Николь Ава Келлер
Любить Дженевив
– Видимо, друзья не настроены на ваш успех так, как настроены на него вы, леди Морис. – Голос незнакомца заставил меня вздрогнуть.
– Какая вам разница?
Златовласый юноша усмехнулся, а потом безразлично пожал плечами.
– Обратились к даме и даже не представитесь? – Я поглядывала на него через плечо, пока он дразнил мои волосы своим ровным дыханием.
– Это ни к чему. Вы и так узнаете моё имя в скором времени, просто подождите. Профессор в вас заинтересован и, скажу вам по секрету, рассматривает вас в качестве ассистента на следующий год.
– Откуда вам знать? – удивилась я, обернувшись к юноше.
– Профессор дважды не предлагает, ласточка. Вы либо позволите себе взлететь, либо разобьётесь о сырую землю. Женщин, жаждущих найти своё место в медицине, не жалуют. Не дайте вашим друзьям всё испортить.
В его голосе остро ощущался чужеземный акцент. Незнакомец удалялся, сверкая своей светловолосой макушкой под выступившими лучами солнца. На его поясе виднелся небольшой кожаный кошелёк, который был более чем знаком мне; думаю, я могла бы назвать его частью себя.
«Он на факультете медицины» – мелькнуло у меня в голове, после чего я встряхнула ею и переступила порог пятого корпуса. Я поднялась по каменной лестнице и открыла двустворчатые двери. Аудитория была затенена толстенными шторами, сквозь которые пробивались только редкие полоски солнечного света. В воздухе витал терпкий запах трав – будто место для лекции заранее окуривали тысячелистником и полынью. На окнах – неизвестное мне сушеное растение, на которое надеется наша слегка сумасшедшая профессор Лилит. Её мнимая связь с привидениями переросла в полноценный культ: каждый вечер субботы студенты, которые желают войти в контакт с мёртвыми, приходят к мисс Джоанне Лилит и практикуют свои эзотерические таланты.
В феврале прошлого года мне представилась возможность взглянуть собственными глазами на её «чародейства», и, признаться, я была возмущена и напугана. Студенты шепчутся; некоторые считают её дьяволицей, пока другие говорят о ней как о шарлатанке, умеющей нагонять ужас. Если вы задались вопросом, кем эта загадочная женщина является для студентов, я отвечу: профессор Лилит ведёт фитотерапию.
Профессор сидела за своим громадным столом, вокруг которого, словно пчёлы, жужжали студенты. Ей, наверное, едва ли перевалило за тридцать. Парни глотали слюни, извергая бурный восторг при виде её аккуратного бюста. Мисс Джоанна Лилит выглядела потрясающе: алые, как осенние розы, губы, стекающие мягкими волнами каштановые волосы и бледная, как мел, кожа. Кто знает, возможно, она действительно заключила сделку с Дьяволом.
– Фитотерапия, – начала она, склонив голову набок, как будто изучая всех присутствующих. – Наука, что покоится на грани между природной магией и медициной. Те, кто пренебрегают ею, рискуют многим. Но те, кто ей овладеет, рискую ещё больше.
Я заняла два крайних кресла у окна и прикоснулась холодными пальцами к обогревателю. Иден влетела в класс и прежде, чем бросить сумку на стол, порывисто поцеловала меня в щёку. Я непринуждённо повела плечом, игнорируя удивлённые взгляды сокурсников. Блондинка опустилась в кресло, быстро вдыхая тёплый, наполненный травами воздух.
– У меня чудесные новости, – вполголоса проронила она. – С сегодняшнего дня профессор Руссу официально берётся за расследование дела об убийстве мисс Одетты Чарльз.
– Джереми эта новость сведёт с ума, – усмехнулась я. – Начнёт строить свои теории в ускоренном темпе.
– Это ещё не всё… – Лукавство в её голосе отдалось лёгким покалыванием в груди, из-за чего я подвинулась ближе, дабы распробовать каждое слово. – Он возьмёт в помощники двух студентов с целью дополнительной практики. Понимаешь, что это значит?
Восторг, разрывающий в клочья мою грудную клетку, стал яростно кромсать мою плоть. Поджав губы, я вытолкнула из лёгких порцию воздуха, стараясь игнорировать сдавливающее мой мозг волнение.
