ты ешь, ешь, на меня не гляди.
Он впился зубами в хрустящую корочку. Как у этой девчонки получается так запечь целую часть туши?…
– Ешь, ешь, – только и приговаривала она.
…В сторону полетела дочиста обглоданная кость.
Они спускались с гор, диких, заросших, безлюдных. Аэсоннэ, тихая и неожиданно присмиревшая, послушно шагала следом, даже не пытаясь принять свой истинный вид и взлететь. Некромант кое-как обмотал чресла шкурой – драконица, по её словам, «пару разочков на неё пыхнула», во всяком случае, кожа была сухой.
Но, кроме этого, у них ничего не было. Одежда Аэ, сотворённая магией – только для неё самой, с ним она поделиться при всём желании не сможет.
Хотя сила здесь была. Да, была, и немало. «Горькая», по выражению драконицы. «Горькая» и странная. Она не давалась, ускользала, обманывала.
Он попытался было пустить в ход несложные чары, с готовностью подсунутые памятью – его первый экзамен в Академии Ордоса, вопрос, заданный мастером Воды, «малый каскад иллюзий на триста саженей», простые жесты, которыми он, помогая себе, придавал форму свободно текущей силе…
Сила вырывалась, словно гибкая и сильная водяная змея, вдобавок донельзя скользкая. Норовистая, она словно обладала собственной волей, и отнюдь не рвалась выстраивать какие-то там живые картинки непонятно для кого.
– Аэ, как тебе удаётся…
– Драконы вбирают силу, как дышат, – чуть виновато пояснила та. – Однако здесь… здесь очень трудно дышать. Словно на высоте. Или под водой.
– Но ты летаешь, можешь сменить облик – так?
– Могу. Но с куда большим трудом, чем там, дома, в Эвиале.
В Эвиале…
Словно отозвалось гулким эхом, взламывая пласты беспамятства. Северный Клык, угрюмая одинокая башня, старик – старик Парри, мастер рунной магии, вручивший будущему некроманту кольцо-пропуск и отправивший его в славный град Ордос…
Немного поколебавшись, некромант выломал себе добрый можжевеловый посох. С чарами пока не очень, кто знает, уж не ожило ли старое недоброе «правило одного дара»?
И точно – тело повиновалось куда лучше чар. Посох послушно проделал шипящую мельницу, закрутился в восьмёрках, верхних и нижних петлях, словно стараясь убедить – меня используй, хозяин, меня!..
Ели вздымались всё выше, всё теснее – горный лес надвинулся на странников, зажурчал невидимыми ручьями, раскинул под ногами мягкий ковёр из опавшей хвои; здесь была весна, весна молодая и дружная.
Но выше по склону каким-то образом успел взойти не только медвежий лук.
– Всё знакомо, – раздалось за спиной. Аэ шагала, постоянно озираясь. – Ёлки, как у нас в Эгесте. А вот это – пихты. Они тепло любят вообще-то – а рядом с ними лиственницы, этим, наоборот, холод подавай. Они вместе редко растут…
– Но это ж в Эвиале, – заметил некромант. Сам он, правда, никаких подробностей о елях с пихтами, равно как и о лиственницах, не помнил напрочь. – А где мы сейчас?…
Драконица не ответила. И по-прежнему старалась на него не смотреть.
Глава 4
Кипела битва, полыхал пожар, сшибались в смертельной схватке люди с мертвяками – однако упряжные зомби, тащившие двуколку некроманта, на это не обратили никакого внимания. И их словно бы никто не заметил – тот же лич даже не попытался подчинить их своей воле. То ли не мог, то ли не успел.
За спиной осталась разгромленная застава; сруб караульни догорел, стены обвалились, дымилась лишь груда углей. Молодой сэр Конрад ёрзал, дёргался, то ощупывал собственное лицо, то, стащив боевые рукавицы, разглядывал ладони, словно впервые увидев.
– Некрос… некромаг…
Фесс не отвечал, глядя на постепенно светлеющую дорогу, что стала заметно ровнее и шире.
– Сударь некромант, – наконец выдавил из себя юный рыцарь. – Сударь, прошу, ответьте мне…
Теперь он заговорил куда как вежливее.
– На что ответить, благородный вер Семманус?
Рыцарь опустил голову.
– Эта… одержимость… то, что лич овладел мною… душа моя погибла, верно, да?
