Николай Иванов
Реки помнят свои берега
Черёмухин в ожидании ответа прилепил отошедший кончик изоленты на очках. Он стыдился за контору, ещё вчера приводившую в трепет весь мир, а сегодня прячущуюся по лесам. Но поскольку Егор сам был выходцем из Лубянки, горько исповедался:
– Перед твоим звонком увидел в туалете одного нашего генерала. Он рвал бумаги, бегал по толчкам и спускал в них обрывки. Грешным делом подумал, что уничтожает документы, но, оказалось, избавлялся от рукописи о демократах. Таким нынче стал КГБ, Егор. Грустно.
Зря Юрка стыдился – Буерашин сам отвёл глаза. Он не знал, что творилось на данный момент в ГРУ, но если и там генералы дрогнули, то куда возвращаться и кому верить? Или быстрее бы уж Ельцин брал всю власть в руки, чтобы утвердить порядок?
Зеленоградского комитетчика нашли мятым, небритым и, кажется, под градусом. Увидев хлебовозку, заглохшую у крыльца на последней капле бензина, он сразу обмяк: так бывает, когда приходит уже не ожидаемая помощь. Выводя его из прострации, Буерашин поинтересовался:
– Сто грамм есть? Меня зовут Егор.
– Серёга, – легко поддержал знакомство хозяин кабинета.
Бутылка с остатками стояла под столом – зеленоградец лишь опустил за ней руку. Но за закуской пришлось идти в угол, к холодильнику. Тот, потерявший в переездах переднее резиновое копытце, кивнул хозяину украшенным детскими наклейками лбом. И душу распахнул широко и светло: чем богаты, то – ваше.
Щедрость оказалась понятной, когда на ржавых решётках обнаружились лишь маслянистая банка из-под тушёнки с ломтиками пожелтевшего жира да надломленные, покрытые инеем, кусочки хлеба на одноразовой тарелке. Капитана смутило малое количество закуски, и он полез за добавкой в морозилку. Там ножом наковырял пропахшие рыбой кусочки льда и вывалил их рядом с хлебом.
Сдвинули почерневшие от чая разнокалиберные чашки – не на поминках. Тост предложил капитан, выдавая свою родословную:
– Казак пьёт в двух случаях. Первый – когда есть огурец. И второй – когда огурца нет. До дна.
Подмога и спирт, затушенный не менее обжигающим льдом, пробудили его к действиям.
– Предлагаю: не очень существенное перебросить в ментовку, с начальником отношения нормальные. Но мешков семь надо сжечь.
Костёр в лесу, на свет которого наверняка подскочат какие-нибудь вояки? Из тех танков, что опоясали Москву? Кто окажется командиром? А вдруг из желающих заработать у новой власти звезду на плечи или на грудь?[11]
– Открытое место нежелательно, – похоронил Егор чью-то удачу на дополнительные блага. Там, где участвует он, халява не пройдёт…
Капитан макнул в жир скрюченный от возраста и холода кусочек хлеба, посмаковал прилипшие к нему жёлтые крошки. Потянулся к телефону, доставая из пиджака потрёпанную записную книжку со множеством записочек. Найди такую на улице, ни за что не догадаешься, что она принадлежит главному зеленоградскому контрразведчику. Но он отыскал в ней нужные цифры практически мгновенно – дольше набирал номер на таком же колченогом, как холодильник, аппарате:
– Борисыч? Что плохого в этой жизни?.. Молодец, и я про то же. Слушай, подошли-ка мне свою аварийку. И жди меня, я к тебе на ней подъеду. Всё потом. Давай.
Поправил, словно удачливую колоду карт, листочки в книжице, вернул её в лоснящуюся щель кармана. И только после этого соизволил пояснить:
– Тут у меня среди провинившихся начальник теплосетей. Сделает всё.
Котлы ТЭЦ – это хорошо, это надёжно. За это можно выпить.
