Николай Рерих
Письма. Том III (1936)

Полная версия

35
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

27 февраля 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

По поводу предложений, связанных с добрыми намерениями Клайд, как только картины освободятся из темницы, предлагаю следующее:

1. Придется отобрать группу в шесть картин, ценами от тысячи до двух тысяч долл[аров] и размерами вроде номеров с 63 до 70 от 1932 года. Вероятно, из них придется дать адвокатам.

2. Вся остальная группа, находящаяся в «Холдингс»^[139], должна быть оттуда изъята, и о ней предлагаю начать следующее: с огромнейшей уступкою я хотел бы за эти картины получить хотя бы сорок тысяч долл[аров] чистыми. Конечно, по нынешним временам нелегко рассчитывать на такую выплату, хотя бы и при такой огромнейшей уступке. Чтобы облегчить положение вещей, можно бы согласиться на плату по десяти тысяч долл[аров] в год на четыре года. Это будет тот минимум, который нам необходим. Ведь среди этой группы картин много картин и по пять, и по шесть тысяч, а эти цены были назначены в то время, когда доллар был полновесным и еще не упал почти наполовину. Говоря о необходимом минимуме, не забудем, что на нас осталось и полное содержание Института «Урусвати», и поддержание Европейского Центра^[140], и все огромные расходы по корреспонденции, связанной с культурно-общественной работою. Вся эта работа ради будущего не может быть нарушена – Вы сами это отлично понимаете. Если Клайд полна добрыми планами, то такое дело должно еще более зажечь ее. Если же она поверх десяти тысяч заработает и для себя, то это будет лишь законным заработком. Для нее говорить о такой целой группе картин, которая может быть постепенно распределяема по коллекциям, представляет несравненно большее и более увлекательное дело, нежели продажа какой-то отдельной картины. Да и те лица, с которыми она разумно и осмотрительно стала бы говорить, легче поймут и огромную уступку, делаемую на целой группе. Когда Вы подсчитаете цены всей группы, то увидите, о какой огромной уступке я говорю. Итак, в надежде, что узники скоро будут выпущены, начните теперь же неотложно переговоры о таком предложении. Между прочим, не нужно ли дать Вам доверительное письмо, чтобы по нему Вы могли получить из темницы эти мои картины? Все стоит настолько неотложно и настолько остро, что ответ Ваш будет ожидаться с обратною почтою. Подчеркиваю, что само новое положение Клайд дает ей новые возможности для расширения ее кругозора. Приложим все усилия к тому, чтобы сущность работы не нарушалась.

36
Н.К.Рерих – Г.Г.Шкляверу

28 февраля 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Дорогой Георгий Гаврилович, несмотря на необычные снежные заносы, происшедшие здесь, Ваше письмо № 5 все же дошло. Уже несколько дней сидим без телеграфных сообщений, ибо линия была повреждена снегами. Таких поздних снегов здесь не запомнят. Очень характерно то, что Вы сообщаете о газетной заметке в «Геральде». Может[е] всем определенно говорить, что эта заметка, конечно, сделана с явным клеветническим намерением. Экспедиция кончилась, отчет только что послан, а в феврале и марте, как всему миру известно, никто семян не собирает. Ни я, ни Юрий никогда не собирались поступить или оставаться на службе Земледельч[еского] Деп[артамента]. У меня имеется определенная бумага, что Деп[артамент] предлагает мне «ту лид энд ту протект Американ экспедишен»^[141]. Но оставаться служащими Деп[артамента] мы никогда не собирались, а почти двухлетняя экспедиция, во всяком случае, не могла быть сделана бессрочной. Мой заработок – мои картины, и почти два года было потеряно для моего искусства. Итак, и эта клевета подстроена предателями, но с теми же негодными средствами. Больше того, у нас имеются телеграммы от Департ[амента], в которых нам предлагается ехать в Кукунор в сентябре, на что мы должны были категорически ответить отказом. Причин много: во-первых, мы могли бы доехать туда лишь в октябре уже по окончании семенного сезона, а во-вторых, эта местность была занята шестидесятитысячным корпусом красных китайцев, и мы попали бы в безысходную ловушку. Эти обстоятельства были нами определенно телеграфированы Департам[енту], и у нас имеется ответ, что Деп[артамент] признаёт непрактичность своих предложений. Все это очередная клевета. Ведь сейчас, судя по газетам, в Америке происходит какая-то волна преступности. Многие американцы покидают страну, так перепечатывают здешние газеты американские сообщения. Как Вы знаете, Линдберг должен был спастись в Англии, а теперь многие крупные деятели переселяются в Австралию. Хорш с двумя сообщницами показывает во всей своей мрачности^[142]. Но каждое их отвратительное действие вызывает к жизни новые светлые силы. Не было ли от Вас какого-либо пакета, адресованного Хоршу, полученного там 9 янв[аря]? Мы понимаем, что там видели Ваш конверт Хоршу, и нас спрашивали об этом. В чем дело?

