Николай Иванович Липницкий
Игры с богами
– Русалка, что ли?
– Нет. Злой дух, повелевающий водой, – пояснил Лёха.
– Не злой, – поправил Адуш.
– Как, не злой, если она людей в воду утягивает? Добрый, что ли?
– И не добрый. Просто дух. Хозяйка воды водой повелевает. Весной превращается в огромного зверя и взламывает рогами лёд на реках и озёрах. Она может и в воду затянуть, и помочь. Тут, как она захочет. А это – её дом. Близко нельзя подходить, чтобы не потревожить её.
– И, что, никто не тревожит?
– Нет. Видишь, тропа до озера не доводит. Сюда, даже, зверьё на водопой не ходит. Смотри на Бурана. Даже из-за деревьев не показывается.
Собака, действительно, осталась за толстой сосной и тревожно смотрела на нас. Адуш повернулся и пошёл по опушке, оставляя озерцо с правой стороны. Мы двинулись за ним, временами поглядывая на такую красивую, но опасную в своей иррациональности, природу. Они вышли из-за камней, когда мы, уже, почти обогнули озеро и приблизились к горной гряде на той стороне. Четыре волка, необычайно крупных, редкого белого окраса, оскаливших свои пасти и плотоядно смотревших на нас своими красными глазами. Красными? Почему красными? Я всегда считал, что у волков глаза должны быть жёлтыми.
Внезапно возникшее чувство опасности, не такое, какое было ещё минуту назад, а раскалённое, ослепляющее и, почти лишающее воли, паническое по своей сути, неожиданно сильно обострило зрение. Я, совершенно чётко, видел каждый волосок на морде зверя, стоящего напротив, его жёлтые клыки, с которых на прошлогоднюю хвою и выступающие из земли камни падала белая пена, прижатые к голове острые уши и эти красные злобные глаза с, почему-то, вертикальными зрачками. Что-то мешало мне, не давая сделать шаг. Я бросил взгляд вниз и увидел прижавшегося к моей ноге Бурана, оскалившего клыки, но, даже не делавшего попытки броситься на врага.
Игорёха вскинул карабин и выстрелил. Звук выстрела вывел меня из состояния оцепенения, и я тоже выпустил пулю прямо в эту клыкастую морду. Что за чёрт? Не мог же я разучиться стрелять? А стрелял я хорошо в своё время. Сейчас, я готов был поклясться, что тяжёлая пуля калибра 7,62 миллиметра, вошла точно в оскаленную пасть. Но волк стоял, как, ни в чём не бывало, только ниже пригнув голову к земле, и глухо, угрожающе, зарокотал горлом. Я выстрелил ещё раз, и ещё, безрезультатно. Над ухом грохотал карабин Игорёхи. Судя по его растерянным возгласам, у него, похоже, то же самое. Лёха, даже не стал стрелять и опустил карабин, видя всю бесперспективность этого занятия, и обернулся к Адушу, который даже не снял с плеча своё ружьё, а вместо этого, зачем-то принялся шарить по карманам.
– Что за ерунда? – поинтересовался Алексей.
– Бесполезно, – покачал головой охотник. – Их обычной пулей не возьмёшь. Тут специальную надо, над которой кам обряд провёл.
– А у тебя есть такие?
– Нет.
Волки не приближались, внимательно разглядывая и, видимо, никуда не торопились. И правильно. Куда спешить? Мы уже здесь и никуда нас не денемся.
– И, что делать теперь? – я был близок к панике.
– Сейчас, – Адуш достал из глубин своей брезентовой куртки жестяную круглую баночку из-под монпансье, поддел кривым ногтем и снял крышку, взял щепотку бурого порошка и, дунув, распылил его в сторону волков.
Зверюгам порошок не понравился, и они, глухо заворчав, отошли назад на два шага, а, потом, переглянувшись, развернулись веером и принялись нас окружать. Я, вскинув карабин, прицелился в одного волка, потом в другого, прекрасно понимая, что стрелять – только патроны тратить, и краем глаза наблюдал за охотником. А тот, словно в раж вошёл. Точно так же дунув порошком вправо, влево и назад, он извлёк из кармана резную палочку, потемневшую от времени, с привязанными к ней истрёпанными перьями филина и клыком какого-то хищника и принялся очерчивать вокруг нас круг.