– Стать ассистентом лучшего судмедэксперта в Англии, будучи второкурсником, – не что иное, как предел мечтаний. Брось, Иден, он даже не взглянет на студентов второго курса. Есть более умелые, опытные руки, к примеру, четвёртый курс.
– Третий готовится к экзаменам, а четвёртый проходит практику и разбросан по разным странам мира. Им явно не до сумасшествий, происходящих здесь.
– Чудесно, – ответила я, щёлкнув языком.
Словно надоедливое насекомое, профессор, в соответствии с чётким цокотом своих каблуков, прошлась мимо столов, вполголоса рассказывая о предстоящей работе на семестр. Моя радость трепетала, отдавая лёгким теплом в солнечном сплетении. Подумать только, у меня появился шанс ассистировать самому Эдмунду Руссу!
То ли от перевозбуждения, то ли от проклятого запаха, но меня затошнило. Я втянула ноздрями пряный воздух и мягко опустила подбородок на сжатые пальцы, рассматривая маленькие гобелены на стенах. Профессор лениво склонила голову к плечу и передвинула очки на переносицу, всматриваясь в моё лицо своими кошачьими зелёными глазами.
– Мисс Морис, кажется, вы не особо заинтересованы в нашей беседе, – произнесла она. – Может, поговорим о том, что интересно вам?
– Вовсе нет, профессор, я внимательно слушаю.
– Что ж, тогда, думаю, мне не стоит волноваться?
– Абсолютно не стоит, – ответила я.
– Замечательно, – хмыкнула она.
Её голос был низким и обволакивающим. Каждое слово звучало так, будто она рассказывает древнюю тайну. Профессор вновь прошлась между рядами и остановилась у стола, на котором лежали разложенные сушёные травы, корешки и стеклянные колбы с жидкостями разных оттенков.
– Люцерна. Выглядит безобидно, правда? Обычный корм для скота, – она взяла небольшой пучок и подняла его так, чтобы все видели. – Но при определённой обработке она может сделать гораздо больше. Как помочь… так и навредить.
Её губы растянулись в едва заметной усмешке. Джоанна Лилит обернулась к студентам, и её взгляд тотчас остановился на мне.
– Дженевив, если бы вам пришлось излечить отравление с помощью одного из этих ингредиентов, что бы вы выбрали?
– Тысячелистник.
Профессор прищурилась, будто хотела прочесть мои мысли.
– Верный выбор. Но вы забыли одну вещь. Если использовать тысячелистник неправильно, он не спасёт, а убьёт. Помните об этом.
Студенты переглянулись, словно закипевшие чайники. Профессор же повернулась обратно к столу, взяла в руки пузырёк с жидкостью насыщенного изумрудного цвета и подняла его.
– Трава – это сила. Она может лечить, убивать, сводить с ума, раскрывать тайны или прятать их. И только тот, кто умеет мыслить… коварно, – она сделала паузу, её взгляд скользнул по рядам, – сможет её по-настоящему использовать.
Джоанна Лилит продолжила лекцию, но каждый её жест, каждая интонация внушали чувство, что она не просто учёный, а хранительница того, чего стоило бы опасаться.
– Вот язва, – прошептала Иден мне на ухо.
5
Морозный вечерний воздух хлестнул меня по лицу, как только я вышла из корпуса. Клочки мутного тумана объяли мои спутанные волосы, затрагивая неприкрытую шарфом часть шеи. Иден пришлось задержаться, поэтому сквозь вечернюю темноту я шагала в одиночестве. К моему удивлению, дворецкие не спешили закрывать ворота. Они топтались рядом с центральным корпусом, нервно пуская сопли в свои носовые платки.
Стоило мне подойти ближе, как Томас мгновенно очутился рядом, переплетая наши пальцы до едва слышного хруста. Возле двустворчатой парадной двери – мои бесстрашные друзья, страстные, бурно обсуждающие что-то, что мне пока неизвестно. Внизу единственной безопасной дороги показались два ослепительных глаза, нервно мигающих и плавно приближающихся. Я вопросительно посмотрела на Томаса, но тот лишь кивнул в сторону центрального корпуса.
