Ник Трейси
Собиратель Мостов
Глава 2. Кора Ипсвич снимает трубку
30 августа 2010 г., полдень
Август выдался жарким. Пышнотелая Кора Ипсвич, расслабленная до дремотной лени, лежала в просторной круглой ванной, наполненной прохладной водой. С улицы едва доносилось чириканье воробьев и редко проезжающие машины. Окно было открыто, но подсмотреть за ней на втором этаже никто не мог, ведь ее шикарный особняк был самым высоким в пригородном поселке для белых воротничков.
В два часа пополудни в Хоуп-сити был назначен смотр очередных моделей для рекламной фотосессии. Кастинг устраивала Маргарет Лекруа, куратор крупного рекламного агентства, в павильоне на 13-ой улице. За две прошедшие недели эта бойкая женщина уже шесть раз собирала мужчин по всей стране. Она просто из кожи вон лезла, чтобы угодить Коре. Но среди трех сотен просмотренных кандидатов не оказалось ни одного подходящего. Лениво двигая толстыми ногами в воде, Кора задавала себе один и тот же вопрос: «Почему модели до сих пор нет?». Она гадала: причина в людях или в ней самой?
Кору Ипсвич знали, как гениального фотографа. Каждый её снимок превращался в предмет высокого искусства. В профессиональном кругу она славилась тем, что умела поймать, так называемый, «золотой кадр».
Этому невозможно было научиться. Кора обладала даром от Бога. Золотым кадром суеверные фотографы называли особый, неуловимый миг реальности, который наполнен пиком природной красоты. Не все верили в то, что такой миг действительно существует. Поэтому многие под умением поймать золотой кадр понимали природный талант художника видеть прекрасное там, где другие его видеть не способны.
Но чтобы там не говорили скептики, для Коры Ипсвич «золотой кадр» был самой настоящей реальностью. Это состояние магического совершенства у каждой вещи или живого существа возникало лишь один раз в жизни и длилось от нескольких часов до нескольких месяцев, после чего уходило безвозвратно.
Фотография человека, сделанная Корой, становилась лучшим снимком за всю его жизнь. Никто больше не мог добиться лучшего кадра, чем это получилось у неё. С тех пор, как она завоевала репутацию «фотографа от Бога», её пытались заполучить самые могущественные торговые бренды. Снимок Коры Ипсвич, сделанный для рекламы, означал взрывной успех у потребителей. Ни один фотограф не стоил так дорого, как она.
Заказ для Коры со временем стал не возможностью заработать, а лишь поводом отыскать ещё одну драгоценную неповторимость. Искать людей в «золотом кадре» было не просто, поскольку это состояние приходило к человеку непредсказуемо и в любом возрасте. У кого-то расцвет красоты случался в шесть лет, а у кого-то в шестьдесят. Личность в период «золотого кадра» обладала необъяснимой притягательностью, причем внешность не имела никакого значения. Человек просто пребывал в идеальной гармонии с окружающим миром, и Кора могла это видеть. Каждое из живых существ в период магической фотогеничности прекрасно собственной уникальностью.
Другая тайна, известная одной лишь Коре, состояла в том, что сразу после снимка, состояние «золотого кадра» быстро рассеивалась. Кора успевала сделать ровно девять снимков. Все последующие кадры на её глазах начинали меркнуть. По этой причине она никогда не работала с моделью повторно.
Среди тех, кто ее знал, Кора Ипсвич слыла женщиной со странностями. Детство в приюте развило в ней слабость к шикарным особнякам, в которых можно было ходить голышом и вообще делать, что душе угодно, как богатой улитке в огромной раковине. Кора любила путешествовать, а потому оседала в одном месте не больше трех лет, после чего подыскивала себе новый дом. Последними ее местами проживания были Нью-Йорк, Сан-Франциско, Москва, Лос-Анджелес, и вот теперь она перебралась в поселок рядом с Хоуп-сити.