Словно ничего экстраординарного не происходит, он опять спрятал палочку в карман, уселся на земле, свернув ноги калачиком, и, прикрыв свои узкие глаза, принялся мерно раскачиваться из стороны в сторону. Я, даже, про волков забыл на время. Это, что, он каким-то порошком, да чёрточкой, прочерченной по земле, защититься хочет? Волки подошли поближе, и один, покрупнее, вдруг оттолкнулся сильными лапами и прыгнул на нас. Я интуитивно отшатнулся, чуть не споткнувшись об Бурана, но зверюга, словно натолкнувшись на невидимую преграду, отлетела в сторону, взвизгнула, покатилась по земле, и, вскочив на лапы, озадаченно посмотрел на нас. Остальные, видя, что произошло с их товарищем, бросаться вперёд не стали, а, подойдя почти вплотную к черте, сели и опять уставились на нас, вывалив чёрные языки.
***
Ничего не понимающие, мы сбились в кучу, ощетинившись бесполезными карабинами и с удивлением смотрели на, сидевшего на земле и раскачивающегося, Адуша. А для охотника, казалось, ничего вокруг не существовало. Он, словно маятник качался из стороны в сторону и, временами, даже, что-то напевал сквозь плотно сжатые губы. Наконец, он открыл глаза и, улыбнувшись, легко поднялся на ноги.
– Всё, – радостно сообщил нам охотник. – Они нас не достанут.
– А мы никуда не уйдём, – мрачно добавил Лёха. – Патовая ситуация. И, чего ждать будем? Когда у нас еда и вода закончится?
– Подождём. Увидишь.
Как ни странно, но уверенность, прозвучавшая в его словах, приободрила и вселила надежду. Мы расслабились и, уже, с интересом, стали рассматривать окруживших нас волков. Не скажу, что я знаток большой, но таких зверюг я, не только не видел, но, даже, не слышал. Таких волков в природе быть не может.
– Что это за монстры? – поинтересовался я у Адуша.
– Да, – поддержал меня Лёха. – Что за животные такие, что их пуля не берёт?
– Это не животные, – покачал головой охотник. – Это злые духи. Кто-то наслал их на нас. Этот кто-то очень не хочет, чтобы мы добрались до кама Темичи.
– Хозяйка воды? – покосился Игорёха на виднеющееся за деревьями озеро.
– Нет. Хозяйка воды не причём. Она на подобную мелочь не разменивается. Сама всё делает.
– Даже вдали от воды? – скептически усмехнулся Лёха.
– Она терпеливая. Она подождёт, когда ты сам к воде подойдёшь.
– Духов не бывает, – убеждённо отрезал я.
– Тогда, что это? – кивнул на волков Адуш.
– Не знаю. Есть, ведь, наверное, какое-то рациональное объяснение.
– Чему? – обернулся ко мне Игорёха. – Тогда, выходит, что ни ты, ни я не попали в них.
– С двадцати шагов? В упор из карабина? Не знаю, как ты, но я промахнуться не мог.
– В таком случае, пули калибра 7,62 миллиметра должны были прошить их насквозь, раскроить черепа и расплескать по лесу мозги. Ты видишь мозги?
– Нет мозгов. Даже ран нет.
– А невидимая преграда, которая помешала волку броситься на нас? Что его остановило, рациональный ты наш? Кстати, Адуш, что?
– Смесь перетёртых сухих листьев нужных растений, которую кам готовил, отпугнула их. А граница между миром мёртвых и миром живых, проведённая амулетом Каир-кана, не дала злым духам напасть на нас.
– Что-то я амулета не видел, – скептически произнёс я.
– Вот он, – Адуш опять извлёк из кармана резную палочку с перьями. – Мне её кам Улай продал, когда я ещё только начал в лес ходить. У нас каждый охотник такое имеет. Кто знает, где злого духа встретишь.
– Как-то несерьёзно он выглядит.
– Зато помогает, – засмеялся Лёха. – А почему кам Улай, а не Темичи? Темичи, наверное, посильнее будет.
– Кам Темичи далеко, а кам Улай у нас в посёлке живёт. Амулеты делает на продажу. И, ещё, Темичи ничего не продаёт.
– Странно. Какая-то палочка с перьями, и помогает. Только, не представляю, что дальше будет.