Остатка в бутылке хватило на второй круг:
– Ну, раз нет огурца…
Раздался телефонный звонок. Пока Серёга, опустошая чашку, держал трубку на весу, все расслышали:
– Это КГБ? Сидите? Ну-ну, недолго осталось. Ждите.
Щекочут нервы перед штурмом? Или уверовали в свою всесильность? Где ГКЧП? Где аварийка, чёрт побери! И неужели у Серёги больше нет ничего в загашнике? А рыба в морозилке лежала всё-таки поганая…
Начальник ТЭЦ сработал быстрее звонивших и угрожавших. Контрразведчики, предав хлебовозку, в спешке побросали в жёлтый проём аварийки утрамбованные под завязку, опечатанные сургучной печатью мешки. Через минуту им гореть в топке, а всё равно от инструкции ни на шаг. Если в Книге рекордов Гиннесса есть раздел «педантизм», то КГБ явно претендовал на первую строчку.
На воротах ТЭЦ встречал сам Борисыч – сухонький мужичок в тесноватом, в катышках на животе, пуловере. Серёге кивнул несколько раз, чем подтвердил свои какие-то прегрешения перед властью. На попутчиков, сидевших на мешках, лишь покосился: более всего осведомители опасаются расширять круг знакомств.
– Надо сжечь, – кивнул на груз комитетчик. Икнул, поморщился от рыбной отрыжки, но довёл задачу до конца: – Срочно. При нас.
Борисыч поник, сделался ещё более сгорбленным и маленьким, и оказалось, что пуловер ему вообще-то впору. А катышки на нём оттого, что старик от волнения постоянно трёт ладони о живот…
– Что так? – недовольно поднял голову Серёга. Видать, сильно был обязан Борисыч органам, если тамошний представитель и мысли не допускал о невозможности выполнить просьбу.
– Сделаем, – со вздохом согласился поделиться огоньком начальник теплоцентрали. Махнул водителю, гусаком вывернувшему голову из кабины: – Подъезжай к главному корпусу.
Тот оказался не чем иным, как тюрьмой-ангаром для томившейся внутри огромной избушки на металлических лапах. В её оконцах бушевало пламя, но мощные газовые форсунки все продолжали и продолжали выжигать ей нутро. Бедная Баба-яга! Говорят, при матриархате она ходила в жрицах и была прекрасной девушкой, и это мужики в отместку за своё прежнее унижение переиначили её в чудище. А тут ещё посягнули и на её кров…
Серёга, ухватив мешок за чуб, потащил его по металлическим ступеням вверх, к смотровому лазу. Запечатанные в смертный саван документы не желали мириться с уготованной участью и цеплялись углами папок за стёртые ступени, боковые прутья перил. Ни Золотая Орда, ни инквизиция не тащили с такой настойчивостью людей на костры, как Серёга, не обращавший внимания на рваные раны мешковины, торчащие белые кости папок, кровавые пятна корешков-переплётов, свои документы.
Около заслонки Борисыч металлическими штырями, согнутыми и худыми, как он сам, поднимал накалившиеся от огня запоры. Егор, не желая повторять изуверство контрразведчика, затащил свою ношу наверх на плечах. Металлический квадрат оконца с грохотом откинулся на спину. Изнутри полыхнуло, обдав палачей жаром.
– Отлично, – порадовался Серёга всепожирающей мощи огня.
Приподнял свой мешок, примерился и, последнее мгновение посомневавшись, швырнул в попытавшееся вырваться из огненного ада пламя.
– Торопись, – прокричал сквозь гул Борисыч. – Давление уходит.
