Николай Максимович Сорокин
Громосвет
– Сошествие в Себя недостаточно сильное откровение?
– Ты рано понял, что ты в Себе. Не забывай, сейчас ты только в Граничащем с Собой месте. Это – владения, которым никогда не свойственно оставаться в Себе, Граничащее вообще весьма условная… штука. Если бы у Граничащего было такое место, в котором оно могло всецело находиться в материальном, тогда таким местом являлся бы твой, уж прости, репродуктивный орган, если бы человек сразу имел все признаки того, что есть и в мужчине, и в женщине. Однако в связи с тем, что история сослагательных наклонений не имеет, а стало быть и пол у тебя есть, Граничащее находится на Обратной Стороне. Ты же изучал Египетскую мифологию?
– Ну не как египтолог, понятное дело.
– В общем, если совместить то, о чём я говорю, то есть разговор об Обратной Стороне с египетской мифологией, то, например, когда кого-либо мумифицируют Там, здесь Исида и Нефтида, там являясь “бинтами”, Здесь, на Обратной Стороне, являются полноценными Богинями, женой и сестрой Осириса, которого те обнимают оплакивая, предотвращая его тление… Когда у человека, да и в целом у любого хотя бы млекопитающего были все половые признаки, Граничащее находилось в теле как его часть, но сейчас, на Обратной Стороне, Граничащее – расширяющаяся граница Обратной Стороны, а в самом Граничащем – Мир Обратной Стороны. Там, где реальность, ты видишь символы, здесь, на Обратной Стороне, символы – реальность, а всё, что символично здесь – реально там. Представь, что Обратная Сторона – набор множества шестерёнок, а Граничащее – неломаемое, но деформирующееся строение, или даже просто плесень, растущая между зубцами шестерёнок. И когда шестерёнки вращаются в нужную сторону, то Граничащее меняет форму, а, следственно, и доступные Миры Граничащего меняют своё дорожное сообщение друг с другом. Вот шестерни обратной стороны для всех работают одинаково, а дворец памяти Граничащего, пойми правильно, у каждого меня своя, пока новым поколением в реальности не будет создано нужных механизмов для Обратной Стороны, с помощью которых можно построить сообщения, и как следствие дополнить существующую генетическую память. Вот Это уже и есть В Себе.
– Так значит… – начал я. – В Себе состоит из реального как Граничащего, то есть множества изменяемых Миров, которые находятся в генетической памяти, и которые развиваются параллельно друг с другом до тех пор, пока между ними не возникнет путей сообщения. – Я поднял из снега игровое поле, которое уронил от испуга несколько минут назад, и продолжил, пристально его осматривая, крутить в собственных руках. – А вот пути сообщения возникают за счёт деятельности в мире реального, которые здесь, на Обратной Стороне, представляют из себя своего рода механизмы смены времени суток и сезонов погод как таковых. Только в связи с тем, что смены определяются символическими актами, а не движением планет, то и космос, отсюда, а стало быть и окружающие здесь Миры, меняются сообразно переживаемому Там.
– Тебе так неообходимо было всё это понимать с первой попытки? Не забывай, что будь моя Воля сказать тебе всё это именно так, то я незамедлительно тебе бы так и сообщил. Сейчас же получается, что этот Мир ты понимаешь лучше меня.
– Скорее, за неимением альтернативного мнения я был в выигрышной позиции.
– Зришь в корень. Будем.
Пошёл крупноснежинный снегопад. Титаническое спокойствие гиперборейского леса не нарушилось. Тишина царила вокруг. Окрасившийся в серый шум горизонт лесного массива безмятежно царствовал.
– Елочкой закуси.
– Ага. А чай есть?
– А как же, у меня много самобранок.
– А сапогов-скороходов не держишь, дед Мороз?
– Ты иронизируй дальше, только эти самые сапоги-скороходы тебе ни к чему. Ты и в своих резиновых здесь пройдешь где хочешь, как желание появится. А вот тема которую ты в руках вертишь тем более тебе заменит всякую скороходность. Дай сюда, покажу.
Я протянул замерзающие руки с шаром, который я до сих пор не мог в должной мере оценить на ощупь. Как и в случае с неизвестной мне тканью, шар был для меня непонятен: он был прозрачен, невесом, и я при своём желании мог даже насквозь протянуть в него собственную руку, но при этом, стоило его уронить в снег, тот, как будто имея массу, продавил близлежащий сугроб, оставив идеальный сферический след, который уже успел припорошиться снегом.
– Как ты думаешь, каким образом в извечно-нестатичном мире Граничащего ты можешь пересекать пространства, если этим местам даже нарисовать карту на ближайшие сто метров невозможно?
– То есть как невозможно?
– Ну вот тебе загадка, почему этим местам нельзя нарисовать карту?
