«Сам Он даровал мне неложное познание существующего, чтобы познать устройство мира и действие стихий, начало, конец и середину времён, смены поворотов и перемены времён, круги годов и положение звёзд.
Познал я всё, и сокровенное, и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего…
Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия, и образ благости Его. Она – одна, но может всё и, пребывая в самой себе, всё обновляет, и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божьих и пророков;
Я полюбил её и взыскал от юности моей, и пожелал взять её в невесту себе, и стал любителем красоты её … Если кто любит праведность, – плоды её суть добродетели: она научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству, полезнее которых ничего нет для людей в жизни. Если кто желает большой опытности, мудрость знает давно прошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнаёт знамения и чудеса, и последствия лет и времён. Посему я рассудил принять её в сожитие с собою, зная, что она будет мне советницею на доброе и утешеньем в заботе и в печали. Через неё (премудрость) я буду иметь славу в народе и честь перед старейшинами, будучи юношею…».
Не о том ли сказал сам Пушкин в четверостишии? И не только в нём. Позже поэт описал значение тайных знаний, собранных по крупицам, в трагедии «Скупой рыцарь»:
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук ещё неполный)
Горсть золота накопленного всыпать.
Не много, кажется, но понемногу
Сокровища растут. (…)
Так я, по горсти бедной принося
Привычну дань мою сюда в подвал,
Вознёс мой холм – и с высоты его
Могу взирать на всё, что мне подвластно.
Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу – воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды…
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья…
«Сафьянная тетрадь» дала знания, а знания – это сила. Пушкин использовал эту силу и в 1836 году, незадолго до своей гибели сказав о ней, этой силе в стихотворении «Отрок»:
Невод рыбак расстилал по брегу студёного моря;
Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака!
Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы:
Будешь умы уловлять, будешь помощник царям!
Стихотворение отражает Евангелие:
«Проходя же близ моря Галилейского, Иисус увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним».
Велика сила знаний! Пушкин понял это, как понял и то, что за этими знаниями будет охота слуг тёмных сил. А потому во многих своих произведениях он зашифровывал полученные знания, которые хотел дать людям, если и не современникам, то потомкам.
Но как спасти их от нечисти, охотившейся за ними?
Я спрятал потаённо
Сафьянную тетрадь.
Сей свиток драгоценный,
Веками сбереженный…
От члена русских сил,
Двоюродного брата,
Драгунского солдата
Я даром получил.
Действительно, Пушкин получил от волхвов те знания, которые старательно, изуверски уничтожались уже много веков и которые сохранились лишь у старцев-волхвов на Севере Русской Земли.
В последнее время много информации появилось о тотальном уничтожении старчества на Руси тем чудовищем, которое именовалось Петром I.
Пушкин говорит о передаче знаний иными, нежели типографскими, способами.
Ты, кажется, в сомненье…
Нетрудно отгадать;
Так, это сочиненья,
Презревшие печать.
В 1836 году Александр Сергеевич Пушкин стал понемногу раскрывать хранимые до сих пор таинства:
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Впрочем, по мнению специалистов, эти строки «точно не датированы», и написаны в период с 1827 по 1836 годы. 1827 год – канун поездки для встречи с атаманом Кутейниковым. 1836 год – канун коварного убийства на так называемой дуэли.
Именно волхвы, премудрые люди взялись за ведическое образование Пушкина.
В 1822 году Пушкин в «Песне о вещем Олеге» вновь говорит о волхвах:
Вот она, встреча со старцем-волхвом
(…)
Из тёмного леса, навстречу ему,
Идёт вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
В ответ на предложение награды, старец-волхв отвечает:
Волхвы не боятся могучих владык,
И княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Происхождение Пушкина – ведические корни
Валерий Михайлович Лобов, проанализировав не только произведения Пушкина, но и оставленные им рисунки и графические изображения, обнародовал новые факты о происхождении Александра Сергеевича.
