Николай Леонов
Темная сторона закона (сборник)
– Да-а-а! Строили вы их всех тут безжалостно! – рассмеялся Лев.
– А я не моя мама! Ездить на себе никому не позволю! Девки брыкаться попробовали, так у меня рука тяжелая, не посмотрю, что переходный возраст или трепетная юность, такой подзатыльник отвешу, что долго в ушах звенеть будет. В общем, довела я дом до ума, на рельсы поставила, и поехали мы все дальше. Нормально жили. Верка потом второй раз замуж вышла и к Тольке жить ушла. Серьезный человек, тоже врач, постарше ее будет, сейчас уже двое своих у них, но Ирку он никогда не обижал. Надька замуж вышла и тоже отсюда ушла. Но не за врача – он по компьютерам специалист, толковый парень. Одна Любка здесь с нами осталась. Потом Семка умер.
– А от чего? Он ведь еще не старый был. – Домработница поджала губы и отвернулась. – Дарья Федоровна! Раз пошла такая пьянка…
– Да чего уж! – вздохнула она. – В общем, ты уже понял, что Сонька – баба властная, требовательная, девчонок в ежовых рукавицах держала. А Семка подкаблучником всю жизнь был, но дочки его больше любили, потому что он мягче, добрее, играл с ними, возился.
– Потому и ушли отсюда к мужьям, чтобы из-под материнской власти вырваться?
– Правильно понял. В гости забегали частенько, чтобы вкусненького поесть, но жить тут ни одна не захотела, хотя места на роту хватило бы. А тут задурила Семке голову какая-то девка. Не знаю, то ли действительно любовь – он ведь мужик веселый был и не урод, то ли раскатала губенки на дом, коллекции и все остальное, думала, что при разводе все поровну делиться будет. Но если второе, то зря, потому что все это – Сонькино имущество и в наследство получено. И вот Семка заявил ей, что подает на развод, потому что любовь свою большую встретил, а девушка эта беременна и обязательно долгожданного сына ему родит. Видно, действительно он ее полюбил, раз Соньки не побоялся. Она была в ярости! Ну, гулял бы себе потихоньку, а разводиться-то зачем? Любви между ними никогда особой не было, но ведь столько лет вместе прожили! Поговорила она с подругами, и Тонька прислала ей своего адвоката, который в свое время помог ей при разводе у мужа все отсудить.
– Он теперь с визитами два раза в год приезжает? – уточнил Лев.
– Ну да! Овчинников Владимир Николаевич. С виду – холеный, вальяжный, голос бархатный! Но прохвост, каких мало!
– Адвокату другим быть не положено, иначе ничего не добьется, – усмехнулся Гуров. – Только что-то я среди адвокатов первого эшелона такого не знаю.
– Тебе виднее! – отмахнулась она. – Поговорил он с Сонькой и пообещал с разлучницей разобраться, а мужа назад в семью вернуть. Что уж он сделал, не знаю, но действительно вернул, а та девка из Москвы сбежала, даже адреса не оставила. А Семка сломался! Ходил пришибленный, словно побитая собака с больными глазами. Девки отца сразу простили, а вот Сонька – нет! Он у нее прощения просит, а она его в упор не видит и все упирает на то, что он чуть не опозорил всю семью. Вот и довела его до инфаркта! О чем они говорили, не знаю, только вдруг она дурным голосом заорала: «Сема! Что с тобой?» Прибежали мы с Любкой, он на полу лежит, а она – в кресле сидит и за сердце держится. Не спасли его! – вздохнула домработница. – А у Соньки с тех пор серьезные проблемы с сердцем начались. А как же им было не начаться, если все девки в один голос ей заявили, что это она их отца убила? Они ведь его очень любили! Все грехи Соньке припомнили, и то, что она бабушку, как они мою маму называли, обидела! Верка с тех пор сюда только по большим праздникам наведываться стала, а Надька с Фимой, с которым после похорон отца Любка жить ушла, стали в Америку собираться. Давно его туда сманивали – уж очень ценный он специалист, оказывается, да вот только Надька все сомневалась, ехать или нет, а он во всем ее слушается. А уж после такого и она решилась! Как уж Фима договаривался, не знаю, но Любку они взяли с собой. Попрощаться, правда, зашли, но в аэропорт просили с ними не ездить. Когда они ушли, Сонька мне сказала, что я одна ее не бросила. А я ей: «Куда же мы с тобой друг от друга денемся? Как выросли вместе, так и стариться вместе будем!» С праздниками ее девки, конечно, поздравляют, но и все! Могла бы Сонька еще научной работой заниматься, преподавать, да вот только не хочет она уже ничего.
