Пожалуй, человек не так нуждается в любви, как в понимании.
Джордж Оруэлл
Nicole Hackett
THE PERFECT ONES
Copyrights © 2023 by Nicole Hackett
© Павлова И., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Холли
На утро следующего дня
Вик, Исландия
– Алабама Вуд потерялась.
Заявление пронеслось среди женщин, столпившихся у подножия лестницы, как электрический ток, пробежавший по оголенному проводу. Полицейский, возвышавшийся над ними на три ступеньки, замолчал. По-видимому, почувствовал, что все, что он скажет в последующие несколько секунд, не будет услышано.
Холли Гудвин остановилась чуть поодаль от группы. Сквозь плохо изолированное окно за ее спиной засвистел ветер, вызвав у Холли странное ощущение – будто кто-то незримый навис над плечом и принялся тягучим голосом нашептывать на ухо.
– Мы начинаем расследование, – провозгласил полицейский, как только бормотание в толпе стихло. И переступил с ноги на ногу, заставив недовольную ступеньку испустить нервный стон. – В первую очередь нам важно установить хронологию всех событий во время поездки, с самого начала и вплоть до этого момента.
Взгляд представителя закона упал на окно позади Холли: похоже, его привлекло слабое, но противное дребезжание стекла в хлипкой раме. За прошедшую ночь небо посерело от туч, приползших с океана, и крошечную рыбацкую деревушку обволокла тонкая пелена тумана. «Идеальный день для сокрытия тайн, – подумалось Холли. – В такой день легко потеряться бесследно. Может, та же мысль пришла в голову и полицейскому, покосившемуся на окно?»
– Нам важно воссоздать точную картину всех передвижений Алабамы, особенно ее последних действий, – подала голос его напарница, светловолосая женщина с резко очерченным, скошенным подбородком. Прислонившись к дверному косяку кухни, она сканировала толпу с размеренной, точно взвешенной неторопливостью. – Нам известно, что в последний раз Алабаму видели в ее спальне вчера, около десяти вечера.
Холли отвела взгляд от женщины. В памяти всплыла Алабама, стоявшая минувшей ночью в дверном проеме кухни – почти там же, где сейчас стояла полицейская. Летом в Исландии солнце садится около одиннадцати, и, хотя было уже за десять, кухонное окно все еще мерцало последним сумеречным отблеском.
– Согласен, – заявил полицейский, одобрительно кивнув сослуживице. – Наш первый шаг – реконструировать хронологическую цепочку событий.
Холли обвела взглядом других женщин. Было еще довольно рано, никто из них накраситься не успел, и вокруг колыхалось море угрюмых, обветренных и веснушчатых лиц. Число подписчиков их группы в Инстаграме уже превысило шесть миллионов. «Что бы эти шесть миллионов подумали, если бы увидели своих инфлюенсеров прямо сейчас, вот такими?» – пронеслось в голове Холли.
Но убоявшись это представить, она поспешила перевести глаза на полицейского на лестнице. И, к своему удивлению, обнаружила его взгляд на себе. В ту же секунду Холли почувствовала себя уязвимой – как будто этот человек шпионил за ней, а она его застукала. Незнакомое прежде желание спрятаться, а то и превратиться в невидимку, на миг завладело всем ее телом и разумом. Но Холли пришлось его побороть.
Алабама Вуд пропала. Этот человек явился, чтобы сообщить им об этом. Шокирующая новость.
Если, конечно, ты об этом еще не знала.
Холли
Тремя месяцами ранее
Даллас, штат Техас
Холли уже пробежала семь миль в девятимильном забеге, об участии в котором она пожалела еще на пятой миле.