Вестибюль был залит мягким оранжевым светом камина, чьи языки пламени неустанно плясали, отражаясь в старинных латунных подсвечниках на полке. За окном царила осень, горный ветер гнал вдоль сада шуршащие ворохи листьев, а дождь постукивал по стеклу, добавляя едва уловимую меланхолию к общей атмосфере. Джереми топтался у огня, согревая окоченевшие пальцы. Кожаные перчатки изящно свисли с кармана пальцами вниз. В вестибюле пахло выпечкой. Я сидела в кресле, завернувшись в пальто Томаса. Отхлебнув немного ещё дымящегося чая, я вдруг ощутила, как в груди разгорается невыносимое жжение. Я сделала глубокий вздох.
– Ты в порядке? – поинтересовался Томас.
– Да, просто немного устала, – отмахнулась я.
Очертания друзей постепенно сливались в одно большое пятно. Дыхание ощущалось рваным, как будто каждая попытка вздохнуть становилась пыткой. Я прижала руку к груди.
– Дженевив, что происходит?! – воскликнул Томас.
Острая, невыносимая боль вонзилась в грудь, разливаясь волной под рёбрами и отдаваясь в спине. Иден обеспокоенно склонилась надо мной и взяв моё лицо в свои руки, спросила:
– Это сердце?
– Нет, всё в порядке. Мне уже лучше.
– Дженевив, ты должна обратиться к Руссу за помощью.
– Позже, обязательно, а сейчас у нас есть проблемы посерьёзнее.
– Дженни…
– Я в порядке!
Боль в груди постепенно отступала. Я вновь слышала, как трещит камин, и как перебрасываются обрывочными фразами служанки, топчась в коридоре кухни.
– Лучше объясните, что за хаос твориться?
– Мои родители, – ответил Джереми. – В обед одна из служанок проболталась о случившемся, и теперь отец примчался сюда, чтобы увезти зад единственного наследника как можно дальше.
– Нет, этого нельзя допустить, – всполошилась Мэгги. – Мы можем рассказать о наших подозрениях. Пускай губернатор отправит кого-то допросить Руссу.
– Это глупость, – вклинилась Иден. – Сдать его Общине на растерзание? Его же разорвут, как шмат мяса, а он вполне может оказаться невиновен.
– Иден права, – согласилась я. – Всё, что мы имеем, – это чей-то голос и письма от Добродетеля, которые, смею предположить, никто не желает обнародовать. Мэгги, мы не можем стопроцентно обвинять квалифицированного судмедэксперта в убийстве студентки, это абсурд. Как минимум, у него наверняка имеется хороший адвокат, который с вероятностью 80% вытащит его из-под любого судилища, и что тогда?
– В самом деле, – поддержал Теренс. – Нужно попридержать любые теории до «ночного свидания». Возможно, встретившись с Добродетелем, мы узнаем нечто, что поможет его поймать.
Джереми закатил глаза.
– Неужели вы в самом деле верите, что он встретится с нами?
– Лицо не откроет, само собой, но, может, наговорит лишнего?
– Что-то, что даст нам зацепку, – согласилась я с Иден.
Меня одолевали смешанные чувства: с одной стороны, я знакома с членами семьи Креста. Мой отец состоял в созданной аристократией Общине, поэтому там ко мне относились снисходительно. С другой стороны, когда столь отравляющая и непредсказуемая власть с минуты на минуту встанет перед тобой…
Платье казалось слишком тесным. Что, если после встречи с Добродетелем наши жизни оборвутся? Они способны оборваться?
– Наши действия могут быть губительными, – размышляла вслух я. – Нужно передать собранную нами информацию доверенному лицу, чтобы в случае чего сведения дошли до инспекторов.
– Да. – Томас кивнул. – Можно обратиться к Гретте.
– Конечно, Томми, замечательная идея, – съязвил Джереми. – Для того чтобы просить помощи у моей сестры, твоей улыбки будет недостаточно.
– Разберёмся, – бросил тот.
Дворецкий Константин нервно жевал сухие губы, то и делая, что утирая нос безобразным, когда-то белым носовым платком. Его тонкие каштановые волосы покрылись маленькими дождевыми каплями, которые плавно стекали по лбу и прятались в густых бровях. Следом за ним вошли и Креста. В нас тотчас выстрелили наследственные изумрудные глаза.
