Очнулись они от голоса. Кто-то настойчиво звал каждого, пробуждая, лишая возможности еще хоть немного отдохнуть, задержаться в царстве снов, где тепло, уютно и нет боли.
– Петр Олегович. Вы слышите меня? Петр Олегович, просыпайтесь, утренний обход… – звал кто-то Кочевника, слегка потряхивая за плечо.
Скривившись от внезапно накатившей дурноты, он с трудом открыл глаза и сразу же зажмурился от резанувшей по ним боли – свет в палате оказался слишком ярким. На глазах выступили слезы. Казалось, что в теле нет такого места, которое бы не разрывалось от боли. Мать твою! Его что, кувалдой бригада рабочих охаживала всю смену по очереди? Но за что? Надо же! Даже просто думать было больно. Голова гудела, в горле сухость, мысли пчелиным роем кружатся, жужжа где-то под самым потолком сознания, но больше всего болел левый бок.
Он лежал в кровати, укрытый серым колючим одеялом в комнате медицинского вида. Конкретно в этой палате он впервые, но тем не менее Кочевнику не составило труда с первого взгляда точно определить назначение помещения. Так. С местом положения определились. Теперь надо определиться с методом телепортирования сюда. Мозг начал напрягаться, понемногу вспоминать, что произошло с его носителем. Так. Похищение, погоня, перестрелка, ранение. Дальше что? Все как в бреду. Видимо Домовой привез его в Мончегорск… А Саша? Что с ней? Мысль о сестре заставила тело напрячься, собрать все силы в кулак. Нужно вставать, чего он разлегся-то? Нужно же в погоню…
– Тише, тише, вам нельзя двигаться, – легла на лоб теплая ладонь медсестры.
Разогнав появившуюся перед глазами муть, Кочевник смог рассмотреть ее внимательнее. Молоденькая, лет, наверное, двадцати от силы, симпатичная медсестричка. Даже более того! Таких он только на отцовской кассете, спрятанной под матрасом, видел… Белые форменные колготки, юбка чуть выше острых, юных коленок, передник с кармашками. В одном блокнотик виднеется с ручкой, во втором вроде бы какие-то бинты, в третьем пара шприцов. Поверх светлых, блондинистых волос, собранных в аккуратный пучок на затылке – небольшой белоснежный чепчик. Огромные черные глаза на приятном лице, взволнованно смотревшие на него, дополняли поистине ангельский облик медсестры. Алые губы, вроде бы без помады, а от природы такие, вроде бы что-то шепчут. Давление в теле мгновенно поднялось, зашумело в ушах, а вместе с ним начало подниматься и кое-что еще.
– Вам плохо? Позвать врача? – приятным голосом поинтересовалась медсестра.
– Нет, – сиплым от долгого молчания голосом ответил Петька. – Мне надо идти. Где… Где Домовой? Позовите наемника Домового!
Не переставая улыбаться, девушка настойчиво заставила его опустить голову обратно на подушку, остановив порыв пациента вскочить и мчаться куда-то сломя голову.
– Вам просили передать, что ваш друг уже уехал. Вам нельзя сейчас двигаться. Вы были сильно ранены. Пуля едва не задела позвоночник…
– Мелочь, – отмахнулся было Петька, но боль, прострелившая куда-то в кости таза заставила его взвыть.
– Тише, тише! – уже более взволнованно, бросив взгляд куда-то в коридор, попросила медсестра. – Давайте, я доктора позову? Вам нужно поставить обезболивающее…
– Не надо мне ничего! Мне идти надо! – кряхтя, словно старый дед, Кочевник попытался сесть.
Ага. Щаз! Организм не обманешь! Сказано лежать, значит лежать, а не слушаешь, так на тебе выстрел боли в ногу, в пах, а в позвоночник целую очередь. Мало? Тогда еще по голове словно из дробовика, чтобы все сразу заболело. Еще хочешь? Нет? Тогда лежи и не дергайся, слушай, что умные люди говорят!