А на самом деле даже раньше. Разбуженная в то утро прозвеневшим будильником, Холли повернула голову набок – в ту сторону, где ко второй подушке прижимался щекой ее муж; в уголке его рта подрагивала маленькая капелька слюны. Поглядев на него, Холли подумала: «А ведь было бы неплохо отдохнуть хотя бы денек…»
Но тут пришла эсэмэска от Робин: она уже подъезжала к дому Холли. Теперь же Робин опережала ее на полшага на пешеходной дорожке. Все семь миль Робин опережала ее ровно на полшага. И от личного темпа их передвижения это не зависело. Стоило Холли ускориться, Робин тоже набирала скорость. Если Холли замедляла шаг, то же самое делала и Робин, оставаясь постоянно, на протяжении всей преодоленной дистанции на полшага впереди.
Было жарко. В Далласе всегда жарко, но в тот день невыносимый зной установился спозаранку, словно природа надумала что-то доказать ничтожным, но самоуверенным людям. Уже скоро Холли почувствовала себя спрессованной пылом безжалостного утреннего солнца и жаром, накатывавшим волнами от раскаленного асфальта.
Над ее губой проступил холодный, очень холодный пот – совсем не похожий на тот, что тонкими струйками лился по телу.
Характерный признак того, что ее вот-вот стошнит.
А Робин продолжала тараторить через плечо:
– По-моему, это защитная реакция либо подражательный рефлекс. Я, конечно, не собачий психиатр, но мне кажется, дело именно в этом, – Робин говорила о своем голдендудле, заимевшем привычку опорожнять кишечник не на улице, а дома.
Холли особенности собачьей дефекации не интересовали. Она силилась сдержать рвоту.
Вот уже неделю у нее периодически проявлялись симптомы легкого пищевого отравления. Этот диагноз Холли поставила себе сама еще в начале семидневки. Правда, ей так и не удалось припомнить, когда она в последний раз травилась едой и когда ее в последний раз тошнило. Скорее всего, это было еще в колледже, и причиной отравления тогда явилась не сомнительная чана масала, а текила, выпитая в чрезмерном количестве.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – внезапно озаботилась Робин, повернувшая голову, чтобы глянуть на Холли. В какой-то момент она забыла про установленную ею же дистанцию в полшага и вырвалась вперед на целый шаг. – Ты выглядишь бледноватой.
Плечи самой Робин пестрели пятнами белого солнцезащитного крема в тех местах, где она не потрудилась втереть его в кожу.
– По правде говоря, не очень. Меня подташнивает.
Глаза Робин округлились так широко, что Холли почти пожалела о сказанном. Но все же, стоило Робин замедлить темп, она испытала неимоверное облегчение.
Они перешли с трусцы на ходьбу около кафе, в котором даже в раннее воскресное утро царило оживление (пусть и не такое, как в будние дни, когда у входа образовывалась очередь). Их забег закончился в небольшом торгово-развлекательном районе Бишоп-Артс, большинство кофеен которого предлагали посетителям завидно богатый ассортимент напитков без натурального молока.
– Извини, мне очень жаль, – заговорила Робин, уже поравнявшись с Холли. – Я опять забылась и не сделала тебе поблажки.
Холли поджала губы: Робин действительно недовольна или ей это только показалось из-за неважного самочувствия?
Они познакомились в прошлом году в Далласе. Обе участвовали в забеге на дистанции в пять миль. Робин была из тех бойких, энергичных особ, каких Холли, в принципе, старалась избегать. «Я почти настигла тебя в самом конце», – сказала она, подкараулив Холли у финишной черты. Зубы у Робин оказались чересчур большими для ее рта, но Холли милостиво постаралась этого «не заметить».
Позже в тот день они списались в Инстаграме. Правда, Холли отвечала новой знакомой только из вежливости. Но Робин почти сразу отправила ей прямое сообщение с предложением организовать свой собственный забег – чтобы помочь какому-то благотворительному обществу, о котором Холли и слыхом не слыхивала. Робин безо всякой иронии употребила слово «офигенный», но, несмотря на это – а, может быть, как раз благодаря этому, – у Холли не хватило духу ответить ей «нет».
– Похоже, я тебя загнала… – вернули ее из воспоминаний в реальность слова соперницы.
– Все нормально, – откликнулась Холли, почему-то решив ее оправдать. – Думаю, просто сказалась жара.
