6 апреля 1919 г.[Гельсингфорс]
Мой дорогой друг!
Будь так добр, дай хороший совет: что мне делать с выставкой? Все отзывы очень хорошие и блестящие, но Atheneum[263] не появляется, и все покупатели исчезли. Возможно, я должен лично обратиться к Atheneum, но я полагаю, что такое персональное обращение неудобно. Дай мне дружеский совет.
Искренно преданный,
Н.Рерих
Поддержи.
[7–8 апреля 1919 г.] Понедельник [Гельсингфорс]
Родная моя,
Получил Твое письмо о Гулькевиче. Конечно, деньги надо достать, но это можно достать лишь в Сток[гольме] и Копенгаг[ене] – ведь и Особ[ый] Ком[итет] пресловутых 45 мил[лионов] еще не имеет на руках. Завтра опять иду в консульство – просто Голгофа какая-то! Сегодня читал письмо старика Баумгартена из Montreux[264] – там хороший полный пансион 9 франков!! Если франк – 2 марки, то и то 18 марок, еда там изобильна. Уже тепло и солнце.
Не понимаю, откуда у Гулевича оптимизм на этом фронте[265]? Здесь что-то не слышно. Правда, Колчак идет, но зато Венгрия и Бавария осоветились[266]? Скажи Иванову, что письмо ему мною послано. Кедрин меня удручает, ибо спелся с Виттенбергом[267]. Впрочем, что об этом говорить – надо вообще это дело кончать. Еще раз в Сток[гольме] расковырять их – и баста.
Пойду в Консульство. Имею депеши от Гулькевича и Броссе о том, что визы даны, но теперь всему боишься верить. Ведь в начале осени в Швед[ском] конс[ульстве] прямо сказали, что все в порядке, а через 2 дня вдруг откупорили – противоположное! Все это такое безобразие! Неужели Шкляверу дали бессрочную визу? Сегодня спрошу.
Обложка брошюры Л.Н.Андреева «S.O.S.»
Гельсингфорс, 1919
Прошу выслать 2000–3000[268] «S.O.S.» с черным рисунком[269] в Рус[ский] Комитет, [Ген]риховская, 20, на имя Ал[ександра] Ник[олаевича] Фену – для посылки за границу. Мы уже условились.
Нам навредил Сканд[инавский] Комитет включением меня в делегацию[270]. В силу этого [нрзб.] считают прежнюю визу недействительной. Переписываюсь с Гулькевичем. Получил письмо Макареско – помещение будет. Семье Шклявера разрешение еще не получено. Пойду через два дня – тогда напишу. Целую крепко.
Вторник
Б.Шейнин, верно, Тебе рассказал о моих походах за визами. Действую и надеюсь, все будет ладно. Вопрос о франках тоже решается. Часть устроит Гринберг, а затем Гуревич сказал, что он поручает Шкляверу поставить в мое распоряжение в Париже 25 000 фр[анков]. Расспроси Гуревича, скажи, что я Тебе писал, что он придумал какую-то особенную комбинацию со Шклявером, и Тебе хочется знать – какую. Мне хочется, чтобы он и Тебе повторил еще сам. Скажи Шкляверу, что я в четверг буду еще справляться у Швед[ского] конс[ула], и тогда ему напишу окончательно о визах.
Шклявер пишет, что будто бы Ты хочешь, чтобы я вернулся в Выборг, нужно ли это? Не его ли это выдумка? Ведь здесь каждый день то разговоры о визах, то о продаже. Как ты думаешь? Право на выезд и на въезд обратный я выхлопочу через Сенат – как раз завтра с Тальгреном иду хлопотать. Получил письмо от Макареско: пишет, что помещение найдет, хотя и очень трудно. Вечером у нас совещание у Карташова о политическом центре и о газете. Когда мы доберемся до спокойной возможности работы?!? О скором наступлении здесь нет и речи. Гессен говорит, что кто-то пускает эти слухи с целью провокации.