Несмотря на равнодушие к гонорарам, к тридцати двум годам чудачка с фотоаппаратом сколотила сказочное состояние. Деньги не могли испортить Кору потому, что она никогда не думала о них. Фотографии – вот была цель её жизни.
Кора никогда не умела и не стремилась окружать себя роскошью, если не считать огромных домин. Она не следила за фигурой, любила вкусно поесть, смотрела мультики про уток под игристое вино, а ее вес, как правило, не опускался ниже восьмидесяти килограмм. У неё не было близких друзей и она никогда не делала попыток сблизиться в романтических отношениях с мужчиной.
Окружающие делились для нее на две половины. Те, кто уже прожил «золотой кадр» и те, у кого он еще впереди. Кора жила в мире людей, но почти не знала этого мира. Вернее, она не хотела его знать.
Двухэтажный дом в пригороде Хоуп-сити она купила два года назад у одной пожилой четы, которые уехали встречать старость в солнечной Флориде. В придачу ей достался сад из роз и винный погреб, который она быстро переделала в фотолабораторию. Ей нравилось жить в этой тихой, выделенной для богачей зоне рая, в окружении типовых белостенных особняков-блезняшек на кленовой аллее; в месте, где никогда ничего не происходит. В город она выезжала неохотно и только по необходимости.
Несмотря на некоторую социальную апатию, Кора была человеком слова. Когда она бралась за работу, то могла думать только о ней и ни о чем больше. Сейчас даже любимая ванная не могла отвлечь её от этих мыслей. Заказ был от модного дома, выпускающего джинсовую одежду. Вице-президент не мог выбрать для неё модель, но в контракте указали, что это непременно должен быть мужчина.
Кора чувствовала, что очередной кастинг не принесет результата. Поэтому на протяжении последний семи дней она выезжала в город, припарковывала машину у тротуара одной из оживленных улиц и после долго наблюдала за толпой. В лучшие времена проходил час или два и золотой кадр обязательно появлялся. Но сейчас что-то изменилось. Красота словно исчезла. А может ее кто-то спугнул?
На миниатюрном прозрачном столике рядом с ванной зажужжал сотовый телефон. Кора открыла глаза, пышное тело приподнялось из воды.
Номер неизвестен. Телефон продолжал жужжать уже в руке. Секунду-другую она раздумывала, отвечать ли на звонок. Но скоро любопытство вязло верх.
– Алло?
– Кора Ипсвич? – спросил мужской голос в трубке.
– Кто это? – она не узнала голоса и потому несколько растерялась.
– Вы Кора Ипсвич? – настойчиво повторил мужчина.
– Да… это я.– от волнения Кора еще больше приподнялась из воды. – Что вам нужно?
– Моё имя Фред Джонсон. Я юрист…У меня к вам особое дело.
– Если вам нужна съёмка, то я сейчас…
– Нет, – поспешил перебить незнакомец. – Мы к вам по другому поводу.
Последние слова вселили в нее страх и заставили на время замолчать.
– Мы? Кто это мы?
– Это не телефонный разговор, – мягко пояснил Фред Джонсон. – Вы знаете небоскреб на бульваре Фейнмана?
Небоскреб на бульваре Фейнмана был самым высоким зданием в Хоуп-сити. Горожане называли его Струной. Этажи занимались влиятельными корпорациями и политическими штабами. Небоскреб «Струна» говорил о статусе. Многие чудаки-миллионеры снимали там офисы только ради того, чтобы соответствовать уровню благосостояния. Про это здание ходили городские легенды. Бытовал, например, слух, что под небоскребом вырыты подземные ходы на окраины города по четырем сторонам света. Ходила так же молва о том, что там живут люди, которые никогда не выходят наружу.
Упоминание главной достопримечательности Хоуп-сити заинтриговало Кору, а вежливый тон собеседника рассеял недавнюю робость. Возможно, ей хотят предложить должность арт-директора в транснациональной корпорации, мельком пронеслось в голове.