Некоторое время они обе шли молча. Робин уткнулась в телефон – наверное, оценивала их забег в Страве, популярном приложении для поклонников фитнесса. В иное время Холли поступила бы так же, но на этот раз она всецело сконцентрировалась на своем дыхании. Тошнота, похоже, прошла, но Холли боялась, что она возобновится, как только они снова побегут.
– Ты можешь продолжить забег без меня, – пробормотала она наконец. – А я, пожалуй, пойду назад.
К разочарованию Холли, Робин посмотрела на часы и сказала, что она тоже закончила. Это было очень благородно с ее стороны: сократить забег ради Холли. И это было самое худшее в Робин. Все ее прекрасные качества раздражали Холли и вызывали у нее мучительную досаду.
Тренироваться с Робин ей предложил не кто иной, как собственный муж, Ник. Потому что они с Робин были одного поля ягоды. Холли постоянно заставала мужа за болтовней с соседями, когда от него требовалось только одно: опорожнить мусорные баки. Сколько раз она слышала их кудахтанье и хихиканье на лужайке перед домом! Сама Холли, заметив соседей на подъездной аллее, предпочитала дождаться их ухода и лишь потом доставала корреспонденцию из почтового ящика.
До встречи с Робин Холли почти три года тренировалась одна.
А еще раньше, со времен колледжа, она тренировалась со своей лучшей подругой, Мэллори. Но те тренировки резко прекратились, когда подруга забеременела в первый раз. Мэллори пообещала Холли, что вернется к бегу через три месяца после рождения дочки. Ну, может быть – хотя и маловероятно – через четыре.
Месяцы растянулись на годы.
На обратном пути Робин продолжила рассуждать о своем псе. А Холли издавала уклончивые, натужные звуки, когда нужно было хоть как-то отреагировать.
– Не желаешь выпить кофейку? – спросила Робин, когда они, наконец, приблизились к дому Холли, где ее поджидала машина, припаркованная на обочине. Робин ездила на «Тесле», и этим почему-то тоже раздражала Холли.
– Хотелось бы, – солгала она, – но не могу. Мы с подругой договорились вместе пообедать.
А это не было ложью. Они с Мэллори старались планировать встречи заранее, назначая их чуть ли не за две недели.
На лице Робин отобразилось разочарование – достаточно явное, чтобы Холли испытала неудобство из-за того, что не пригласила ее, но не настолько сильное, чтобы она решила пригласить Робин сейчас. Поскольку Мэллори теперь растила дочь, ее взаимоотношения с Холли ограничивались редкими и, как правило, короткими промежутками времени, которые заботливой матери удавалось выкроить для себя. И Холли не хотелось портить долгожданную встречу еще одной историей о беспорядочной дефекации невоспитанного пса.
Она уже готова была зайти внутрь дома, когда пришло сообщение:
«Мне очень жальь, – написала Мэллори, удвоив в спешке мягкий знак. – Но у меня не получится пообедать сегодня с тобой. Фи приболела… похоже на кишечный грипп. Все утро наблюдала поносное шоу (в буквальном смысле слова)».
Холли с минуту смотрела на сообщение, а потом переступила порог дома.
«Не переживай! – набила она текст. – Я все понимаю». И, подумав еще пару секунд, добавила второй восклицательный знак. Просто для того, чтобы подчеркнуть, насколько искренне она посоветовала подруге не переживать.
Мэллори в ответ прислала два эмодзи: «большие пальцы вверх» и рожицу, искаженную муками рвоты. Холли попыталась подыскать образ, соответствовавший реальным чувствам и эмоциям подруги. «Наверное, разочарование? Или обманутые надежды?» – предположила она. Хотя Мэллори иногда удивляла ее нестандартной реакцией на подобные вещи. Особенно на первом этапе материнской стези, когда она описывала свой недосып или трещины на сосках не с досадой или тоской, а со странной безмятежностью – если не блаженством – на лице.