Хриплый мужской голос был едва слышен. Директор сбежал по раздвоенной лестнице, на ходу поправляя сюртук. Дёргался, суетился, будто кролик. Александр Креста, в компании своей супруги, вскинул руку и небрежно махнул в сторону второго этажа, тем самым предлагая перенести беседу в кабинет. Кавендиш активно закивал.
– Добрый вечер. – Гретта приземлилась на диван, прежде взяв со стола чашку с блюдцем. – Здесь по-прежнему наливают?
Служанка, стоявшая за колонной, вмиг оказалась рядом, дабы дочери губернатора без чая не остаться. Я цокнула языком, отчего ещё совсем юная на вид девушка вздрогнула, проливая кипяток на потрескавшиеся ладони.
– С вами всё в порядке? – поинтересовалась я.
Девушка помотала головой.
– Д-да, ради всего святого, простите.
Она поспешила поставить чайник на небольшой стол, после чего стремительными шагами покинула нас, по пути нервно потирая покрасневшую ладонь. Гретта плавно поднесла чашку к губам, оттопырив мизинец, но Томас накрыл горячий чай своей ладонью. Гретта недоумевающе выгнула бровь, затем пролитый чай окрасил собой молочно-красный ковёр.
– Томас Эймон Кларенс!
Отбросив пóлу пиджака за спину, Томас опустился на корточки, коснулся пятна подушечками пальцев и поднёс к носу, едва делая вдох.
– Нужно поймать её, пока не ушла далеко.
– Объяснись, – потребовала Иден.
– Яд, – кратко ответил он. – Я запах корицы ещё издали почувствовал.
Переглянувшись, парни бросились на кухню, откуда спустя мгновение послышались возмущённые возгласы служанок. Женщины выбегали одна за другой, мчась вдоль коридора к страже, которой наполнен почти весь центральный корпус. Джереми вышел из кухни, следом – Теренс. Больше никого.
– Возле склада с продуктами есть дверь, ведущая на задний двор, а там – дыра под воротами.
– Она не могла пешком так быстро уйти, – заметила Мэгги. – Значит, её кто-то поджидал.
– Не наш ли Добродетель?
– Пытаться отравить дочь самого губернатора – это преступление, за которое Община имеет право живьём с неё кожу содрать, – процедила Гретта.
– Но почему ты? – недоумевал Джереми.
– Он слышал, как мы говорили о запасном информаторе, который в случае чего пойдёт в полицию и передаст всю собранную нами информацию, – вдруг сказала я, нервно прикусывая кончик языка.
– Чёрт возьми, – выругался Томас, ударяя в диван носком ботинка.
– Он всегда здесь. Этот псих всё слышит.
– Значит, отец правильно поступает, – внезапно произнесла Гретта.
Джереми прищурился.
– Что ты имеешь в виду?
– Он хочет забрать тебя отсюда.
– Это и так ясно, – отмахнулся он. – Скажи мне, что ты тоже считаешь это правильным решением.
– Джереми, Академия Святого Марка и так никогда не была «тихой гаванью», а сейчас в её стенах орудует маньяк, убивающий студентов. Ты действительно рассматриваешь всерьёз идею остаться здесь?
Меня пробрал озноб, от которого спасти могло лишь бегство. Я поёжилась, пряча руки в складки юбки и нелепо перебирая пальцами. Лицо Гретты оставалось бесстрастным. Я вздохнула и прижалась спиной к бархатной обивке кроваво-красного кресла, почти не слушая, о чём говорят мои друзья. Каждый вносил лепту, засыпая Гретту своим негодованием.
– Дженевив, – обратилась она ко мне. – Твоя тётушка прибыла из Венгрии прошлой ночью. Новость об убитой студентке сильно всполошила её, поэтому на какое-то время она решила поселиться в Лондоне на случай, если с тобой что-то произойдёт.
– Чудесно, только этого не хватало, – ответила я, устало стискивая пальцами переносицу.
– Поговори с матерью. Я не хочу устраивать скандал.
– Ох, скандал… – Гретта засмеялась так, словно ничего смешнее за все двадцать четыре года не слышала. – Что ты можешь сделать, Джереми? Отец за шиворот тебя возьмёт, и всё, что тебе останется, это вернуться в резиденцию и сесть под замок!