– Ваша мама ее так и не простила?
– Она о Соньке даже слышать не хочет. Девки-то к ней на поклон ездили, объяснили, что матери они побоялись, вот и не вступились тогда за нее. Так что на них она зла не держит. Верка и сейчас к ней шмыгает.
– Ваша мама еще жива?
– Живехонька! И, ты только не смейся, за академиком Шестопаловым замужем. В санатории они познакомились, сошлись, а потом и расписались. Живут душа в душу. Кстати, вот они-то с Фимиными родителями и Веркой с Толькой Надьку с Любкой в аэропорту и провожали! Верка говорила: слез было! Мама все просила девок хоть на похороны ее приехать. Между прочим, Сонька с Генкой тоже в санатории встретились, и она вроде немного ожила. Интерес к жизни появился. Здоровьем своим занялась, поняла, что не все для нее закончено. Дай-то бог! Может, еще все и наладится! И Верка сердцем смягчится, и Надька с Любкой обратно вернутся.
– Не хочу вас расстраивать, но что-то не приходилось мне слышать, чтобы из Америки обратно в Россию ценные специалисты возвращались, – заметил Лев. – А что собой представляют мужья Сониных дочерей?
– Тебя ведь интересует, были они здесь или нет? – спросила она. – Ну, первый Веркин – пустельга, но красивый, Ирка, кстати, в него пошла. В квартире его бабки они жили, а сюда его Сонька и на порог бы не пустила – не верила ему, только из-за беременности Веркиной на этот брак согласилась. Так что если и был, то только в гостях, и всего пару раз. Второй у нее – Толька Аронсон, гинеколог, своя клиника у него. С характером человек, но под Веркину дудку пляшет, так что только в гости приходили, и все! Да и квартира у него своя большая. У Надьки муж – Фима Гольдберг. Родители – заслуженные врачи, в Москве известные, а он вот по их стопам не пошел. Ну, что о нем сказать? У него в башке одни программы да компьютеры, ничем больше не интересуется. В гости они, конечно, приходили, только он как сядет за стол, так смотреть противно: думает о чем-то непонятном, а сам не замечает, что ест, вот и старайся после этого. А Любка своих парней сюда не водила – мать запретила. Молодежь нынче ушлая пошла, еще сопрут чего-нибудь! А под замок здесь никто никогда ничего не прятал. Все!
– То есть никто из этих мужчин ничего тут спрятать бы не мог? – спросил Лев, и домработница кивнула.
Гуров задумался: то, что «ниндзюки» не оставили в доме никаких следов своего пребывания, говорило о том, что поработали специалисты экстра-класса, услуги которых стоят столько, что количество нулей теряется в далеком далеке, и просто так этих профи не нанимают. Что же в этом доме могло быть спрятано такое, что его находка с лихвой окупала любые затраты? Что это за бумаги? Лев вдруг понял, что совершил колоссальную ошибку, не включив антипрослушку. Эти люди, конечно, предупредили «бабку», чтобы она никому ничего не говорила, но не могли это не проконтролировать и наверняка установили где-то «жучок». Таким образом, они уже в курсе не только того, что она позвонила Геннадию Григорьевичу, но и слышали все, что она рассказала Гурову. Нужно было как-то, причем немедленно, обезопасить домработницу. Поскольку к Вере она категорически отказалась уйти еще вчера, чтобы не бросать дом без присмотра, Лев нашел другой выход из положения и попросил:
– Соедините меня с Геннадием Григорьевичем.
– Да вот тебе его номер, – достала свой сотовый домработница и, найдя нужный номер, протянула телефон Льву.
Гуров со своего телефона позвонил Тимофееву и, когда тот ответил, сказал:
– Геннадий Григорьевич! Это полковник Гуров…
Но тот не дал ему продолжить и рявкнул:
– Господин генерал-лейтенант!
Лев на это только поморщился, потому что обеими ногами наступил на те же грабли, на которых обычно «танцевали» другие – он и сам вот так же обрывал, бывало, собеседника, требуя, чтобы к нему обращались «господин полковник».