– Душа? – искренне удивился Фесс. – Помилуйте, сэр Конрад, о душе своей вам лучше побеседовать с вашим духовником – отец Церепас, верно? Как могу я, некромаг, кому не переступить порога храма Господня, рассуждать о спасении души?
– Вы тот, кто смотрит за край, – Конрад сцепил пальцы, чтобы не так дрожали. – И, сдаётся мне, знаете поболее отца Церепаса, Господи, прости мне слова сии…
Мальчишка трясётся. Мальчишка в ужасе. Сколько ему – шестнадцать, семнадцать? Крупный, рослый, сильный. А сейчас вот только чуть-чуть глянул даже не за грань, а так, на общие очертания Врат, и все поджилки ходуном заходили.
…А давно ли тебе было шестнадцать или семнадцать?
Давно ли тётушка Аглая и душевная её подруга мэтр Клара Хюммель дружно пытались его женить?…
Когда и где это всё было? Призраки памяти, призраки его прошлого, воспоминания из-за черты.
Здесь, в достославном маркграфстве Ас Таолус, слыхом не слыхивали ни о каком Спасителе. Господь у них был, Господь Вседержитель, усмиривший огненный Хаос и ставший миром, а потом явившийся в него, дабы наставить всех в спасении.
И никогда здесь никто не подозревал ни о какой Межреальности.
– Никто никогда не заходит за Врата, – Фесс смотрел прямо перед собой, голос его звучал глухо. – Есть много легенд. Кто-то из древних авторов утверждал, что все души после смерти подхватывает исполинская река, унося их к…
– Ересь! Ересь! – перепугался юнец. – Господь милостивый, прости мне, что слушаю такое!..
– Да погоди ты. – Некромант отбросил вежливое «вы». – Потом грехи свои отмолишь. Отвечай – совсем ничего не помнишь? Что последнее?
Кажется, подействовало. Во всяком случае, рыцарь уже не упоминал о собственном благородном происхождении.
– Помню – я его рубанул, – шёпотом сообщил юный сэр. – Мертвяка. По… по шее, кажется. Меч потерял. И потом… – он мучительно сморщился. – Голос. Да, голос. «Принеси мне её» – как-то так.
– Теперь ты помнишь, сэр рыцарь.
– П-помню.
Молчание. Шаркают подошвы грубых сапожищ на неживых ногах. Солнце всё выше. Лесная дорога преображалась – радостное утро, самое начало осени, когда уже свозят с полей урожай и хозяйки хвастаются друг перед другом громадными тыквами.
– Зачем личу эта дева? – Кажется, сэр Конрад уже совершенно забыл о своём изначальном намерении забить жуткого некромага в колодки и отправить с конвоем в Хеймхольм. И, молодец, он всё-таки подумал о других, не утонул в собственном ужасе о погибающей душе.
– Не знаю, – совершенно искренне ответил Фесс. – Она из странных мест, из Эгеста – не слыхал о таком, сэр рыцарь?
– Нет, сударь некромант. – Юноша задумался, потом потряс головой. – Хотя… слыхал солдатские байки, но так на то ж они и байки!
– Не бывает дыма без огня, – подбодрил некромант. – Так что ж это за байки?
– Эгест – это такая страна, на востоке. За рекой Армере. За Чашным хребтом, за степью Маалуса. Там, где начинаются владения змеелюдей.
– И что же там?
– Страна Туманов – так говорят. Видения, миражи, мороки. Там пропадают караваны, неосторожные путники – все. Только со словом Господним на устах можно пройти сквозь ту землю. Отец Церепас говорил…
Страна Туманов, подумал Фесс. Страна из моего прошлого, страна мороков и миражей. И оттуда является девушка Этиа Аурикома. Является, чтобы угодить в лапы недостойному рыцарю Блейзу, из ордена братьев Чёрной Розы. Этиа, которую опоили сонным зельем и увезли из родных мест…
Что ж, придётся навестить Хеймхольмскую командорию Чёрных Роз.
Сержант Артеур справится на сгоревшем посту. Ему, Фессу, там делать нечего. Плату за работу он получит, и…
И будет искать лича. Потому что это первая ниточка, первая… нерегулярность в том, что окружало его последние месяцы.
А окружало его подлинное безумие.
Мир, возникший из ниоткуда. Мир с веками истории, мир похожий и непохожий на привычные Эвиал с Мельином, ну и другие, в каких удалось побывать, пока ещё жил в Долине, с отцом и мамой, в нарядном, уютном доме, где было счастье.