Так и не найдя подходящей картинки с глубоким подтекстом, Холли в сердцах скинула кроссовки; один из них угодил в стену. Послышался глухой стук, но Холли даже не вздрогнула. Она уже открыла ящик электронной почты, в котором с момента последней проверки скопилось с дюжину новых посланий. Первое было от «Розового кошелька» – онлайн-бутика одежды, с которым Холли временами сотрудничала.
Электронные письма от «Розового кошелька» были легко узнаваемы по чрезмерному количеству восклицательных знаков, использованных в строке темы. Холли бегло прочитала сообщение и почувствовала легкое угрызение совести. Письмо касалось предстоящей поездки в Исландию; это было уже третье подобное сообщение, пришедшее Холли за последние несколько недель. Конечно, Холли подозревала: будь она кем-то еще, а не Холли Гудвин, «Розовый кошелек» пустил бы все на самотек и не стал бы бомбардировать ее посланиями, каждое последующее из которых превосходило предыдущее числом восклицательных знаков. С тех пор, как количество ее подписчиков достигло миллиона, она заметила резкое увеличение запросов и просьб об ее участии в том или ином мероприятии или акции. Спрос на нее возрастал пропорционально росту ее популярности.
В конце письма «Розовый кошелек» приложил список других инфлюенсеров, уже подтвердивших свое участие в поездке. Эмили фон Парис, Марго Мёрфи, Кэтрин Ливингстон, Алабама Вуд. Единственной из них, с кем довелось встречаться Холли, была Кэтрин. И единственным, что с той встречи запомнилось Холли, было то, как близко к ней – почти вплотную! – встала эта Кэтрин, заведя разговор.
«Надо будет ответить на это письмо после душа», – сделала зарубку в памяти Холли. Ответить вежливым, но твердым отказом. Ей этим летом предстоял забег с Робин. На его организацию, планирование и тренировки требовалось время. Да и Исландия Холли не прельщала. Насколько она знала, там было холодно и темно. А еще много снега. Если бы она в какой-то момент своей жизни и задумалась о путешествии туда, то только в одном случае: если бы произошло что-то ужасное.
Селеста
На утро следующего дня
Вик, Исландия
Когда четверть часа тому назад полиция сообщила об исчезновении Алабамы, Селеста стояла позади группы. И дрожала всем телом, невзирая на теплый свитер.
«Алабама Вуд пропала», – сказал им полицейский. И Селесту потрясло то, как легко и просто он произнес это слово: «Пропала». Как будто они могли отыскать Алабаму чуть позже – словно куклу, засунутую между подушками на софе.
Сейчас Селеста лежала в одиночестве на своей кровати, спиной к стене. А у другой стены, возле дверцы шкафа лежал раскрытый чемодан Алабамы. Это было ненормально, неестественно. Алабама без своего полного гардероба была как диабетик без инсулина.
Селеста по привычке вертела в руке мобильник, хотя трещина на экране сделала его бесполезным. Время от времени ей в голову закрадывались странные мысли: как отреагировали бы люди на ее трагическую смерть? Интересно, они отдали бы ее телефон мужу? И стал бы Луи в нем копаться? Скорее всего, стал бы. Не обязательно из любопытства. А только ради того, чтобы выяснить, что с ней случилось. Луи претили тайны и загадки. И он не выносил, когда ему было что-либо непонятно. Однажды Селеста застала его за чтением статьи в Интернете о паровых двигателях. А читать он ее стал лишь потому, что захотел узнать принцип их действия.
В дверь кто-то постучал. Непроизвольно икнув, Селеста откашлялась.
– Входите, – выкрикнула она, приглаживая руками уже заправленную постель и терзаясь вопросом: какого черта она это делает? Почему в столь кризисный момент она сочла важным такое будничное, рутинное занятие?
Дверь спальни открылась, и порог переступил полицейский, сообщивший о пропаже Алабамы.
– Вы миссис Рид? – спросил он. Сильно выраженный акцент поразил ее своей необычностью.
– Селеста, – предложила она гостю – сугубо из вежливости – называть себя просто по имени.