– Хорошо, – нехотя согласился он. – Господин генерал-лейтенант!
Но тут уже вмешалась Дарья Федоровна. Она властным движением выхватила у Гурова телефон и рявкнула в него не хуже генерала:
– Генка! Пень старый! Ты, твою мать, чего выкаблучиваться вздумал? Человек пришел с дорогой душой нам доброе дело сделать, а из тебя дерьмо поперло! Ты свой гонор окороти! Ты Соньке еще не муж! А если так себя вести будешь, то и не станешь никогда! Не хватало, чтобы ты еще меня, старую, заставил по дому строевым шагом ходить! Это ты когда-то был генерал, а теперь пенсионер! А он настоящий полковник! Вот и говори с ним уважительно! Иначе я тебя в следующий раз с крыльца спущу! Все ступеньки пересчитаешь!
Лев слушал ее и едва удерживался от того, чтобы не рассмеяться – вот такого начальственного разгона, причем не от министра обороны, а от домработницы, Тимофеев никак не ожидал. А может, и ожидал, потому что уже успел с ней познакомиться, да вот только не предусмотрел, что Гуров может при ней разговаривать. Дарья Федоровна вернула Льву телефон, и тот уже из чистой вредности сказал:
– Господин генерал-лейтенант!
Но Тимофеев опять его перебил, буркнув:
– Да ладно тебе! Ты по отчеству случайно не Иванович?
– Сын! – кратко ответил Лев, хорошо зная, что за первым вопросом непременно последует второй: а не сын ли он генерал-лейтенанта Гурова.
– Так, значит, я тебя еще мальчишкой помню, – обрадовался Геннадий Григорьевич. – Мы же с твоим отцом одно время вместе служили! Шустрый ты был, сообразительный!
– Говорят, и сейчас не дурак, – хмыкнул Лев и предложил: – Давайте к делу! Я выслушал Дарью Федоровну, все выяснил и пришел к выводу, что сюда пришли по ошибке. – Тут Дарья Федоровна вскинулась и возмущенно уставилась на него, но Лев так многозначительно посмотрел на нее, что она замерла, а потом понятливо покивала. – Как мы выяснили, в доме ничего не пропало и ничего не сломано, то есть ущерб никакой не нанесен. Следов взлома или какого-либо присутствия в доме посторонних лиц не обнаружено, поэтому даже незаконное проникновение сюда пристегнуть никак нельзя. Дарья Федоровна, слава богу, жива и здорова. Таким образом, искать этих людей нет никаких оснований, да и без толку, только время зря потратим. С таким же успехом можно ловить ветер в поле – это профессионалы наивысшей квалификации. Господин генерал-лейтенант, вы никому не говорили о том, что вам вчера рассказала Дарья Федоровна? Наш общий знакомый не в счет.
– Язва ты, Лева! – недовольным голосом отозвался тот. – Мог бы и по имени-отчеству обратиться. А вопрос задал глупый! Конечно, никому ничего не говорил! Я – человек военный, и что такое секретная информация, лучше тебя понимаю.
– Так вот, чтобы нам с вами не рисковать жизнью Дарьи Федоровны, я вам настоятельно советую и в дальнейшем никому, в том числе и Софье Абрамовне, ничего не говорить, а то поделится она этой новостью со своими приятельницами, и пошло-поехало. А уж в том, что сама Дарья Федоровна никому ничего не скажет, мы можем быть уверены – это же в ее интересах.
– Ну и слава богу, что все обошлось, – с облегчением вздохнул Тимофеев. – Теперь главное, чтобы Сонечку удачно прооперировали. Отцу привет при случае передай!
– Обязательно, – пообещал Гуров.
Когда он отключил телефон, Дарья Федоровна кивком показала на лежавшую на столе газету, на полях которой очень неумело было изображено какое-то насекомое, долженствовавшее обозначать «жучок», и Лев кивнул. В глазах домработницы появилось тако-о-ое злорадное выражение, что он не выдержал и усмехнулся, пытаясь понять, как она собралась мстить «интервентам»: ругаться матом с утра до вечера или во весь голос распевать русские народные частушки, изобилующие тем же матом, но жизнь тем медом точно не покажется.