Бросив тщетные попытки подняться, чувствуя себя отвратительно, Петька все же смирился со своим положением. Тяжело дыша, он вызывающе уставился на медсестру. Ох уж этот взгляд! Видел он такие уже не раз. Смотрят на его изуродованное кислотой лицо со смесью жалости и сострадания, отвращением и застенчивостью. Вроде вот и пожалеть хотят, а при этом сторонятся, как чумного. Кочевник ухмыльнулся. За почти уже двадцать лет он привык к таким взглядам, даже можно было сказать, устал от них. Ни жалости, ни сострадания, ни участия он не ждал. Ему бы поскорее остаться одному, чтобы проанализировать свой организм и приняться мысленно потоки энергии в теле выстраивать, как его научила живущая в одной из дальней деревень знахарка, и за мысли, плывущие куда им хочется, взяться, а медсестра все таращится… Пауза затягивалась.
Внезапно девушка улыбнулась, сделала шаг вперед и без смущения или отвращения положила свою теплую ладонь ему на лоб, ощупала висок, скользнула по лысому черепу.
– Температура, – чуть поджав губы, вздохнула она. – Я сейчас все же врача позову, а вы не вставайте, пожалуйста… – она смутилась. – Иначе меня будут ругать и накажут… Хорошо?
– Хорошо, – буркнул Кочевник, насторожившись.
Чего это она его трогает? Другие посмотреть боятся, а тут… Лапает и даже не кривится! И причем искренне, кажется, тревожится за него! Медсестра вышла. Эх, а он бы ее наказал!.. Петька вздохнул, прикрыл глаза, и сосредоточенно принялся анализировать состояние организма и души.
– Хреново. Все хреново… – он представил, как поток энергии течет по позвоночнику вниз. – Сестра похищена неизвестными уродами, которые пытали и убили Моргану. – Самый большой поток невидимой энергии он мысленно отправил к ранению. – Сашка наверняка рванул за ней один. Этот дурак, вот сто пудово, как всегда, пошел на поводу эмоций и отказался от предложенной ему помощи. – Второй, значительно меньший, невидимые руки отправили в грудь, еще пару тонких ниточек к конечностям. – Если это так, то нужно поскорее собираться, приходить в себя и отправляться на помощь.
Однако, закончив общее обследование организма, Кочевник пришел к выводу, что в ближайшее время, как бы он ни хорохорился, но присоединиться к погоне ему вообще не светит. Тут бы до туалета самому дойти …
Вернулась медсестра в сопровождении врача.
– Так! Что тут у нас? – бесцеремонно откинул одеяло хирург, и лишь сейчас Кочевник осознал, что на нем нет абсолютно никакой одежды.
Девушка смущенно отвернулась, принялась усиленно разглядывать на стене такое интересное и притягательное, завладевшее всем ее вниманием «ничто». Петька натянул одеяло на себя, дабы прикрыть стыд, пока врач, также бесцеремонно и нагло тыкая в рану пальцем, садистски интересовался: «Больно? А тут, а так, а здесь?»… «Да, мать твою, больно!» – хотелось взвыть во все горло и сломать лепиле нос, челюсть и обе руки со всеми пальцами на них, и тоже проникнувшись ситуацией, непременно поинтересоваться, «Ну, что, мол, больно?»… но при даме показывать слабость не хотелось.
«А ниче фигурка», отметил Кочевник про себя, сдерживая слезы от варварских телодвижений изверга в белом халате, сконцентрировав взгляд, пытаясь отрешиться от боли, на стройных женских ножках и обтянутой юбкой попке… Наверное, практикантка какая-то… Таких в Мончегорске только у Морганы можно было увидеть, но что-то Петька не замечал среди работниц тяги к медицине, если только это не касалось ролевых игр.
***
Проснулась Саша от голоса. Кто-то настойчиво звал ее по имени.
– Александра, просыпайтесь… Нужно сделать утренний анализ… Александра, вы слышите меня?
Тело болело. Казалось, что ее бригада профессиональных пекарей месила целую смену, аки тесто на хлеб. Голова гудит, в горле сухость, мысли спросонья пчелиным роем кружатся, жужжа где-то под самым потолком сознания, но больше всего болит левый бок, на котором она спала всю ночь, не имея возможности перевернуться или вытянуться. Подняв веки, она вздохнула.