Полицейский кивнул. Его глаза на миг метнулись от нее к пустой кровати в другой части комнаты: в отличие от Селесты, Алабама не разгладила покрывало на своей постели перед тем, как исчезнуть. Мысли Селесты переключились на ее собственный телефон, на экран, треснувший посередине, а потом на чемодан. Она предпочитала хранить вещи чистыми и аккуратно сложенными, сообразно предназначению, даже во время путешествий. Селеста активно пользовалась всеми шкафами, тумбочками и ящиками в гостиничных номерах (в отличие от Луи, который мог преспокойно жить на чемоданах даже спустя несколько недель после возвращения домой, и его все устраивало). Да, Селеста любила порядок. А сейчас многие ее вещи валялись беспорядочно у изножья кровати: тюбик губной помады, выпрямитель волос, одинокая теннисная туфля.
– Вы не откажетесь проследовать со мной? – осведомился полицейский. – Мы надеемся побеседовать об Алабаме со всеми вами, дамы.
Селесте не нравилось, когда люди (особенно мужчины!) называли ее «дамой». Она чувствовала себя при этом или чересчур старой, или слишком юной – в зависимости от ситуации. Но еще больше Селесте не нравилось, когда ее обманывали, используя такие слова, как «побеседовать», вместо «допросить». Хотя оба – и она, и полицейский – знали, какое из понятий правдивое.
Селеста
Тремя месяцами ранее
Чикаго, штат Иллинойс
Перед тем, как Селеста вошла в мир онлайн-инфлюенсинга, ей и в голову не приходило, что «Нордстром» продает детскую одежду. Да, в общем-то, она и думать не думала о «Нордстроме» – как не думает обычный, среднестатистический человек о роскошном постельном белье из тканей высокой плотности или экзотических грибах в дорогущих гастрономах.
И, скорее всего, она не зашла бы в тот вечер в фирменный аутлет «Нордстрома», если бы не Алабама. Та непринужденно лавировала по отделу одежды, передвигая вешалки с ловкостью многоопытного дилера казино. Селеста старалась не только не отставать от Алабамы, но и подражать ей – до тех пор, пока ее взгляд не упал на один из ценников. Написанная от руки сумма была настолько неприличной, что Селеста чуть не задохнулась. Простояв с разинутым ртом несколько минут, она предложила подруге сходить потом в «Таргет».
– Нет, не пристало Белле появиться на своей первой игре в одежде от «Таргет», – запротестовала Алабама, в ее тоне смешались в равных долях разочарование и ужас. – Что подумают другие дети?
Вздохнув, Селеста покосилась через плечо – убедиться в том, что Белла все еще сидела там, где ее оставили. В нескольких футах от них пятилетняя девчушка угнездилась между двумя кронштейнами, скрестив ноги и расставив перед собой всю свою коллекцию фигурок дельфинов. Потому что ни футбол, ни мода Беллу не интересовали.
– Ладно тебе, «Таргет» вовсе не плох, – сказала Селеста, повернувшись обратно к кронштейну. – Думаю, у нас еще есть время до того, как дизайнерская одежда попадет под прицел этих детишек.
В тот день им стоило немалых усилий заманить ее дочь в магазин. Обычно они направлялись из школы прямиком домой, чтобы сразу перекусить – ровными дольками яблока, смазанными арахисовым маслом, но только очень тонким слоем, иначе рот Беллы становился похожим на губку. Белла посчитала изменение привычного расписания оскорбительным для себя. И откровенно возмутилась, увидев (без предварительного предупреждения!) Алабаму на переднем сиденье в машине матери. Не предусмотри такого Селеста, и бойкота в той или иной форме было бы не избежать. К счастью, Селеста сообразила захватить с собой дочкину сумку-холодильник с лепными дельфинами, для умасливания строптивицы.
– Ты серьезно, Си-Си? – В недоумении затрясла головой Алабама. – В «Таргет» имеет смысл захаживать на распродажи. Но одевать в нем дочь к ее дебютному футбольному матчу, это… – Предостерегающе посмотрела она на Селесту. – Да будет тебе известно: залог успешного бизнеса – вести себя так, как будто ты уже принадлежишь этому бизнесу.