Известно, что Пушкин многое, очень многое из своего творчества старался засекретить, скрыть до времени, надеясь, что придёт оно – это время, когда благодарные и, что очень важно, вдумчивые, грамотные, стремящиеся к познанию истины потомки откроют правду о нём не только как о поэте и историке, но и как о пророке, более того – как о жреце.
Принято считать, что у Пушкина есть арабские корни, но вот что пишет В.М. Лобов:
«Среди рисунков к стихотворному повествованию «Домик в Коломне» есть и рисунок семейного дворянского знака Пушкиных в зеркальном отражении. Этот знак перечёркнут по диагонали лентой, означающей незаконнорожденность (бенд-синистр) матери Александра и нарисован под строками: «Больше ничего не выжмешь из рассказа моего» за исключением признания незаконнорожденности в рисунке семейного оберега под завитками».
Незаконнорожденность матери? Ну что ж, это в России редкостью не было. Даже императрица Екатерина Великая, как теперь уже доказано (см. мою книгу в серии «Лучшие биографии издательства ВЕЧЕ» «Екатерина Великая»), дочь Ивана Ивановича Бецкого, незаконнорожденного сына генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, представителя знатного рода, корнями своими восходящего к Рюриковичам. Ну а уж среди рядового дворянства такое и вовсе дело вполне обычное.
В.М. Лобов поясняет:
«Мать Пушкина, Надежду Осиповну в обществе называли «прекрасной креолкой», как говорят, за её жёлтые ладони. Креолы – это потомки от сочетания русских с алеутами, эскимосами и индейцами. Современники по незнанию спутали индейцев с индийцами, назвав её креолкой. В те годы даже в свете ходили частушки об увлечении бабки Пушкина индийцем Визапуром:
В Москве нашлась такая дура,
Что не спросясь Авгура
Пошла за Визапура.
Бабушка будущего любимца Руси – Мария Алексеевна, (урождённая Пушкина по другой ветви), будучи замужем за гулякой и пьяницей, сыном «арапа Петра Великого» – Осипом Ганнибалом, полюбила другого донжуана – соседа по имению Захарово, русского князя Визапура.
Вследствие этого Мария Алексеевна родила дочку, как принято считать, от Ганнибала. Но ведь девочка (будущая мать стихотворца) родилась не чёрной, а ко всему прочему – белокурой и голубоглазой. И от неё впоследствии родились дочь и сыновья белотелыми, белокурыми, а у Александра волосы были даже со свойственной цыганам волнистостью (исчезнувшей у пророка к концу жизни), а не чёрные и не мелко-курчавые. Индийская кровь в Пушкине всегда тянула его в цыганский хор у Яра в Москве, в цыганский табор в Молдавии, где чиновник Коллегии иностранных дел жил в их шатрах две недели, и о них он писал достаточно явно».
Казалось бы, какое всё это имеет отношение к самому Пушкину. Не дед ему Ганнибал, ну и что. Но давайте посмотрим на комментарий к стихам, сделанный автором:
«Авгуры – римские жрецы, порядок обрядов которых по обычаю были связаны первоначально с Божествами Плодородия, они улавливали поданные божеством знаки и их толковали. С течением времени выработалась наука Авгуров, которые для своих предсказаний пользовались атмосферными явлениями (громом, молнией, зарницей и т. д.), полётом и голосами птиц, кормлением священных кур, встречами с дикими зверями, отголосками звуков и пр.».
Ну а «пошла за Визапура» означает следующее: «Порюс-Визапурские – княжеский род, происходящий от раджей Визапурских (Визапур-Биджапур) в Ост-Индии и переселившийся в Россию в конце XVIII века».
Далее В.М. Лобов повествует о том, что Ганнибал понял – дочь не его, ну и разорвал отношения с женой. Впоследствии у него родились от другой русской жены восемь детей – все чёрные, все в него.