– Потому что они меняются когда меня здесь нет.
– Каким образом они меняются?
– Ну, если я разожгу здесь костёр, то понятно, что место, на котором я сидел, обуглится.
– Чего греха таить, вижу, что ты понимаешь, что у Граничащего нет души.
– Какой ещё души, я про себя и следы, которые я оставляю.
– Ну, и я о том. Если место оставляет о тебе память, значит у места есть душа. Если ты уйдешь, а затем вернешься обратно и не обнаружишь остаточного следа, то значит, что мир поменялся?
– Нет, он остался таким же, просто меня давно в нём не было.
Шарку помотал головой, опрокидывая взятый им из-за пазухи пузырёк бальзама.
– Ты прекращай применять историзмы на Обратную Сторону. Здесь время – символично, мыслит оно положениями весьма статичными, каждый раз как окажешься здесь – попадёшь в совершенно другое время. Так сказать установки, которые ты ощущаешь здесь, каждый раз будут меняться в том самом смысле, что это будет другое пространство. Пока ты здесь, оно меняется как вялотекущее безумие, а как только ты исчезнешь отсюда, то и его законы пойдут по пути молниеносного бреда. Отсюда вопрос: что это за шар в моих, а стало быть и твоих руках?
– Не поверю, если карта.
– Она самая и есть, но весьма интерактивная. Моё изобретение. – Он взял мой указательный палец и прислонил его к одной из цветных линий. – Смотри. Чем больше на шаре линий, а потому и треугольников, тем ближе ты находишься к центру Граничащего. И наоборот, чем на шаре меньше линий, тем ближе ты, так сказать, к собственной современности. Вот видишь эту фиолетовую линию? Нет, это рубиновая. Да, она. Это, если тебе интересно, виртуальность. Весьма занимательная часть пространства, я тебе так скажу. Кроме того, её символические законы одновременно объединяют в себе как Обратную Сторону, так и Основную. Можно сказать, что Виртуальное – это мир духов, куда с Основной стороны могут перенестись интеллектуально, а с Обратной стороны – физически.
– Значит мы сейчас находимся в виртуальном?
– Не совсем так. Сейчас мы здесь, в пространстве между гранями воды, растений и растений, видишь? Даже подсвечивается.
– Угу. – Отуплённо согласился я.
– Вот, а как ты будешь перемещаться с этого пространства до, скажем, виртуальной Гипербореи?
Этот вопрос поставил меня в тупик, который ни в какую не хотел ломаться под натиском моей несоображающей головы. Мне захотелось спать, от чего пришлось умыться режущим кожу снегом, чтобы не проспать весь ликбез по миру прозрачного шара. Даже получилось взбодриться.
– Отвечаю на поставленный вопрос самостоятельно: как видишь, каждая грань образует две стороны, а потому, находясь в одном конкретном пространстве, рядом с собой ты видишь, что есть ещё три пространственных типа, по одному на каждую соседствующую грань. Дальше проще: если тебя устраивает где ты находишься, то советую тебе убрать шар и наслаждаться местом. Если ты хочешь поменять место, то достань шар, и найди рядом с собой то, что не особо присуще этому пространству, например, заброшенный дом. Если пойдешь к нему, то сможешь выйти и не к заброшенным домам. Убедись только в том, куда именно ты попадешь, на шаре это начертано само по себе.
– А если захочу сменить мир?
– Возьми шар и дойди до его края.
– …Чего?!?
– Для этого достаточно его просто не переворачивать. Если переместишься в ту часть шара, что ближе к твоему телу, то выйдешь в том же мире на стороне, которая лежит дальше от тебя. Если переместишься к части шара, что дальше от тебя, то сразу же попадёшь в другой мир. Нужно только отчётливо представлять то, какие новые грани встретят тебя.
– А фигурки?
Шарку произвёл глубокий вдох, выдохнул, взял кусок вяленой оленины и продолжил своё повествование, перебивая его лишь периодическими откусываниями характерных мясных частей.
– Понимаешь, карта живёт своей жизнью. Фигурки, которые ты не можешь с этой карты отлепить, не твоего, так сказать, хода. Считай, что это такое положение звёзд для живущих здесь. Только вместо звёзд – Хозяева.
– Боги?
– Нет, скорее устрашившиеся, причём себя.
– А как ты, хранитель рода, мог себя устрашиться?
– Тут дело не во мне… Сейчас… Точно не будешь?… Ну вот, не во мне дело. Это, так сказать, те, кто сейчас борются с Обратной Стороной и Граничащим, такие антикосмисты Себя. Они не рушат Мир, сам видишь, они скорее охотятся за мной. – Шарку посмотрел на меня, а после улыбнулся и дополнил свою мысль, оценку на которую мне давать просто не хотелось, так как снова начало клонить в сон. – Ну не за мной как сами за собой, и не за тобой, а, скорее, за возможностью моего проявления в Мире Той стороны. Можно сказать, что они и есть властители виртуальной периферии, там их дом, и оттуда они устремляются на обе Стороны.