– Ну, вот и все, – сказал он, поднимаясь. – Все обошлось, живите дальше спокойно, лечитесь и выздоравливайте! Если вдруг моя помощь потребуется, то звоните, не стесняйтесь, – и протянул ей визитку, потому что эта женщина очень ему понравилась. А еще она очень сильно напомнила ему вырастившую его Клаву, которая в их доме тоже считалась кем-то вроде домработницы, а на самом деле была главой семьи, и, когда умерла, они осиротели.
– Бог даст, не понадобится, – ответила Дарья Федоровна, но визитку убрала в карман. – Ну, пошли, провожать тебя буду – замки-то надо запереть.
Они медленно дошли до двери, Гуров надел куртку и совсем собрался было выйти, как она, поманив его пальцем, чтобы он наклонился пониже, зашептала ему в ухо:
– Я чего вскинулась-то? Вспомнила, что, когда на диване сидела и прислушивалась, краем уха услышала, как один парень сказал другому: «Ну, вот! И здесь пусто!» Ты уж прости, что сразу не вспомнила.
Услышав это, Гуров застыл – значит, эти профи обыскали не только этот дом, но и еще чьи-то, только в тех случаях хозяев не было дома, вот они ничего и не заметили. Кивнув Дарье Федоровне, показывая, что все понял, Гуров громко попрощался с ней и вышел. Постоял на крыльце, слушая, как за дверью гремят многочисленные запоры, а потом спустился к машине, сел и поехал на работу, думая по дороге: что же такое невероятно ценное ищут эти «ниндзюки»?
Приехав в управление, Лев сразу пошел к Орлову – сложившаяся ситуация ему категорически не нравилась. Один раз, когда эти парни на старуху налетели, обошлось, а если вдруг домой не вовремя вернется другой человек и вздумает скандалить, то ведь и до трупа недалеко. Орлов внимательно выслушал Льва, а потом спросил:
– У тебя есть хоть какие-нибудь соображения насчет того, что они ищут?
– Петр! Это может быть все, что угодно, хоть карта зарытых пиратских сокровищ! Ясно только одно: это действительно какие-то документы, причем в оригинале, а не на носителе, потому что карту памяти или флэшку в этом огромном доме можно заныкать так, что никакие специалисты не найдут. Но там бумаг, видимо, нет, потому что искали очень профессионально!
– Отсюда второй вопрос, что это за профессионалы и откуда взялись? – сказал Орлов. – Таких специалистов за месяц на ускоренных курсах не подготовишь, таких годами выращивают! Этим, ты говоришь, где-то по тридцать, ну, плюс-минус пять лет. То поколение, которое из КГБ, ГРУ и прочих спецслужб ушло, когда их светлые головы, – он потыкал пальцем вверх, – разогнали, постарше будет. Кто же тогда новые кадры готовит? И где? И для чего? И для кого?
– А вот об этом пусть у тех же светлых голов, – Гуров тоже потыкал пальцем вверх, – голова и болит! Сами наворотили, пусть сами и расхлебывают! Мы сыскари, к спецслужбам отношения не имеем! Эти профи криминалом не балуются, потому что иначе уже у нас бы голова болела. И при их подготовке это была бы такая головная боль, что проще застрелиться. А у них другая работа, и какая именно, меня не интересует! В данном конкретном случае состава преступления нет! А на нет и суда нет! Дальше копаться в этом деле я не буду, чтобы Дарье Федоровне не навредить – ты себе не можешь представить, какая это чудная бабка! Засим разрешите откланяться! Честь имею!
Гуров пошел к двери и услышал, как Орлов бросил ему в спину:
– Если ты не будешь заниматься политикой, то политика займется тобой. Ты не помнишь, чьи это слова?
– Вот когда займется, тогда и буду думать, – повернувшись в дверях, ответил Лев. – Только я не советовал бы ей со мной связываться – целее будет!
В их кабинете Стас старательно корпел над бумагами. Лев присоединился к нему, потому что от работы никуда не денешься, если новых дел нет, то по старым нужно хвосты подчистить.
Затишье длилось два дня, а на третий позвонила Дарья Федоровна, причем ее голос Гуров узнал с трудом – так она хрипела.
– Ох, а почему мне кажется, что народное песенное творчество вам на пользу не пошло? – усмехнулся он.
– А чего мне не развлекаться, когда я дома одна? – рассмеялась та.