Автор сделал предположение, что бабушка Пушкина Мария Алексеевна поделилась с внуком сведениями о происхождении их рода, поскольку было замечено, что она «любила вспоминать старину, и от неё Пушкин наслышался семейных преданий, коими так дорожил впоследствии»:
Люблю от бабушки московской
Я толки слушать о родне,
О толстобрюхой старине.
И сокрытым образом отметит свои корни в Индии:
Он приближается…
Вот он, вот сильный Бог!
Вот он, вот Индии герой!
Хоть человек он не военный,
Не второклассный Дон Жуан,
Не демон – даже не цыган.
В.М. Лобов предлагает серьёзно задуматься над родословной Пушкина, поскольку есть понятие телегония, согласно которому женщина любит одного, а рождает детей от мужа:
«Причём дети похожи не на мужа матери, а на любимого мужчину.
Только сейчас учёные, проделав опыты с животными, установили, что кобылу, которую хотели оплодотворить самцом зебры, не рождала зебр, но через 10 лет вдруг родила от породистого жеребца прекрасную зебру. Такое случается и у людей.
Наука о наследственности – телегония – утверждает, что в роду, где вклинился хотя бы один негр, должны быть повторы негров в последующих коленах, но этого не произошло в роду Пушкина. Значит, в русской крови Пушкина имеется одна тысячная доля родственной русским крови индийской, т.к. они развивались по одному образу (женского рода) – в противоположность деятельным арабам и европейцам (мужского рода)».
Пушкин, по словам В.М. Лобова живо интересовался индийской философией и с большим удовольствием общался с цыганами, песни которых входили в моду в России. Там он получил сведения об индийском князе Визапуре от бабушки и намекал: «Долго не знали в Европе происхождения цыганов … доказано, что цыгане принадлежат отверженной касте индийцев, называемых Пария. Язык и то, что можно назвать их верою, – даже черты лица и образ жизни верные тому свидетельства». Возможно, что парии были названы по-русски во времена переселения русских из Семиречья в Индию за то, что они учили парности равных противоположностей в круге, а также могли предсказывать будущее по Законам Вселенной. Слова «пара» и «арап» как две капли воды отражаются зеркально».
И далее:
«Видимо, поэтому Пушкин написал в стихах молитву Сирина по индийской монаде, представляющей пару равных и противоположных капель в едином и неделимом круге:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей –
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи».
Ну и рисунки о многом говорили:
«Знак оберега рода Пушкиных, нарисованный Пушкиным зеркально, – явное доказательство того, что Александр Сергеевич был человеком, ясно видевшим свою родословную, слившуюся с древним индийским племенем цыган:
Ты пишешь: «на брегах Тавриды
Овидий в ссылке угасал…»
Но с кем же мне себя сравнить?..
Среди неистовых Цыганок,
Я, как Орфей, в толпе Вакханок…
Или вот другое произведение:
Среди рассеянной Москвы…
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
В стихотворении «Цыганы»:
Завтра с первыми лучами
Ваш исчезнет вольный след,
Вы уйдёте – но за вами
Не пойдёт уж ваш поэт.
***
Веду я гостя; за курганом
Его в пустыне я нашла
И в табор на ночь зазвала.
Он хочет быть, как мы, цыганом…
Он, прежних лет не помня даже,
К бытью цыганскому привык…
За их ленивыми толпами
В пустынях часто я бродил,
Простую пищу их делил
И засыпал пред их огнями.
В.М. Лобов отметил: «Кровь тянула Пушкина к цыганам, и он в 1821 г. жил в таборе цыган 3 недели в одном шатре с Земфирой. П.К. Мартьянов вспоминал: «О Пушкине тогда говорили много. Однажды кто-то сообщил, что он приезжает иногда в Грузины слушать цыган, и добавил: «цыгане – его среда»».
Зачем я ею очарован?
Зачем расстаться должен с ней?
Когда б я не был избалован
Цыганской жизнию моей.
***
Здесь цель одна для всех сердец –
Живут без власти, без закона.
Меж ними зрится и беглец
С брегов воинственного Дона…
И рыжий финн, и с ленью праздной
Везде кочующий цыган!
