Николай Старинщиков
Волчий корень
– Кому вы нужны, чтоб вас вычисляли…
Сима не верила в серьезность намерений.
– Тогда подняли и вздрогнули. – Степаныч взялся за рюмку.
Вечер наступил незаметно. Пора расходиться. Или бежать ещё за одной по старому обычаю. Но это уже будет явный перебор. В особенности для Степаныча. Поговорили, и то хорошо. Теперь каждый месяц году равняется. Потому что стареет человек.
– У тебя есть оружие? – неожиданно спросил Степаныч.
– Есть, – не задумываясь, ответил Саня. – Оно у меня всегда с собой. Вот.
Он сжал волосатый кулак.
Сима рассмеялась. Пистолет настоящий!
– А что? Одним выстрелом сразу двоих можно, – моргал японскими глазами Саня. – Лбами друг о друга если…
Он допил остатки и засобирался домой.
Серафима Семеновна собралась вместе с мужем проводить гостя – надо же на троллейбус человека посадить.
– Кто у нас третьим будет? – спрашивал Степаныч.
– Увидишь…
– Ну, все-таки?
– Пока не могу ничего сказать. Вдруг он откажется. Будь дома и жди. Мы к тебе завтра заедем. Договорились?
Естественно, без проблем! С пьяных глаз Степаныч в космос готов лететь. Несмотря на то, что условная мера в биографии. Как родимое пятно. И хрен с ним, с пятном, если речь о главном. О принципах! Ими, как известно, не поступаются. Нельзя ими жертвовать в угоду обстоятельствам. Их, если что, отстаивать надо.
– Помогая другим, забываешь о себе, – заявил вдруг Саня. – Вот сейчас и подошло тот самое время, когда надо о себе подумать.
Степаныч молчал, слабо кивая. Ему бы лечь, но надо проводить гостя.
– Пошли, что ли?
– Конечно, двинули…
На улице стояли потёмки. Троллейбуса долго не было. Саня сучил кулаками у Степаныча перед носом. Жаль, не было под рукой подходящей физиономии. Было бы на ком проверить исправность оружия.
Рогатый транспорт наконец подошел. Саня ступил в него, и троллейбус качнулся.
– Ловите меня на слове, дорогие мои! – гремел он, оборачиваясь. – Я слов на ветер не бросаю!
Неспроста Царев ввязывался в это дело. Было в его речи что-то, чего Степаныч пока что не мог понять.
Глава 3
Старший следователь Бнатов вторую половину дня целиком посвятил сексуальным утехам. Мероприятие сулило свежий импульс, иначе жизнь могла превратиться в сплошной кошмар. С этой целью Александр Сергеевич и ещё трое знатоков прибыли в лечебный центр «Волга». Среди знатоков оказались два старших опера – Исаев и Пахомов, и, как всегда, старший прапорщик Жора, помощник Бнатова.
Компанию поджидала четвёрка девиц, одна из которых была всех моложе – торговка из киоска. Девушка не приучена к обычаям, так что ее предстояло обкатывать по ходу пьесы.
– А ты что стоишь, как свидетель? – крикнул Бнатов помощнику. – Ложись на массажный стол – тебе хоть массаж сделают.
Жора ходил как неприкаянный. Живот выпирает. Плечи скворечником. Он взял веник и отправился в парную. Девица, что по «раскладке» принадлежала ему, потянулась следом.
Бнатов подступил к торговке:
– Ну что, поехали, Наденька?
Он погладил добычу по животу. Девушка лежала на деревянной скамье для мытья, отвернув голову к стене. На неё, как видно, не действовал даже выпитый перед этим коньяк.
– Поехали, что ли?!
– Как хотите, Александр Сергеевич. Я вся в вашей власти.
– Тогда расправь ножки, а я разбегусь.
Однако разбегаться не стал. Подошел с краю, опустился на колени и ввел своего «дурака».
Надежда ойкнула, словно ей сломали там что-то.
