Николай Александрович Добролюбов
Кобзарь Тараса Шевченка
Думи моi, думи моi,
Квiти моi, дiти!
Виростав вас, доглядав вас, —
Де ж менi вас дiти?
В Украiну iдiть, дiти,
В нашу Украiну,
Попiдтинню, сиротами,
А я – тут загину.
Там найдете щире серце
I слово ласкаве,
Там найдете щиру правду,
А ще, може, й славу…
Привiтай же, моя ненько,
Моя Украiно,
Моiх дiток нерозумних
Як свою дитину{4}.
И мы не сомневаемся, что Украина с восторгом примет «Кобзаря», давно уж ей, впрочем, знакомого. Он близок к народной песне, а известно, что в песне вылилась вся прошедшая судьба, весь настоящий характер Украины; песня и дума составляют там народную святыню, лучшее достояние украинской жизни. В них горит любовь к родине, блещет слава прошедших подвигов; в них дышит и чистое, нежное чувство женской любви, особенно любви материнской; в них же выражается и та тревожная оглядка на жизнь, которая заставляет козака, свободного от битвы, «искать свою долю». Весь круг жизненных, насущных интересов охватывается в песне, сливается с нею, и без нее сама жизнь делается невозможною. По словам Шевченка, —
Наша дума, наша пiсня
Не вмре, не загине:
От де, люди, наша слава,
Слава Украiни!
Без золота, без каменю,
Без хитроi мови,
А голосна та правдива,
Як господа слово{5}.
У Шевченка мы находим все элементы украинской народной песни. Ее исторические судьбы внушили ему целую поэму «Гайдамаки»{6}, чудно разнообразную, живую, полную силы и совершенно верную народному характеру или по крайней мере характеру малороссийских исторических дум. Поэт совершенно проникается настроением эпохи, и только в лирических отступлениях виден современный рассказчик. Он не отступил, например, пред изображением того случая, как гайдамацкий герой Гонта убивает своих малолетних детей, узнав, что их сделали католиками в иезуитском коллегиуме; он долго останавливается над этим эпизодом и с любовью рисует подробности и последствия убийства. Не отступил он и пред изображением произведенных гайдамаками ужасов в главе «Бенкет у Лисянцi»; не отступил и пред трудною задачею воспроизвести народные сцены в Чигирине (в главе: «Свято в Чигиринi»). Много надо поэтической силы, чтобы приняться за такие предметы и не изменить им ни одним стихом, не внести своего, современного воззрения ни в одном намеке. А Шевченко именно выполнил свое дело так, что во всей поэме сохранено полное единство и совершенная верность характеру козацких восстаний на ляхов, сохранившемуся почти неизменным до довольно позднего времени. Сила козацкой ненависти к ляхам выражается у Шевченка в восклицании козака Яремы, у которого похитили они невесту. «Отчего не умер я вчера, еще не зная об этом, – говорит он. – А теперь если и умру, так все равно – из гроба встану для того, чтобы мучить ляхов».