А потом пробуждение, и…
И чужие горы под чужим небом.
Тонкая рука Аэ…
«Нет! – мысль обжигала, подобно раскалённому железу. – Об этом я не буду думать. Никогда и ни за что. Не буду думать, пока не найду ответа и решения. Пока не исправлю случившееся».
– Значит, Страна Туманов, – услыхал он свой голос. Голос был спокоен и не выражал ничего, кроме должного интереса к словам молодого рыцаря. – Да, забавная байка. Ничего больше.
– Так, выходит, похищенная дева оттуда родом? – оживился сэр Конрад. – Из сей загадочной земли?
– Я не успел расспросить её, сэр рыцарь.
– Но вы же… она была под твоей защитой, сударь некромаг!
«Вы» путалось с «ты». Впрочем, хорошо, что молодой лорд перестал трястись осиновым листом.
– Была. Но не поведаешь ли, сэр Конрад, не сталкивались ли вы в своём дозоре с неким рыцарем Блейзом или Блайсом, братом Чёрной Розы?
– Как же не сталкиваться! Сталкивался. Через заставу он проехал вчера после полудня. На боевом коне, в полном вооружении.
– И предъявил подорожную?
– Предъявил, – слегка покраснел рыцарь.
– А не имел ли он с собой груза? Такого, весьма заметного тюка или мешка?
– Имел, к-кажется… – сэр Конрад мучительно пытался вспомнить. – Погоди, сударь некромант… уж не хочешь ли ты сказать…
– Дева Этиа была найдена мною на жертвеннике в самом сердце поля менгиров, где под землёй залегают катакомбы Эшер Тафф. Она уверяет, что её похитили из родного дома, после чего рыцарь Блейз оставил её на камне – как приманку, надо полагать. Он не раскрыл тебе, сэр Конрад, своей цели?
– В подорожной было сказано, что брат Чёрной Розы направляется истребить поднятых из могил мертвецов как раз на кладбище Эшер Таффа!.. – Юный лорд уставился на Фесса широко раскрытыми глазами. – Но не может быть!.. Братья Чёрной Розы известны своим благочестием и добронравием!.. Они повергают зловредных тварей Тьмы, противных Господу, и не трогают невинных!..
– Всё это, равно как и многое другое, нам предстоит разузнать в Хеймхольме, сэр рыцарь.
– Если… если духовник мой благословит меня, хотел бы помочь… – выпалил Конрад и осёкся.
Некромант понимающе улыбнулся.
– Благодарю. Но не стоит, досточтимый. Я знаю, что Святая Церковь не одобряет моих занятий. Считает, что неупокоенные есть бич Божий, наказание за грехи, и бороться с ними надлежит совсем иными методами, нежели мои. Духовник твой едва ли будет доволен твоими стремлениями, сэр рыцарь.
Конрад вновь покраснел. Прикусил губу, вновь глянул на собственные ладони.
«Молодой. Какой же он молодой», – мелькнуло у Фесса. Нет – у мага Долины по имени Кэр Лаэда. Бросившего Академию и устремившегося на поиски приключений…
– Тебя не смущает больше моя упряжка?
– С-смущает, – признался рыцарь. – Ибо угрожает спасению души моей.
– В этом, надеюсь, тебе поможет твой духовник. От этого греха он тебя разрешит – ибо тот, кто спешит к святому отцу на исповедь, вправе пользоваться любым средством. Вот даже твой святой. Каброн – разве не оседлал он мертвяка, дабы перебраться через разлившуюся реку и поспеть к умирающему?
– Д-да, – несколько взбодрился юный сэр. – Ты хорошо знаешь Писание, сударь некромаг! Но ты же не в церковной ограде?
– Нет, – усмехнулся Фесс. – Мы со святыми отцами слишком уж во многом не совпадаем. Да и ты сам, досточтимый рыцарь, собирался забить меня в колодки, разве нет?…
– Строгий приказ его светлости маркграфа… – начал было рыцарь, но на середине фразы скуксился, повесив голову.
– А с чего ради его светлость издал столь строгий указ?
Конрад втянул голову в плечи.
– Говорили… гонец его светлости… что бродят по дорогам новые мертвяки, ни в чём не отличимые от живых; ходят, и будят погосты, и оставляют за собой поднятые, из могил выкопавшиеся трупы…
– Вот как? – искренне удивился Фесс. – Не сталкивался. Бургмейстер Хеймхольма нанял меня покончить со слыгхом на менгирном поле, а вот про бродячих неупокоенных, что будят погосты я, право же, не слыхал.