– Конечно, – не раздумывая, ответила она. – Я знаю это место.
– Не могли бы вы явиться туда сегодня вечером для обсуждения нашего дела?
– Вы снимаете офис в Струне?
– Именно.Так что вы скажите?
– Это как-то связано с налогами? – Кора ломалась между женским любопытством и трусостью.
– Нет, уверяю вас, это дело другого рода.
– Какого же другого?
– Вы всё поймете, когда явитесь на встречу.
– Когда вы хотите встретиться?
– Сегодня. В девять вечера. Этаж сто девяносто семь.
Кора пообещала, что постарается придти. Но мистер Джонсон, по-видимому, не удовлетворенный её ответом, еще несколько минут заверял, что это очень важно, что он рассыпается в извинениях из-за вынужденной скрытности и лишь после того, как Кора твердо заверила, что придет, он в последний раз выразил надежду, что она непременно явиться и, наконец, исчез с линии.
Сразу после телефонного разговора Кора засобиралась в город. Мысли о странном звонке на какое-то время отвлекли её от проблемы с заказом. Она была из тех людей, для кого любой жизненный сюрприз равнозначен катастрофе.
Каким таким важным делом был обеспокоен незнакомец, если оно не касалось заказа на фотосъёмку? Она думала об этом всё то время, пока сушила густые рыжие волосы, после чего, так и не придумав какого-то объяснения, спохватилась, что опаздывает на кастинг. Как только её мысли вернулись к предстоящему смотру, она забыла о звонке.
В начале второго Кора выехала из гаража на зелёную лужайку перед домом. Красная тойота пикап уже много лет была её верной спутницей в ярких путешествиях по стране. Выруливая на трассу, Кора пришла к твердому решению: если и в этот раз модели не будет, то она откажется от заказа.
– К чёрту вас, – произнесла она вслух и надавила на педаль газа.
До Хоуп-сити тянулось сорок километров четырёхполосного шоссе. По обе стороны дороги стелилась зеленая равнина с далекой кромкой леса вдоль голубого горизонта. Кора гнала по второй обгонной полосе, выставив локоть в открытое окно. Локоны рыжих волос, собранные в короткий хвост, выбивались от потока встречного ветра на стекла больших солнцезащитных очков. Даже на самые важные встречи Кора одевалась, как беззаботный тинэйджер: потертые джинсы, кроссовки и цветная майка. Однако за рулем громоздкой тойоты она больше походила на состоятельную фермершу.
Глава 3. Полуночники
Хоуп-сити был маяком, символом новой жизни для всех тех, кто хотел начать все с чистого листа. Небоскребные кварталы центра окружали кирпично-серые окраины трущоб, которые тянулись на десятки километров вдоль широководной реки Лайм, огибавшей город, будто оборонительный ров замка, почти замкнутым кольцом.
Семь великих арочных мостов принимали путников с разных концов страны. От бедняцких захолустий к центру облик города менялся высотой построек. Бурокирпичные двенадцатиэтажки вместе с прилегающими заводами и бесчисленными пабами считались одними из самых старых зданий Хоуп-сити. Это было гетто рабочего класса, нищей богемы, алкоголиков и криминала. Люди, привыкшие к лимузинам, старались проезжать сомнительные кварталы быстро и с задраенными окнами.
Дальше, к центру, дома росли к небу, как по задумке остроумного архитектора. Превосходя по площади в несколько раз любой другой город мира, Хоуп-сити из иллюминатора авиалайнера напоминал гигантский термитник Африки. Городские территории с разным социальным статусом располагались, как концентрические круги на пестрой мишени. Иногда цвета смешивались, иногда прерывались, но общность архитектурного принципа всё же сохранялась. Многие улицы, вследствие этого, не имели конца и начала, что придавало им удивительное сходство с глубокими каньонами, стены которых выстроены зеркальными стройными башнями.