Пушкин и сам кочевал как цыган, о чём сообщал в стихах:
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
Вера Александровна Вяземская, жена друга Пушкина, Петра Андреевича, интересная собеседница, которую Гоголь считал «своим добрым ангелом», рассказывала: «Пушкин любил цыганское пение, особенно пение знаменитой в то время Тани».
А вот воспоминание юной цыганки Татьяны Демьяновой из московского хора: «И стал он с тех пор к нам часто ездить, один даже частенько езжал, и как ему вздумается – вечером, а то утром приедет. И всё мною одной занимается, петь заставит, а то просто так болтать начнёт, и помирает он, хохочет, по-цыгански учится. А мы все читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: «Как это вы хорошо про нашу сестру, цыганку, написали!» А он опять в смех: «Я, говорит, о тебе новую былину сочиню!»»
Во всём этом, по словам Лобова, первым по-настоящему разобрался Иван Макарович Рыбкин (1904-1994), глава донского хранилища рукописей Пушкина и старинных книг. Он писал: «…Пушкин изучал общественную цивилизацию Индии, и конечно, что-то вошло в собрание великих подвижников Дона… В юности меня определили к пожилой знатной цыганке в Краснодаре для прохождения курса наук древней Индии, сохранившихся у цыган. Эти знания близки к научным работам А.С. Пушкина».
Всё это не просто дополняет биографию Пушкина и уточняет её. Всё это указывает на ещё один источник уникальных знаний, которые демонстрировал Пушкин. Ну и, безусловно, его родословная, известная волхвам, привела к тому, что именно он был избран для передачи уникальных знаний.
Ранние стихи – первые тайны
Сколько загадок в творчестве русского гения! Уже в 1813 году, четырнадцатилетний Пушкин неожиданно начал вставлять в свои стихи, в том числе и в посвящения представительницам прекрасного пола, фразы, которые не скоро были разгаданы и разгаданы лишь теми, кто серьёзно взялся за изучение ведического наследия поэта…
Вот возьмём, к примеру, стихотворение «К Наталье», датированное 1813 годом.
На первый взгляд этакое лёгкое стихотворение о любви, о познании этого великого и светлого чувства, о познании женщины. Вспомним, что Зигмунд Фрейд указывал: «Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь».
Ещё придёт время, когда Пушкин поймёт (если в данном случае применить формулировку Фрейда), что необходимо познать любовь. Но в юности он, будто бы познавал женщин, о чём спешат нам сообщить многочисленные современники – свидетели его увлечений, чрезмерно ими приукрашенных.
Эпиграф к стихотворению «К Наталье» взят непонятный с первого взгляда:
«Почему мне бояться сказать это?
Марго пленила мой вкус (фр.) –
Из "Послания к Марго" Ш. де Лакло.
Это из «Послания к Марго» Шодерло де Лакло – это сатира на королевскую фаворитку Дюбарри (1774), которая «рождена в бедности, лишена остроты ума и понимания, её речи утомительны и кончаются глупым молчанием: где нежные слова, где шутки и истории, которыми любовники разнообразят свой досуг»…
Пьер Амбруаз Франсуа Шодерло де Лакло (1741-1803), французский генерал и изобретатель, создал сатирический роман о нравах французской аристократии. Пушкин внимательно прочитал этот роман в свои юные годы, и использовал строки из него в качестве эпиграфа к одному из своих первых стихотворений, «К Наталье».
В стихотворении юный Пушкин писал:
Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь – и я влюблён!
Пролетело счастья время,
Как, любви не зная бремя,
Я живал да попевал,
Как в театре и на балах,
На гуляньях иль в воксалах
Лёгким зефиром летал;
Как, смеясь назло амуру,
Я писал карикатуру
На любезный женский пол;
Но напрасно я смеялся,
Наконец и сам попался,
Сам, увы! с ума сошёл. (…)
В тринадцать-четырнадцать лет, конечно, всё только начало-начал. Пушкин увлекался прекрасным полом, мало того, в отличие от обычного определения – первая любовь – он ввёл несколько более широкое понимание зарождающихся чувств, разделив любовь на первую и раннюю.