– Шутки в сторону! Что-то случилось? Надеюсь, не с вашей сестрой? – называть вслух чьи-то имена Лев поостерегся – береженого и Бог бережет.
– Слава богу, нет! Хотя что-то подозрительно долго тянут они с операцией, говорят, что подготовить Соньку надо, чтобы никаких осложнений не было. Была бы я ходячая, так мигом бы из них все вытрясла, а сейчас ведь и не доберусь туда сама.
– Вы откуда звоните?
– Со двора, да еще и с Иркиного телефона – конспирацию блюду. Тут вот какое дело. С Тонькой беда, в больнице она с сотрясением мозга лежит. Не вовремя домой вернулась. Она Соньке позвонила, чтобы на жизнь пожаловаться, да Генка им толком поговорить не дал – он же у Соньки в палате с утра до вечера торчит. Сонька просила меня Тоньку навестить, да я отговорилась тем, что сама заболела, но по телефону у Тоньки кое-что выспросила. Украсть у нее ничего не украли, больше разбросали да набезобразничали. Уж не знаю, надо тебе это или нет, но заявление в полицию она написала. А фамилию ее я тебе называла.
Вот это новость! Гуров глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а потом искренне проговорил:
– Мудрая вы женщина! По-моему, вы тоже в бабушку пошли.
– Я не мудрая, а любопытная! Интересно же, из-за чего весь сыр-бор разгорелся.
Лев просмотрел сводку происшествий за сутки – и точно! Незаконное проникновение в жилище гражданки Чистяковой Антонины Николаевны, где она подверглась нападению неустановленных лиц, дело завело райуправление полиции. Лев немедленно отправился к Орлову и прямо с порога заявил:
– Петр! История повторилась! На этот раз с подругой Софьи Абрамовны – тоже не вовремя домой вернулась. А давай-ка я к этому делу подключусь.
– Такая мелочовка тебе не по рангу, подозрение вызовет, – возразил Орлов.
– А кто нам мешает сказать, что это серия? – предложил Гуров. – Запроси данные по аналогичным преступлениям за последний год, и кто нам тогда что скажет?
– Вообще-то, это идея, – подумав, согласился Петр.
– Тогда я сейчас в райуправление, потом в больницу, а ты тем временем распорядись, – попросил Лев.
В райуправлении загнанные жизнью и службой опер со «следаком», оба не моложе самого Гурова, но в звании капитанов, изумленно посмотрели на него, потому что полковнику-важняку из Главка такое дело было явно не по чину, но Лев развел руками и объяснил:
– Серия, господа! К тому же личность потерпевшей! Было указание приложить все силы, но супостатов найти!
Вздох облегчения, раздавшийся вслед за его словами, чуть не сбил его с ног. Перекинуть на «варяга» из Главка откровенный «глухарь» – это ли не самая сладкая мечта «районника»? А потом смотреть, как он вертится, словно черт в рукомойнике, и тихо млеть от чувства полного и окончательного отмщения за свои несбывшиеся надежды, ибо кто же не мечтал в молодости достичь таких же высот? А тут эта живая легенда МУРа хлопнется в лужу! Да прямо в парадном мундире! Да со всеми орденами! И тогда можно считать, что жизнь прожита не зря! Будет что в старости вспомнить со злорадной усмешкой и внукам рассказать!
Гурову даже смотреть в сторону приободрившихся от его слов мужиков не надо было – они такие мощные флюиды злорадства испускали, что воздух завихрился и пыль поднялась. Тощее уголовное дело Лев открывать не стал, а начал тут же допрашивать «районников», да так, что они очень скоро взмокли и от его сыпавшихся один за другим вопросов, а главное, от его понимающего взгляда. Тут-то они и поняли, что рано обрадовались, потому что думать-то будет он, а вот ножками придется бегать уже другим. Когда оба окончательно и бесповоротно выдохлись и, обреченно переглядываясь, вытирали лицо мокрыми носовыми платками, Лев сказал:
– Итого! Что мы имеем в «сухом» остатке. Вчера в 12.42 в дежурную часть ГУВД поступил вызов от одиноко проживающей гражданки Чистяковой, которая сообщила, что, вернувшись домой, в своей собственной квартире подверглась нападению грабителя либо грабителей, один из которых, ударив ее, привел в бессознательное состояние. Когда она очнулась, в квартире никого уже не было, а все вещи были разбросаны. Наряд прибыл к ней в 13.04 – долго добирались, могли бы и побыстрее в такой дом приехать! Застали на месте не только потерпевшую, но и врачей «Скорой помощи». Вызвали следственную бригаду, которая тоже не спешила на место происшествия…
– А нам не разорваться! – буркнул опер.