Она лежала на откидной кровати, укрытая серым армейским колючим одеялом. Жесткая поверхность не способствовала спокойному и приятному сну, потому чувствовала девушка себя разбитой. Первые лучи едва появившегося из-за горизонта солнца, с трудом проникали в узкие окна, едва освещая внутренности бронемашины.
– Александра, – снова раздался голос Вильгельма, и Саша состроила страдальческое лицо.
Этот старик… Она все разом вспомнила. Надежда на то, что все, что с ней произошло, просто сон – улетучилась. Нет, это был не кошмарный сон, это была самая настоящая кошмарная явь.
Так как высота машины не позволяла стоять в ней в полный рост, старик сгорбился, нависнув над ней, от чего стал похож на гуля, которых девушка не раз видела на картинках маминых книг. Растрепанный, очки блестят, отражая утреннее зарево, и кажется, что это в полумраке его глаза адским пламенем светятся. Пальцы, скрюченные старческим артритом, похожие на когти, держат небольшую коробку, в которой находились три пробирки. Ученый требовал делать анализы крови каждый день по два раза, чтобы точно убедиться в чем-то, о чем ей пока не сообщали. Когда Александра вчера впервые увидела эти стекляшки, то жутко перепугалась, фантазия тут же нарисовала страшные опыты, которые над ней сейчас начнут ставить, но в итоге оказалось, что процедура довольно безопасная. У нее просто брали немного крови из пальца, а потом, размазав их по стекляшкам, закупоривали в пробирки с какими-то жидкостями разного цвета.
Взяв еще немного крови, ученый вышел из броневика, распорядился накормить пленницу. Кроме них в машине ехало еще пять человек: водитель и четыре бойца, и все они, как оказалось, были на улице. Холодный поток ветра ворвался в кабину автомобиля, Саша поежилась.
– Пойдемте завтракать и надо уже выдвигаться, – внимательно рассматривая пробирки, подняв их повыше так, чтобы в рассветных лучах было хоть что-то видно, недовольно проворчал старик. – У нас очень мало времени, а дорога – дальняя.
Девушка нехотя выбралась из-под одеяла, села, отряхнула одежду, в тщетной попытке ее разгладить, сонно потерла лицо, смахнув прилипшие к щекам и лбу волосы, зевнула. Ждать, пока ее насильно выволокут, она не стала и поспешила поскорее выбраться на свежий воздух. За ночь она немного успокоилась и определилась с моделью своего дальнейшего поведения. Было решено пока попытаться усыпить бдительность охраны и старика, вести себя послушно, выжидая удачного момента для побега, попутно собирая информацию о своих похитителях.
«Немой» тоже был на поляне. Он черным истуканом стоял рядом с профессором, замерев, словно дерево. Пару раз ночью Саша просыпалась, когда тело затекало особенно сильно, и с удивлением отмечала, что этот странный боец не спит. Ни лица, ни уж тем более глаз под темным, непроглядным забралом девушка рассмотреть не могла, но она прямо нутром ощущала, что «молчун» пристально следит за ней. Он тут же реагировал на все ее движения: то голову чуть повернет, наклонит ее, то корпусом дернется. За все время, что они ехали вчера, Саша также ни разу не видела, чтобы он ел или справлял естественную нужду. Вильгельм, например, видимо в силу своего возраста, просил останавливать машину каждые полчаса. Он отлучался в кусты, и каждый раз возвращался оттуда злым и дерганым. Ну, тут понятно! Александра улыбнулась.
В деревне, где она жила раньше с мамой, больше половины населения была стариками, и они постоянно ходили к ним за специальными травками, чтобы почки не мучили, ну и вся мочевая система работала более-менее отлаженно. Здесь же ученому ко всему еще и подолгу сидеть на одном месте приходилось, что не добавляло комфорта. Также девушка увидела у него признаки застарелого геморроя, что тоже пошло в копилку знаний. Для чего? Пока не понятно. Домовой учил подмечать все детали, авось когда-нибудь да пригодятся.