Е.И. сомневалась, выдержит ли Шено данное ему испытание. Удивительно сложна психология – оставаться членом Комитета, но не входить в президиум, ведь разница невелика. Из письма Гавр[иила] Гр[игорьевича] мы поняли, что Шабас остается, и, таким образом, хотя бы за отсутствием председателя остается вице-председатель и генеральный секретарь, иначе говоря, Комитет существует. А тем временем уже в спокойном темпе можно подыскать председателя, отвечающего задачам Учреждения. Следует подыскивать какие-либо платные Общества, которым можно было бы под временное заседание сдавать наше помещение. Тем самым можно хотя бы частично облегчить вопрос о сумме на помещение. Ведь Вы знаете, насколько все напряжено, и нужно найти возможности, чтобы продержаться это трудное, но высокостроительное время. Только слепой не видит, куда все идет. Ко времени выявилось и предательство трио в Нью-Йорке. Ведь с такими типами никакая строительная работа не была бы возможна. Если они для начала выявились с присвоением чужих шер, то что же можно было ожидать в будущем?

Наши группы проявляют прекрасное понимание происходящего. Уже не говоря о Филадельфийской группе, о новом Комитете в Нью-Йорке и о др[узьях] в Южн[ой] Ам[ерике], и Латв[ийское] Общ[ество] показало себя с самой лучшей стороны. Как только туда было прислано циркулярное письмо от трио, они сейчас [же] в оригинале препроводили его к нам, а мы в свою очередь имели возможность дать такой оригинал адвокатам. Имейте в виду, что незаверенная копия не имеет значения, – адвокаты требуют оригиналы, или фотостаты, или в крайнем случае копии, заверенные магистратом. Любопытно, как ответят мадам де Во и М.А.[Таубе] на письма от наших верных сотрудников? Если де Во так предупредительно, как Вы сообщаете, вошла в сношение с неизвестным ей Хоршем, то не может же она оставить без ответа фактически письмо противоположной стороны. Особенно печально, что во всем этом и некоторые наши соотечественники принимают самое горячее участие. Велико среди них разложение. Макар, разбросавший шишки, потом вопит для себя же об их последствиях. За каждую мою помощь русским русские же меня и поносили. Немало было русской ругани после того, как я помог Харб[инскому] Дому Милосердия, где призреваются самые несчастные старики. Ругали меня за помощь инвалидам-комбатантам в Харбине. Поругали и за помощь русским больницам, а каждая помощь отдельным лицам вызывала прямо какое-то злобное рычание. Да ведь и «Священный Дозор»^[143], данный в пользу Дома Милосердия, запрещен русским цензором. Ведь и Васька Иванов не испанец. А Родзаевский и Голицын не португальцы. Вот провокатор Петерец, изрыгавший клевету в Шанхае, уже арестован франц[узской] полицией. Так все клевещущие несут определенное клеймо, которое рано или поздно обнаруживается. Посылаю для Вашего архива только что появившуюся статью лучшего поэта Латвии, появившуюся в газете «Сегодня» 8 февр[аля]. Характерно отметить, что «Сегодня» до сих пор была явно враждебной. Итак, наши адвокаты уже уполномочены нами вчинять иски о клевете, предупредите об этом и всех клеветников, буде с таковыми встретитесь. И бывшая председательница де Во, и прочие должны об этом знать. Никакие большие имена нас не запугают, чем шире дело, тем ярче будет и Правда. Сердечный привет Вашим родителям и всем друзьям. Так будьте бодры, зная о сужденной победе.