Позвони мне в четверг или пятницу от 9 до 9½ утра. Заказать можно с вечера из соседней кухни, № 30–71 или 30–80.
Пришли мне по 2 карточки всех для Швейц[арского] консула и по 3 карточки для Норвежского консула. Действую всюду!
80 марок за краски Гуревич мне отдал.
9 апреля 1919 г. Гельсингфорс
Любезный Гавриил Григорьевич,
В четверг сообщу Вам вести о визах. Действую неустанно – все очень осложнено. Привет Вашим.
Ваш Н.Рерих
Позвоните мне 30–80 утром [в] 9½.
[10 апреля 1919 г.] Четверг, вечер Гельсингфорс
Родная моя,
Дайте Потоцкому в Копенгаген, [в] Mission Russa[273], депешу по-франц[узски]: Prière télégraphie grand examents russes si possible avoir visa pour tenir examents[274] – наш адрес[275]. Здесь, в Гельсингф[орсе], экзамены начинаются в конце пасхальной недели и продолжаются месяц. Книги Билевич обещал мне достать, если найдет.
Сейчас здесь перелом отношений шел лучше или много хуже. Вследствие записки Сазонова здесь требуют признания независимости[276]. Все очень сложно. Тоже как отзовутся большевики на военные действия у[277] Суоярви[278]. Все крайне неясно. Будем надеяться, что и здесь судьба вынесет. Оптимизма здесь нет. Не знаю, откуда Гулевич так полон радугой?
Все-таки хорошо, что виза будет у нас, а вещи все-таки уже мобилизованы. Конечно, теперь трудно и говорить о выставке! Ну да она окупилась и все воздействие оказала. Значит, задача решена. Ну да, впрочем, может быть, тучи и разойдутся опять. Кто знает. Конечно, никаких англ[ийских] судов не будет, а единственная надежда – Колчак.
В субботу утром я опять в Шв[едском] Консульстве – сидеть в передней. Завтра – в Норвежском Консульстве. Какая служба. Пусть Шклявер пишет письмо в Сток[гольм]. Я сам видел бумагу, где ему одному виза на 2 недели. Этот Ливен всем нам только напортил и все усложнил[279], а теперь еще какая[-то] виза на Норвегию, кто это там так дурацки действует. Если квартира не сдастся – и черт с ней. Ведь за электричество этот гном должен сбросить. Все-таки веди ликвидацию полным ходом, она потребуется или в ту, или в иную сторону. Спроси Гуревича, чтобы он сам Тебе подтвердил о своей комбинации со Шклявером во франках. Тебе удобно спросить, точно из письма Ты не поняла. Скажи Гуревичу, что я очень тронут его отношением.
Целую крепко. Действую неустанно.
Н.
Пусть и Светка учится.
11 апреля 1919 г.[Гельсингфорс]
Дорогой и любезный Гавриил Григорьевич.
Я убедился, что и Вам Сканд[инавский] Ком[итет] исхлопотал только личную визу на две недели. Советую Вам и прошу Вас по телефону передать Тумаркину, что лучше всего подать прошение в Особый Комитет для включения в число платных вакансий, предоставленных Шведским Правительством. Вакансии еще имеются. Так мне сказал Фену. Шведский Консул, так же как и Пуаро, просто скоты. В отличие от них, Норвежский Консул принял меня сегодня трогательно любезно и обещал мне достать норвежскую визу[280].
Листы Ваши лежат у меня. Если хотите, пришлите мне прошение в Ос[обый] Комитет, и я приложу к нему и листы. Иванов приехал. Завтра ожидаю Архипова из Стокгольма. Дела все очень сложны. Приеду в четверг или пятницу – расскажу.
Мой искренний привет Вашей супруге и сыну. До чего трудно протолкнуться дальше. Точно вы пробираетесь среди лесов и дикарей.
Пожалуйста, пошлите 5000 «S.O.S.» для раздачи (черный рис[унок]) на имя А.Н.Фену, Генриховская, 20, Особый Комитет, для передачи бар[ону] Гревеницу (он обещал дать их за границу).