– А дальше вот, что будет, – Адуш показал рукой куда-то в лес.
Там, действительно, что-то двигалось. Движение было смазанным и стремительным, и что-то конкретное рассмотреть не удалось. Волки, тоже, почуяли неладное, обернулись и, встревожено, сбились в кучу. Что-то стремительное нырнуло в густой подлесок, прошло по низу, словно подводная лодка, и, наконец, вынырнуло неподалёку, оказавшись крупной, размером почти с тигра, рысью. Волки забеспокоились, поджали свои хвосты, но, не собираясь уступать добычу, оскалились.
Огромная кошка невозмутимо царапнула устрашающими когтями ствол ближайшей сосны и пронзительно мяукнула. В ответ прозвучал счетверённый рык. Буран от страха завыл и попытался вжаться в мою ногу так, что она поехала ступнёй по опавшей хвое. Мне показалось, что рысь усмехнулась. Как это может быть – не знаю, но, показалось. Она припала на передние лапы, зашипела, ощерив свои желтоватые длинные клыки. Острые уши, увенчанные кисточками, прижались к голове, а потом она прыгнула. Сразу, без подготовки, совершенно внезапно. И сразу врубилась в самую середину волков.
А дальше, что-либо рассмотреть, не было никакой возможности. Всё слилось в один бело-жёлто-палевый смазанный ком, который перекатывался, врубаясь, то в одно дерево, то в другое, клочья шерсти летели в разные стороны, а рычание, скулеж, повизгивание и вой слились в невероятную какофонию, поддерживаему истерическим лаем Бурана. А потом, как-то внезапно, ком распался, и мы увидели четыре растерзанных волчьих трупа, истекающих чёрной кровью, и рысь, невозмутимо вылизывающую свою, местами подранную, шерсть. Большая кошка, почуяв наши взгляды, прекратила вылизываться, глянула на нас своими жёлтыми глазами, поднялась и, с независимым видом, скрылась в подлеске. Как и не было её. Если бы не волчьи трупы, можно было бы подумать, что нам всё это привиделось. Дохлые волки немного полежали и растаяли.
– Что это было? – первым нарушил молчание Лёха.
– Чокондой. Рысь по-вашему. Мой тотем.
– Что за тотем? – переспросил я.
– Родовое животное, – пояснил Игорёха. – Они верят, что каждый род произошёл от конкретного зверя. Кто – от медведя, кто – от волка, а кто – от рыси.
– Правильно, – радостно закивал головой Адуш. – Мой род от чокондоя произошёл. Я к предкам обратился с молитвой, вот они тотем и прислали на помощь.
– Так, выходит, рысь тоже не настоящая была? – наверное, выглядел я глупо с широко раскрытыми от удивления глазами и открытым ртом.
– Да. Тоже из мира духов. Предки прислали.
Мой мозг отказывался принимать то, что я увидел и что узнал за это утро. С детства нам внушали, что бога нет, и загробной жизни не существует, а тут, за какие-то пару часов всё перевернулось с ног на голову. В голове крутилось какое-то мудрёное слово, но вспомнить его никак не удавалось. Мы уже пошли дальше, а я всё напрягал и напрягал свою память, словно от того, насколько точно я его вспомню, зависело многое. Наконец, что-то в голове щёлкнуло, и всплыло то, что мучительно искал. Инферно. Да, именно Инферно. Это слово как раз и характеризует то, что мы сейчас видели.
***
Шаман нас ждал. Когда мы вышли из леса, он встречал нас возле своей кривобокой избушки, крытой позеленевшей от лишайника дранкой. Колоритный мужик. Очень старый, с худым, изборождённым глубокими морщинами, лицом, высокого роста, невероятно тощий, одетый в чёрную длиннополую одежду, сплошь увешанную длинными разноцветными ленточками, с каким-то невероятным чучелом совы на голове вместо головного убора, он стоял, удерживая в узловатых тонких пальцах бубен, и смотрел точно на нас, словно знал, откуда мы появимся. Шедший впереди Адуш, мелко-мелко семеня, подбежал к Темичи и, часто кланяясь, начал что-то говорить на своём языке, а Буран путался под ногами, всё время пытаясь лизнуть Темичи руку. Шаман слушал, кивал, и изредка вставлял что-то своё. Наконец, поток слов охотника иссяк, Темичи в последний раз величественно кивнул и, словно только что, заметив, что тут ещё кто-то есть, повернул голову в нашу сторону.