Из операторской будки под самой крышей ангара и впрямь выбежала женщина в белом халате. Увидев начальника, застыла у ограждения, но Борисыч махнул ей: всё в порядке, возвращайся к приборам. А когда Буерашин, сменив забронзовевшего от натуги, жара и решимости капитана, расстался с последним мешком, начальник ТЭЦ всё тем же металлическим прутом вернул дверцу на прежнее место. Вытирая о живот руки, подошёл к глазку, словно мог увидеть через него, как сгорают чьи-то истории и судьбы…
Ночью Егору, наконец-то опьяневшему, снилась эта печь. Смотровые глазки в ней оказались широкими, и потому он отчётливо наблюдал, как корчатся, обугливаются фотографии из личных дел зеленоградских фигурантов. А полузнакомый генерал в это время бегал среди унитазов и дёргал верёвочки сливных бачков. Выходила противная мелодия…
Наутро, увидев в новостях победоносное возвращение из курортного Фороса в Москву Горбачёва, поехал на Полежаевку. С рапортом. На увольнение. Подобное в армии следует делать по команде, но Олич, его непосредственный начальник, так нигде и не проявился, и Буерашин пришёл сразу к «Кап-разу»: вы меня принимали на службу, вы и выгоняйте.
Начальник сидел понурый и рвать с ходу листок не стал. Долго вглядывался в него: формат А-4, плотность бумаги до 80 граммов на метр квадратный. Для ксерокопирования. Экземпляр единственный. Копий не снималось. Только адресату.
Встал, прошёлся по кабинету. Остановился в углу, около огромного глобуса. Повертел его. Земля закрутилась, замелькала материками и океанами. Где-то в этом круговороте крутились он сам, Егор, Максим Олич, Юрка Черёмухин с хлебовозкой. Горбачёв с Ельциным. Все вместе, в космос никто не улетел…
Командир вернулся к столу. Выдвинул ящик, задумался. Егор не видел, что там находилось, но подумал: пистолет или собственный рапорт. Власть в те дни оставила служивым людям небогатый выбор: кому-то умирать вместе со страной, кому-то поднимать тосты за победу над ней.
– Служи, – «Кап-раз» медленно порвал листок с нервными ночными каракулями Егора. Выбросил бумажки в урну. – Страна-то остается. Люди остаются…
– Но я не желаю снова…
– Будешь желать! – вдруг резко перебил моряк, возвысив голос. – У нас сейчас на плечах не погоны, а судьба страны. И что, её тоже коту под хвост? Не дождутся. Неделя отпуска, пока во всём разберёмся.
Глава 10
Фёдора Максимовича разбудил телефонный звонок. Вроде встал по рассвету, потоптался по двору, смазал велосипед ехать в Пустынь, бросил горсть пшенца курам, обмолвился настроением с Тузиком. Да и прилёг обратно, чтобы грюканьем дверей да ходьбой не тревожить внуков.
По телефону звонили редко, в основном – начальство, но тут с другого конца провода закричал военком:
– Фёдор Максимыч, это военком. Доброе утро. А что я тебе говорил?
– Что? – никак не мог отойти от дрёмы и резкого звонка Фёдор.
– Что Егор твой жив-здоров. Встречай, едет.
Фёдор бросился к окну, пытаясь разглядеть сквозь ветки черёмухи улицу. Намеревался же после снега спилить, совсем из-за неё света не стало в доме, да закрутился, допустил, что расцвела. А у кого рука поднимется цветущую черёмуху да под корень? Такую только ломать на букеты…
Выскочил наружу, набросив пиджак на майку.
Улица была пустынной. Моторы не гудели даже вдали, и Фёдор поспешил обратно в дом. Перво-наперво надо приготовить для Егора что-нибудь вкусное. Хотя тому любимая еда хоть в детстве, хоть в офицерах – сковородка поджаренной на сале картошки. Может, заслать Аньку к свахе, а та уж сподобится мясца сготовить, блинов напечь? А Егорка-то живой, живой! Отыскался. Где же пропадал целых полгода? Пора бы угомониться, перестать шляться там, куда другие даже не глядят! Ремня всыпать – и послушается. А у военкома не хватило ума сказать, когда точно ждать! Ладно, он сам от неожиданности все слова забыл, но майору-то по статусу положены чёткость и точность. В ногу был ранен в Афганистане, а не в голову, прости Господи. Теперь вот бегай по селу, будоражь людей. Хоть в колокол звони как на пожар.