Так, скрытно наблюдая, она еще запомнила, что один из охранников довольно часто курит. Профессор запрещал делать это в машине, и парень выпрыгивал на «подымить» при любом удобном случае, когда машина останавливалась. Еще один выказывал ученому явное недовольство, и частенько между ними возникали небольшие споры и ссоры. Этому парню девушка старалась оказывать больше внимания, дабы внести в ряды охраны смуту и неподчинение. Домовой всегда говорил, что ей нужно учиться пользоваться мужскими слабостями, а самая большая из них, это чувство лидерства и собственности.
– Поверти хвостом перед одним, потом улыбнись другому, и все, между ними уже повиснет напряжение… – хитро прищурившись, приводил пример дядя, объясняя, как именно можно пользоваться своей красотой.
Этим Саша сейчас активно и занималась. То улыбнется охраннику, то вздохнет, то пуговку на рубашке расстегнет и, состроив милое личико, подует себе на грудь, вроде как жарко.
Еще был водитель. Мужчина в годах, упитанный, молчаливый. Судя по обрывкам фраз и тому, как он держится немного обособленно, он или нанятый работник, или просто не член команды. На привалах он не присоединялся к общим обедам, а лишь приоткрыв водительскую дверцу, высунув и поставив ногу на подножку, ел прямо за рулем. Он тоже нет-нет, да поглядывал на нее, особенно ценил ее вид сзади… потому Александра, переступив через собственную скромность и гордость, старалась демонстрировать водиле свою пятую точку. Ну, а что делать? На войне все средства хороши! – частенько любил повторять брат, собирая очередную хитрую, убийственную штуковину у себя в грузовике.
Так понемногу, исподтишка Саша изучала повадки похитителей. Сложнее всего дела обстояли с наблюдавшим за ней «молчуном». Он вел себя словно статуя, кукла или робот. Сидел не двигаясь, не ел, не пил, даже, кажется, не дышал. Черная одежда, в которую были затянуты все бойцы охраны, скрывала его фигуру, но по некоторым признакам девушка смогла определить, что боец щупловат, но при этом, как могла убедиться вчера, чрезвычайно быстр и силен. Возможно, подросток или просто худой человек. Ну, оно и верно, где тут массу наешь, если вообще ничем не питаешься. Лишь однажды, из разговоров, она услышала странную фразу, которая ее заинтересовала. Куривший боец спросил у напарника, когда «этого на кормежку вести», на что тот ответил, что «ему еще рано, профессор сам скажет»… Фраза была такой резкой и странной, что заинтересовала Сашу и не выходила из головы долгое время. «Кормежка»? «Вести»? Эти два слова никак не вязались в ее голове с образом человека, а в купе с тем, как «немой» себя вел, она все чаще стала думать, что это и не человек вовсе.
Питался сегодня отряд, как и вчера, армейскими сухими пайками. Несколько коробок из-под него стояли под Сашиной откидушкой. Прикинув пустое место на месте уже съеденных, она попыталась прикинуть средний расход. Выходило, что съедалось примерно четыре-пять пайков в сутки. Это одна коробка. Под кроватью их еще три, но было явно не меньше десятка. Выходит, что если она правильно все посчитала, Вильгельм со своими бойцами ехал за ней не менее недели. А если учесть, что по пути из неведомой лаборатории им попадались города и они могли питаться в нормальных условиях, дорога оказывалась еще длиннее. Это ж из каких, как выражался Домовой, долбеней они за ней приехали-то?! Девушка мысленно передернула плечами, выйдя из броневика, вздохнула и осмотрелась.
Машина остановилась в поле. Высокая сухая кукурузная ботва тянулась до самого горизонта, над которым показались первые лучи солнца, окрасив облака в голубые и малиновые тона, от чего глаза мгновенно заболели, словно на глазницы кто-то надавил. Саша моргнула, отвела взгляд, села на пустой стул перед небольшим костерком. Один из бойцов уже грел на нем воду в небольшом котелке, второй колдовал над банками из сухпайка, «немой» по-прежнему истуканом стоял возле профессора. Тот задумчиво рассматривал пробирки со свежей кровью и что-то бубнил себе под нос. Вильгельм смотрел на них с такой жадностью, словно это самое желанное угощение в мире, будто он вампир какой-то…
– Зачем она вам? – усаживаясь, поинтересовалась девушка, скрестив руки на груди, всем своим видом продолжая выказывать недовольство, бросая при этом осторожные взгляды по сторонам.