– Я тебя знаю, – скрипучим голосом проговорил он, обращаясь к Игоряну.
– Да, – ответил мой друг. – Я приходил к тебе год назад.
– Тебя до сих пор волнуют хранители, – скорее утвердительно, чем вопросительно проскрипел шаман.
– Да. Я пришёл, чтобы узнать, как до них добраться.
– Это не так просто.
– А мы не ищем лёгких путей, – жизнерадостно заявил Лёха и тут же осёкся, увидев, как поморщился Темичи.
– Хранители живут на острове посреди озера.
– Ты, как добраться до озера, расскажешь?
– Не спеши, – этим скрипучим голосом, наверное, можно было бы стекло резать. – Остров не каждому показывается.
– Как это?
– Если хранители не захотят, ты не увидишь острова. Многие люди годами вокруг этого озера безрезультатно ходят, а острова нет.
– Так, может, его и не существует? А все истории про хранителей не более, чем сказка?
– Остров есть. И хранители есть. Сегодня вы останетесь на ночь у меня. А ночью я поговорю с хранителями. Их решение вы узнаете утром. Если они согласны принять вас, я расскажу, как добраться до озера. Они вас там встретят. А, если откажутся, то идти туда бесполезно. Лучше вам домой вернуться.
– У вас, что, телефонная связь с их поселением проложена? – не выдержал я. – Или рация есть?
– Нам не нужны рации и телефоны, – Темичи посмотрел на меня, как на надоедливое насекомое. – Мы встретимся в преддверии нижнего неба и поговорим. Проходите в дом. Покормлю вас с дороги.
Обстановка у шамана в доме была, более, чем, аскетичная. Одна большая комната с низенькими подслеповатыми окнами, закопченная печь, сплошь завешенная пучками сушеных трав, узкая самодельная кровать в углу, дощатый стол, лавки, сколоченные из широченных досок и огромный сундук. Под потолком тоже висели какие-то пучки, рыбьи пузыри, куриные головы, лисьи и волчьи хвосты и, даже, вроде, как, лягушачьи лапки. Пока мы рассаживались за столом, с любопытством оглядываясь по сторонам, Темичи, ловко орудуя ухватом, извлёк из печи чугунок с ячневой кашей и водрузил на стол.
– Посуды не держу, – проскрипел он. – А ложки, думаю, у вас свои есть. Кушайте, а я пойду, вашему псу дам чего-нибудь.
– Ты, кам, не беспокойся, – виновато проговорил Адуш. – Я сейчас в лес схожу, дичь набью. Будет и Бурану и тебе.
– Сходишь, конечно. А сейчас, я покормлю пса. Негоже зверя мучить.
– Так, не мучаю я его. Кинул я ему вяленой оленины.
– Сам бы её грыз. Ешьте, говорю.
Мы сдвинулись кучнее и потянулись к чугунку. Каша оказалась простой, непритязательной, но невероятно вкусной. Пока мы удовлетворяли свой голод, шаман вернулся, водрузил на стол огромный ведёрный самовар с медалями и принялся заваривать чай. Сразу потянуло незнакомым ароматом трав, заставив нас отвлечься от еды и покрутить носами, принюхиваясь.
– Он нас не отравит? – шёпотом спросил у Адуша Лёха.
– Нет. Не для этого он нас к себе позвал. Если бы захотел погубить, мы бы из тайги не выбрались.
– Я не собираюсь вас травить или превращать в бездушных кукол, – опять заскрипел Темичи. – Вы не сделали мне ничего ни плохого, ни хорошего. Просто, как-то раз во время нашего общения с Эркеш-тайда, старейшиной хранителей, я упомянул о молодом русском учёным, который расспрашивал об Ульгене и о них. Мне показалось, что это его заинтересовало. Сегодня ночью я сообщу им о вас. Если у хранителей до сих пор есть интерес к вам, я помогу вам до них добраться.
Я облизал ложку, отложил в сторону и сыто откинулся спиной к стене. Темичи, видя, что гости наелись, принялся разливать чай по пиалам. Не знаю, была ли там заварка, или это был просто настой из трав, но золотистый напиток был ароматным и вкусным.