– Что ж, значит, я не принадлежу этому бизнесу, – пробормотала Селеста, скорее, себе, чем Алабаме. И начала передвигать вешалки на кронштейне в поисках того, чего не ожидала там найти.
– Ты же так не думаешь? – внезапно посерьезнела Алабама.
Селеста пожала плечами:
– Не знаю… Какая из меня бизнесвумен…
– О, господи! – Запрокинула голову Алабама. – Когда же ты начнешь воспринимать себя серьезнее, Си-Си? Посмотри, как хорошо у тебя все получается в последнее время. – Лицо Алабамы помрачнело. – Гораздо лучше, чем у меня. Это уж точно.
Селеста прикоснулась к впадинке между ключицами. Она действительно не желала, чтобы их разговор принял такой оборот. Но и то, что она подвергала сомнению свое влияние в Интернете гораздо чаще, чем преисполнялась уверенности в собственных способностях, тоже было правдой. Селеста чувствовала себя посторонней в мире модного инфлюенсинга, несмотря на ошеломительно хорошую статистику.
По большей части ее успех объяснялся попросту тем, что пришелся ко времени. Она успела заскочить в поезд инфлюенсинга до того, как люди изверились в его пользе, задолго до того, как в Инстаграме стали популярны сторис. Селеста заработала шестизначную сумму – настоящий подвиг для человека вроде нее, не предлагавшего людям ничего реально ценного. По сути, она выступала ходячей рекламой, мало чем отличавшейся от тех безликих манекенов, что заставляли Беллу хныкать в магазинах «Таргет».
Проблема заключалась не столько в ее занятии, сколько в самой Селесте. Она не была ни веселой, ни потешной, ни находчивой, ни остроумной, ни вдохновляющей. Селеста не обладала никакими выдающимися качествами. Но, похоже, людей это не волновало, пока она снабжала их дисконтными кодами. Они лились на подписчиков непрерывным потоком, а те, судя по всему, большего от нее и не ждали. Селеста не получала никакого удовольствия от этого процесса, но он был достаточно прибыльным, чтобы заниматься им и дальше. Ко всему прочему, Селеста сомневалась, что какое-нибудь другое занятие будет доставлять ей большее удовольствие. А эта «работа», по крайней мере, позволяла ей сидеть дома с Беллой.
– У тебя все будет замечательно, – сказала Селеста твердым, не допускающим колебаний голосом. – Интернет – он такой: сегодня ты популярен, завтра – нет.
– На тебя это правило не распространяется, – раздула ноздри Алабама.
– Пусть так, да только что с того? – решила зайти с другого конца Селеста. – Вряд ли на моих похоронах кто-нибудь вменит мне в добродетели активность в Инстаграме.
Селеста думала, что нашла достаточно хороший аргумент, но Алабама наморщила нос так, словно он ее не убедил. Селесте захотелось выдать что-то еще, что-то более ободряющее и поощряющее, но она так ничего и не придумала.
– Ладно, я исправлюсь после Исландии, – в конечном итоге заявила Алабама, повернувшись к кронштейну. – У меня такое чувство, что эта поездка перевернет всю мою жизнь.
После этих слов ее руки снова принялись проворно перебирать детские вещи. Селеста еще не ответила на приглашение «Розового кошелька», но Алабама об этом не знала. Селеста не обманывала подругу. Просто старалась не упоминать об этом в разговорах, понимая: если она в ближайшее время не даст ответа, места в группе закончатся, и принимать решение самой ей не придется. От нее уже ничего не будет зависеть. Одна половинка Селесты даже надеялась, что именно так и случится. Ее терзало дурное предчувствие по поводу поездки, хотя оно возникло из ничего и ничем веским не подкреплялось.
– Как тебе это? – спросила Алабама.
Схватив вешалку с какой-то майкой, она подняла ее над головой, чтобы Селеста проинспектировала и оценила вещицу. Это оказался черный укороченный топ с надписью «УБИЙЦА» на груди.