– Что там, дедуль? – послышался из спальни голос Анютки.
Заглянул к ней. Внучка вопрошала глазками из-под одеяла, Васька, разметавшись по дивану, спал непробудно.
– Надо потихоньку вставать. Дядя Егор едет. Военком доложился.
– Ура-а-а! А Васька знает? Ты пока не говори, я с ним на что-нибудь поспорю.
– Вставай, спорщица! Порядок в хате навести надо женским взглядом. Васька! Вставай тоже.
– У-у-у, – промычал тот, закутываясь в одеяло.
– Оксанка с Женькой в гости идут, – нашла мгновенный способ поднять брата на ноги Аня.
Всклокоченная голова взметнулась под потолок, Фёдор участливо посмотрел на внучку – никто за язык не тянул, выкручивайся теперь сама. Поспешил в кладовку удостовериться, что бутылка беленькой стоит среди закруток нетронутой. Как чувствовал, попросил неделю назад Степана купить в районе, куда тот возил в больницу лечить свой радикулит. Картошки пожарят, яйца, сало есть, капуста, огурцы – в подполе. Лишь бы правда была от военкома…
В кладовку заглянул Васька.
– Дед, а правда, что дядя Егор едет?
– Если военком не сбрехал. Но ему нельзя, он при исполнении.
Внук исчез. Скорее всего, спор с Анькой всё же состоялся, и наверняка в её выгоду. Посылать к сватьям, чтобы те тоже занялись чем-нибудь существенным к столу? Но не сглазить бы. А то начинает казаться, что майор и не сообщал ничего, что разговор с ним придумался как желанный спросонок. Сейчас он сам и позвонит ему в обратную сторону. А номер военкомата узнает по справочной. Сообщат, никуда не денутся. С чего это они откажут? Он представится – и пусть говорят. Мало ли какой вопрос его интересует! Например, как добираться Егору до дома? Автобус пойдёт только в обед, и то, если бензин найдётся. А он запряжёт в колхозе Орлика, он ещё ходкий, и через час дома будут. Но надо и впрямь сначала позвонить и ещё раз услышать от военкома новость. А ещё лучше, пусть Васька разговаривает. А то с Анькой спорить – тут он первый, а как в район трубку поднять – его нету.
– Васька, звонить будешь! – приказал внуку, входя в дом.
– Куда? – не понял тот.
– Куда, куда… Скажу, когда потребуется. Отказываешься тут!
– Да ничего я не отказываюсь. Хоть в Москву.
Москва не требуется, а в справочную и военкому – надо.
– Ладно, пойдём картошки накопаем да огурцов соберём. Анька, по хозяйству.
Суетливость деда больше всего подтверждала, что новость правдивая, и внуки закрутились без понуканий. Однако не успели выкопать и пяток клубней, в огород ворвалась Анна. Тузик путался под ногами, она шикала на него, но собака принимала бег за игру и мешала ещё больше.
– Уйди, проклятущий… Дедушка! Дедушка, дядя Егор едет! Прямо сию минуту. Звонил из Суземки… Ой, бабоньки, я вся, – села на жердины, приготовленные под новый забор.
– Так… автобусу ещё рано, – у Фёдора перехватило в горле. Опёрся на лопату, обретая устойчивость.
– А его, как короля, на машине.
– Васька, живо приберись около крыльца.
Тот по пути дёрнул за волосы сестру и скрылся за углом дома.
– Анютка, картошку чистить, – остановил Фёдор внучку, погнавшуюся за братом.
А сам не мог двинуться с места. Значит, не подвёл своё слово военком. Правду сказал. А что на машине привезут Егорку – это хорошо. Чай, заслужил, чтобы не на телеге тащиться или даже в автобусе. И народ пусть бы увидел, как уважают его сына.