Преданный Вам,
Н.Рерих
13 апреля 1919 г. Гельсингфорс
Дорогой и любезный Гавриил Григорьевич.
Вернулся М.Н.Архипов и сообщил, что Сканд[инавский] Ком[итет] сейчас имеет для Финляндии 200 000 ф[инских] марок и 100 000 рублей. Что казначей не посылал их, не имея отчета от Выборга (!?!). Так или иначе, неприятности устранены, и члены нашего Представительства могут спокойно заниматься полезным делом сбора средств без всякой, вредной для дела, поспешности. С другой стороны, и получающие субсидии могут быть успокоены. Во всяком случае, делаем, что можем, лишь бы дело военной организации не потерпело ущерба. В среду можно сообщить это собранию.
Архипов полагает, что устанавливая дружественный контакт с действиями Особ[ого] Комитета, не представляется нужды полного слияния Комитетов, ибо Особ[ый] Комитет не выдает средств на тот же предмет, как наш Скандинавский. Чувствуется, что личное воздействие в Стокгольме очень нужно, и потому наша делегация является очень уместной и неотложной. Только на месте можно будет установить план будущих средств, ибо переписка, очевидно, мало способствует ясности.
Не было ли у Вас также вестей из Стокгольма?
Вернуться надеюсь в субботу утром. Привет мой Вашей супруге и сыну[281].
Искренно преданный Вам,
Н.Рерих
Май 1919 г. Стокгольм Русская дипломатическая миссия
Уважаемый г-н Поллок,
Я был бы Вам весьма признателен, если бы Вы, когда будете в Лондоне, походатайствовали о получении разрешения на въезд в Англию для меня и моей семьи.
Мне предложили провести выставку моих картин в «Leicester Gallery»[282], а это требует моего присутствия, также я бы хотел, чтобы мои сыновья имели возможность завершить в Англии свое образование.
Едва ли мне, вице-президенту Русского комитета в Выборге, нужно говорить о том, что я являюсь убежденным противником большевистского режима в России. Я покинул Россию в сентябре 1917 года и с тех пор проживаю в Финляндии.
Я располагаю достаточными средствами для проживания в Англии[283].
Являюсь членом Англо-русского литературного общества.
[16 августа 1919 г.] Лондон
Дорогой Игорь,
Пишу вторую весточку – отзовись! Как живете? Уже месяц как я в Лондоне[285]. Ставлю «Сказку о царе Салтане» и «Китеж» для Бичема (Covent Garden)[286]. Мой адрес: London, 88, Queen’s Gate.
Как твоя семья? Как дети? У меня Юрик – уже студент[287]. Мои выставки были в Стокгольме, Копенгагене, Гельсингфорсе.
Что ты творишь?
Твой Н.Рерих
29 августа 1919 г. Лондон
Дорогой Игорь,
По твоему письму вижу твое настроение и твое отношение к большевикам. У меня – такое же. Жаль, что многие наши друзья работают и делают им рекламу – этому адскому веку [нуворишей].
Наш Степа у них занимает какое[-то] значительное место, и, по словам Коутса, очень им полезен[289]. Времена!
Не думаешь ли, что к летнему сезону хорошо возобновить в новой постановке Мясина нашу «Весну». Здесь она произвела бы впечатление. Как полагаешь? Сейчас здесь интерес к русскому велик[290].
Что твои дети – велики ли? Как супруга твоя? Сейчас я много работаю.
Сердечно твой,
Н.Рерих
[Не ранее 12 ноября 1919 г.] [Лондон]
Дорогой Игорь,
Слушаю с восторгом [об] успехе твоего «Соловья»[292]. Нет ли у тебя «Весны священной»? Не пришлешь ли мне экземпляр[293]?
Не проясняются наши Русские дела! С огорчением читаю невеселые вести. Тоскливо.