– Говорят, что прибыла целая конгрегация истребителей нежити от самого Святого Престола, – Конрад испуганно обернулся, словно оная «конгрегация» могла выскочить из придорожных зарослей. – Говорят, будут искать корень зла…
– И что же, наличие подорожной означало?…
– Ну конечно! Как же мертвяку получить оную у достопочтенного кастеляна?
Святая простота, говорили о таких.
– Что ж, сэр рыцарь, наверное, ты прав. Поведай мне об ином. Когда на нас набросились смерть-дети, ты сражался не столько мечом, сколько талисманами, оберегами…
– Не талисманами и не оберегами, то ересь! – мигом вскинулся Конрад. – Мощами святых отшельников и просветлённых мужей! Умельцами монастырей в Бен Акве и Бар Роване сотворёнными! И разве не видел ты, сударь некромаг, как разили они нежить?
– Видел. И видел, как они разрушались. Ты мог использовать их только один раз, сэр Конрад.
– Верно. Но…
– Не будем спорить, что лучше, каждый хорош в своём ремесле. Значит, святые мощи…
– А также освящённые реликвии! – вставил молодой рыцарь.
– Пусть будут реликвии. Что ж, благодарю, сэр Конрад.
– Не за что, сударь некромаг. Хотя… хотя… как доброе чадо Господне, прошу тебя – покайся, прими…
Некромант едва заметно усмехнулся.
– Прости, сэр рыцарь. Но я не раз уже слыхал эти речи. Не станем заводить их вновь.
Конрад горячо запротестовал:
– Нет! Нет! Всякий состоящий в лоне Святой Церкви обязан, узрев задержавшегося возле врат, помочь ступить через порог…
– Я стою у совсем иных врат, – перебил некромант. – Нет нужды продолжать, досточтимый.
Мальчишка-рыцарь понурился. Какое-то время молчал, а потом вновь стал приставать с расспросами, не погибла ли его душа, уж раз сударь некромаг так хорошо знает деяния святых?…
* * *
Стены и башни Хеймхольма поднялись над озером, что сверкало полуденным блеском. Ветер подхватывал длинные и узкие штандарты на башнях, тянул их, трепал, заставлял хлопать, гнул прочные дубовые древки. Повозку и упряжных зомби пришлось оставить на постоялом дворе перед городскими воротами, в глухом каменном загоне. Содержатель трясся и дрожал, маленькие глазки полнил ужас, но отказать Фессу он не посмел – сказался внушительного вида пергамент с печатями городской ратуши и самого бургмейстера.
Тягловых своих мертвяков некромант загнал в стойло и тщательно запер. Молодой Конрад вер Семманус вертелся под ногами и всячески мешал.
– Ты разве не спешишь к своему духовнику?
– Спешу. Но…
– Я тоже спешу. В управу. За платой.
– Можно я с тобой, сударь некромаг? Ведь наверняка придется рассказать и про лича, а тебе будет нужен свидетель из благородного сословия, из уважаемого рода…
Мальчишка был совершенно прав.
– Почту за честь, сэр Конрад.
Славный град Хеймхольм встретил их запахами смолы, рыбы, дыма и жарившейся на рынках требухи; пылью и навозом под ногами, конским и коровьим; узкими улочками, нависающими верхними ярусами домов. На них косились – впрочем, по большей части хорошенькие служанки, бросавшие на молодого Конрада такие взгляды, что тот так и брёл, пунцовый, как свёкла.
В ратуше двери открывались перед ними словно сами собой, а прислуга и стражники старались подобру-поздорову убраться с их пути.
Здесь были суровый камень да толстенные брёвна, ошкуренные и обожжённые. Хеймхольм стоял на западной границе маркграфства, но селились тут большей частью северяне, привычные к распрям с Империей Духа.
Гобелены изображали славные битвы горожан – правда, тканью изрядно закусили тряпичные черви. Занимали целые простенки композиции из побитых щитов, проломленных шлемов и сломанных копий – как утверждали в Хеймхольме, всё это взято было в бою с тех рыцарей и их дружинников, кому достало глупости требовать с города дань.
Широкая лестница холодного бутового камня вела наверх. Двое стражников в начищенных кирасах, шлемах-кабассетах и с алебардами поспешно расступились.