– Вот так объяснил. И что, никаким чудодейственным ластиком их не стереть и никаким ломом не вырвать?
– А зачем тебе что-то вырывать ломом? Если фигурок этих нет, значит нет рядом и устрашившихся. Если устрашившиеся рядом, то тебя они не тронут, ты им не нужен. Знай себе сиди да медитируй, – самое лучшее занятие в этом мире, на мой взгляд. Больше медитируешь здесь – активнее живешь там, и наоборот. Логика, я думаю, тебе и так понятна.
– Шарку, и чё… Ты хочешь сказать, что я в действительности Здесь?!?
– И да, и нет. Всё-таки, хоть ты и здесь, но ты до сих пор там, вусмерть пьяный.
– Господи, спасибо.
Как это и бывает в очевидных выводах, оказалось, что не всё так однозначно, и никакое “спасибо” никакому “Господи” раньше времени слать не нужно. Очевидно, что место, куда меня занесло, не работало как загробный мир в его привычном понимании. Например, не было никаких гарантий, что если на Обратной Стороне наступила ночь, то на Той Стороне шел день. Или вот медитативный акт на Обратной Стороне, он ни капли не значит, что на Той Стороне я преисполнюсь силами и войду в активную фазу необдуманных действий.
Также оказалось, что на Обратной Стороне я не могу управлять собственной жизнью на Той Стороне, просто существуя сам по себе. Даже если Шарку и намеревался говорить правду, то он не учёл, что на меня не распространяются правила этого мира в его привычном механизме. Всё большее напоминало сломанный телефон, к которому мне долгое время приходилось адаптироваться.
Всё это вообще выглядит как красочный недодел, в котором, если честно, наскучивает находиться дольше десятка минут, и тут меняй своё окружение – не меняй, но одиночество не только не прекратит следовать по пятам, но даже будет умудряться своевременно догонять, и, куда без этого, настойчиво покусывать пятки.
Оказалось, что Шарку не шутил касаемо того, что он есть Спирт. Он своего рода им призывался по мере необходимого. Я допивал первый пузырёк, а после, принимаясь за второй, слышал его небодробящий возглас, обычно меня вопрошавший о том, пью ли я один и почему я пью один. Как я понял впоследствии, каждый раз когда я опрокидывал пузырь, его, а стало быть и моё тело настойчиво требовало что-нибудь выпить. Весьма простая логика.
И вдруг я встречаю на Обратной Стороне населенные места. Кроме нескончаемого количества деревушек, в которых, как оказалось, семьями жили покойные крестьяне, фермеры, садоводы, собиратели, рыбаки и охотники, в этом “в Себе” были и города. В один из них мне и на Той стороне доводилось попадать, но тогда мне его виды открывались как откровения, а теперь, весьма обыденно, я гулял по его улицам как по собственной кухне.
Этот город находится на периферии гор и вод. Он не появлялся никогда в точное время, скорее он открывал свои ворота лишь в тот момент, когда меня окружал туман, будь он предрассветным, ночным, или неутихающим на всём протяжении дня.
Обратная Сторона мне не нравилась, так как я не чувствовал себя Хозяином этих мест, не был пупом земли, и даже какой-никакой знаменитостью, прибывшей с Той стороны. Покойникам это было не за надобностью, а людей, в правильном понимании, то есть таких как я, мне не довелось встретить ни разу, хотя Шарку потому и вышел в моё тело, чтобы открыть людям это чудесное место общей памяти.
Да, я уступил Шарку собственное тело, и пока он несёт свою миссию в массы, я нахожусь так сказать запертым в безграничной библиотеке знаний. Как вчера помню эту фразу:
– Громосвет, ты оказался в Себе, так как ты веришь в Себя.
Приятно, конечно, что покровитель Рода, первопредок, который мог появиться как воплощение только на Обратной Стороне, и которого, по факту, не должно было быть вовсе на Той стороне, и не мне сейчас здесь объяснять почему, оценил по достоинству мой талант манипулировать информацией для собственного развлечения, но чтобы так, чтобы сам дед Мороз, да ну. “Устравшившихся”-то я не придумывал, хрен пойми как их найти, а как в виртуальность зайти так и тем более невообразимо! Не могло быть так, чтобы я с самого начала был прав. Хотя, отсюда следует, что раз я сейчас не верю в собственную правоту, то и моё нахождение здесь, получается, вынужденно, а не добровольно…
Сложно это. Одно понятно лишь, что лучше не сомневаться ни в чём. И не нужно ничего усложнять, особенно намеренно.