– Помощи за «спасибо», как я поняла, от тебя не дождёшься, – вмешалась Иден. – Чего ты хочешь?
– Вот теперь наша беседа идёт в правильном русле.
Она была из тех женщин, которые вскрывали холодную плоть, как свинину на ужин. Она, как и мы с Иден, – судмедэксперт, только уже выпустившийся из Академии и освободившийся от ограничений. Гретта была лучшей ученицей на своём курсе; к тому же сам Эдмунд Руссу настаивал на её участии в расследовании жестоких убийств, совершённых лесником Норманом. Она была мастером в своём деле и не боялась испачкать руки; в этом мы с ней обретали сходство.
– Я поговорю с матерью, если вы поделитесь со мной всем, что здесь происходит. Мне важна каждая деталь, все ваши догадки и пазлы от всей картины, которые вы успели собрать за это время.
Мы переглянулись. Теренс едва заметно категорично помотал головой, после чего откинулся в кресле и принялся задумчиво чесать подбородок. Я порывисто сжала пальцы задумчивой Иден, а она, в свою очередь, свела брови к переносице, словно говоря мне: «Я и так знаю, что это глупая идея». Джереми, склонив голову к плечу, лениво теребил пушистые белоснежные волосы, и лишь Томас был почти неподвижен; его напряжённые скулы пульсировали, а пальцы нервно барабанили по ногам.
– Мы предполагаем, что за голосом Добродетеля скрывается Эдмунд Руссу, – в конце концов произнёс он. Я возмущённо сжала губы, всматриваясь в сосредоточенное лицо нашего друга. Казалось, все остальные были так же искренне возмущены, но возражать Томасу никто не стал. Получив наше немое согласие, мой друг продолжил: – По Академии какое-то время ходили слухи, что мисс Одетта Чарльз состояла в романтических отношениях с профессором. Исходя из этого смеем предположить, что он мог знать о ней больше, чем кто-либо, значит, вполне мог её шантажировать.
– Это довольно серьёзное предположение, мистер Кларенс. Вы понимаете, что Эдмунд Руссу не какой-то недалёкий медик. Он – лучший из лучших. Окажись вы неправы, такие обвинения в его адрес не пройдут для вас без последствий.
– Его мать из Молдавии, – перебил сестру Джереми, – и время от времени он ездит к ней в гости в тот же город, где проходила практику мисс Чарльз. Не странное ли совпадение?
Гретта демонстративно сложила руки на груди, сощуренными глазами будто впервые разглядывая его лицо.
– Хорошо, допустим. Но этого все равно мало, чтобы внести Руссу в число подозреваемых. Кто проводил вскрытие мисс Чарльз?
– Дженевив.
– Вот как… – хмыкнула она, бросая мне в лицо свою фирменную ухмылку. – Замечательно, Дженевив. Если профессор позволил тебе провести вскрытие тела, на котором стоит клеймо «убитой», это значит, что он рассматривает тебя как будущую подопечную. Будь осторожна: сокурсники постараются перегрызть тебе горло, чтобы занять место под солнцем. Не исключаю и твою миловидную подружку.
Теренс, потянув Иден за запястья, усадил её к себе на колени, впившись пальцами в её бёдра. К общему удивлению, сопротивляться она не стала, лишь мягко поцеловала возлюбленного в макушку. Подобное поведение считалось аморальным в обществе: джентльмен не должен касаться дамы без перчаток, к тому же целовать, да ещё и на людях. Более чем безумным казалось проявление нежности со стороны Иден. Все переглянулись, но промолчали.
– Хорошо, и каково заключение? – вновь заговорила Гретта.
– Её отравили.
– Мышьяк?
Я кивнула.
– Ты проводила основное вскрытие?
– Тело вскрыли ещё в Молдавии, но что меня удивило, так это то, что содержимое желудка осталось в нём, а вместе с ним – причина смерти.
– То есть хочешь сказать, вскрытие проведено не было?
– Что-то вроде того. Был сделан только основной разрез для вида.
– Очень интересно. Они прислали заключение?
Я пожала плечами.
– Профессор Руссу умолчал о деталях.
– Что ж, вы действительно отлично поработали. Думаю, я смогу договориться с матерью.