– Господин бургмейстер? – осведомился некромант.
– Господин бургмейстер немедля примет господина мага. – Старший из алебардистов пятился, пытаясь в то же время осенить себя Господним знамением.
Кабинет – или контора – господина бургмейстера отличалась тем, что вместо гобеленов со славными битвами стены его украшали головы волков, кабанов и медведей, все – с явными признаками оборотничества.
Рыжебородый великан поднялся с кресла, коим служил цельный комель дерева. Нос у господина бургмейстера явно отрицал наличие благородных кровей и напоминал картошку, щёки были красны и свидетельствовали об охоте до крепкого эля. Дублет господина бургмейстера украшала массивная серебряная цепь – центральное звено в виде крупного мифрильного кольца.
– Мастер Граллон Салдобрул, моё почтение, – некромант поклонился первым. – А это – юный сэр Конрад…
– Конрад вер Семманус! – гордо объявил рыцарь. – Отец мой…
– Тихо, тихо, – поморщился бургмейстер. Вид у него был явно помятый – ночь, видать, выдалась весёлая. – У меня в голове словно орда пьяных гномов молотами колотит. Тихо. Некромаг, ты явился сообщить о…
– Об очищении погоста Эшер Тафф.
– Эшер Тафф… – мастер Граллон явно страдал от последствий вчерашних возлияний. – Проклятое местечко… Ну так что, ты управился со слыгхом?
– Там не оказалось слыгха, бургмейстер. Вместо него – три каттакина, летавец и драуг.
Рыжебородый недоверчиво свёл брови.
– И они тебя не растерзали, некромаг?… Если, конечно, хотя бы половина того, что я слыхал об этих созданиях, правда…
– Отнюдь, – пожал плечами Фесс. – Вот, пожалуйста, смотрите, – и он полез в суму.
– Нет! Нет! – замахал руками мастер Граллон. – Не хватало ещё вываливать мне тут свои богомерзкие останки!..
– Не мои, а неупокоенных, досточтимый.
– Всё равно я в твоих костях ничего не смыслю!.. И говорю тебе – там был слыгх, как доносили святые отцы!.. Вот за слыгха я тебе и заплачу – после того, как…
Фесс даже не успел закатить глаза, как за спиной раздались шаги, и скрипучий голос произнёс:
– Не советую вам спорить и торговаться с некромагом, Граллон, чадо моё.
Наверное, Фесс сделался белее мела, потому что Конрад аж рот разинул и попятился.
Этот голос – нет, не может быть!..
Он досчитал до десяти. Как когда-то, в деревушке под названием Большие Комары…
Невысокий широкоплечий монах в простой коричневой сутане, подпоясанный кожаным поясом гномьей работы с несколькими мелкими сумками, в петлях шестопёр. Большая лысина, и один глаз закрыт чистой белой повязкой.
Некромант обернулся соляным столпом.
Новоприбывший прошествовал к столу бургмейстера, бегло взглянул на пергамент Фесса.
– Моё почтение, сударь некромаг. Благословения не предлагаю, вам оно ни к чему.
– Эт… Эт… – только и смог выдавить Фесс.
– Эт?… – поднял бровь монах. – Позвольте представиться, отец Виллем Зейкимм, старший дознаватель конгрегации Света Святого.
– Этлау… – имя наконец выбралось на волю.
– Простите? – не понял монах. – Этлау? Премерзкий городишко, доложу я вам. Хоть я и оттуда родом, но правда превыше всего… Э-э, сударь некромаг, что ж вы так на меня смотрите? Право же, клянусь Господом нашим, я не мертвяк.
Сердце Фесса бухало тяжело и с болью, билось о рёбра пойманной птицей.
– Прошу простить, отец Виллем, – слова получались хриплыми и натужными. – Вы… просто очень похожи на… на одного человека…
Бургмейстер позволил себе смешок. Старший дознаватель тоже улыбнулся, но лишь уголками губ:
– Едва ли меня можно с кем-то спутать, сударь некромаг. Впрочем, не важно. Господин Салдобрул! Не думайте, что я про вас забыл. Я, милейший, никогда ничего не забываю.
– А-а, э-э, отец Виллем, о чём вы, благочестивый?…
– О том, что не стоит пытаться обмануть некроманта Фесса, также известного под прозвищем Неясыть. Не надо занижать выплаты ему и пытаться сэкономить.