В урбанистических джунглях Хоуп-сити соседствовали жулики и святоши, мультимиллионеры и бомжи, безумные гении и отчаянные гуляки. Среди них, безусловно, встречали и те, кто жил в «золотом кадре». Напрасно Кора опасалась, что её дар погас. Она просто не знала, где искать.
Драгоценные алмазы, как правило, спрятаны от людских глаз в беспросветных толщах земли. Так и «золотые кадры» Коры Ипсвич пребывали в полной безвестности в одном из самых темных мест Хоуп-сити. Даже в последнюю очередь она не могла предположить, что люди, которые так тесно войдут в её судьбу, живут в кварталах Форестери, в обители нищеты и преступности.
Очевидно для того, чтобы оказаться жителем улицы Кракен – главной улицы кварталов Форестери – необходимо было иметь какую-то социальную болезнь. Именно такое впечатление производила узкая длинная улица, состоящая из многоквартирных кирпичных домов цвета запекшейся крови.
У западных границ Форестери дымил химический завод по производству вторичных нефтепродуктов. На другом конце квартала смердила фабрика по переработке рыбы. Постояльцы старинных высоток в своём большинстве вкалывали на этих вонючих производствах с утра до ночи. После работы все запирались в каменных норах с квадратными окнами, надирались пива под включенный телек и ложились без сил спать. Ночью на улицу выходили двуногие гиены – охотники за пьяным кошельком. Разбитые фонари на улице Кракен никогда не горели. После заката воцарялся такой мрак, что дьявол позавидует. Свет в домах после полуночи был здесь явлением исключительным. Лишь два окна на улице Кракен горели каждую ночь, часто – до первых проблесков рассвета.
Боб не страдал бессонницей. По ночам он рисовал комиксы. Склонность творца обнаружилась в нём ещё в третьем классы начальной школы. С возрастом увлечение не только не прошло, но развилось в настоящую манию. Реальность со временем стала для него лишь тенью. Истинные страсти кипели на разрисованных страницах выдуманных историй.
Сам факт того, что за шесть лет он так и не съехал с улицы Кракен, говорил о том, что художества его оставались миру неизвестными. Боб носил большие очки, перевязанные посерёдке синей изолентой, а его немытые черные волосы напоминали замёрзшие в декабре кусты крыжовника. Видимо так и должен выглядеть человек, живущий в собственных мыслях.
Однако идеи и сюжеты, сами по себе, не могли прокормить Боба, поэтому ему приходилось искать случайный заработок. В дневное время он работал, где придётся: и грузчиком в доках Лайма и мойщиком машин на окраинах и дворником в городском парке.
Но ночью Боб творил.
Все его комиксы крутились вокруг семейства говорящих выдр, которые жили в вымышленном городе Хелграде. В начальных сериях Боб рассказывал, как гордым куньим приходится туго, оттого что никто их не воспринимает всерьёз. Жители Хелграда думали, что это какие-то переодетые куклы. Вскоре семейство выдр основало клуб взаимопомощи всем тем, кого судьба выкинула на обочину жизни. Клуб со временем завоевал уважение горожан, а позже многие из них стали подражать говорящим зверькам. Дело было в том, что каждая выдра из семейства имела какую-то уникальную способность, которой никто из людей не обладал. Одна умела ходить по воздуху, другая видела сквозь стены, третья безошибочно угадывала, какая лошадь на скачках придёт первой, четвёртая врачевала любой недуг.
Каждую ночь Боб придумывал по одной истории, поэтому за шесть лет жизни на улице Кракен у него скопилось столько комиксов, что он начал аккуратно складывать их вдоль стен в ровные стопки, которые росли, из месяца в месяц, как грибы, поднимаясь от пола к самому потолку.