Бнатов не обратил на это внимания. Мало ли причин, из-за которых женщина вскрикивает. Это может быть всего лишь каприз дикой кобылы. Девятнадцатый год дуре, а понять не может, что она нужна ему. Бнатов станет для нее покровителем. На всю оставшуюся жизнь. Именно так.
– Ну что ты лежишь, как доска. Поймай меня хоть за уши, обними за плечи, – учил Александр Сергеевич. – Я ведь на коленях стою. Могу упасть.
Александр Сергеевич даже всхрапнул от находчивости.
Но партнерше не до смеха. Сексуального опыта нуль. Откуда ей знать, чего от неё хотят.
– Перевернись теперь на коленки…
– Как это? – недоумевает та.
– Ногами вниз…
Бнатов помог девушке подняться, положил вниз животом и вошел сзади.
«Слава богу, – подумал та с облегчением. – Хоть не в зад…»
У Бнатова под коленями лежит куча веников. Ветки врезаются в коленные чашечки. Вот он, импульс! Он опять будет сюда приезжать. На то и дана жизнь, чтоб наслаждаться.
– Тебе хорошо со мной? – спрашивал он девушку
Но та предпочитала молчать. Понятно. Опыта никакого.
– А если я забеременею? – вдруг спросила она.
Бнатов пропустил вопрос мимо ушей. Беременность не в его компетенции. Он вынул «дурака» и ужаснулся: живот и бедра испачканы кровью.
– У тебя месячные, что ли? Почему не сказала?!
Он бросился под душ. Ничего страшного. Была кровянка – и нет её больше. Намылил обе головы – умную верхнюю и глупую нижнюю, и стоит, наслаждается водяным потоком.
Убрал с лица пену: партнерша лежит на боку, переживает.
– Иди, – позвал ее Бнатов. – Постоим под душем…
Та поднялась, осторожно приблизилась. Не хочет, но идет. Как кролик к удаву. А куда она денется. Не для того её сюда приглашали, чтобы смотреть. Груди торчат, как у козы. Это хорошо. Молодая. Незамужняя. Выходит, без претендентов.
Встали вдвоем под душ. Бнатов повернул её головой в угол и, слегка нагнув, вновь вошел сзади. Девушка вскрикнула, но это лишь распалило его.
Потом Бнатов пошёл отдыхать.
Надежда осталась под душем. Её трясло, плечи вздрагивали. Она пыталась себя унять, успокоить. Никто не виноват, сама решилась на этот шаг…
Ближе к ночи команда закончила процедуры. С мокрыми волосами и порядком навеселе они оделись и вышли к машинам.
Директор заведения провожал от двери:
– Всегда рад, Александр Сергеевич! Приезжайте, не забывайте…
Машина тряслась перелеском. Бнатов думал о своём. Не последнее место занимает он в управлении. Его положение не зависит от штатного расписания. Если прикинуть хрен к носу – а Бнатов давно прикинул, – место у него теперь второе. После Прахова. Несмотря на то, что между ними стоит Каракозов со своими полковничьими погонами. Все зависит от вклада в общее дело.
Давно сбилась милицейская бригада. Со дня независимости. В тот день они сговорились во время выпивки на лесной поляне. Они вдруг поняли, что надеяться можно лишь на себя. Бандиты пытались заявить свои права в их районе. Пришлось принимать срочные меры. В результате на местном кладбище появилось сразу несколько свежих могил. Вначале туда улёгся главный спортсмен района с двумя товарищами. Марат стоял в окружении друзей у дома матери, в частном секторе, и мирно беседовал. Рядом с домом были припаркованы крутые тачки. Мимо гудели троллейбусы, автобусы и другой автомобильный хлам – Марат даже не обращал на них внимания. Пробки в этом месте частое явление. И когда с дороги свернул мотоциклист с пассажиром, они лишь слегка посторонились, чтобы дать проехать. Люди решили объехать, только и всего.
Мотоциклист притормозил. У пассажира возник в руках пистолет, из которого полыхнули торопливые выстрелы. Мотоцикл метнулся прочь, виляя между машинами. Через секунду его не стало. В результате нападения – три трупа. Ни один из раненых не выжил.