Еще раз спасибо за радость в «Соловье».
Привет твоим.
Н.Р.
21 ноября 1919 г. Лондон
Дорогой Игорь,
Спасибо за весточку. Среди русского ужаса всякая дружеская рука особенно тепла – особенно, когда видишь, что весь свет мыслит, как бы унизить все русское. И сколько притом лицемерия, и сколько улыбок, и сколько блеска запломбированных зубов. И душа тоже запломбирована. Жаль, что не можешь прислать «Весну» – я ведь жду обещанный экземпляр с надписью. Вещь, мне посвященную, и вдруг ее именно не имею.
Вся Твоя часть «Соловья» прошла прекрасно. С большим успехом, и оркестр звучал очень хорошо. Зрительная часть была плоха, а третья картина шла в палатке из «Тристана». Все в Covent Garden утеряно. Вообще антреприза Бичема – сущий кабак, если не сказать хуже. Куда там наша Калуга! И работать с ним просто немыслимо. Единственно хорош оркестр, и потому положение композитора наилучшее. И как я рад сознавать, что твоя музыка настолько безмерно выше французов, показанных Дягилевым. О, там еще этот бездарный Cocteau со своей чепухой. Дягилев-то это все видит и понимает[295]?
Сейчас буду сочинять новые варианты декораций к «Весне»[296] и реставрируем «Игоря», который в пути совсем поизносился[297].
Крепко целую тебя, дорогой Игорь. Всем твоим шлем дружественный привет.
Сердечно твой,
Н.Рерих
Пришли мои картины из Финляндии, и теперь мыслю о выставке. Написал много нового.
22 декабря 1919 г. Лондон
Сердечный привет к Новому Году!
Дай Бог тебе написать во славу подлинной России еще много прекрасных вещей.
Твой Н.Рерих
24 июня 1920 г. Лондон
Дорогой Мастер,
Пусть слова мои напомнят Вам о России, где рожденные Вами прекрасные поэтические образы несут красоту и утешение человеческой жизни, а Ваша личность окружена ореолом восхищения и почитания. Вы приносите в современную жизнь ту возвышенную духовную радость, которая дает силы искателям сияющего будущего.
Примите самый сердечный привет от русского художника.
Искренно Ваш,
Н.Рерих
20 июля 1920 г.[Лондон,] 25а Queens Gate Terrace S.W.7
Уважаемая мисс Фрост,
Благодарю Вас за любезное письмо. Я был бы весьма признателен, если бы Вы смогли послать картины по следующим адресам: номера по каталогу 42, 58, 90, 97, 105, 138 – в Русское посольство, Chesham House, Chesham Place. Все остальные – по месту нашего проживания: 25а Queens Gate Terrace S.W.7.
Будьте добры, оповестите, когда я смогу их получить.
Надеюсь, я не причиняю Вам слишком много хлопот. Заранее благодарю Вас.
Искренно Ваш,
Н.Рерих
Р.S. Только что получил Ваше письмо от 20-го числа и сожалею, что не могу снизить цену на каждую из упомянутых Вами картин более чем на 10 фунтов, так как по контракту обязан заплатить м-ру Марчанту[299] («Галерея Гупиль»[300]) 40 %.
26 июля 1920 г. Лондон
Дорогой Мастер и Друг,
Уже довольно давно, с тех пор как книги Вашей поэзии стали для меня любимым чтением, я мечтал когда-нибудь встретиться с Вами.
Теперь эта мечта не только осуществилась[301], но я стал обладателем Ваших бесценных строк.
Шлю Вам сердечный привет и благодарность, которую можно выразить лишь одним из самых прекрасных русских слов «Спасибо», что означает «Да благословит Вас Бог».