С годами бумажные колонны занимали всё больше места, уменьшая площадь и без того крошечной квартирки. По этой причине Бобу пришлось оттащить всю мебель от стен. Письменный стол с ворохом изрисованной бумаги переехал от окна в центр комнаты, старенький диван подобрался ближе к рабочему креслу, платяной шкаф нависал в любовном соседстве непосредственно слева, телевизор с тумбы забрался на подоконник. Комиксы настолько заполонили его комнатушку, что Боб не помнил, какого цвета обои на стенах. Чтобы выйти на балкон с видом на улицу Кракен, ему приходилось протискиваться в узкий проход между письменным столом и бумажными колоннами.
На балконе Боб показывался регулярно, почти каждую ночь. Это было место, куда он выходил поболтать с другим полуночником улицы Кракен. Расстояние между двенадцатиэтажными домами, стоящими здесь друг против друга, не превышало шести метров. Боб жил на девятом этаже в доме № 43. Его квадратный балкон находился прямо перед балконом Натана, жившего в похожей однокомнатной квартире дома № 44.
Натан не обладал задатками богемы. Он не умел ни рисовать, ни сочинять, зато обожал все это поглощать, особенно в виде кинематографа. Проще говоря, Натан принадлежал к той армии задротов, которых иные называют киноманами.
Собственную жизнь в Форестери он принимал, как данность, с которой бессмысленно бороться. Единственный его талант был связан с тёмным прошлым, когда он занимался вскрытием чужих дверей и прочных сейфов. С помощью куска проволоки Натан мог вскрыть любой замок. Но после того, как всех знакомых пересажали в тюрьмы, он решил завязать с криминалом и перешел на легальный заработок автомеханика. Работенка сидела у него в горле, но выбор жителя Форестери невелик. Либо так, либо на нары.
Эти двое совершенно не походили друг на друга и единственное, что их связывало – это бодрствующие ночи. Однако, если Боб взахлеб сочинял до утренних петухов, то Натан отдавал все свободное время просмотру старых фильмов. Ну, а свободное время на улице бывает лишь ночью.
В одну из ночей Натан вышел на балкон и обнаружил, что во всех домах в округе горят только два окна – его и Боба. Так вот и получилось, что две непохожие жизни пересеклись где-то после полуночи. С тех пор они стали друзьями. Это была необычная дружба потому, что за все пять лет они не видели друг друга где-то ещё, кроме, как на балконах.
Боб, конечно, надеялся, что когда-нибудь «Двадцатый век Фокс» купит его выдр, и ему больше не придётся думать о деньгах. Однако до последнего времени, Натан оставался единственным читателем комиксов Боба. Он покатывался со смеху от этих историй.
Натан прочел всё, что скопилось в архивах полуночного товарища, и с нетерпением ожидал свежих выпусков. Близкое соседство позволяло прочитывать комикс уже через пару минут после того, как наносился последний штрих. Так, закончив очередной шедевр, Боб туго сворачивал его в рулон, связывал ниткой и затем лихо перекидывал через пропасть между балконами, прямо в руки полуночному соседу, а после прочтения тем же путем возвращался обратно.
Кроме близкого соседства и обоюдной привычки не спать по ночам была у полуночных друзей ещё одна общая черта, которую можно назвать мальчишеским романтизмом. Они оба уже перешли тридцатилетний рубеж, но, не сумев вписаться в систему нормальной жизни, продолжали верить во всякую чепуху, вроде параллельных миров или сверхсветовых путешествий в галактические закутки вселенной.
Порой, когда голова Боба начинала кипеть над концовкой очередного комикса, он выходил на балкон, издавал позывной свист и с другой стороны Кракенского ущелья показывалось хмуроватое лицо Натана.
– Что делаешь? – спрашивал Боб своего балконного друга в третьем часу ночи.
Натан, вырванный из реальности целлулоидного мира, не сразу приходил в себя. Он долго протирал глаза и лишь потом отвечал:
– В киношке.