Следом за Маратом ушел Студент. Тот напрямую пытался торговать наркотой. Пуля остановила его у собственного коттеджа. Студент приехал посмотреть, как идут дела со строительством. Коттедж так и остался недостроенным.
Ни к первому случаю, ни ко второму милиция отношения не имела. Докажите, что это не так. Не имела она отношения и ко всем остальным случаям.
Народу в милиции много. Бнатов внутри учреждения практически незаметен…
Темно-синий «Фольксваген» пер на всех парах по частному сектору, когда на пути вдруг возникла фигура, похожая на медведя. Медведь сбежал из зоопарка и встал на дыбы. Бнатов с трудом поймал педаль тормоза и ушёл в сугроб. Не хватало машину драть о «медведей».
А медведь тем временем уже лезет в машину, норовя оторвать дверь.
– Чо те надо, козлина?!
А тот молчит. На морде чулок капроновый. Распахнул дверцу, Александра Сергеевича цап за ворот, вытащил как пушинку из салона и прижал к машине.
– Поговорить надо…
Позади тормознул Пахомов. Сергеича бьют!
Гурьбой накинулись на «медведя» и стали дубасить. Замечательная разминка после отдыха. Вчетвером едва одолели. «Медведь» свалился в сугроб.
Надежда выбралась из машины. «Медведь» лежал в снегу, не подавая признаков жизни. Что они с ним сделали?
– Пусть дозревает, – пыхтел, отдуваясь, Пахомов. – Поехали, пока менты не явились…
Надя вздрогнула: кто эти люди, если они боятся каких-то ещё ментов? Она нагнулась и в разбитом лице «медведя» узнала деда – тот постоянно следил за ней в последнее время. И вот лежит теперь. Рядом лежит в снегу капроновый чулок. Что ей делать? Орать? Звать на помощь? Но тогда она точно лишится его. Надо молчать.
– Пойду я. Тут рядом, – схитрила она.
Пахомов полез за пазуху, вынул пистолет:
– Не надо! – вскрикнула Надя.
– Оставь его, – велел Бнатов.
Пахомов подчинился, убрал пистолет.
– Дальше я сама доберусь. – Надя развернулась к дедову дому. – Прогуляюсь. Что-то голова кружится…
Хозяин – барин. Бнатов отряхивал брюки от снега. Не пропадай. И звони. Каждый день…
– Хорошо…
Наденька сделала ручкой: всего хорошего, господа удавы. И поспешила за угол, слушая звук моторов. Кажется, уехали.
Она вышла из-за угла: никого. Выхватив из кармана баллончик с газом, побежала к деду. Только бы жив оказался. А того уже нет. Лишь далеко за углом мелькнула чья-то фигура. Только бы это был дед.
Каблуки вязли в снегу и грозили обломиться. Дед продолжал идти, не оглядываясь. Возможно, ему повредили слух. Стой, старый крендель!
– Дочка? – Дед звал её именно так. – Ты, что ли?
– Идем, деда, домой. Дай я тебя отряхну…
Вдвоём они добрались до дома, вошли внутрь, и тут деду стало плохо. В паху возникла сильная боль, переходящая в ломоту. Дед лез на стену. Надя по телефону вызвала скорую помощь, и уже через полчаса они сидели в приёмном покое.
Дед лежал на каталке и бормотал:
– Сам разберусь. Понятно тебе? Скажу, сам упал… Поскользнулся, растянулся на льду. Иначе приедут, станут допрашивать. Знаю я этих. А там, глядишь, совсем жизнь укоротят…
– Я буду ждать окончания операции.
– Ступай домой… Силы ещё понадобятся…
Часа через два к Наденьке вышла операционная сестра.
– Вы Надежда? Идите домой. Всё хорошо. Зашили сосуд в паху…
Слава богу. Надежда вышла из больницы. Автобусы и троллейбусы уже не ходили. На выходе из больничного городка виднелось такси.
– Куда прикажешь, красавица? – спросил темнолицый мужик. – Мигом доставлю.
– До «Волжанки»… Там я сама доберусь.
– Зачем так! Доставим до места.