Селеста выглянула из-за него и уставилась на Алабаму, пытаясь понять, шутит подруга или нет. Такие моменты понуждали ее изучать резкие различия между теми, кто имел детей, и теми, у кого их не было. И дело было не только в том, что кожа Алабамы почему-то выглядела лучше даже при жутком освещении в универмаге, а Селеста походила на одну из тех потерявшихся любительниц походов, которых спасатели отыскивали через несколько недель поедания листьев. Алабама находила топ «детского размера» милым и современным, тогда как первой мыслью Селесты было: «Ни за что! Дочка в нем будет похожа на проститутку».
– Белла, подойди сюда, – выкрикнула Алабама раньше, чем Селеста запротестовала. – Давай посмотрим, подойдет ли это тебе. – Щелкнула она пальцами так, словно подзывала собаку.
Белла, похоже, не услышала ее призыв, а если и услышала, то не сочла, что он заслуживал ответа. Алабама продолжила щелкать пальцами. Селеста потерла глаза.
– Беллочка, подойди сюда, пожалуйста, – устало пробормотала она.
Но божьей милостью ее голос возымел действие. Белла вскинула глаза, и ее крошечное личико исказило плохо скрытое нетерпение.
Селеста и раньше видела такое выражение лица. Оно появлялось у ее мужа Луи, когда она заговаривала с ним во время важного футбольного матча. В защиту Селесты следует заметить: понять, какие матчи важные, а какие – нет, для ее ума было задачей непостижимой.
Издав короткий, очень «взрослый» вздох, Белла с трудом встала с пола. Но уже через миг она оказалась под боком у Алабамы. Своих дельфинов девочка оставила в середине прохода – но не в кучке, а выстроенными в три ровных рядка. Это было нормально для Беллы, она так играла с фигурками. Сегодня она расставила их не по видам или расцветке, а по величине.
– Мама, киты-убийцы – тоже дельфины, – сказала Белла, глядя на Селесту поверх вешалки. – Просто их называют китами или касатками.
Приложив к Белле топ и прищурив один глаз, Алабама прикинула размер.
– Похоже, тебе маловат, – заявила она. – А, впрочем, не знаю. Возможно, он растянется.
– Что это? – С подозрением уставилась на топ Белла.
– Майка для твоего футбольного матча.
Белла нахмурилась.
– Моя команда фиолетовая.
Алабама застонала и бросила на подругу красноречивый взгляд: «Вот, смотри на плоды своего воспитания». Селеста ощутила покалывание в затылке. «Только бы не мигрень!» – взмолилась она про себя. И обратилась к дочери:
– Белла, можешь пойти и собрать своих дельфинов? Мы уходим отсюда.
Белла кивнула и покорно поплелась к своим игрушкам. Селесту не удивило то, что дочь не проявила интереса к украшенному блестками кроп-топу. На тот момент девочка надевала и считала приемлемым для себя только один предмет одежды – объемную, почти квадратную, уродливую футболку с надписью «АКВАРИУМ ШЕДДА» на спине и дельфином-афалиной на груди. Белла заносила ее до такой степени, что ткань местами истончилась настолько, что сделалась почти прозрачной.
– Давай все-таки заедем в «Таргет», – сказала Селеста подруге. – Если дочке в результате потребуется терапия, я с этим справлюсь.
Алабама шутки не поняла, а если и поняла, то не нашла ее смешной. Испустив обиженный вздох, она вернула вешалку с кроп-топом на кронштейн.
– Скажи, Белла, – заговорила она, когда они очутились уже на стоянке. – В твоей футбольной команде есть симпатичные мальчики?
– А вы знаете, что киты-убийцы бывают длиной со школьный автобус? – ответила вопросом на вопрос девочка; свой пакет с дельфинами она прижимала к груди так, словно опасалась, что кто-то попытается его отнять. – Они очень большие. – Взгляд Беллы стал крайне серьезным и практически сверлил Алабаму. – Хотя они поменьше, чем мой дом.
– Они больше слонов? – в голосе Алабамы прозвучало неподдельное любопытство.