Хоть бы машина какая проехала что ли или обоз… Можно было бы сигнал какой-то подать, но дорога была пуста и безжизненна. Побег, действительно, уже не казался такой хорошей идеей. Куда тут убежишь? Ни еды, ни воды, ни направления. На дороге ее быстро поймают, а по полям… Передвигаясь по полям она, скорее всего, сама раньше заблудится, чем хоть куда-то выйдет. Придется выжидать.
– Ваша кровь, фройляйн, невероятно ценна! – отвлекся от созерцания растворявшейся красной жижи в пробирках Вильгельм. – И вы даже не представляете насколько! Я искал нечто подобное очень долго!
– Да? И что же в ней такого ценного?
Ученый убрал пробирку в коробку, закрыл крышку. Откинувшись в кресле, Вильгельм скрестил руки на животе, покрутил большими пальцами, о чем-то думая.
– Ну-у-у, скажем так, – начал наконец-то он. – Не сама кровь ценна для меня, а то, что содержится в ней. Вы – уникальная девушка, моя дорогая. В вашем теле заключена огромная сила, прорыв в науке, власть над этими землями или, если хотите, даже над всем человечеством! Огромное количество факторов сошлось воедино совершенно случайно, и получилось то, что получилось.
– Я не понимаю. Вы говорите какими-то загадками!
– Вы обо всем узнаете, но попозже, – улыбнулся старик. – Время еще не пришло. Скажу лишь, что благодаря вам – можно остановить все это, – ученый сделал широкий жест рукой, описав большой полукруг. – Или напротив, ускорить пришествие конца. Нужно лишь подтвердить мою теорию, и, как только я буду в ней уверен, сразу все вам расскажу. У нас с вами еще много времени впереди и будет о чем поболтать. Поймите, вы так молоды и красивы, мне просто не хотелось бы убивать вас только потому, что вы окажетесь не той, кем я думаю, и узнаете слишком много. Вы ведь этого не хотите?
– За мной придут! – насупилась Саша. – Вы знаете, кто такой Домовой?
– О! – ухмыльнулся профессор. – Конечно, знаю! Ваш дядюшка тоже очень интересный экземпляр, равно как и его друг, Кочевник. Я читал про вас и про ваши приключения.
– Читали?
– Да! Собственно говоря, благодаря одной забавной книжонке я и узнал о вас и о вашем уникальном случае.
– Ничего не понимаю, – нахмурила брови Александра, судорожно соображая, о чем именно может говорить ученый.
Вильгельм ухмыльнулся, оттолкнулся спиной от спинки кресла, подался вперед и, заговорщически подмигнув, продолжил чуть тише.
– Ваш приятель… писатель… Он, сам того не зная, сообщил в своей книге очень интересный факт, который меня заинтересовал. Мне пришлось ехать издалека, чтобы побеседовать с ним и… ну, скажем так, выведать кое-какие подробности…
– Что? – выкрикнула Саша. – Что вы с ним сделали?!
– Я? – улыбнулся профессор. – Ничего. А вот гравитация… Эх, деточка, она бессердечная собака… За что я люблю физику, так это за то, что ее законы нельзя нарушить даже за деньги или за статус…
– Вы! Вы убили его?!
– Ну, я же сказал, что не я…
Саша стрелой кинулась вперед. Мягкое рыбацкое кресло не способствовало уверенному старту, погасив начавшееся движение, но все же она успела. Кулаком она врезала старику по скуле, но была тут же перехвачена «молчаливым» сторожем. Он смёл ее, словно ураган. Повалил, подмял под себя, зарычал, прижимая руки к земле стальной, ледяной хваткой.
Старик закаркал, сплюнул кровь, сделал успокаивающий жест подорвавшимся бойцам.
– Ничего, ничего, – он посмотрел на ладонь, отер ее о траву. – Мы простим это фройляйн… Она дитя и не понимает, что делает…
– Да вы!.. Вы!..