Надя села в машину. Мужик придавил педаль газа и понёс её мимо парка. Через десять минут она уже была на месте. Света в окнах квартиры не было: отец с матерью спали. Пусть спят. А там видно будет.
Не успела раздеться – мать из спальни вышла. Взлохмаченная. Видно, приснилось что-то. Если покойник, то, скажет, к дождю. Если вши, то к большим деньгам или крупным подаркам.
– Где тебя носит?..
И прошла мимо на кухню – в горле промочить.
Надежда продолжала молчать.
– Оглохла там, что ли? – спрашивала мать, глотая воду.
– Что я, маленькая, что ли?
– Отвечать надо, когда тебя спрашивают!
– У Маньки задержалась…
– От рук отбиваться стала. Утром с тобой отец поговорит.
И подалась в спальню доглядывать сон.
Глава 4
Утром Иван Степанович проснулся рано и лежал с открытыми глазами. На улице пока что стояли сумерки. Вчера, проводив Царева, Степаныч думал, что утром от выпитого будет болеть голова, но организм справился с испытанием. Значит, ещё не всё потеряно. Не зря он всё это время, как ушёл на пенсию, занимался физкультурой. На занятия в секцию ходил. Секция называлась: «Назад к природе». Преподавал в ней какой-то полубандит. Как бы то ни было, Степаныч достиг определенного результата и даже научился садиться на «спортивный шпагат», а также бить противника ногой.
Степаныч встал и пошел на кухню. Выпил водички, затем направился в ванную – бриться и чистить зубы. В любой момент мог раздаться звонок. Экипировка зимняя. Сапоги теплые. Если Царев проспит, то надо его разбудить… Ведь кто-то вчера про победное шествие ветеранов мечтал… Передумал? То-то же… Не надо раньше времени клювом щёлкать…
Степаныч и зубы успел почистить, и кофе выпил, и даже кровать заправил. А звонка всё нет.
Сима ходила по квартире с завязанной головой. Напилась вчера вместе со всеми. И всё потому, что пожалела Степаныча, чтобы ему меньше досталось. Теперь Степаныч на высоте положения, а Сима страдает.
– Давай я тебя вылечу, – предложил Степаныч.
– Как это?
– Надо накинуть на голову крепкую повязку. И медленно закручивать. С помощью рычага…
– Смешно тебе…
Сима упала на диван и закатила глаза. Кто бы знал, как ей тяжко. Никогда она больше не станет поддерживать сомнительные компании. На дачу съездить – всегда, пожалуйста. Но чтобы пить – это уж извините. Три рюмки, которые изменили мир…
– Еще один способ есть.
Сима посмотрела жалобными глазами.
– Лечить подобное подобным.
– Ой, как мне тяжело. Старая дура.
– Какая же ты старая, Сима? Ты девушка в расцвете сил.
Степаныч нарезал круги по квартире. Давал о себе знать выпитый кофе. Документы на машину и ключ от гаража положил в карман. Боялся, жена заметит. Так и случилось.
– Куда собрался?
– Картошку посмотреть надо. Заморозили было в прошлом году.
– Было не считается! Если бы морозы были…
Степаныч остановился и произнес с придыханием:
– Если бы бабушке да хреновину между ног – она была бы дедушкой!
В самую точку угодил.
– Отправляйся тогда!
– Не видишь, с мыслями собираюсь! Вдруг что-нибудь забуду. Придётся назад идти…
– Ну, думай…
На самом деле Степаныч ждал звонка от Царева – не зря тот блестел вчера глазами. Но тот, может быть, всё ещё спал. Тело большое. Пока выспится…
Степаныч ушел на кухню, включил репродуктор, но там передавали рекламу. «Противозачаточные средства – спасение для молодого поколения». И рука сама повернула рычажок в обратную сторону. Придется звонить. Он придвинул к себе телефон и посмотрел на часы. Шел десятый час. Пора будить. Пальцы побежали по кнопкам.
«Царский» телефон молчал. Конечно, пока Царь проснется, пока поймёт, что ему звонят, опустит ногу, а затем вторую – это же целая вечность пройдёт. Надо ждать.