Это место, которому я дал название Кирквуд, находится в центре всех туманов. Он везде, от него проистекает всё, и к нему же всё приходит. Он возникает, а потому и строится по себе и из себя, и является доступнейшим местом для посещения во всей Обратной Стороне. Можно даже сказать, что он, а точнее то, что его возводит, элементарно пронизывает всю Обратную Сторону. Мне даже приходило в голову, что туманы Кирквуда и есть искомое виртуальное, но шар, который про себя я назвал “Бобой”, настойчиво не соглашался со мной, показывая всё те же грани вод и гор. Поэтому Кирквуд становился все большей загадкой этого непостижимого мира каждый раз, когда я в нём оказывался. Изучением Кирквуда я и занялся в первую очередь.
Сначала я бегал по мирам, сменяя их от самого древнего до самого нового, прыгал межпространственно и часами медитировал с нескончаемым запасом спирта до наступления нужных мне осадков, после заходил в туман, и экспериментировал с Бобой. В любом случае, собирался ли я переместиться в другой мир или намеревался остаться в этом, Кирквуд воздвигал передо мной свои белоснежные, голубые и серые пассажи, я приходил к знакомым площадям, лавкам и баням, и общался всё с теми же покойниками. Они не имели тяги к спиртному, им чужда была актёрская игра и спортивные зрелища, не играли они и в карты. Они просто сидели на улице и пили чай.
Поэтому, не получая никаких внятных объяснений с того, что такое Кирквуд, я переключился на его жителей. Я носил им еживику, ежиков и пески, свиней, змей, камни, рыб и лисички, жвачку и пиво, даже безалкогольное. Эксперименты возымели успех в тот момент, когда я залил одному мертвецу в чай морской воды, и тогда я впервые увидел, как мертвец может ругаться. Как тогда и оказалось, – мертвецы оживают с соли.
Тогда я стал мешками таскать соль в Кирквуд, благо Боба позволял найти превеликое множество соляных карьеров. Знал бы я того предка, кто считал такие карьеры самым дорогим личным пространством, то и однозначно пожал бы ему руку.
Сколь я много соли не принёс, и как не оживлялся с этого город, – стоило уйти за новым мешком, как по возвращению всё становилось как прежде. С оживших мертвецов также было мало толка: они не могли знать где и по какой причине находятся, а ещё и не представляли как из этого города выйти. Да и что они находятся в городе для них было откровением.
И действительно, стоило мне пытаться вытянуть мертвеца из тумана, как я приходил к тому месту, с которого и принимал такие попытки. Из этого я уже имел достаточно информации, чтобы постигнуть хотя бы часть природы этого пространства: соль есть часть жизни, мертвецы не покидают Кирквуд, Кирквуд есть везде, где есть вода, а вода есть так или иначе в каждом пространстве, почему-то. Получалось, что Кирквуд – это самый обыкновенный, а потому и до простоты наивный облачный город.
Мало кому доводилось в своих представлениях бывать в небесах. Мои современники, конечно, бывали, и даже те, кто жил в минувшем веке, но, видимо, никому эти небеса не нравились до такой степени, чтобы детально прорабатывать небесное пространство в своих представлениях. Потому получалось, что они остались как естественные приложения всякому виду, дополняя основную композицию мира как её части, но очень абстрактной. Из этих абстрактных представлений и сформировался Кирквуд. Такими были мои суждения. Эту модель я принял, и стал по мере возможного, как умею, проверять на прочность.
Не проходило и недели чтобы меня, где бы я ни находился, не поглощали туманы Кирквуда. Его повсеместная навязчивость заставляла меня прятаться. Я уловил закономерность, что этот город – страшен, и куда настойчивее одиночества меня преследует, и в этот же момент я почувствовал, не предвосхитив своевременно этот факт интеллектом, что всё это время я не был один ни в коем случае. Кирквуд не мог быть Миром в Мире. Он – существо, всепроникающее, хищное, и для которого я – неперевариваемый, но слишком аппетитный кусок живой плоти.
Мои опасения подтвердились, когда неделю проторчав в пустыне, в открытую, прямо на солнцепёке, из пучин миражей я узрел суровую реальность окружающего меня тумана. Он, конечно, меня поглотил, и я снова оказался на знакомых улицах неисчерпаемого горизонта городских башен. Но потом всё стало не так, как обычно это должно было быть.
Неизвестно в какой момент это случилось, но я проснулся посреди забытья, где впервые встретил Шарку. Что тем более интересно, так это факт того, что я, во-первых, засыпал трезвым, а во-вторых, что засыпал я на прогретом пляже, при солнечном свете и ненавязчивом морском прибое.