– О чём же? – бывал следующий вопрос.
– Сигурни Уивер мочит чужих.
– А, – кивал Боб. – А ты слышал о последних данных космического телескопа Хаббл?
– Нет, а что там за данные?
Спустя пять минут разговор переходил на черные дыры, а ещё через час кружился вокруг экстремофилов – изворотливых существ, которые живут там, где и дьяволу станет дурно. Ночные беседы затягивались до самого утра.
От постоянного недосыпания под глазами у полуночников улицы Кракен появились синие круги, точь-в-точь, как у енотов. У племени чхута-мова есть поверье, что человек с енотовыми глазами есть живое доказательство того, что непостижимая игра Бога до сих пор продолжается.
Глава 4. Детектив
2010 год, август
Одна из причин, побуждавших Боба создавать комиксы, крылась в его необъяснимой тяге ко всему загадочному. Многие из его историй, происходивших в вымышленном городе Хелграде, представляли собой сложные эзотерические лабиринты, из которых героям-выдрам приходилось очень долго искать выход.
Эти лабиринты строились в голове Боба почти всё время, даже тогда, когда он разговаривал об отвлечённых вещах. Много лет Боб искал сюжет–лабиринт, перед которым померкло бы всё, что было придумано в литературном мире до него. Он подозревал, что подобную историю всех историй невозможно придумать исключительно в голове. По какому-то слепому наитию Боб верил, что его великий сюжет спрятан в самом таинственном месте Хоуп-сити – в небоскребе «Струна».
Попасть во внутренний мир Струны, если ты там не работал, было не просто. В течении пяти лет каждые полгода Боба пробовал устроиться уборщиком в клининговую компанию «Харпер и Ко», следившую за чистотой небоскреба. В течении этих лет он методично получал отказ. Но Боб не думал сдаваться. В середине августа 2010 года упорство полуночника Кракен принесло плоды. Боба взяли уборщиком 196-го этажа.
Сто девяносто шестой этаж был предпоследним этажом Струны. Утром Боб драил полы в коридорах, вечером убирался внутри офисов. В первой половине дня мимо него мелькали пиджаки и галстуки с бумажками в руках, снующие из одного кабинета в другой. Казалось, все они живут в каком-то своем мире и играют в тайную игру, в которой за день нужно успеть зайти в определенное количество дверей и вынести оттуда определенное число бумажек. Открытие это несколько разочаровало Боба. Не за этим он устраивался в легендарный небоскреб. Однажы утром Боб решил подняться на лифте на последний этаж.
Против ожиданий окунуться в похожую суету, 197-ый этаж встретил его мертвой тишиной. Боб имел самые скудные сведения о людях, которые обосновались здесь, под самой крышей Струны. Он знал только, что это некая юридическая контора «Четвертый Закон», и переехали они сюда всего дней пять тому назад.
«Вот оно!», радостно мелькнуло в голове, «Вот то место, где я найду настоящий сюжет». В зловещей тишине он прошел со шваброй все коридоры вдоль полусотни массивных лакированных дверей, где вместо старых табличек прежних хозяев бледнели пустые прямоугольники. Ни одна дверь не открылась, никто не встретился ему на пути. Единственные звуки он обнаружил за закрытыми дверями конференц-зала. Один голос принадлежал мужчине, другой женщине. Боб не разобрал, о чем они говорили, но когда их голоса внезапно смолкли, он решил, что лучше поскорей убраться с этажа.
В тот же день он узнал, что компания «Четвертый закон» отказалась от услуг по уборке помещений и, что на посещение этажа наложен строжайший запрет. Все это лишь подстегнуло Боба желанием докопаться до истины. Попытки выяснить что-либо у коллег по службе ничего не дали. Компания «Четвёртый закон» оказалась тёмной лошадкой, о которой никто ничего не знал. Однако Боб и не думал останавливаться. Он навёл кое-какие справки. Вот, что ему удалось выяснить.