Степаныч ждал с минуту и опустил трубку. Ушёл, может быть, в туалет. Пока эта куча опорожнится тоже… Кроме того, с утра его может понести по магазинам. Живёт человек один. Хозяйство на плечах.
– Кому ты звонил? – молвила Сима.
Услышала. Будет теперь докапываться.
– Хотел узнать, как здоровье…
Степаныч поднялся, накинул куртку:
– Никого в квартиру не пускай!
– Кого я могу пустить?!
– Знаем мы ваших… Если что, звони на мобилу.
Ефремов вышел из подъезда и пошёл в сторону гаражей. Выходил приличный крюк, зато Сима теперь точно не знала, что Степаныч идет к товарищу.
Через полчаса он стоял в частном секторе перед домом Царева. Ворота на запоре. Нажал на кнопку и долго держал. Помнится, звонок у Царя всегда был в исправном состоянии. Его Величество за этим делом строго следил.
Палец устал держать мёрзлую кнопку. Никто к Степанычу так и не вышел. На дороге отпечатался след машины. Надо спросить у соседей.
Но соседи ничего не видели и не слышали. К дочери ушёл, может. Тут же рядом. Напротив торгового центра как раз.
Степаныч пошел в обратном направлении. Ему приходилось бывать у Саниной дочки. Подошёл к дому, поднялся и позвонил в квартиру. Женский голос из-за двери спросил:
– Кого надо?
– Александра Царева мне. Это Иван беспокоит. Товарищ по службе.
Степаныча разглядывали через глазок. Потом дверь открылась.
– Здравствуйте, – начал Степаныч. – Вчера договаривались встретиться, а его нет. Может, заболел…
– В больнице он. Операцию сделали.
– А я названию… В какой он палате? Что с ним?
– Поскользнулся, упал. Сосуд повредил…
При таком весе немудрено. Надо будет навестить.
Степаныч извинился и вышел. Дочь Царя не помнила гостя. А может, она прикидывалась. Они ведь бывали в этом доме. И не раз. Правда, весьма давно. После двадцатого заходили «пузыря» раздавить.
Степаныч пришёл на остановку, вошёл в троллейбус и вскоре уже был в вестибюле больницы. Сунул под нос тётке красную корочку и побежал наверх, не дожидаясь лифта. Вбежал на пятый этаж и остановился у входа, словно мореный таракан. Тяжеловато, однако, с непривычки. Прошёл до сестринского поста, и лишь тут на него обратили внимание. Стоп, господин хороший! Куда изволите?
– Царева мне!
Степаныч опять показал удостоверение – в стандартной милицейской обложке с золотым гербом и надписью «удостоверение».
В удостоверении значится звание. Попробуй, разберись, кто перед тобой стоит на самом деле.
– Пара вопросов, надеюсь, не утомят? – спросил Ефремов.
– Пройдите. Но имейте в виду…
Царь лежал у окна. Во взгляде – томление. Под глазами – круги, словно колёсики от детских грузовиков, с чугунным отливом. Сильно, видать, ударился. Причём несколько раз. И не об лёд, а как минимум о чей-то ботинок. На лице всё написано.
Саня протянул левую руку. Правая оказалась опухшей.
– Здравия желаем… – Степаныч покосился в сторону остальных больных. – Рассказывайте.
– Чего рассказывать-то?! Шёл! Упал! Песочком надо посыпать дорожки, начальник!
Он был недоволен местной властью. Пешеходы калечатся, а властям хоть кол на голове теши.
Народ из палаты один за другим вышли.
– Короче, слушай. – Глаза у Сани едва виднелись среди отекших век. – Внучка попалась одному в лапы – никак не вырвется. Ты его знаешь… Потому и приходил я к тебе.
Царев отвернулся к окну и заплакал. Никогда не видел его Степаныч таким.
– Кто он?
– Который тебя закрыл. Возьми-ка вот адресочек. Свой человек… Вместе обсудите. Без меня.
Он сунул пальцы в карман рубахи, вынул удостоверение. В нём лежала четвертинка бумаги в клетку.
– Он моложе нас будет… Тот самый, о котором мы вчера говорили. Награжденец. Пятнадцатью сутками удостоили… По случаю двухсотлетия… …
На лице у Царева мелькнуло подобие улыбки.
– Продолжай.
– Хотел миром обойтись… Смотрю: едут. Дай, думаю, остановлю. Наверняка, думаю, внучка у них там сидит. Они вылезли – и давай… Свалили, естественно. Ногами обработали, как положено. Напоследок один саданул, лежачего, с разбегу. Сосуд лопнул.
Царев показал пальцем в бумажку и продолжил:
– Остальное у этого типа спрашивай… Он в курсе. Теперь иди и не приставай – я болеть буду…
– Может, тебе принести? – спросил Степаныч и напугался. Человек после операции. Можно сказать, с того света, а тут ему предлагают.
– Вечерком… Заодно доложишь о проделанной работе. Апельсины принес? Положи в тумбочку…
Ефремов вышел из палаты и направился к выходу.
В вестибюле развернул записку. В ней значился телефон и странная аббревиатура: «К.С.А.». Степаныч вынул мобильник, набрал номер.
– Карманов слушает! – прогремело в микрофоне.
Точно! Как можно было его забыть?! Это был Сергей Анатольевич!
– Здравствуй, Серёженька, – запел Степаныч. – Ефремов беспокоит… Может, ты помнишь такого?!
– Обижаешь, слушай…
– Я из ЦГБ! Царь после операции здесь лежит! Подробности при встрече. Как у тебя со временем?
– Без проблем… Запищи адрес.
Карманов диктовал. Степаныч про себя повторял. Чем больше повторишь – тем лучше запомнишь.
Ехать пришлось в Новый город. Добравшись троллейбусом до проспекта Созидателей, Степаныч вышел. По указанному адресу оказался детский садик. Осталось найти в нем охранно-детективное агентство «Скорпион». Вот и агентство. Портрет Шварценеггера над входом – злых духов отпугивать. Табличка на двери. Директор Карманов.
Выходит, бывший опер после ухода на пенсию создал охранное предприятие. Вложил в дело все средства, полученные во время увольнения, – двенадцать должностных окладов.
Карманов был моложе Ефремова. Потому и ушел позднее.
– Так это тебя на пятнадцать суток оформили? – напрямую спросил Степаныч.
– Дезинформация… Всего на семь. Но не каюсь. Я высказал им всё, что о них думаю. Тебя, говорят, тоже нагнули…
– Было дело.
Карманов продолжил говорить о своем, наболевшем. Дело в том, что Садыков обнаглел по всем направлениям. Обложил оперативников данью. Попробуй, не принеси в конце месяца!
Степаныч переспросил. Тот ли это Садыков, что стоит над областным розыском? И не ошибся. Тот самый. Которого по молодости Степаныч учил писать рапорта. Полковник совершенно теперь ничего не боялся, считал себя осью, вокруг которой остальные должны крутиться с заданной скоростью.
– Поэтому я уволился, – продолжал Карманов. – Решил агентство открыть – ведь у меня опыт. Так нет же! Они мне палки в колёса… Пришлось в суде доказывать, что обладаю опытом, знаниями. Не веришь, можешь в суде узнать. Судья Максимов разбирался.
Степаныч всегда надеялся на Карманова. Не верил он теперь лишь в РУВД.
– Выходит, у них там подобие раскола?
– Ничего подобного! Они едины как никогда! Недовольные ушли, а эти проводят в жизнь политику «партии». Бандиты в подполье. Задавили их менты. Вес не тот. Кому наркоту подсунут. Кому пистолет засвеченный. Попробуй, отмойся. Пока суть да дело, а время бежит. У них даже общак свой имеется, а прокурор, чтоб ты знал, ходит теперь под ними. Ты его знаешь. Докукин его фамилия. Тот ещё комбинатор… Короче, от них теперь один вред. Докукина Жидким зовут. Во все щели просачивается. Без вазелина…
– Теперь понятно, почему им сходит с рук. Перевёртыши…
– Как их ни назови – всё одно – чёрт лохматый! Но хватит об них. Что у тебя-то? Рассказывай…
Пришлось Степанычу пересказывать о себе полную историю, включая вчерашний день.
– Эдак они нас совсем упакуют, – закончил он. – Мы же ничего собой не представляем.
– Как это вдруг ничего?! Ты следак, я опер. Царев в ОМОНе служил. Неужели мы всё забыли?
– И что?
– Морду начистить, и то за счастье. За себя и за того парня, который в больнице лежит. Прямо сегодня…
Карманов поделился подобием плана. Встречаешь у квартиры, допустим, того же Бнатова и спрашиваешь, нет ли у него закурить. Главное – остановить. Потом бьешь по ушам, а когда свалится – пинаешь в селезенку. Можно и между ног, чтоб на баб не прыгал… Не приставят они к каждому «обиженному» роту охраны. Главное – собрать информацию: время работы, график дежурства, место жительства.
– И пороть, пороть, пороть… – заключил Карманов. – Хоть каждый день, потому что порка – святое дело, можно сказать. Не зря предки практиковали… Зато «шкура» станет дубовая, хотя и в рубцах! Что еще? Да, имеется еще один доброволец. От ФСБ, между прочим.
– Сегодня будет неудобно, – усомнился Степаныч. – Сегодня надо больного навестить.
– А никто не настаивает. Значит, говоришь, вечерком приглашал к себе?
… В седьмом часу Степаныч как штык стоял в вестибюле, выискивая в толпе Карманова. В расстроенных чувствах он уже решил подняться на пятый этаж, как услышал вдруг сбоку:
– Закурить не будет?
Рядом стоял сморщенный тип – прозеленел весь насквозь.
– Не курю, – великодушно произнёс Степаныч. – И вам не советую.
– Фильтруй базар… – угрожающе произнёс тип. Хорошо советовать, когда сам не куришь, но если ты куришь, то советы выглядят вызывающе.
Глаза у мужика налились кровью. Какой, однако, первобытный тип. Стоит рядом и не отходит. Второй к нему подошел и спрашивает:
– Долго нам ещё здесь торчать?
Степаныч второго где-то видел. Но где, не помнил.
– Неужели, не узнал, Степаныч? – спросил первый, щеря прокуренные зубы.
Карманов. Паразит. Разве так можно шутить!
– Идём к больному. Заждался, поди…
Втроём они поднялись на этаж и вошли гурьбой в палату.
– Куда так много? – визжала медсестра.
Курильщик вынул удостоверение и протянул: служебная необходимость, знаете ли. Нужно отдельное помещение. И сунул коробку конфет, чтобы не скучала ночью.
– В столовую пройдите, пожалуйста…
Посетители прошли.
– Пригласите Царева, пожалуйста, – велел Карманов. – Ходячий? Уже оклемался? Быстро, однако. Ждём…
А сам посудой гремит в портфеле.
Дверь открылась, в столовую заплыл Царев, присел к столу. Повезло, можно сказать, прошлой ночью. Хирург попался что надо. Мирового класса. Скоро швы снимут.
– Не торопись, – осадил его «курильщик». – Лечись как следует…
– А ты кто такой? Назовись.
– Карманов я. Неужели трудно понять?..
– Теперь узнал. По глазам… Блудливые они у тебя!
– Короче, тебе можно коньяк или нет? – перешёл к делу Карманов. – Как ты себя вообще чувствуешь?
– Хорошо чувствую. Наливай. Если чего, до палаты доползу.
Ему плеснули в граненый стакан. Больной выпил и закусил апельсином. Замечательно. Кровь побежала по жилам.
– В общем, лечись помаленьку. Не торопись, – учил старого молодой Карманов. – А мы примем меры. – Он ткнул пальцем в окно. – Слушай радио. Читай газеты. Может, ты мерзнешь здесь? Одеяло тебе принести?
Оказалось, не надо. Утром у него были зять с дочерью и внучка. Вот о ком позаботиться бы. Короче, наливай по второй…
