Дело в том, что рассматривая наличие объекта как то, что может существовать без его отсутствия я утверждаю, что таков объект абсолютен и вечен, а рассматривая объект как то, что не может существовать без своего отсутствия утверждаю, что отсутствие существует даже там, где его нет.
Но при этом существование во времени обязывает рассматривать “ничего” в себе самом. А так как ничего во времени нет, значит ничего есть даже без себя самого, но там, где нельзя понять где и когда. Ничего есть что-то, что без времени и неизвестно где.
Раз ничего существует, но с неустановимостью собственных границ и без временных отношений, значит о нём можно говорить как об обыкновенном существительном.
Понимая ничего как существительное здесь, можно понять ничего как существующее, но такое, которое выражено в чувстве, устремленного к границам времени и за его пределы.
Ничего не чувствование здесь и сейчас лишь утверждает об отсутствии во времени, но за пределами времени ничего не чувствовать невозможно, так как вне времени располагается область чувств в существующем.
Когда время абсолютно (бесконечно), значит чувствование существующего лежит за пределами принимаемого абсолюта, то есть в мире абсолюта с условием принятия иномирья вне времени. Когда время конечно, тогда следует наличие в чувстве всего существующего лишь с момента утраты чувства времени (в данном случае являющимся иллюзорным, “временным”). Когда времени уже нет не как абсолютного и не как конечного, значит я чувствую не “ничто”, а само время, его обратную сторону. В этом смысле отсутствие времени я уже чувствую не как всё существительное или сущее, а как существующее во времени, то есть поэтому ничего не могу определить логически без знания о том, какое есть время. Актуальное время известно, оно повествует о ничём, а значит, что в этом случае весь текст образует субстанцию, где объект (в данном случае “ничто”) и ничто существуют в себе. В этом самом смысле безвременье (отсутствие времени) позволяет творить субстанции, которые существуют в пределах некоторого иного, чем временного.
То, что отвечает за принятие этого “когда”, выступает сам объект принимающий это решение. Когда этот объект в абсолюте, он существует в нескольких мирах, когда в конечности, то он есть по отношению к смерти, когда во вневременьи, то в пределах интеллектуальных пространств. Это же самое “когда” находится в таких временных категориях, в каких отвечает условиям временного, но такого временного, которое позволяет в себе допустить существование вневременного, где в ином случае разговор о “когда” просто не имел бы смысла.
До разговора о фигуре принимающей решение о “когда” следовало бы к ней прийти. Чувство есть, так как я чувствую, что оно есть. Я могу чувствовать что есть, а чего нет. Иногда я не чувствую ничего, что проблема как моей личности, так и времени, в зависимости от ситуации. Зависимость от ситуации есть зависимость от времени и от себя самого, а значит я и время отдельны для ситуации, а значит ситуацию мы формируем по отдельности как разные, а не единые части. Моё я есть моё, а время есть не моё, но нечто от меня отдельное, именно поэтому я его чувствую не как себя, а как происходящее вне меня, так как время в себе есть моё время, то есть оно моё, то есть это я, и в этом случае я существую с собой и временем, без которого я не чувствую ни себя, ни время. Но существует ли время?, – и здесь мы возвращаемся на несколько параграфов назад. Я есть время – время конечно, Я есть во вневременьи – я чувствую сущее, Я есть в абсолюте – я есть во времени без прекращения его хода и соприкасаюсь с тем, что есть вне времени.
Что я пытаюсь понять в смысле происхождения чувства, то проистекает из представления, то есть попытка постичь разумом упирается в предел чувства, так как у меня нет существенных доказательств того, о каком “доме” я говорю с утвердительностью. Я говорю о “когда” как моменте, который утверждает один из домов. Существенное же говорит о ничем, потому о ничего-доказательстве дома понимается не как о существующем во времени объекте, а как моменте. Представление отсюда обладает качеством моментного времени, которое исторически обнажило чувство, истекающего от одного из домов, в котором есть сущее, данное в чувстве.
Я понимаю здесь дом как условие существования чувства о существовании чувства, и говорю о домах, так как их три, и утверждаю, что говорить о них я могу лишь в представлении, так как все мои рациональные утверждения упираются ни во что, то есть во время. Потому авторитетом в представлении является не частичный из представления аргумент, а само представление как аргумент, а в данном случае весь текст.
Существительное, то есть ничего, находит в себе силу не из определения, а из представления. Существенное, то есть ничто, обладает всем невообразимым спектром чувств, которые существуют в нём, и которые могут выражаться во времени посредством объектных конструкций.
Я выражаю ничто как существенное в собственном представлении с некоторой помощью, с тем, что мне было дано. Я знаю, что существительное и ничто это одно и то же, а несуществующее это всё, что не может существовать без ничего, то есть несуществующее это невозможное для существующего, но невозможное как временное качество, поэтому несуществующее может существовать только во времени, а без времени разговоры о несуществующем отпадают, так как отпадает само время, за счёт которого существующего может не быть. Значит всё существует, значит всё есть ничто, это ничто есть чувство, а чувство есть то, что позволяет воспринимать отношения этого ничего к себе самому, так как именно чувство времени утверждает о том, что было и чего не было.