Но отложим на некоторое время размышления о стихотворении «К Наталье», которое вовсе не так просто, как кажется, с первого прочтения, и окунёмся в начала начал.
Озарённый в ранние детские годы, примерно, по мнению биографов, в шесть – девять лет, ещё совсем в ту пору неясным, но сильным чувством, уже тогда сделал первые поэтические наброски на всепобеждающую вечную тему, назвав увлечение не первой, а именно ранней любовь, ибо первой он, видимо, считал ту, что пришла к нему в лицейский период.
Вот как писал он о ранней любви!..
«…Дубравы, где в тиши свободы
Встречал я счастьем каждый день,
Ступаю вновь под ваши своды,
Под вашу дружескую тень.
И для меня воскресла радость,
И душу взволновали вновь
Моя потерянная младость,
Тоски мучительная сладость
И сердца ранняя любовь.
Любовник муз уединённый,
В сени пленительных дубрав,
Я был свидетель умилённый
Её младенческих забав.
Она цвела передо мною,
И я чудесной красоты
Уже отгадывал мечтою
Ещё неясные черты,
И мысль об ней одушевила
Моей цевницы первый звук
И тайне сердце научила…».
Стихотворение написано в 1818 году, но в нём говорится о детских переживаниях, о детской влюблённости, которая окрыляла и вдохновляла поэта уже в том раннем возрасте.
И хотя о ранней любви, по словам писателя Петра Константиновича Губера (1886–1940), «не сохранилось почти никаких биографических данных…, в стихотворном «Послании к Юдину» Пушкин припомнил этот полузабытый эпизод»:
Подруга возраста златова,
Подруга красных детских лет,
Тебя ли вижу, – взоров свет,
Друг сердца, милая… (в некоторых изданиях стихотворения значится Сушкова, а в других – просто отточие)
То на конце аллеи тёмной
Вечерней тихою порой,
Одну, в задумчивости томной
Тебя я вижу пред собой;
Твой шалью стан непокровенный,
Твой взор на груди потупленный.
Одна ты в рощице со мною,
На костыли мои склонясь,
Стоишь под ивою густою,
И ветер сумраков, резвясь,
На снежну грудь прохладой дует,
Играет локоном власов,
И ногу стройную рисует
Сквозь белоснежный твой покров …
В «Послании к Юдину» – к лицейскому товарищу – Павлу Михайловичу Юдину (1798-1852), частично процитированном выше, Пушкин описывает принадлежавшее бабушке, Марье Алексеевне Ганнибал, подмосковное имение Захарово.
А рядом были Малые Вязёмы.
Пётр Иванович Бартенев (1829-1912), русский историк, литературовед и признанный «зачинатель пушкиноведения», рассказал:
«Маленький Пушкин часто бывал у Трубецких (кн. Ивана Дмитриевича) и у Сушковых (Николая Михайловича, тоже литератора), а по четвергам его возили на знаменитые детские балы танцмейстера Иогеля».
Вот там-то, на детском балу, Саша и встретил девочку, которая заставила бешено забиться его сердце и он написал:
Мне видится моё селенье,
Моё Захарово; оно
С заборами в реке волнистой,
С мостом и рощею тенистой
Зерцалом вод отражено…
На холме домик мой; с балкона
Могу сойти в весёлый сад,
Где вместе Флора и Помона
Цветы с плодами мне дарят…
Писатель П.Г. Губер отметил:
«В «Послании к Юдину» обращает на себя внимание чрезвычайная конкретность и вместе с тем некоторая нескромность изображаемых сцен. Эту последнюю приходится отнести всецело на счёт поэтического вымысла. Само собою разумеется, что никаких тайных свиданий не могла назначать Пушкину юная особа, имевшая от роду всего восемь лет и находившаяся, надо полагать, на попечении нянек и гувернанток».