– Спасибо. – Джереми вёл себя сдержанно, но пальцы заметно подрагивали.
– Только будьте осторожны. Вы двигаетесь в правильном направлении, а убийцам этого не нужно. Будьте внимательны к деталям; прислушивайтесь к тому, о чём говорят служанки, и самое важное – не пропускайте мимо ушей слухи. Они порой правдивее самой правды.
Дверь в кабинет директора с шумом захлопнулась. Губернатор и его жена спустились по лестнице, и мистер Креста, опираясь на позолоченную трость, шагнул навстречу сыну; его усы едва покрылись сединой, но выглядел он по-настоящему роскошно. Признаться, мать Джереми вызывала во мне больше тёплых чувств, нежели его отец. Как дети тех, кто состоит в Общине, мы с Джереми были знакомы ещё задолго до Академии, и его мать всегда казалась мне воплощением всего святого.
– Сынок, как ты себя чувствуешь? – С женской нежностью она коснулась его волос. Лицо озаряла улыбка.
– Знаю, ты хочешь объясниться… – От низкого тембра у меня внутри всё сжалось. Джереми сглотнул, нелепо вытягивая шею, словно пытаясь быть выше отца. – …но я всё равно не желаю пытаться понять, почему ты хочешь здесь остаться.
– Тогда есть ли мне смысл что-то говорить?
– Нет, – ответил отец, качая головой. – Думаю, нет.
– Александр, не будь таким…
– Директор заверил меня, что в стенах Академии ты находишься в безопасности, и хоть я не сильно ему верю, но, посоветовавшись с твоей матерью, всё же принял решение не ограничивать тебя в отношении обучения. – Мужчина, мягко стукнув концом трости о пол, хмыкнул. – Пока что.
Джереми заметно расслабился. Миссис Креста потянулась к нему с объятьями, и тогда мы поняли, что пора оставить семью наедине. До полуночи мы разбрелись по спальням. Пока Иден копошилась в ванной, я грела замёрзшие ноги у камина, попивая чай. Стрелка часов медленно подбиралась к половине одиннадцатого. Желудок предательски скрутило, и я была вынуждена отказаться от остывшего ужина.
***
Полночь. Академия, привычно залитая тёплым светом изнутри, вдруг погасла и приобрела зловещий вид. Под мерцающими фонарями виднелись статные фигуры представителей дополнительной охраны. Мы всей группой пробирались через сад, стараясь избегать хрустящих под ногами листьев. В павильоне было тихо. Никаких следов Добродетеля и ничего такого, что указывало бы на его присутствие.
Теренс опустился на ступеньку каменной лестницы. Я села рядом, наблюдая за тем, как ночная стража блуждает по периметру, высоко задрав головы. Павильон находится поодаль от всех корпусов по другую сторону сада. Так как к озеру студенты выбирались не часто, директор решил оставить эту территорию Академии без охраны. Всем было ясно, почему аноним назначил встречу именно в этом месте.
– Как ваши ощущения? – поинтересовалась Мэгги, потирая озябшие ладони.
– Головокружительные, – ответила я, вскидывая голову к потрескавшемуся потолку. – Ох и дурно мне, дорогие мои. Словно после испарений опиума.
– Точно так же, – отозвалась Иден. – У меня в груди встал вязкий неподвижный ком; дышать не могу.
– Эта внутренняя тревога – самая коварная, – отметил Теренс.
– Осень 1970 года… – медленно, вполголоса произнёс Томас. – Шестеро студентов посреди ночи пробираются в павильон, чтобы добровольно столкнуться с убийцей, орудующим в стенах Академии Святого Марка.
– Хм, учёный, – ухмыльнулся Джереми. – Вам, будущий профессор, в поэты бы: россказни писать, да людей своим «богатым романтичным восприятием мира» радовать.
– Доброй ночи, дамы и господа. – Я вскочила, невольно отступив назад и прислонившись спиной к колонне. – Надо же, все здесь. Видимо, стимул был достаточно хорош для вас, чтобы вы всё же рискнули прийти сюда.
– Откуда голос? – пробормотала Мэгги.
– Вы же не думали, что я раскрою себя так легко, верно? – Он хрипло хохотнул. – Ох, дети… Порой вы так наивны; мне хочется представить вас невинными.