– Ты говорил, что многие не могут найти остров, – сделав глоток и блаженно прикрыв глаза, обратился я к шаману. – Что, много, кто их ищет?
– Много.
– А им-то, что надо? Ну, ладно, мы. Всё-таки, научный интерес есть. А другим зачем?
– Хранителям разрешено посещать подземный мир и ходить, аж, до шестого неба в верхнем. Они могут общаться с умершими, и, главное, что они имеют доступ к клубку человеческих судеб.
– А, что они, тогда к тебе не обращаются? Ты же тоже, вроде, как с духами беседуешь и на небеса ходишь? Сам же говорил, что там со старейшинами хранителей беседовал.
– Мне дозволено бывать только в преддверии нижнего неба и у первой ступени подземного мира. Дальше мне хода нет. А клубок человеческих судеб мне, вообще, дозволено видеть только на расстоянии. Я могу знать лишь то, что говорят мне духи, а духи не всегда разговорчивы и очень капризны.
– Получается, что информация от хранителей более надёжна?
– Да. Можно и так сказать. А ещё, хранители могут изменять человеческие судьбы. Для них не составляет особого труда переложить нить судьбы конкретного человека в клубке более благоприятным образом. Вот этого от них, чаще всего, и хотят.
– И, что? Меняют?
– Когда, как. У них свои соображения, которые, даже, мне не всегда понятны. Они сильно отличаются от людей. Думают по-другому.
***
Решили обмыться с дороги, раз, всё равно, тут до утра застряли. К нашему удивлению, у шамана бани не было. На вопрос, где же он моется, Темичи, молча, указал на большую деревянную бочку во дворе, потом выдал нам два оцинкованных ведра и ткнул узловатым тонким пальцем в сторону протекающей рядом реки.
– С таким же успехом можно и в речке искупаться, – скептически произнёс я.
– Точно! – поддержал меня Лёха. – Чего нам с вёдрами возиться и воду таскать?
Шаман невозмутимо смотрел, как мы, закинув на плечи свои полотенца и, прихватив по куску мыла, начали спускаться к бережку. Первым, быстро раздевшись, в воду бухнулся Лёха и, совсем не солидно, как-то по-женски взвизгнув, пулей вылетел назад. Буран, наклонив голову, удивлённо посмотрел на Алексея.
– Это же не вода! – стуча зубами, выдохнул он. – Это же жидкий азот какой-то! Ледяная, просто жуть!
– Вы что тут делаете? – показался на берегу Адуш.
– Помыться хотели.
– Вы что, себе всё отморозить собираетесь? Вам же кам Темичи бочку предложил!
– А, что, если мы в бочку воды натаскаем, она потеплеет?
– Вы натаскайте, а там сами увидите.
Помыться хотелось, поэтому мы впряглись и втроём быстро наполнили бочку доверху. Адуш забежал в дом, спустя пару минут опять появился на пороге, неся на широкой лопате два, раскалённых докрасна, булыжника, и закинул их в бочку. Раздалось шипение, и над водой поднялся клуб пара.
– Через пару минут можно будет купаться, – довольно проговорил охотник.
– Два камня на такую огромную бочку? – усомнился Игорян. – Вряд ли вода сильно потеплела.
– Лезьте, не разговаривайте. Это бочка кама. Он всегда в ней моется.
Вода, к нашему удивлению, прогрелась. Хоть и не кипяток, но была тёплой, поэтому помыться удалось с относительным комфортом. Тем более, что ширины бочки вполне хватило, чтобы мы там разместились втроём. Получилось, что-то, вроде, ванной.
– Как же так? – Удивлялись мы, поудобнее устраиваясь у бортиков бочки. – От двух небольших, пусть и раскалённых камней, нагрелось такое большое количество воды? Разве так можно?
– У кама бочка не простая, – как само собой разумеющееся, ответил Адуш. – Ей немного тепла надо, а дальше она сама греет. Это все знают.
Пока купались, в лесу раздалось несколько выстрелов из ружья. Потом появился Адуш с охапкой дичи на поясе, и Буран, сытый, довольный, с окровавленной мордой. Поел, видать, сразу там же, на месте. Как говорится, не отходя от кассы. Уже стало темнеть, когда мы, чистые и довольные, ввалились в дом. Самовар уже пыхтел и исходил паром, а Темичи опять колдовал над заварочным чайником. Я принюхался. Аромат был тоже приятным но, совершенно другим, чем днём.