– Да я, я! – ухмыльнулся Вильгельм, постучав «немому» по плечу и приказав отпустить девчонку. – На первый раз я вас прощу, но если вы выкинете еще что-нибудь подобное… – Саша встала, дернула рукой, вырывая ее из захвата «немого».
– Вы безумец!
Старик рассмеялся.
– Ох, знали бы вы, милое дитя, сколько раз я слышал эту фразу…
***
Проснулся Домовой от голоса. Кто-то настойчиво звал его, мыча над самым ухом, точнее под ним.
Тело болело. Казалось, его толпа пьяных наемников пинала всю ночь. Голова гудит, в горле сухость. Адски болит левый бок. Подняв веки, он тяжело выдохнул. Небо едва-едва посветлело на горизонте, сообщая о том, что утро уже не за горами… Конечно, гор-то никаких на востоке нет, равнина сплошная…
Он сидел на дереве, привязавшись к нему веревкой, для страховки. В бок упиралась толстенная ветка, в живот давил корпус пулемета. Усталость свалила практически на ходу. Здраво рассудив, что необходимо отдохнуть хотя бы часик, наемник остановил свой байк, заприметив у дороги несколько толстых раскидистых деревьев. Три ствола стояли близко друг к другу. Лучшего места для отдыха было просто не найти. Как рассказывал Филин, степь дальше будет тянуться до самого Турманска, в которой найти стоянку для одинокого путника, не имеющего бронированного транспорта, будет очень тяжело. К тому же стимулятор практически перестал действовать, и глаза, как и все остальное тело, начали уставать все больше.
Два мертвяка топтались под деревом, запрокинув головы и пытаясь дотянуться до человека, который, словно птица, усевшись на жердочке, спускаться пока не собирался, как они его не уговаривали на своем зомбячьем, мычаще-урчащем языке. У мужчины была лишь одна рука, а у женщины их не было вовсе. Со стороны это выглядело забавно. Стоит такой окровавленный, полуразложившийся дядька и размашисто машет конечностью, словно говоря: «эй, мужик, иди сюда… ну иди, чет скажу…».
Домовой зевнул, аккуратно перевалился с одной полужопицы на другую, хрустнул позвонками, поморщился. Спину прострелило болью от неудобной позы. Отвязав страховочный трос, перекинув кожаный портфель через плечо, он неспешно спустился, оттолкнул вялых мертвецов ногой. Те заерзали на земле, пытаясь подняться, но сделать это без рук им было довольно сложно, вот и мычали они, ерзая на спинах, приминая пожухлую, покрытую инеем траву, барахтаясь в грязи. Зевая, что твой крокодил, растирая лицо озябшими ладонями, наемник уселся в седло мотоцикла, нахохлился, как воробей, обнял себя руками. Тело вздрогнуло, напряглось. Потянувшись, попытался сосредоточить мутный спросонья взгляд на окрестностях. Мочевой потребовал опустошения, желудок – горячей и вкусной еды. Не зная, кому угодить первому, Сашка все же сперва решил облегчиться. С пустым животом ехать можно, а вот с полным мочевым – не получится.
Из «горячего» на завтрак снова была гречка. Пресная, по вкусу напоминавшая бумагу, она опять не смогла утолить голод, пришлось снова разогревать тушенку. Как и вчера, она намного быстрее набила пузо, и Домовой всерьез задумался о том, чтобы вовсе выкинуть всю опостылевшую гречку в ближайшую канаву или обменять ее на пару банок тушенки. Нынешнее мясо в ней, как говорят старики, намного вкуснее той бурды, что клали до катастрофы.
Перекусив, еще пару раз при этом, повалив настойчивых, мычащих мертвяков на спины, наемник двинулся в путь. Голова гудела, тело ломало от недосыпа и усталости, но нужно было двигаться.
В предрассветном морозце ехать было уже не так комфортно, как вчера. Тут Сашка пожалел, что двинулся в путь не на броневике, где было тепло и сухо, но тогда и выбора у него не было. Сейчас он, наверное, только-только бы выехал из Мончегорска и наверняка точно потерял след… До места стоянки «Волка», по прикидкам, оставалось не меньше пятидесяти километров, это два-три часа езды по такой дороге. Он специально проснулся так рано в надежде успеть хоть немного сократить расстояние перед тем, как преследователи двинутся дальше, ведь стоячую цель догнать проще, чем ту, что едет в том же направлении.