Всегда Ваш,
Н.Рерих
[29 октября 1920 г.] Пятница [Нью-Йорк]
Дорогой Юрик,
Все мы радуемся Твоим письмам[302], удачам и завоеваниям. У нас пока идет работа по каталогу. Пока заявили желание иметь выставку: Чикаго, Толедо, Буффало. Каждый день ездим в Бруклин. Ждем завтра, в субботу, какого-то директора насчет Рембрандта. Все не идет так быстро, как хочется, и Бринтон не понимает, что деньги так нужны. Дал ли ты Ланману studio[303]? Когда увидишь Камурашвами? Завтра Света идет в Колумбию[304] уговариваться. В воскресенье у нас Больмы, а обедаем у Саны. За эту неделю я сделал две пастели. Теперь надо залечивать разные поломки в картинах.
Итак, все работаем. Как только решим что-либо денежное, так и напишем, чтобы ехал на воскресенье. Очень хотим Тебя видеть. Получил ли мамино письмо на Greys Holl[305]? Как Устиновы?
Крепко целуем тебя.
Н.Р.
[31 октября 1920 г.] Воскресенье [Нью-Йорк]
Дорогой Юрик,
Не получили сегодня, в воскресенье, Твое письмо и опечалились. Почему нет его? Мама все, бедная, в кухне, даже руки попортила. Вчера был директор Wyer, ему Rembr[andt] понравился очень, хоть бы ускорилась продажа!
Сегодня днем у нас Больм с Кошиц. Обедаем у Саны. В понедельник с утра опять за каталог в Бруклине. Только завтра привезут книжный ящик. Завтра страшный день – платеж за квартиру и прочие расходы. Хоть скорее получка денег!!!
Видел ли Ты Комурашвами? Что за тип он? О Тагоре так ничего и не слышно. Как выглядит Ланман? Вчера у нас были сильные стуки в стол – вечером сидел Дерюжинский. Он боится, не устарел ли Бринтон.
Пиши, милый. Все мы ждем Твои вести.
Целую крепко.
Н.Р.
[Между 4 и 7 ноября 1920 г.] [Нью-Йорк]
Дорогой Юрик,
Посылаю бумагу[306]. Только сейчас нашли поручителя. Бринтон отказался. Видимо, с Рембрандтом все затягивается. Теперь ищем заложить серьги и начать продавать мои вещи. Kingore, кажется, хочет взять на продажу. Очень радуемся Твоим успехам и сочинениям. Сеансы у нас были. Явления развиваются, но Сахнов[ский] и Дерюж[инский] еще очень далеки от гармонии. Были мы на лекциях Dinshah’а – или низший факир, или шарлатан. Видели Тагора. Он у нас [будет] в понедельник. Всякое Твое письмо нас очень радует. Не пойму, имеет ли Тагор здесь успех. Опять он говорил о приезде Твоем в Шантиникетан[307].
Нет ли в Универс[итете] материалов по «Атлантиде» – по Мексике?
Крепко целуем Тебя.
Твой Н.Р.
[25 ноября 1920 г.] Четверг [Нью-Йорк]
Дорогой Юрик,
Вчера был интересный сеанс. Были даны 7 пунктов[308]. Главное: 1) помогать людям, базируясь на данных духами советах, 2) искать волны электронов. Последний, 7 §: «Мировая энергия спасет мир». Потом Авинову была фраза: «Архиерею скажи, пусть поможет беженцам»; вопрос: «чем?», [ответ: ] «в прессе во имя Христа». Сидели до 3 часов. Сегодня у нас масса каких-то там людей, – значит, от 2–5 опять будет базар. И так каждый день.
О займе дело идет в 3-х местах, но тоже пока окончательных ответов нет. Хочется, чтобы суматоха кончилась и явилась возможность работать.
Ты хорошо сделал, что переехал[309]. Вторая лекция Тагора была превосходна[310]. Он будет в Кембридже, кажется, 8 декабря[311]. О пути говорит, о том, что ждет тебя в Шантиникетан. Сейчас ты – самый счастливый, ибо сидишь с книгами; хотелось бы и мне скорей – за картины.
Целую Тебя крепко,
Н.Р.