– Степан, – крикнул через забор. Соседа хотя и не видно, но наверняка во дворе колупается. – Степан, покажись на минуту.
Тот вынырнул над узким гребешком забора – мордочки нет, одни уши и козырёк картуза. Обычно он всё лето в трусах и галошах на босу ногу, но после того, как схватил радикулит и пролежал полтыщи в больнице, жадности чуть поубавилось, достал фуражку.
– Егор мой отыскался. Везут из района на машине. Так что, если не хватит беленькой, я у тебя займу. Потом отдам, – успокоил сразу.
Козырёк с ушами кивнул и скрылся за досками, чтобы больше ничего не попросили.
А Фёдор вдруг вспомнил, что не брился с прошлой недели. Заторопился в дом, бросил мыло на картон из-под книжной обложки, налил банку тёплой воды, начал взбивать мокрым помазком пену.
Успел выскоблить лишь одну щеку, когда у дома затарахтели машины. Да много – он обомлел, глянув в окно и увидев штук пять всяких разных и иностранных тоже. Убиравшийся на крыльце Васька кинулся навстречу вылезшему из первой «Волги» Егору. Анька, заревев от обиды, что не она первая, бросила в кастрюлю недочищенную картофелину и выскочила непокрытая. Стерев полотенцем пену с небритой щеки, Фёдор подался вслед за ней, но ноги вдруг надломились в коленях, и он, нащупав рукой деревянный резной диван, обмяк на нём.
– Да что ж это такое, – силился перебороть свой нежданный недуг, помогая руками расправить и закрепить ноги. – Люди ведь ждут.
А на улице голоса, очень много голосов и боязливое повизгивание Тузика со двора.
– Дедушка, смотри, дядя Егорка мне подарил, – влетела в дом Анна с хлопающей ресницами огромной куклой.
– Хорошо. Помоги мне, внученька, – попросил Фёдор, протягивая руки.
Анна стремительно и ладно подставила под них плечики, словно всю жизнь провела в сиделках, – у старого с малым свой генетический код, своя историческая память на выручку. Первые шаги дались с трудом, но когда затопали в сенцах и звякнула дверная ручка, он освободил девочку и сам выстоял то мгновение, пока к нему не шагнул с порога Егор – худее худого.
– Ну, батя, ты что, – шепнул сын ему в невыбритую щёку, мокрую от слёз. Придержал, помог сесть на диван.
А хата всё наполнялась и наполнялась незнакомыми людьми. Защёлкали фотоаппараты. Парни с блокнотами о чём-то пытали Ваську и Анну.
– Чего это? – шёпотом спросил сына Фёдор.
Его услышал военком, поднял обе руки, требуя тишины и внимания:
– Товарищи, я думаю, мы покурим на крылечке. Прошу, – решительно указал всем на дверь.
– Чего это все? – переспросил Фёдор, когда вслед за военкомом выскользнула в сенцы даже кошка.
– А, – отмахнулся Егор, притягивая к себе племянников. – Военкому делать нечего, катается.
Нечего-то нечего, но никого в село так не привозили. Как космонавта.
– А мне сказали, что дяде Егору звание Героя Советского Союза дадут! – ради того чтобы показать свою осведомлённость, Анна оторвалась от дядьки и прошептала в ухо деду секрет всего тарарама.
– Что? – оторопел Фёдор. Поднял взгляд на сына. Егорка – Герой? Поэтому понаехали журналисты как на свадьбу?! А что, Егорка может, он всегда во всём ходил в первых рядах. А ноги вновь стали рассыпаться: – Где ты был? – подался к сыну. Из-за слёз строгости в голосе не нашлось, и запоздало ужаснулся лишь тому, что могло происходить с Егором, ежели дают такое звание.