***
Место ночевки похитителей обнаружилось в тот момент, когда солнце только-только оторвало свой нижний край от линии горизонта. Примятая колесами и ногами трава, маленькое кострище… Можно, конечно, сказать, что все это не обязательно принадлежало именно тем, кто похитил Сашу, если бы не одна деталь. У догоревшего и почти остывшего костерка в траве он обнаружил резинку для волос. Он ее узнал! Наверное, племянница специально оставила ее тут, чтобы дать ему знак.
– Ай, умничка, – улыбнулся наемник, продолжая осматривать место стоянки похитителей.
В земле обнаружилось восемь странных углублений. Прикинув расстояние между ними, он предположил, что это ножки от стульев. Судя по расположению, кто-то сидел перед костром. Завтракали. В кострище обнаружилась недогоревшая коробка от сухпайка. По сбитой росе, глубине и свежести следа наемник сделал предположения, что машина, а она все также была одна, покинула место ночевки совсем недавно, примерно час или два назад. За это время «Волк» мог проехать уже километров пятьдесят-семьдесят. Дорога дальше становилась снова плохой, пошел чернозем, который в это время года расползался под колесами, словно болото. Сжав зубы до скрипа и снова жалея, что под задницей байк, а не броневик, Домовой кинулся в погоню.
Мотоцикл тащило юзом, постоянно приходилось помогать себе удерживать его ногами. Скорость была, по истине, черепашьей. Местами даже хотелось бросить железного коня и побежать налегке, все чаще складывалось впечатление, что так будет быстрее. Но здравый рассудок все же не давал этого сделать. Снаряжение на себе далеко не утащишь, а байк хоть как-то, но все же ползет. В какой-то момент наемник плюнул на попытки ехать по раскисшей дороге и повел мотоцикл по самой кромке поля, с удивлением отметив, что так двигаться намного удобнее. Иногда, конечно, заднее колесо сползало в колею, но в целом сухая трава делала сцепку с дорогой надежнее, а через десяток километров и сама дорога стала лучше, то ли солнце подсушило, то ли почва изменилась. Стали появляться небольшие объезды глубоких ям, и дело пошло веселее. Так, периодически останавливаясь, вслушиваясь в местность, не донесется ли до ушей шум двигателя преследуемой машины, наемник доехал до старой асфальтированной дороги. За плечами к тому времени уже находилась пара брошенных деревень на десяток домов, вытянувшихся вдоль тракта, и почти сотня километров.
Асфальт был хоть и старым, разбитым, но все же асфальтом. Несмотря на то, что трасса делала здесь плавный поворот, выехав на нее с проселки, наемник сразу смог определить нужное ему направление. На сером асфальте виднелись свежие грязевые следы, ведущие вправо. Если бы не они, он бы наверняка опять ошибся, проехав прямо, а так… А так направление снова имеется и остается лишь вжать ручку газа до упора и мчаться на запад до тех пор, пока похитители не будут настигнуты. «Волк» – военная машина, тяжелая, бронированная. Она не рассчитана на высокую скорость, вряд ли такой броневик может ехать быстрее ста двадцати километров в час, а байк Чеха, как вчера убедился Домовой, может по асфальту разогнаться даже до ста сорока. Значит, у него все еще есть шанс нагнать машину, пусть и не так быстро как хотелось бы. Главное снова не потерять след, а то мало ли, свернут куда, и ищи их потом на чужой, незнакомой земле.
Зеленый силуэт броневика мелькнул на горизонте примерно через час. Домовой оскалился. Догнал. Догнал урода! Ну, все, писец котенку! Пригнувшись к рулю, сузив глаза в одну линию, пытаясь испепелить «Волка», он выкрутил ручку до хруста, хотя уже, казалось, дальше некуда. Железный конь словно почувствовал напряжение седока, выжал из себя последние силы, постепенно ускоряясь.