– Я вам успокоительный сбор заварил, – пояснил шаман. – Расслабляет. Если хранители разрешат, завтра рано утром пойдёте. Вам силы понадобятся. А с этим травяным сбором, как раз, отдохнёте хорошо, и сил наберётесь.
Я скептически хмыкнул. Мы, вроде, и устать не успели. Сил много, молодые все. Только раненная нога к вечеру разболелась, но, это дело уже привычное. Пока пили настой, особо не говорили. Так и сидели, громко прихлёбывая горячий напиток, погружённые, каждый в свои, мысли. Темичи поднялся из-за стола и вышел из дома. Мы слышали, как он ходил по двору, чем-то гремел в сарае, а потом вернулся с пучком какой-то травы и принялся растирать её в ступке.
– Вот это я понимаю, – нарушил я затянувшееся молчание. – Шаман – человек, знающий близко природу, хорошо её понимающий и разбирающийся в целебных свойствах трав. Люди обращаются к ним испокон веков с разными болячками, получают лечение, выздоравливают и считают это чем-то волшебным. Ну и, постепенно начинают верить в то, что шаман – колдун, что ему подчинены духи природы. Вот, сидит себе, травки перетирает, лекарства готовит. Это понятно. Но, все эти волки, тотемные рыси, вообще в голове не укладываются. Ведь, такого быть не может! Тут он ещё и с хранителями в астрале говорить собрался! Полный абсурд.
– Согласен, – Игорян сделал глоток и прочистил горло. – Выглядит необычно. Да и, пока, объяснить это невозможно. Но, это ещё не значит, что такого быть не может.
– Почему?
– Как ты думаешь, что тебе сказали бы в девятнадцатом веке, заяви ты, что люди уже на Луне побывали?
– Не поверили бы.
– А почему не поверили бы?
– Да, потому что тогда даже самолётов не было, не то, что космических кораблей!
– А, почему не было?
– Не знали, наверное, как сделать.
– Правильно. Они, тогда, даже элементарных законов аэродинамики не знали. А, уж, понятие реактивной тяги для них было сплошной абракадаброй. Или телевидение. Расскажи какому-нибудь современнику того же Некрасова, как ты по вечерам фильмы и передачи по телевизору смотришь, он же пальцем у виска покрутит и, в лучшем случае, скажет, что ты Жюля Верна перечитал, а в худшем – посоветует клинику для душевнобольных с лечением путём обёртывания мокрыми простынями. Так, вот, всё иррациональное, с чем мы столкнулись сегодня и, скорее всего, ещё не раз столкнёмся, для нас – то же самое. Мы не знаем принципов, по которым всё это происходит, и от этого уходим в глухое отрицание. Этого не может быть, потому, что, не может быть никогда.
– Ты так говоришь, словно со всем этим иррациональным с детства встречаешься.
– Знаешь, мне по роду своей деятельности много с чем странным приходилось встречаться. И в Перу, когда города Инков в джунглях искали, и Египте, когда в пирамиды лазили, и в Непале, когда буддийские монастыри исследовали. Везде есть своя вера со своими тайнами и чудесами. Не спорю, поначалу это был шок и полное отрицание. А потом, пришло осознание. Так, что я тебя прекрасно понимаю.
– И мне было непросто всё это осознать, – поддержал Игоряна Лёха. – У меня, и сейчас, всё это с трудом в голове укладывается. Но, тут рецепт простой: ничему не удивляться и принимать таким, как оно есть.
Легко сказать, не удивляться. Тут всё мировоззрение с ног на голову переворачивается, а они – не удивляться.
А чай, действительно, расслабил. В теле появилась лёгкость и некоторая нега. Хотелось лежать и предаваться мыслям или разглагольствовать на разные отвлечённые темы. Так, было в старину, когда жизнь людей текла неторопливо и степенно.
– А, что, милостивый государь, – говорил, наверное, какой-нибудь господин, потягивая табачок из трубки с янтарным мундштуком. – Как вы думаете, будет завтра дождь, или нет?