– И в мыслях не держал! – покраснел великан. – Но, отец Виллем, порядок, порядок превыше всего!..
– Если некромант Неясыть сказал, что на кладбище обитали и упокоены им три каттакина, летавец и драуг, то это верно так же, как и то, что меня зовут Виллем Зейкимм, – перебил дознаватель в монашеской сутане. – Можете мне поверить. Самолично не раз перепроверял сказанное сударем накромагом, и ни разу он не преувеличил ни в единой малости. Поэтому выдайте ему положенное и не тратьте более нашего времени. Если, конечно, у вас тут нет поблизости иных ревенантов.
Бургмейстер метнул на невозмутимого монаха косой взгляд, но перечить не решился. Открыл сложный замок на вычурном ковчежке, явно гномьей работы, отсчитал монеты, золотые и серебряные. Прибавил несколько медяков.
– Похвальная педантичность, – усмехнулся Виллем. – Вы сговаривались на столь некруглую сумму?
– Произвел удержание налогов и податей, согласно указу его светлости маркграфа, – мстительно ответствовал мастер Граллон. – Не матерь ли наша, Святая Церковь, учит, что повиноваться властям мирским есть первый долг верных чад её?
– М-м, да у нас тут, оказывается, богословский диспут! – весело удивился монах-дознаватель. – Повиноваться властям необходимо, но при этом сказано «кто от бумаг не поднимает носа, однажды точно полетит с откоса». Уберите мелочь.
Бургмейстер поджал губы, но опять же не дерзнул спорить.
Зазвенело золото.
– Прекрасно. А вы, дорогой Граллон, помните, что конгрегация наша милостива и исполнена милосердия, однако тьму мы истребляем не только в мерзких порождениях ночи. Тьму, что находит дорогу к сердцу слабых духом, мы истребляем тоже.
Бургмейстер слабо булькнул что-то и почти рухнул в кресло.
– Не составите ли вы мне компанию, сударь некромаг? – осведомился отец Виллем. – Если, конечно, у вас нет каких-то ещё дел к достопочтенному мастеру Граллону? И если достопочтенный мастер не хочет поручить вам ещё что-нибудь, а, друг мой?… В трактирах я уже чего только не наслушался!..
– Пришли известия о beinhoder, Костяных Головах на старых могильных полях к западу от Хеймхольда… – нехотя проворчал Граллон. – Быть может, господин некромаг соизволит?…
– Господин некромаг соизволит, – проговорил Фесс. – Соизволит, но с небольшой задержкой. Так случилось, что у господина некромага срочные дела. Его личные дела.
– У господина некромага появились личные дела? – поднял бровь дознаватель. – Странно, странно. Весьма странно.
– Случается, – отрывисто бросил Фесс. – Но я обязательно вернусь. Так быстро, как только сумею, бургмейстер.
– Награда, надо полагать, соответствующая? – осведомился отец Виллем.
– Согласно указу его светлости, – буркнул Граллон. – Смотрите, сударь некромаг. Костяные Головы пока не высовывались на тракт, но уже начали шарить по заброшенным деревням вокруг.
– Чумные поля, сударь Неясыть. – Виллем ловко раскатал свиток карты. – Во время большого мора туда свозили караванами погибших. В Империи и маркграфствах тогда жило куда больше народу…
– Я слышал, что свозили. А почему не сжигали на месте?…
– Потому что тогда, забодай меня корова, вырубили почти все леса!.. – рявкнул Граллон. – Дома умерших сжигались вместе с ними, потом поняли, что этого мало, что даже из обгорелых трупов сочится зараза, не спрашивай меня как, некромант! Чтобы сжечь человеческое тело, нужен настоящий погребальный костёр, по всем правилам!..
– Спокойнее, бургмейстер. Вы, похоже, напугали сего юного рыцаря, – усмехнулся отец Виллем.
Молодой сэр Конрад, о котором все забыли, так и простоял всё это время тихонечко в углу кабинета – бледный, судорожно потиравши руки.
– С-святой о-отец…
– Всё хорошо, чадо. О, судя по титурусу на гербе, передо мной вер Семманус?…
– Истинно так, святой отец!..
– Хорошо. Я вижу, ты взволнован, чадо. Если у тебя есть духовник – ступай к нему, исповедуйся. А потом приходи в «Свинью под секирой», на Рыночной улице. Там найдёшь меня. Всё ли понял, чадо?