Он несся словно стрела, все сокращая и сокращая расстояние. Наконец его заметили. Броневик выпустил в небо черный столб дыма, тоже ускоряясь, но было уже поздно. Они спускались с небольшого холма, и внизу, в долине, можно было рассмотреть город, куда так спешили похитители.
– Хрен вам! – рыкнув, вжимаясь грудью в бак, словно это поможет разогнать мотоцикл еще сильнее, выкрикнул наемник.
Километр… Полкилометра… Дистанция неумолимо сокращалась, и лишь теперь он задумался о том, а что, собственно говоря, теперь делать? Стрелять на такой скорости не выйдет, руль и так, как бешеный, дергается в руках, да и сам байк на выбоинах что настоящий конь брыкается… Ну догонит он броневик. А дальше-то что? До спуска на пулемете, лежавшем впереди, не дотянуться, из пистолета-гранатомета разве что шмальнуть, но это опасно, Саша ведь там. Не дай боги, «Волк» кувыркнется на такой скорости…
– Разберемся! – пообещал он сам себе и снова оскалился.
Сто метров… Дорога впереди делала крутой поворот вправо. Они уже спустились с холма и за небольшой сопкой, которую лента асфальта как раз огибала, снова начинался невысокий, но крутой подъем. Тяжелая бронемашина скинет скорость, чтобы не слететь в кювет, а на подъеме замедлится еще сильнее. Это шанс! Более легкий мотоцикл может войти в поворот почти не теряя скорости и, воспользовавшись прижимной силой, словно пуля, выстрелить, догнав броневик в одно мгновенье… Да, план был безупречным, и Домовой уже даже представил, как тянется вперед, вжимает спусковой крючок, когда скорость упадет до приемлемой, как пулемет бьет по обшивке… 5.45 не способен пробить такую броню, но заставить водителя нервничать может легко! Двух сотен пуль в мягком коробе должно хватить напугать до усрачки кого угодно, но, видать, луна сегодня была в Овне или в Стрельце, или в жопе у мертвяка… в общем, не в его знаке зодиака.
«Волк» мигнул стопаками, ушел в поворот, а навстречу, ревя двигателем, появился другой броневик, с установленным на крыше пулеметом… За ним, так же неспешно, выкатился второй. Домовой чертыхнулся. Мгновение, и мотоцикл в диком заносе слетает с дороги, а в то место, где он только что находился, врезаются крупнокалиберные пули. Твари, похитившие племянницу, вызвали подкрепление…
Мотоцикл, словно раненый зверь, прыгнул в сторону, пролетел несколько метров, ухнул с обочины в кювет, пробороздил глубокую колею, скакнул вверх, просел вниз. Его занесло сперва в одну сторону, потом в другую, колеса ударились обо что-то твердое, и байк, сделав полный оборот через бок, скинув водителя, влетел, проламывая мелкий кустарник, в небольшую рощицу. Домового тряхнуло, потянуло куда-то в сторону, закрутило, ударило, расплющило по земле, выбило дух. Если бы не защита и мягкая болотистая почва, летела бы душа наемника сейчас в рай, а так, видать, Фортуна все же решила улыбнуться своими кривыми зубами и ему несказанно повезло. Пролетев сперва с байком, а потом без него метров пятьдесят, наемник оказался в густом кустарнике. Голова гудела, тело болело. После такого лежать бы, не шевелясь, и ждать помощи, но не в его положении. Помощь уже спешила. Вон, слышно, как кареты «скорой помощи» заскрипели подвеской, из них повыпрыгивали «санитары» и несутся к нему с «носилками»… Разлеживаться было некогда.
Так. Быстрая проверка. Руки? Руки шевелятся. Ноги? Ноги вроде тоже. Ну и отлично!.. Берем второе в первое и тикать! Но сперва осмотреться. Байк. Вроде не особо пострадал. Стекло треснуло, слева защиту для ноги вырвало и так, помяло местами, но вроде не в хламину убило. Ящик экспедиционный треснул, у него днище отлетело, по всему пути следования неуправляемого коня вещи разбросаны, но это потом разберемся, главное пулемет вроде цел, повезло, что мотоцикл угодил в топкую часть мелкого болотца.