Имение Сушковых было по соседству. А Пушкин в течение шести лет – с шести лет до двенадцати – проводил летние месяцы в Захарове. Теперь эти края часто называют поэтической родиной Пушкина. Шесть лет подряд Пушкин, в свои детские годы, бывал здесь в тёплое время – всё лето и часть осени проводил он в небольшом в ту пору селе Захарово, ныне Одинцовского района. Теперь Одинцово почти что Москва – отделяет его от столицы лишь Московская кольцевая автодорога. В пору Пушкина, конечно, окраина Москвы была значительно дальше, аж за Поклонной горой. Неподалёку от Захарова находятся Большие Вяземы, в ту пору имение князей Голицыных, в честь которых ныне и город Голицыно Одинцовского района называется. Голицыно подальше от Москвы.
«Послание к Юдину» – это, своего рода, миниатюрная повесть о любви. Обратим внимание на такие удивительные строки…
То часом полночи глубоким,
Пред теремом твоим высоким,
Угрюмой зимнею порой,
Я жду красавицу драгую –
Готовы сани; мрак густой;
Всё спит, один лишь я тоскую,
Зову часов ленивый бой…
И шорох чудится глухой,
И вот уж шёпот слышу сладкой, –
С крыльца прелестная сошла,
Чуть-чуть дыша; идёт украдкой,
И дева друга обняла.
Помчались кони, вдаль пустились,
По ветру гривы распустились,
Несутся в снежной глубине,
Прижалась робко ты ко мне,
Чуть-чуть дыша; мы обомлели,
В восторгах чувства онемели…
Но что! мечтанья отлетели!
Увы! я счастлив был во сне…
В отрадной музам тишине
Простыми звуками свирели,
Мой друг, я для тебя воспел
Мечту, младых певцов удел.
Питомец Муз и вдохновенья,
Стремясь Фантазии вослед,
Находит в сердце наслажденья
И на пути грозящих бед.
Минуты счастья золотые
Пускай мне Клофо не совьёт:
В мечтах все радости земные!
Судьбы всемощнее поэт.
Пушкин обращается к своему лицейскому однокашнику, откровенно признаваясь ему в том, что память детства жива, она не истаивает. Она жива настолько, что хочется писать о ней и о мечтах, охватывающих всё существо. Ну, разве не мечтали мы с вами, дорогие читатели? Разве мы не мечтали мальчишками о необыкновенных подвигах во имя любимых, разве не мечтали о лихих схватках с врагом, в которых непременно видели себя победителями, но порой израненными в боях. Казалось, это верный способ заставить замереть девичье сердце.
Вот строки из того же послания…
Меж них, окутанный плащом,
С седым, усатым казаком
Лежу – вдали штыки сверкают,
Лихие ржут, бразды кусают,
Да изредка грохочет гром,
Летя с высокого раската…
Трепещет бранью грудь моя,
При блеске бранного булата,
Огнём пылает взор, – и я
Лечу на гибель супостата. –
Мой конь в ряды врагов орлом
Несётся с грозным седоком –
В мальчишеских мечтах этим грозным седоком был, конечно же, автор этих строк. И, конечно, он не мог не упомянуть о ранах на поле брани, которые не могут оставить равнодушными девичье сердце. Но отчего трепещет бранью грудь? Учитывая, что у Пушкина практически нет произведений без иносказаний, а то и без второго смыслового ряда, не будет ошибкой, что он и здесь говорит о своей готовности к битве с супостатом – врагов у России было всегда множество. И кроме врагов внешних, всегда хватало и врагов внутренних, с которым Пушкин готовился вступить в борьбу своим разящим нечисть пером.
В стихотворении яркие воспоминания детства, воспоминания и о робких встречах, и о дерзких мечтах, и о волшебных снах. Всё это связано с селом Захарово и Большими Вяземами.