– О-о, там меня уже нету, – с довольной улыбкой, при которой тем не менее потемнели глаза, ответил тот. – А до Героя ещё далеко, пока все бумаги подпишут. Пока только запрос в военкомат пришёл, а тут уж растрезвонили. В армии надо ждать приказа, да, отец? Как сам?
– Шкандыбаю помаленьку.
– И на велосипеде ездит, – подтвердила Анютка, не желая оставаться в стороне от разговора. Подсластилась к главному гостю: – Дядя Егорка, а герои ведь бывают только на войне и в книжках на картинках.
– Вот и я им то же самое говорил, – поддержал племянницу Егор. – А как у тебя поведение?
– У меня хорошо. У Васьки плохо.
– А Ваську мы накажем – будет в армии гранатомётчиком, заставим таскать самое тяжёлое оружие. Так, Василий? Или Анна напраслину наводит? Ясно. За неделю, пока буду тут, ситуацию проясним? Молодец. Погоди, это тебе давно обещанное, – достал из пакета морскую тельняшку.
Васька выхватил сверток, из которого для полного счастья выскользнул и впился в пол диковинный охотничий нож с ручкой из козлиного копытца. Анна попыталась сообразить, насколько она прогадала с гостинцами, но Егор хлопнул в ладоши:
– Ну что, гостей будем потчевать?
Анна уже выкладывала из сумок гостинцы. Фёдор лишь отметил пару диковинных бутылок с вином – такие потом в стеклопосуде точно не примут. Хотя, когда Егорка станет Героем, пусть попробуют отказать! Неужто и правда – Герой? А мать не дожила. И людям ведь надо как-то сказать, а то возятся в хлеву со скотиной и не ведают, от чего скоро ахнут…
В дверь постучали, и вместе с кошкой вошёл, зацепившись ногой за порожек, военком.
– Егор Фёдорович, Фёдор Максимович, – обратился он к хозяевам уже по значимости воинских званий и будущей награды. – Мы попрощаться. Работу вместо нас никто не сделает.
– Как отъезжать? А стол? – не понял Егор. – Нет-нет, у нас в доме так не принято.
– У нас ещё будет повод, – успокоил майор. – А пока отдыхайте с дороги. Если нужна машина – звонок лично мне, и никаких проблем.
– Всё равно не пойдёт! – запротестовал Егор, подтаскивая майора за рукав к столу.
Но тот проявил упёртость:
– Нет и нет, все уже в машинах.
– Тогда держи, – Егор вытащил из сумки ещё одну бутылку, закатал в районную газету, сунул в руки военкому. Тот запротестовал, но не настойчиво. А от порога ещё раз поклонился.
– Нехорошо получилось, – не одобрил Фёдор Максимович, когда майор исчез. После первой волны радости захотелось оправдать свою сентиментальность и волнение. – Тебя везли, а ты не посадил людей за стол.
– Но ты же сам видел, – принялся оправдываться Егор. И мимоходом подтвердил про награду: – Ничего, может, и впрямь повод найдётся ещё собраться.
– Дядя Егор, а мы завтра идём в лес с новенькими. Ну, которые у нас в доме живут. Ну, учительница…
– Не тараторь, – остановил Фёдор внучку. – Накрывай на стол, раз одна в доме в юбке.
Сам пошёл в кладовку за беленькой – проверенной, не отравишься. А заморские наливки пусть постоят. Васька мерил тельняшку, не выпуская нож из рук, и Аня вновь подлезла с новостями, которыми не терпелось поделиться:
– А у тех, у новеньких, Оксанка есть, и в неё Васька наш влюбился. И Женька ещё у них, мы подружились. Но не так, чтобы прямо завтра свадьбу справлять. А Вера Сергеевна, сестра их старшая, теперь у нас пионервожатая, перед началом учёбы в лесу проводит «Партизанские костры». И мы завтра все идём туда. Пойдёшь с нами?
– Если отосплюсь, – поставил условие Егор.
Главное, он – дома, а идти здесь можно на любые стороны, всё родное и всё хочется увидеть…