Томас напряжённо сомкнул челюсти, надевая на пальцы чёрные перчатки. Он расправил плечи, словно болтовня убийцы ему наскучила. Остальные не двигались, а я порой и вовсе забывала дышать.
– Но, увы, вы отнюдь не невинны, иначе вас здесь не было бы, не правда ли? Каждый из вас совершил нечто грязное, постыдное, уму непостижимое! Вы, мои дорогие, храните тайны, которые способны разрушить немалое количество жизней.
– Да, мы всему виной, – взорвался Джереми, – и именно поэтому ты включил благодетеля и, вместо того чтобы жизнь мисс Чарльз была бесповоротно разрушена, решил облегчить её страдания и убить!
– Мисс Чарльз была грязной. Она причина, по которой гниёт этот мир. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, когда гниёт рана? Правильно, ампутировать конечность, чтобы заражение не пошло дальше. Это я и сделал. Я отрезал одну из гниющих конечностей этого мира. Но теперь это вышло мне боком. Я привлёк внимание. Директор встревожен, и это нехорошо. Очень нехорошо. Я больше не могу свободно передвигаться по Академии. Мне кажется, на меня все смотрят.
– Да что ты? Неужели ты думал, что тебе всё сойдёт с рук?
Нас окружил негромкий призрачный хохот. Я поёжилась, и тотчас рука Джереми обвилась вокруг моих напряжённых плеч. Убийца везде; его низкий голос обволакивал меня, будто тряпичную куклу.
– Сколько смелости в этом тонком голосе! Мисс Элис, может, мне стоит открыть миру вашу нескромную тайну? Напечатать её в утренней газете, положить под каждую дверь, чтобы каждый житель Лондона узнал, как вы, маленькая девочка, грешны!
Иден поморщилась, но гордо расправила плечи, словно угрозы Добродетеля для неё – пустой звук. Признаться, я завидовала её цельности; она умеет быть рассудительной в безумных ситуациях. Иден – трезвость ума, которая обычно уберегает нас от импульсивных решений.
– Или, мисс Морис, поговорим о ваших секретах? – обратился он ко мне. Я невольно впилась ногтями в ладони. – Разве вы способны отказать мне? Или ваша память так коротка, что последняя поездка в Венгрию бесповоротно стёрта из вашего подсознания? Если так, то я с радостью освежу вашу память.
– Чего ты хочешь? – перебил его Джереми.
– Правильный вопрос, мистер Креста. Чего же я хочу? – Добродетель на мгновение замолчал. – Мне понадобится всего одна маленькая услуга. Вам ничего не стоит, ведь, насколько мне известно, некоторым из вас не впервой.
– О чём речь?
Добродетель засмеялся.
– Ох, не волнуйтесь. Ничего особенного. Вполне вероятно, что исполнение моей просьбы доставит вам некоторое удовольствие.
Вокруг – напряжённая тишина. Мы бросали друг на друга нервные взгляды, ожидая, когда нас вновь окружит мужской голос.
– Вы должны избавиться от Дакоты Крессит.
Момент, когда ты понимаешь, что главную партию в этой жизни ты уже проиграл. Контроль над нами – в руках убийцы, и теперь выбор невелик: исполнить его волю и помочь избавиться от запланированной жертвы или подвергнуться смертной казни?
– Ни за что, – крикнул Теренс, поднимаясь с каменной скамьи. – Это безумие.
– Здешняя аристократия полна тайн, мистер Картер, и сейчас я поведаю вам одну из них. Вильям Крессит – владелец самых крупных «ночных» заведений, где грязные женщины торгуют своим телом. Но это не великая тайна. Вечно окружённый женским вниманием, он возжелал «коснуться» собственной дочери, которая по крови дочерью-то ему и не является.
У меня за рёбрами гулко стучало сердце. Я взволнованно расчёсывала ногтями ладони, зажмурившись на мгновение, дабы отогнать от себя визуализацию этих кошмарных, сказанных анонимом слов.
– Дакота – крёстная дочь миссис Крессит. Её родители погибли в 1964 году, и с тех пор эта маленькая мерзавка живёт под крылом Вильяма Крессита, который, думаю, даже не предполагал, какой красотой она располагает, ибо каждый раз входит в неё с особым наслаждением.