Духом с Вами,

Р[ерих]

37
Н.К.Рерих – Р.Я.Рудзитису

2 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

ДОВЕРИТЕЛЬНО

Дорогой Рихард Яковлевич,

Пишу вам и от себя, и от Елены Ивановны. Она очень больна – кроме сердечных явлений также есть и воспламенение центров, а это всегда требует особой осмотрительности. При нынешних напряжениях, конечно, всякие такие явления еще и усиливаются.

Мы оба были глубоко тронуты Вашим доверительным письмом, а потому и пишем доверительно.

Вы совершенно правы, относясь особенно осторожно к Обществу ввиду всяких нынешних настроений. Такое время действительно нужно пережить, всячески избегая каких бы то ни было осложнений. Очень хорошо, что у Вас имеется и Комитет-Правление. Таким образом, другие Ваши соображения сглаживаются и не должны вызывать каких-либо резких разногласий. Если, как Вы пишете, у Вас предстоят выборы, то по нынешним временам желательно было бы избежать каких-либо перемен. Когда так много всяких злопыхательных глаз кругом, то и всякое действие ими было бы истолковано вредительски. Вы сами знаете, какими событиями наполнился мир. Этот Армагеддон сказывается решительно во всех проявлениях всех масштабов. Наверное, Вы и все Ваши друзья по Обществу такого же мнения и понимаете, что какие бы то ни было изменения сейчас нежелательны. Конечно, мы чуем все Ваши соображения, но и Вы так же, как и мы, отлично понимаете особые обстоятельства.

Очень драгоценно, что «М[ир] О[гненный]»^[144] уже печатается. В присланных Вами корректурных листах опечаток не было. Если нужно соединить два параграфа в один, то очень удобно соединить 509 и 510. Впрочем, если бы вместо шестисот семнадцати параграфов оказалось [618], то это вполне возможно. Сделайте так, как в данном случае удобнее. Или соедините эти указанные параграфы, или допустите 618-й, последний.

Вероятно, Вы уже получили манускрипт «Общины»^[145]. Будет прислан и рисунок для обложки с годом, который должен стоять на ней. Как в книгах того времени, в этой книге не нужно включать последнюю страницу с общим перечнем и адресом. Цвет обложки для «Общ[ины]» должен быть подобен цвету двух первых книг^[146].

Большое спасибо за присылку статей Перова и Судрабкална, обе они очень интересны. Таким образом, по-видимому, антагонизм, бывший в «Сегодня», сломлен. Пожалуйста, передайте двум авторам мой сердечный привет. Все трудящиеся на ниве культуры должны взаимно понимать друг друга и участвовать в одном крестовом походе за великое начало просвещения. Ведь положение культуры сейчас настолько поколеблено, что даже люди начинают стрелять в знак Красного Креста. Вот Вам и охранение духовных ценностей. Тем более все культурные работники должны объединяться. Ведь путь Света един.