– Думаю, что не будет, – отвечал такой же франтоватый сударь, затягиваясь пахитоской или запихивая в нос нюхательный табак. – А, вообще, лето нынче дождливое. Я, вот, давеча в Ницце на водах был, так там солнце круглый год.
– Славик, – выдернул меня из моих грёз голос Лёхи. – Что-то ты там размечтался! Аж, улыбка до ушей.
– Да, что-то меня этот шаманский чай на размышления потянул.
– И о чём ты так приятно размышляешь?
– Да, ерунда всякая. У меня такое ощущение, что я из нашего реального мира попал в другой, не такой, как наш, сказочный, что ли.
– В чём-то ты прав. Это другой мир. Он далёк от нашей вечной спешки, нашей расчетливости и сплошной веры в законы физики. Тут всё по-другому. Тут люди неспешные, живущие в согласии с природой и берущие от природы всё необходимое. Они верят в чудеса, духов и богов. И, как видишь, их вера реальна.
– Ты об этом так говоришь, будто всё это тебе роднее нашего понятного мира.
– Кто знает? Может и так. Может, раньше весь мир был такой. Это потом мы его посчитали и забили в прокрустово ложе формул и законов. А он такой же реальный. Мы все с этим живём с самого детства. Помнишь, сказки?
– Какие?
– Про Бабу Ягу, про Кощея, про Змея Горыныча, например.
– Так, то сказки.
– Да. Сказки. Пережившие, между прочим, не одну сотню лет. Может простая выдумка передаваться из уст в уста на протяжении многих поколений? Нет, не может. Она в первом же поколении забудется и потеряется. А сказки живут. А всё потому, что они передают нам из глубины веков что-то важное, нужное, что народ считал необходимым донести до нас.
– Ты, что, всерьёз веришь, что всякие там Кощеи Бессмертные – правда?
– Это народная мудрость, только изложенная понятным для простого неграмотного народа языком. Да и те, кто слагал их, описывали то, что видели, так, как понимали. Сейчас, сквозь вековые наслоения метафор, вымысла и допущений, сложно пробиться к тому, что они имели в виду под тем же Кощеем Бессмертным. Но то, что во всех сказках есть реальная основа, это точно.
– Ладно, можно допустить, что Кощей – это особо сильный и непобедимый воин. Народу свойственно преувеличивать. А ступа Бабы Яги? Ты всерьёз полагаешь, что кто-то в глубокой древности мог летать? У какой-то пожилой женщины, жившей в глухих лесах оказался летательный аппарат, неважно, самолёт или вертолёт, на котором она рассекала по воздуху? Бред.
– Зря смеёшься. В сказках разных народов упоминается о полётах по воздуху. Тот же ковёр-самолёт, например, или семимильные сапоги-скороходы.
– А сапоги причём?
– За один шаг семь миль преодолевать. Это тебе не полёт? И никто не говорит про вертолёты и самолёты. Кто знает, может, был совершенно другой принцип передвижения?
– Какой? Ракеты?
– А, между прочим, в индийских эпосах, в Махабхарате, например, есть упоминания о виманах – летательных аппаратах, но которых боги передвигались по воздуху. И описано всё так, будто автор сам их видел. И, боги, не только на них летали, но и воевали, устраивая настоящие воздушные сражения с применением оружия, по описанию очень похожее на ракетные комплексы.
– Ну, при должной фантазии и ступу можно принять за самолёт вертикального взлёта.
– Вот, ведь, Фома неверующий! Уже сам носом в чудеса местные ткнулся, а ему, хоть кол на голове теши. Я уже говорил, что всё непонятное, кажущееся чудом, просто ещё неоткрытые законы мироздания.
– Мы не открыли ещё, а шаманы ими пользуются вовсю?
– В средние века алхимики экспериментальным путём, по наитию, совершенно не имея понятия об атомной структуре, удельном весе ядра, атомной решётке, структуре молекул и прочей химии, создали немало соединений, которые и до сих пор используются. Так же в древности кузнецы, не имея понятия о технологии сплавов, создали ту же дамасскую сталь, которую сейчас не могут повторить при всех наших знаниях и возможностях. То же самое относится и к шаманам. Изначально шаманами становились люди с очень сильной внутренней энергетикой.
– Типа Джуны?