Юридическая компания «Четвёртый закон» нигде не была официально зарегистрирована. О ней никто не слышал, как в Хоуп-сити, так и за его пределами. Контора значилась лишь в списке администрации небоскреба, как арендатор деловых помещений. Боб выяснил так же, что юристы из «Четвертого закона» никого не принимают. Публичных номеров телефонов у конторы не существовало. К ним можно было обратиться только через пожилой рисепшен за административной стойкой.
Старичок в ливрее привратника с алчным огоньком в глазах, конечно, знал имена, и мог в этом помочь. За последние пятьдесят долларов, на третий день работы Боб выяснил, что в резидентах загадочной конторы значились всего два лица: Фред Джонсон и Клои Абрахам.
– И это всё!? – ахнул Боб, глядя удивлёнными глазами на хладнокровного старикашку.
Седой информатор лишь многозначительно кивнул в ответ.
Боб не нашёл имён в телефонных справочниках. У них не было ни адресов, ни номеров социального страхования. Фактически, юристы «Четвертого закона» были призраками в современном мире. Тайна 197-го этажа всё больше обрастала вопросами, что лишь раззадоривало воспаленное воображение Боба.
Рисование на время пришлось отложить. После работы он сразу отправлялся в городскую библиотеку. Логика подсказывала, что в самом названии конторы должны быть ключи к тайной деятельности странных постояльцев Струны. Он перебрал пару десятков томов по истории юриспруденции, искал ответы в библейских писаниях, но не нашел ничего намекающего на «четвёртый закон».
На четвёртый день работы в Струне Боб приступил ко второму этапу расследования. Для этого он взял напрокат старенький мустанг и припарковал его на бульваре Фейнмана так, чтобы вращающиеся двери небоскреба свободно просматривались. Однако следить из машины можно было лишь после работы. К счастью, старичок-портье, не чуждый к наживе, согласился за умеренное вознаграждение предупреждать обо всех намерениях сотрудников «Четвёртого закона» выйти из здания.
Первое же сообщение от тайного агента пришло в утреннюю смену, когда Боб заканчивал уборку туалетов. Электронное послание в телефоне гласило:
«Лимузин будет через десять минут».
Боб в спешке бросил своё грязное дело, и, не переодеваясь, прямо в зеленой униформе уборщика побежал к лифту. В десятом часу утра он выбежал из небоскреба, чтобы занять наблюдательную позицию в мустанге. Не успел он хлопнуть дверцей, оказавшись в салоне прокатного авто, как к парадному входу Струны подъехал черный лимузин.
Вскоре из зеркальных дверей вышел высокий сутуловатый мужчина в очках и черном смокинге. Этот важный с виду человек прижимал к груди большой черный ящик. За ним показалась стройная привлекательная блондинка в сером приталенном костюме. От удивления Боб перегнулся через руль и наклонился ближе к грязному лобовому стеклу.
Внезапно клаксон под его грудью истошно завыл на всю улицу, которая в этот час полнилась людской суетой. Женщина, похожая на ангела, повернула голову на звук, но бульвар Фейнмана растворил клаксон в общем гуле толпы.
Боб покрылся испариной и сполз в кресле водителя чуть ли не под рулевое колесо. Водитель в фуражке попытался помочь мистеру Джонсону с ящиком, но тот вежливо отстранил его. Они поместили ящик прямо в салоне на сиденьях между собой. Лимузин мигнул красными стоп-сигналами и Боб в спешке, не совсем твердой рукой, повернул ключ зажигания.
Никогда ранее ему не приходилось вести слежку на колесах. Боб знал об автомобильных преследованиях ровно столько, сколько можно узнать из сказок Холливуда. Он выбрал почтительную дистанцию в дорожном ряду и весь в напряжении, то и дело приподнимаясь над баранкой, вступил в роль детектива, который понятия не имеет, что именно хочет найти.