Не может быть губительных препирательств там, где нужно служить Живой Этике и Культуре. Много терпения должно быть положено на такой пашне. Конечно, во всем и всегда мы предполагаем самодеятельность. Всякое насилие невместно культуре, но самодеятельность сильна истинным содружеством – которое есть не что иное, как сотрудничество. Каждое живое сердце подскажет, где добро и где истинная культура. Пример происшедшего в Америке с тремя апостатами весьма поучителен. Обуянные злоумышлением и корыстью, они выказали себя акультурными, но тем ярче возгорелись все лучшие, в сердцах которых истинная культура была жива. Карл Иванович поступил прекрасно, прислав нам оригинал полученного им злопыхательного циркуляра. Конечно, хорошие члены Трэстис и новый Комитет Друзей Музея скажут и свое слово. Каждое восстановление истины требует времени, но зато и в этом процессе выражается множество строительных обстоятельств. Отбор ликов необходим.

Тот же отбор ликов происходит не только в мировом плане, но и в двух планах. Даже внешние сведения газетных листов показывают умеющим читать глубоко размер происходящего. Об этих сроках было известно. Конечно, толковались они многоразлично, но внутреннее их значение издавна предчувствовалось. Возносится Чаша, и не может быть незначительным время такого возношения.

Елена Ивановна и я так радуемся всем Вашим и прочих сочленов письмам из Риги. Группы Живой Этики, конечно, всегда нужны, но сейчас они нужны чрезвычайно. Вы уже не раз видели, как находчивы и изворотливы силы тьмы. Тем более для Воинов Света требуется и сплоченность, и содружественность.

Елена Ивановна шлет Вам всем свой искренний привет, и мы оба всегда близки в мыслях ко всем Вам.

Сердцем и духом с Вами.

38
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант, К.Кэмпбелл и М.Лихтману

3 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 41

Родные З[ина], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], получены все Ваши такие значительные и сердечные письма от 9 до 14 февраля. В них столько всяких соображений, что рассмотрим по пунктам.

1. Вы правы, предполагая, что Е.И. больна. Кроме сердца воспламенились центры почек и легких. Сильные боли, и Вы понимаете, какая чрезвычайная осторожность необходима. А где тут возможно спокойствие, когда все мы имеем дело с такими неслыханными злоумышленниками. Предатели самого Сокровенного, предатели Знака и Имени, ведь они же знают сокровенное значение Знака, потому-то сатанисты так и нападают прежде всего на Знак и все с ним сопряженное. Ведь этот Знак – Знамя всех начинаний и продвижений, потому-то и Крестовый Поход за Культуру имеет не частное, но мировое значение. Наверное, и наши адвокаты уже осознают, какая священная борьба в их руках и как имя их приобретет известность и значение.

2. Адвокат Эрнст, претендующий быть опытным, как Вы пишете, уверяет г-на Формана в том, что Святослав сейчас живет в Америке. Попросите Формана дать аффидевит^[147] об этом утверждении Эрнста. На суде наши адвокаты могут сказать: «Очевидно, и все прочие факты Эрнста так же точны, как это его утверждение». Такие гнусные нелепицы должны быть подчеркнуты, ведь одно такое заявление дискредитирует всего Эрнста.