– Но из-за этого гражданке Чистяковой пришлось временно отказаться от госпитализации! – с нажимом произнес Гуров. – Потому что врачи «неотложки» тоже не могли до вечера у нее сидеть. С помощью приехавшей дочери гражданки Чистяковой было выяснено, что грабитель или грабители ничего похитить не успели. Заключение экспертов по пальчикам и всему прочему еще не готово, поквартирный обход не произведен, охранник, дежуривший вчера в подъезде, не допрошен, запись с камер видеонаблюдения не изъята. Отсюда вопрос: ребята, вам погоны жмут?
– Товарищ полковник! – чуть не взвыл «следак». – Так ведь ничего же не украли!
– А то, что гражданка Чистякова по головушке получила и вечером была госпитализирована с сотрясением мозга, это как? С врачами кто-нибудь говорил? Может, там тяжкие телесные – дама-то немолодая? А незаконное проникновение в жилище?
– Товарищ полковник! Можно подумать, что вы никогда на «земле» не пахали! – возмутился опер. – У нас таких дел – вон, целая полка! А работать кому? Все переаттестация, мать ее! Стариков знающих убрали, а сопляков набрали! Да ладно бы хоть еще толковых, которые учиться хотят! Так ведь те пришли, причем по блату, кто на большую зарплату позарился, а на работу клал с прибором!
– Ты мне жалостливые песни не пой, соловушка! – отмахнулся от него Гуров. – Я сюда не с Луны прилетел! И что творится, не хуже тебя знаю! Но хоть необходимый минимум-то нужно было сделать! У нас потерпевшая – бывшая жена известного писателя Стефанова, и подруги с друзьями у нее такие, что все ваше управление словно ураганом снесет! Это она пока только в колокольчик звякнула, а вот когда колокола громкого боя грянут, так вы как наскипидаренные носиться будете! И лучше вам этого момента не дожидаться! Так что впрягайтесь и пашите! А я к потерпевшей в больницу! И чтобы к моему возвращению первые результаты уже были!
Опер со «следаком» проводили его хмурым взглядом, потом переглянулись и поняли, что миг окончательного и бесповоротного торжества над «варягом» отодвигается в очень необозримое будущее.
В «склифе» Гуров первым делом поговорил с врачами и выяснил, что состояние потерпевшей практически удовлетворительное, сотрясение мозга под большим вопросом, так что она могла бы и дома отлежаться. Но Антонина Николаевна – дама излишне нервная, опять же, адвокат ее тут присутствует, так что, с одной стороны, держать ее здесь вроде бы и незачем, но, с другой стороны, пусть уж полежит пару деньков, от греха подальше.
В палате потерпевшей Гуров действительно увидел рядом с кроватью Чистяковой до того вальяжного господина лет пятидесяти, что мгновенно понял, почему домработница назвала его прохвостом – только очень гнилой человечишко будет себя до такой степени холить и лелеять, чтобы никто за внешним лоском не разглядел его истинную сущность. Лев пододвинул поближе к кровати другой стул, сел и представился. Овчинников тут же достал свою визитку и протянул ее со словами:
– Не приведи господи, понадобится. Тогда, милости прошу, помогу, чем смогу. – И спросил: – Лев Иванович, поймите меня правильно, но не могли бы объяснить, чем вызван интерес офицера столь высокого ранга к рядовому преступлению?
– Серия, Владимир Николаевич! – ответил Лев. – Не только Антонина Николаевна пострадала, но и очень многие не менее значительные персоны.
– Ох и хлопот у вас будет! – сочувственно покачал головой адвокат. – Но зато мы с Тонечкой можем быть уверены, что уж вы-то во всем разберетесь. А то ведь из райуправления сюда даже не пришел никто, чтобы показания снять.
– Видимо, они посчитали, что наша больная еще слишком слаба для этого, да у них сейчас и другой работы по этому делу много, вот я сам и пришел, чтобы побеседовать. Вы согласны, Антонина Николаевна?