– Можно и так сказать. Но, просто имея сильную энергетику, нельзя стать шаманом. Для этого нужно иметь ещё и пытливый ищущий ум. И такие люди интуитивно пытались нащупать возможность влиять на тонкие материи. Что-то удавалось, и они, ухватив самый кончик, кропотливо, поколениями, пытались добраться до сути, совершенно не беспокоясь о том, какие механизмы приводят в действие их эксперименты. Вот и получается, что они используют ещё не открытые нами законы физики и химии.
С улицы донеслись ритмичные удары в бубен. Мы бросились к окну, с интересом высматривая, что там делает шаман. Темичи стоял в свете костра, низко опустив голову и молотил по бубну палкой в каком-то своём, только ему понятном ритме. Скорость ударов постепенно стала нарастать, рождая в душе что-то дикое, давно забыто, доставшееся, наверное, в наследство от, ещё, пещерного человека. Мы зачарованно застыли у окна и очнулись только тогда, когда в дом вошёл Адуш.
– Вы, чего уставились? – возмутился он. – Нельзя смотреть.
– Как нельзя? – удивился я. – Даже по телевизору показывали, как племя у костра сидит, а шаман в бубен бьёт.
– Это другой случай. Тогда он для племени камлает, или для рода своего. Там все в обряде участвуют, поэтому в кружок и собираются. Кам, тогда, души всех в один пучок собирает, из него аркан плетёт и на нижнее небо забрасывает, чтобы оттуда духов вытащить. А сейчас он для себя камлает. Нельзя смотреть. Худо будет. Спать ложитесь.
– Да, – согласился с охотником Игорян. – Ложимся. Независимо от того, верим мы в это, или нет, мы должны уважать их законы. Нельзя, значит – нельзя.
Мы так и уснули под методичные гулкие удары в бубен, расположившись на широких лавках. Уже укладываясь спать, я бросил взгляд в окно и увидел, как Темичи кружился вокруг костра в бешенном, каком-то диком, танце. Жаль, посмотреть нельзя. А, было бы любопытно. Будет, о чём потом внукам рассказать. Хотя, надо ещё детей завести, для начала. С такими мыслями я и уснул. А проснулся ночью от какой-то сплошной, абсолютной, ватной тишины. Даже, мои друзья, обычно безбожно храпящие, спали так тихо, что, даже, дыхания слышно не было. Я поднялся, шлёпая босыми ногами по холодному дощатому полу, подошёл к ведру и зачерпнул кружкой студёной воды. Вода была вкусная, но настолько холодная, что зубы заломило. Блики холодного белого света, внезапно заигравшие по стенам, заставили меня напрячься. Сразу повеяло ужасом. По спине между лопатками пробежал холодок, а волосы на затылке зашевелились, словно живые.
Не помня себя от страха, подобрался поближе к окну и глянул сквозь запыленное стекло. Костёр догорел и, только, небольшие всполохи на покрытом пепельным налётом кострище, напоминали о том, что вечером тут весело полыхал огонь. Но, во дворе было светло. Неровный, колеблющийся мертвенно белый свет заливал всё пространство, даже не создавая теней. Я поискал глазами источник и не нашёл его. Ни фонаря, ни прожектора. Такое впечатление, что светился сам воздух. Посреди двора стоял шаман, а перед ним висели в воздухе и колыхались на сквозняке две призрачные фигуры. У призраков не было глаз, но я, почему-то, знал, что они смотрят на Темичи и, я готов был поклясться, что они разговаривали, хоть не было слышно ни звука. Даже лес, который всегда шумит, сейчас молчал.
Как заворожённый, я смотрел и не мог оторваться от этой картины. Мне было страшно так, как не было страшно никогда. Даже, когда в Афгане нас зажали духи, и мы уже откладывали по патрону в сторону, чтобы не достаться им живыми, меня не охватывал такой ужас. Тогда было просто страшно. Страшно попасть в плен, страшно умереть. Но это был вполне обычный страх, нормальный, человеческий. А тут – животный, сковывающий тебя до состояния оцепенения и лишающий возможности думать. Сколько прошло времени, не знаю, но, когда призраки, колыхнувшись ещё раз, растаяли в воздухе, я понял, что задыхаюсь. Только сейчас до меня дошло, что всё это время я не дышал.