От грубости его слов я невольно поёжилась, чувствуя, как руки стремительно покрываются гусиной кожей. Джереми отделился от колонны и, скрестив руки на груди, шагнул к невысоким перилам.
– Это омерзительно, но не стоит её жизни. Публичного позора достаточно, чтобы удовлетворить твою жажду мести. – Он поморщился. – Почему Дакота? Уверен, Академия Святого Марка полна грешников.
– Это не имеет значения. Сегодня – мисс Крессит, а завтра – кто знает? Возможно, я доберусь и до ваших скелетов в шкафу, мистер Креста. Единственный наследник, обожаемый отцом и матерью, в отличие от сестры, которая обязана держать вас под руку и которой суждено вечно жить в тени вашего будущего.
– Чушь, – отрезал Джереми. – Гретта прошла практику под руководством лучшего судмедэксперта во всей Англии. Благодаря своей силе воли блестяще прошла практику в Молдавии, а ты называешь её тенью моего будущего? – Джереми сдержанно засмеялся.
– И какое же будущее ждало её за стенами Академии? – парировал Добродетель. – Ответьте самому себе, Джереми, кто она теперь. Незамужняя дева, которой за двадцать. Она греет ваше место в Общине, пока её место в медицине улетучивается. Так будет и с вами, мои милые. Вы значимы лишь при Святом Марке. Выйдете отсюда – его дух покинет вас, и вы испаритесь. Никто о вас не вспомнит.
– Никто, кроме тебя.
– Совершенно, верно, мисс Чепмен! – возрадовался Добродетель. – Мне нужно, чтобы в течение двадцати четырёх часов мисс Крессит понесла своё наказание.
– И как ты себе это представляешь? – поинтересовалась я, невольно отойдя от Джереми на несколько шагов. – Будем браться за живое вскрытие? Или пулю в лоб пустим?
– Даю волю вашей фантазии, моя маленькая птичка. – Я поморщилась. В желудке завязался ком. – Не беспокойтесь о морали. Напомните себе, кто вы и кем являетесь сегодня. Я знаю, что вы любительница испачкать руки, так испачкайте их единожды и для меня. Желаю удачи!
Вдруг стало тихо, но лишь снаружи. Внутри – шумно билось сердце и дрожали лёгкие. Я напугана, но чем? Мне ведь в самом деле не впервой обрывать чью-то жизнь. Неужели я столь эгоистична и моя дрожь – это лишь тревога за собственные тайны?
– Что он имел в виду, когда сказал, что некоторым из нас не впервой совершать подобное? – вдруг спросил Теренс.
– Глупости, – отрезала Мэгги. – Он манипулирует. В жизни не поверю, что кто-то из вас – убийца.
Взгляд Томаса пробирал меня до костей: прищуренный, внимательный, изучающий, словно я – это новая формула в его химических фокусах. Я расправила плечи, потирая покрасневшие ладони и задыхаясь от нарастающей внутри меня тревожности.
Почему он так смотрит?
Ненавижу, когда он так смотрит.
Возможно, он знает?
Или догадывается?
Он ведь влюблён в меня, верно?
Он не сможет меня шантажировать!
– Я не смогу, – вполголоса произнёс Теренс. – Меня от слова «морг» лихорадит, что уж говорить об убийстве…
– Тогда, может, поделишься, что у него есть на тебя? – поинтересовался Джереми. – Ты уж больно спокоен, Теренс, значит, и терять тебе нечего?
– Если я не согласен убивать девушку, это не делает меня спокойным, идиот! – фыркнул тот ему в лицо. – Мы все в одном дерьме.
По черепицам барабанила осенняя морось. Придерживая юбку, я вышла из павильона и пошла за Иден по мокрой траве по направлению к женским спальням. Дополнительная охрана рассеялась по территории, поэтому до корпуса добраться удалось без лишних нервов. Признаться, мне стало легче, как только я шагнула за порог протопленной комнаты. Томас не стрелял в меня своим хмурым взглядом, и больше я не слышала грозный спор парней. Я заперта в своей обители. Моя комната и я, окруженная маслами Иден и терпким ароматом чего-то неясного. Я с облегчением забралась под простыни и, коснувшись подушки покрасневшей после улицы щекой, уснула, откладывая всё сумасшествие на завтра.