Теперь там Государственный историко-литературный музей-заповедник А.С. Пушкина.
Большие Вяземы печально знамениты ещё и тем, что в них ночевало корсиканское чудовище под названием Наполеон перед тем, как потерпеть фиаско на Поклонной горе, куда ему не в пример европейским коленопреклонённым столицам, никто не принёс ключей от города. Ну и перед изуверствами, творимыми в Москве. Недаром Пушкин посвятил этому чудовищу резкие строки – «Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу…».
Пушкин был довольно дерзким с самых ранних лет. Однажды в гости к родителям, когда ему было десять лет отроду, заехал русский поэт и баснописец Иван Иванович Дмитриев (1760-1837). Когда Пушкин вошёл в гостиную, где родители принимали Дмитриева, тот воскликну, взглянув на мальчугана: «Какой арабчик!». И тут Александр ответил: «Да зато не рябчик!». Родители затаили дыхание, ожидая, как отреагирует Дмитриев, у которого было рябое лицо, но тот рассмеялся, сделав вид, что ничего не произошло.
Стихотворение же, посвящённое детству и отрочеству, оживляет сон, сон мечтательный о чём-то ещё не познанном, но познаваемом. Что же познавал Пушкин в свои отроческие годы, к чему прикоснулся он в свои тринадцать-четырнадцать лет?
Он уже в юном возрасте понял простую истину – в глубоких и разносторонних знаниях, в премудрости, дарованной Вседержителем, состоит великая сила. Стихотворение написано уже после знаковой встречи на аллее лицейского парка, встречи с волхвом.
Первые шифровки в стихах
От ранней детской любви Пушкин постепенно переходит к первой юношеской. Трудно, конечно, точно определить, кто же она, героиня первой любви русского гения. Ну вот, к примеру, возьмём уже приведённое выше стихотворение «К Наталье». На первый взгляд лёгкое, даже написанное с некоторым оттенком юмора стихотворение, посвящённое возлюбленной…
Смех и, вольность – всё под лавку,
Из Катонов я в отставку,
И теперь я – Селадон!
Миловидной жрицы Тальи
Видел прелести Натальи,
И уж в сердце – Купидон,
Так, Наталья! признаюся,
Я тобою полонен,
В первый раз ещё, стыжуся,
В женски прелести влюблён.
Целый день, как ни верчуся,
Лишь тобою занят я;
Ночь придёт – и лишь тебя
Вижу я в пустом мечтанье…
Вижу, в лёгком одеянье
Будто милая со мной;(…)
Сколько слов, незнакомых или мало знакомых и не совсем понятных сегодня!
Уже в раннем отроческом возрасте Пушкин поражал своими необыкновенными и разносторонними знаниями, поначалу, конечно же, полученными из книг, ведь великая встреча с Волхвом была ещё впереди. Проверьте себя, дорогие читатели, попробуйте навскидку ответить на вопросы, из каких таких Катонов в отставку, что значит «я – Селадон», кто такая жрица Талья и кто таков Купидон? Посмотрите, как легко вставил Пушкин все эти слова в стихотворный текст. Нам же лишь энциклопедические словари – ну, конечно, ныне интернет – помогут ответить, что из Катонов в отставку, означает уход от строгости нравов, ибо политик, полководец и писатель Катон Старший, он же Катон Цензор (234 – ок. 148 до н.э.), как раз и отмечен историей как приверженец строгости нравов, что, напротив, «Селадон это герой романа «Астрея» французского писателя Оноре д’Юрфе (1568-1625), героя, ставшего символом томного, чувствительного, сентиментального влюблённого, что в XVIII-XIX вв. «имя это сделалось нарицательным для обозначения томящегося любовника, волокиты, любителя «поволочиться за женскими юбками».
Стихотворение написано как раз после того, как сделана запись в дневнике: «1813. Лицей. Открытие». Причём стихотворение так при жизни и не публиковалось. Быть может, потому что Пушкин прямо сказал в нём, что произошло в его судьбе. Ведь «Талья – по-французски означает круг или цикл. А НаТалья – наука о круге».