– Да, – с готовностью согласилась та. – Вы не против, если при нашем разговоре будет присутствовать Володя?
– Конечно нет, – кивнул Лев. – Итак, Антонина Николаевна, опишите мне ваш вчерашний день.
– Я была на даче за городом, а вчера утром решила вернуться в Москву, – начала она.
– Как я понимаю, это решение возникло у вас внезапно?
Она замялась, но Овчинников, тихонько рассмеявшись, сказал ей:
– Тонечка! Не надо ничего скрывать от Льва Ивановича! Он же тебе помочь хочет! – Она упрямо молчала, и тогда он сам объяснил: – Мы с Тонечкой давно уже просто друзья, и у нее нет от меня секретов. Дело в том, что у нее не столь давно появился близкий друг, намного моложе ее. Как вы понимаете, она хотела быть уверена, что ни с кем не делит его внимание, и попросила меня навести справки, что я и сделал. Выяснил, что этот человек недостоин ее благосклонности, о чем и сообщил ей по телефону. Как оказалось, она в то время была вместе с ним на даче. Произошел скандал – Тонечка у нас дама впечатлительная, неверный был немедленно изгнан, а она решила на следующий день вернуться в город, хотя планировала пожить на даче подольше. Но одной ей там было скучно, а поскольку она сама водит машину, то и приехала.
– Ну, и чего было скрывать? – удивился Гуров. – Только вот данные этого бойфренда мне надо было бы получить.
– Вы думаете, это он навел? – спросил адвокат.
– Надо проверять все версии. Может оказаться, что случай Антонины Николаевны в серию как раз не вписывается, – объяснил Лев.
Чистякова продиктовала Гурову все данные на бывшего любовника и начала рассказывать:
– Я провела практически бессонную ночь, была очень расстроена всем произошедшим, а тут еще невероятно скверная дорога. Я ехала медленно, ужасно устала, и единственное желание было: принять ванну, немного выпить, поделиться с подругами своим горем, а потом лечь спать. Я оставила машину в подземном паркинге нашего дома и оттуда на лифте поднялась к себе на этаж. Знаете, когда до цели остается совсем чуть-чуть, человек невольно расслабляется. Это сейчас я вспоминаю, что наружная дверь была закрыта только на один замок, хотя я всегда запираю на один, а бойфренд на два.
– Простите, что перебиваю, в вашей квартире есть охранная сигнализация? – спросил Гуров. – И если есть, то какая?
– Конечно, есть, – кивнула она. – Самая обыкновенная. Володя мне объяснил, что так надежнее, и я, уходя, всегда сдаю квартиру на пульт.
– Ваш бойфренд знал пароль?
– Нет, – усмехнулась Антонина Николаевна. – Даже моя глупость все-таки имеет предел. Он в этой квартире не был ни разу – я, знаете ли, дорожу своим именем, мы встречались только на даче. Так вот, едва я открыла дверь, как меня словно вихрем в коридор внесло, и больше я ничего не помню. Когда очнулась, оказалось, что лежу на полу там же в коридоре, голова ужасно болела, но я все-таки встала и прошла в комнату. Там творилось нечто невообразимое! Разбросано было все! Я немедленно вызвала полицию, потом «Скорую помощь» и позвонила дочери, чтобы она приехала, но она с мужем живет за городом, поэтому добиралась довольно долго. Врачи приехали быстро, хотели меня тут же забрать в больницу, но мы должны были сначала дождаться полицию. Прибывшие два мальчика не внушали мне ни малейшего доверия, и я не рискнула оставить квартиру на них, а медработники не могли ждать бесконечно и уехали. Наконец прибыли настоящие полицейские, а вскоре и моя дочь. Она снова вызвала «Скорую» и осталась там с полицейскими, а меня привезли сюда. Конечно, можно было бы и в частную клинику поехать, но «склифу» в подобных случаях я доверяю больше.
– Насколько мне известно, у вас ничего не похищено?
– Да, все деньги и драгоценности я держу только в сейфе, а они, видимо, не смогли его открыть – там очень сложный замок, да и шифр непростой. Я заглянула туда, все оказалось на месте.
– Оказалось или показалось? – уточнил Гуров.
– У меня не было сил проверять, я просто глянула, по крайней мере, все лежало на своих местах. Особо ценного антиквариата у меня нет, библиотека без раритетов. Так что прийти могли или за деньгами, или за драгоценностями.
Тут у Овчинникова зазвонил сотовый. Извинившись, он отошел в сторону, поговорил, а вернувшись, сказал:
– Тонечка! Прости, но мне надо бежать. Поправляйся, моя хорошая.
Поцеловав ее в щеку и простившись с Гуровым, адвокат ушел, а Лев, когда за ним закрылась дверь, недоуменно заметил:
– Простите за бестактность, но мне кажется, что Владимир Николаевич, который к вам так хорошо относится, подошел бы на роль близкого друга гораздо лучше кого-нибудь другого. Может быть, вы напрасно отвергли его ухаживания?
– Лев Иванович! Я могу ответить, но вы после этого будете дурно обо мне думать, – засмеялась Чистякова.
– Никогда! – заверил ее Лев.
– Со святыми скучно! – тихо произнесла она.
– Святых нет! – заговорщицким тоном прошептал Гуров.
– Есть! И вы только что с одним из них познакомились!
– Знаете, если бы было время, я бы с удовольствием пообщался с ним поближе, но, увы, дела не позволяют. А как вы сами с ним познакомились, если не секрет?
– Нас познакомила Валя, жена профессора Потапова – он их в свое время очень выручил, когда их балбес связался с одной приехавшей покорять столицу провинциалкой. Девица была совершенно не нашего круга, без образования, но хваткая, алчная, умная, знала, чего хочет в жизни, и в средствах не стеснялась. Вот их «пентюх домашнего производства» и показался ей легкой добычей. Не представляю себе, как бы они от нее отбились, если бы не Володя. Он выяснил всю ее подноготную, и мальчишка, как ни был влюблен, узнав все, порвал с ней – там было тако-о-е прошлое! А когда у меня самой встал вопрос о разводе, Валя и посоветовала обратиться к Володе.
– Инициатором развода были вы?
– Да! Сил терпеть больше не было, а транквилизаторы уже не помогали. Кстати, я ведь тоже из провинции, приехала в Москву после нашего филфака учиться в Литинститут. В это сейчас трудно поверить, но я в молодости писала очень неплохие стихи, должно быть, по наследству перешло – мой папа был очень известным в нашем регионе поэтом. Я потому и фамилию менять не стала. А Стефанов к тому времени был уже известным писателем и находился в свободном полете, ограниченном размером комнаты в коммуналке, доставшейся ему после развода. Влюбилась я в него, как последняя дуреха! Поженились, и дальнейшая учеба побоку, потому что, один за другим, двое детей. Коммунальный быт, пеленки, готовка и все прочее. Мужа творческие муки терзали, и я по несколько раз одну и ту же рукопись перепечатывала, потому что на машинистку у нас денег не было. Потом мои родители нам помогли, выстроили кооператив в Москве, жизнь стала налаживаться, дети подросли, только время мое уже ушло. Если и была во мне искра божья, то я ее сама утопила в корыте с грязной водой. Муж по стране разъезжал, встречался с читателями, в доме постоянные гости, застолья, хорошо хоть пил в меру. То, что он мне изменять начал, я сразу поняла, но молчала – куда я с двумя детьми и без работы? Тем более что денег хватало не только на необходимое – его же все время издавали и переиздавали. И вдруг все поменялось с точностью до наоборот! Романы на производственные темы и о руководящей роли партии стали никому не нужны, супруг мой запил, а я хлопотала вокруг него клушей-наседкой и не дала спиться, как случилось со многими другими. Ему посоветовали переключиться на детективы, и ведь получилось! Щелкал их один за другим, как на станке штамповал, у него даже план был: одна рукопись в месяц. И тут заметила я, что у моего супруга словно крылья выросли! Ходит радостно-оживленный, новые вещи себе покупает, и денег стало значительно меньше, хотя его тиражи постоянно росли – уж я-то в этом разбираюсь. На то, что он до этого иногда дома не ночевал, а оставался якобы у друзей, я внимания не обращала – бывает. Но тут он стал по неделе пропадать. Я поняла, что появилась новая любовница, а это дело затратное не только в плане денег, но и времени. То есть у старой музы крылышки пообвисли, внешность поблекла, а молодая муза уже колотит лирой в дверь, готовая подхватить знамя, выпавшее из рук предшественницы. После всего, что я для него сделала, я сочла это предательством.