Скоро деловые районы с презентабельными зеркальными небоскребами остались позади и, миновав еще двенадцать кварталов, лимузин с Бобом на хвосте выбрался на южную окраину Хоуп-сити. Через полтора часа они выехали на многополосное шоссе вдоль длинной набережной реки Лайм. Замелькали бесконечные рыбные рынки, портовые доки, судоходные мастерские.
Наконец, лимузин остановился на обочине скоростного шоссе, рядом с открытым городским коллектором, проходящим под асфальтированной трассой. По правую сторону дороги раскинулась почерневшая от выжженной травы пустошь, на которой покоились руины обувной фабрики прошлого века. С левой стороны тянулся высокий, и преимущественно пологий, берег Лайма. Из черной пасти тоннеля коллектора прямо в реку ниспадал водопад канализационных стоков.
На голом участке дороги оставаться незамеченным было весьма трудно. Поэтому Боб проехал мимо лимузина и в трехстах метрах от городского коллектора нашел грунтовый съезд к реке, который вёл к корабельной свалке. Проржавевшие корпуса малогабаритных лодок лежали в мелкой заводи, отгороженной от реки бетонными блоками.
Не выходя из машины, Боб наблюдал, как женщина и мужчина спустились по узенькой тропке с трассы к горловине коллектора и вскоре исчезли в сумраке канализационного тоннеля.
Целых полтора часа Боб просидел в машине под жарким августовским солнцем. Пуститься следом за парочкой с ящиком в зловонное подземелье он не рискнул. В нервном ожидании в голове вспыхивали миллионы гипотез, касательно цели столь необычной поездки порядочных на вид людей.
По одной из его версий, кстати, они могли быть и не людьми, а, скажем, пришельцами. Но все больше он цеплялся за самое логичное, на его взгляд, объяснение. Боб рассудил, что слова «Четвертый Закон» очень похожи на название деструктивной секты. В ящике, вероятно, находиться портативная ядерная бомба, способная снести половину земного шара. Нет, не может быть, мотал головой Боб в диалоге самим с собой, слишком уж цивилизованно выглядели они для религиозных фанатиков…
Спустя два часа мужчина и женщина снова показались с ящиком, что совершенно сбивало с толку. Дождавшись отбытия лимузина, пронырливый уборщик вышел из арендованного мустанга и направился к коллектору. В бетонном тоннеле городской канализации он наделся обнаружить улики преступления, но нашёл лишь смрадный запах нечистот, который скоро вынудил его выбраться наружу.
Теперь вопросов стало еще больше. Бобом овладела мания сталкера, жаждущего докопаться до правды-матки. Несколько ночей подряд он даже не возвращался домой, до самого утра сидел в засаде и наблюдал за парадным входом небоскреба.
И что же ему удалось выяснить в следующие две недели?
Оказалось, что сотрудники «Четвёртого закона» сидят в Струне всю ночь и выходят лишь один раз в сутки, чтобы совершить таинственную поездку на городскую клоаку. Боб передумал столько разных версий, что готов был уже сдаться, чтобы окончательно не свихнуться.
Страх быть пойманным и уволенным отвел его от идеи повторной вылазки на 197-ой этаж. С другой стороны нарыть что-то можно было лишь, побывав в офисе «Четвертого закона» во время их отсутствия. Оставалось найти человека, который смог бы вскрыть без следов замки офисных дверей, а после так же их закрыть. Боб, конечно, знал такого человека.
30 августа 2010 года, примерно в то же самое время, когда Кора подняла телефон со столика рядом с ванной, Боб сидел в мустанге, небритый и голодный. Он только что вернулся с городского коллектора и наблюдал, как женщина с лицом ангела выходит из лимузина. За ней появился мужчина с чёрным ящиком и машина отъехала. Боб взглянул на часы и отметил, что они возвращаются практически минута в минуту.