14 декабря 1920 г. Вторник Нью-Йорк
Дорогой Юрик,
Повидай ученика Рамакришны[313] – интересно. Привези Бостонский журнал, где обо мне статья. Выставка идет[314], хотя хлопот много. Кажется, удастся малый заем, но боюсь утверждать. Приехал Саминский. Сейчас едем перевозить картины.
Целуем.
Твой Н.Р.
14 января 1921 г. Нью-Йорк
Дорогой Юрик,
Если Тагор еще там, не даст ли он мне очень хорошую рекомендацию в журнал «Asia»[316]? Надо туда проникнуть. Есть предложение 500 дол[ларов] за «Песнь Леля»[317] – пожалуй отдам. Кошиц обругали газеты, и мы очень скорбим[318]. Когда мне приезжать в Бостон[319]? Как прошел завтрак?
Целуем.
Н.Р.
23 января 1921 г.[Нью-Йорк,] 1 West, 67 Street
Дорогой Владимир Анатолиевич.
Спасибо за привет и за вести. Здесь моя выставка составила целое событие – народ ходил толпами – более 30 000 человек.
Сеансы наши развиваются в сторону сообщений очень важных. Причем руководители стараются внушить наиболее серьезное отношение к делу. Хотели дать связь с Лондоном – не имели ли в виду Ваше сообщение[320]? Мы сидим всегда по средам в 8½ час[ов] вечера. Перенести кружок в иное время нельзя. Попробуйте посидеть в позднее время – тем более что темнота и ночной покой способствуют волнам передачи. Сидим мы в моей мастерской. От 3-го до 12 февр[аля] я буду в Бостоне в Art Club[321] и попытаюсь сидеть с Юриком, но лучше бы попробовать в среду, после 12 февраля. Можно добиться глубоких результатов.
Не пригласите ли к себе Жаринцову[322]? (Golders Green, N.W.4. «Raphael Cottage». Wild Hatch. Hoop Lane.) Я ей послал два письма, но ответа не имею.
Много здесь хлопот. Утомляют общественные выступления.
Мои шлют Вам привет.
Искренно Ваш,
Н.Рерих
Извещайте о Ваших наблюдениях и явлениях. Но не давайте себя усыплять.
31 января 1921 г. Нью-Йорк
Дорогой Юрик.
Выезжаю в среду в 12 час[ов] дня. Буду вечером. Рад повидаться. Как было в субботу[324]?
Целую.
Н.Р.
31 января 1921 г. Нью-Йорк
Кажется, я ошибся днем. Выеду в четверг, 3 февр[аля], в 12 час[ов] дня (а не в среду).
Целую.
Н.Р.
[Не позднее 26 февраля 1921 г.] [Нью-Йорк]
Дорогой Юрик.
Передай мой привет Pepper’у. Выясняй следующее:
1) Четыре крупнейших имени русских: Vrubel, Seroff, Somoff и я.
2) Не только в прежней России, но и теперь мои вещи ценятся особ[енно] высоко. Ты знаешь иностранные и русские музеи, где наши вещи.
3) Знаешь мое учение о 4-м интернационале – красоты и мудрости. В политике мы не участвуем.
4) Оценка Тагора (your art is great[327]) и лучших иностр[анных] и рус[ских] критиков.
5) Не хотят ли перевести статью Андреева[328]? Посылаю статью «New March»[329]. Дай Pepper’у.
6) Положение leader of art in Russia[330].
7) Крупнейшая школа.
8) Пророческие картины перед войной и революцией.
9) Строил Буддийский храм[331].
10) Первые рус[ские] картины в Victoria Albert Museum[332].
11) Участие в теософии (если полезно) ‹…›[333] (если не повредит).
12) Знаток старинного искусства. (На археол[огию] не напирай).
На выст[авке] проданы две вещи. Был Отто Кан – в восторге.
Ну, работай и сам, и для успеха выставки.
Целую крепко.
Н.Р.
Скажи Pepper’у, что его фамилия по-русски читается Roerich (Рорич).