Белла задумалась. Селеста нажала кнопку на пульте дистанционного управления автомобилем, и тот тотчас же поприветствовал ее дружелюбным гудком.
– Наверное, кит-убийца больше слона, – ответила, наконец, Белла. – Если хобот у слона опущен. А если он его вытянет, тогда не знаю.
– Я не думаю, что слоны такие же большие, как школьные автобусы, – пробормотала в рассеянности Селеста.
– Они величиной с мини-автобусы, – откликнулась Алабама. – Ну, те, короткие. Правда, это не школьные автобусы.
– На них возят школьников. И они автобусы. Отсюда и название: школьные автобусы.
– А меня в школу обычно отвозит мама, – встряла Белла, устремившая взгляд вперед. – Только вчера меня отвез папа, потому что мама забрала его машину, чтобы ее осмотрел мехник.
– Механик, – поправила дочку Селеста, но Белла явно не расслышала замечания. Опередив мать с подругой, она уже дошагала до автомобиля, остановилась как вкопанная и вперила в заднюю дверцу выжидающий взгляд, как будто та могла открыться сама собой.
– Папа ездит слишком быстро, – добавила девочка тихо, словно сказала это самой себе.
Селеста протянула над ее головой руку и распахнула дверцу.
– Так ты не против заскочить в «Таргет»? – поинтересовалась она у Алабамы, под стать Белле застывшей у пассажирской дверцы.
– В «Таргет»? – переспросила девочка.
Селеста покосилась на дочь, уже начавшую забираться в машину, но замершую на полпути и насупившую в неудовольствии брови.
– Всего на секундочку, – поспешила заверить ее Селеста, пораженная собственной глупостью. Ей не следовало ничего говорить, пока Белла не окажется в машине – пристегнутая ремнем и не способная оказать серьезное сопротивление.
– Я хочу сейчас же поехать домой, – заявила девочка тоном, не допускающим возражений.
Алабама у капота хихикнула, и Селеста поняла: помощи от подруги она не дождется.
– Нам нужно подобрать тебе спортивные брючки для игры в футбол. Разве ты забыла наш уговор?
Последние две недели Белла ходила на тренировки в своих пижамных штанишках «Си Уорлд». Селеста согласилась на это под одним условием: для первой игры они купят девочке настоящий спортивный костюм.
– Я хочу есть, – привела контраргумент Белла, и в ее пока еще спокойном тоне Селеста различила упрямство, готовое в любой момент выплеснуться наружу.
– Мы же перекусили, помнишь? Я взяла тебе морковные палочки.
– Я хочу яблоки.
– Белла, залезай в машину. – Селеста легонько подтолкнула дочку к сиденью. Но едва ее рука коснулась Беллы, девочка отпрыгнула вперед так, словно ее ударили.
– О, господи, – пробормотала Селеста.
А Белла уже зашлась диким визгом.
Снова вытянув руку, Селеста схватила ее за локоть – на этот раз крепко. Белла стала извиваться и брыкаться. Наконец, она вырвалась на свободу. А потом, сделав неожиданный пируэт сбоку от автомобиля, осела, прислонилась к колесу и огласила всю стоянку громким ревом. Селеста огляделась по сторонам. Через несколько парковочных мест загружала сумки в свой багажник какая-то женщина. Услышав детский плач, она быстро вскинула глаза. Селеста почувствовала, как загорелись от стыда ее щеки. И поспешила перевести взгляд на Беллу. Та уже лежала на асфальте лицом вверх. Селесту не переставало удивлять, насколько быстро ее дочь умела обострять ситуацию и насколько беспомощной она себя ощущала всякий раз, когда это случалось.
– Не хочу в «Таргет»! – выкрикнула Белла между дрожащими всхлипами. Селеста заметила рядом с ней пакет с дельфинами, еще одну жертву несправедливости. – Больше никаких магазинов!
– Белла, – нарисовалась рядом подруга.
Селеста отступила в сторону, хотя и усомнилась в том, что вмешательство Алабамы что-то изменит. Она не ошиблась: Белла снова сощурила глазки и продолжила плакать.