3. Теперь опять об экспедиции. Из всего Вами от нас полученного по этому предмету Вы уже вполне знаете, что не было никакой продажи картин как таковой, но картины явились результатом экспедиции. Суммы спрошенных двух годов являются суммами экспедиционными. У Вас есть копия удостоверения самого Хорша, заверенная нотариусом, о том, что экспедиция была американская и исключительно на америк[анские] средства. Между прочим, и Вы все жертвовали посильно на экспедицию. Об этом в финансовых счетах, у Вас имеющихся, и сам Хорш отмечает. В этих счетах нигде не говорится о продаже. Сам Хорш подчеркивает, что картины сделаны постоянными в Музее, – этим подчеркивается тот же дар нации, о котором столько писалось всюду. С прошлой почтой мы послали Вам выписку об экспедиции, составленную самим Хоршем для Хорнера в Олбани. Имейте в виду, что в своих дневниках, которые вчера Вам посланы пароходной почтой, Хорш подчеркивает, что этот доклад составлен им и его секретаршей Бауэн и является более полным, нежели книга о десятилетии^[148]. Со следующей почтой мы пошлем Вам и копию этого доклада к Хорнеру, полученную нами тогда из Нью-Йорка. Подлинник доклада ведь находится у Хорнера. Мы понимаем, что около вопроса такс будут сделаны сатанистами всякие извращения, но наши адвокаты, усиленные Вашими и других друзей аффидевитами, могут ярко проводить и это дело, основанное на таком возмутительном клеветничестве. Мы понимаем, что всякая проволочка дела адвокатами полезна, ибо она дает возможность адвокатам еще лучше ознакомиться с делом, а друзьям позволяет еще более сплотиться и выявляться такими прекрасными заявлениями, как, например, письмо Косгрэва, Москова, Флорентины и такое глубокое заявление Фельпс Стокса о «брич оф трест». Конечно, кроме конгрессменов за это время найдутся и сенаторы, и другие деятели, которые поймут всю безобразную позицию, занимаемую в этом деле Уоллесом. И сенатор Копланд, и Вагнер много раз поминались как сочувствующие, но в репортах Хорша указывается непонятный для нас факт: когда судья хотел назначить ко-ресивером^[149] сенатора Вагнера, то Хорш этому воспротивился. Мы знаем, что предатели посетили и этих сенаторов; следовало бы как-то парализовать и это злобное выступление. Очень благодарим г-жу Зейдель за ее сердечное участие с конгрессменом. Если не будет образован второй Комитет многочисленный, как и Франсис первоначально предполагала, то естественно, что Зейдель и Фосдики могут быть и в существующем Комитете. Конечно, образование второго Комитета, в который вошла бы и молодежь, является крайне желательным.

4. По Вашей телеграмме доверительно посылаем Вам дневники и рапорты Х[орша]. Посылаем, конечно, пароходной почтой и разделим на несколько почт, чтобы избежать слишком тяжеловесных пакетов. В очередной телеграмме уведомите о получении дневников – ведь это оригиналы. До передачи их адвокатам прочтите их сами, ибо, как увидите, там очень много безобразных сентенций о сотрудниках, но Вы должны суметь на них ответить, ибо это только доказывает истинную природу трио.

5. Телеграфно мы рекомендовали Вам вывести большую часть книг А[гни] Й[оги] из Дома. Сказано: «Правильно увезти их. Если Знак снят, то и Заветы нарушены»^[150]. Теперь необходимо достать тетради – манускрипты Е.И., а также два чистых листа с подписью^[151]. Если бы злоумышленники стали отказываться выдать не пренадлежащее им имущество, то тем самым злоумышленники совершили бы еще одно присвоение чужой собственности, попросту говоря – кражу. Непременно нужно достать и тетради – манускрипты Е.И., и ее подписи. Ведь как Вы знаете, манускрипты представляют дневник Е.И., в котором собраны разные Заветы, Легенды, Пророчества, которые представляют из себя ценнейший материал! Может быть, злоумышленники будут клеветать и измышлять и в этом отношении мерзости, но все эти Записи представляют из себя неотъемлемую собственность Е.И. Вероятно, злоумышленники делают какие-то фотостаты или выхватывают отдельные выражения, но ведь и из Библии, и из Евангелия можно набрать злоумышленно самые жестокие и страшные выражения, отделив их от предыдущего или последующего, иначе говоря, этим самым исказив весь их смысл. С разбойниками нужно быть настороже во всем. Ведь в краже чужих шер трио уже показало свой нравственный уровень. Нужно надеяться, что никакой суд не санкционирует такую явную кражу. Но ведь если одна инстанция суда поступит против здравого смысла, то имеются же и другие инстанции, куда можно обратиться. Заявление Шапиро протянет дело по всем судам [и] нисколько не пугает, ибо не только суды, но и общественное мнение поднимется.

6. Теперь о передаче моего письма^[152]. