Николай Чумаков
Алона
Скоро он был уже в саду Алоны. Перед ним стоял он, с взъерошенными клочками кроны, с корявыми руками-ветвями. Казалось, что в его листве срывается сотни искривленных усмешкой улыбок, сквозь которые просачивается лунный свет..
Взмахнув топором один, второй, третий раз, Родион рубил ненавистным ему дуб. Еще и еще раз. С такой силой и злобой, как если бы разъярённый любовник убивал ненавистного соперника. Наконец, когда ствол окончательно истончился, дуб рухнул, оповестив утреннюю тишину скрипучим криком о собственной смерти.
Родион проснулся. Он почему-то лежал в кровати Семёна. Оглядевшись, он увидел валяющийся в углу топор. Тут он вспомнил, что уставший после бессонной ночи, после того, как до изнеможения рубил дуб, он вернулся домой. Он позвал Семена, но тот не отозвался. Родион тогда зашел к нему в комнату, да там и рухнул на кровать слуги, обессилев.
Сейчас Родион чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Он вышел во двор и вдохнул свежего утреннего воздуха. На душе его царило удивительное спокойствие. Вдруг он понял, что и следа не осталось в его душе от гнетущих чувств, что мучили его в Москве. Его больше не мучила ревность, не мучали мысли о неразделенной любви. И даже сама любовь больше не беспокоила его сердце. Как будто вместе с дубом, он срубил под корень и свои привязанности и страдания.
Родион подумал о дубе и рассмеялся. Он почувствовал себя глупым не только потому, что он приревновал его к Алоне, но и за то, что сначала увидел дуб прекрасным, потом ужасным, а потом и вовсе возненавидел. А ведь дуб был все время одним тем же и только в уме Родиона он менял маски. И сердце Родиона наполнилось сочувствием к дубу. Он дошел до озера и сел на берегу, рассматривая водную гладь.
Лицо Родиона отражалось в озере. На нем то и дело что-то мельтешило. То водная рябь, то стайки пескариков заплывали ото лба к губам. Водомерки пробежали по глазам. На дне лица виднелся песок с мелкими камушками. Оно то улыбалось, то хмурилось, становилось то зелёным, то почти белым как молоко: солнце играло на его водянистой коже. А потом лицо растворилось – как соль в воде, как закатное солнце в небе.