Вот и первые опыты шифровки!
Знания о движении всего сущего от одной противоположности к другой Пушкин получил от Волхва. Авторы книги «Русский пророк Пушкин» напомнили о стихотворении, посвящённом лицею «Была пора – наш праздник молодой…» и, в частности, строки:
… Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, –
Ужель один недвижим будет он?
Припомните, о други, с той поры,
Когда наш круг судьбы соединили,
Чему, чему свидетели мы были!
Игралища таинственной игры,
Металися смущенные народы;
И высились, и падали цари;
И кровь людей то Славы, то Свободы,
То Гордости багрила алтари.
В книге отмечено: «Вращается, значит, движется по кругу. И движется по кругу всё, что существует в мире…». А в стихотворении «К вельможе» Пушкин говорит:
Ты, не участвуя в волнениях мирских,
Порой насмешливо в окно глядишь на них
И видишь оборот во всём кругообразный.
О движении по кругу поэт говорит и в стихотворении «19 октября»:
Пируйте же, пока ещё мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
Г.Н. Качура и В.М. Лобов отмечают:
«Обратите внимание, близимся не к концу, а – «к началу своему», к той точке, откуда начали движение по кругу. Движению по кругу посвящено произведение «Сказка о рыбаке и рыбке». Если для удобства наблюдения изобразить круг, как два последовательно расположенных полукруга, эта фигура будет напоминать волну. Движение морских волн – один из самых ярких образов Вечного движения».
А ведь на первый взгляд стихотворение кажется фривольным. Иносказания весьма мятежны и дерзки…
Я один в беседке с нею,
Вижу… девственну лилею,
Трепещу, томлюсь, немею…
И проснулся… вижу мрак
Вкруг постели одинокой!
Испускаю вздох глубокий,
Сон ленивый, томноокий
Отлетает на крылах.
Кто же она – Наталья? Не вымышленный ли персонаж? Тайные свидания… Возможны ли они, если влюблённый – лицеист, а Царскосельский лицей по своим порядкам очень напоминал военно-учебное заведение, где на прогулку за территорию просто так не выйдешь.
Стихотворение посвящено крепостной актрисе театра графа В.В. Толстого, находившегося в Царском Селе. Лицеисты нередко бывали на спектаклях в этом театре. 14 лет… Сердце отрока готово раскрыться для любви, уже не той любви, которую он называл ранней, а для первой любви. Но, конечно, ни о каких встречах с этой юной актрисой, как и с Сушковой, и речи быть не могло.
Перед нами поэт, юный и в тоже время уже сильный поэт. Глядя на Наталью, он ощущает это чувство и говорит о том, что его «настиг Купидон».
И Пушкин мгновенно пишет стихотворение. Прежде посвящал девицам смешные эпиграммы, а вот теперь… Теперь всё по-иному…
Но лёгкость стихотворения обманчива. В нём скрыт какой-то смысл. Какой?
Все любовники желают
И того, чего не знают;
Это свойство их – дивлюсь!
(…)
Я желал бы, чтоб Назорой
Ты старалася меня
Удержать умильным взором.
Иль седым Опекуном
Легкой, миленькой Розины,
Старым пасынком судьбины,
В епанче и с париком,
Дерзкой пламенной рукою
Белоснежну, полну грудь…
Я желал бы… да ногою
Моря не перешагнуть,
И, хоть по уши влюблённый,
Но с тобою разлучённый,
Всей надежды я лишен.
Но для чего же написано стихотворение? Для передачи его возлюбленной? Возможна ли такая передача крепостной актрисе? Не повлечёт ли для неё беды? И вот тут возникает вопрос, а не является ли это стихотворение пробой сил в сокрытии с помощью шифровки своих мыслей. Вот пример… «Я желал бы Филимоном… взяв Анюты нежну руку». Для непосвящённого – почти что бессмыслица, а для посвящённого…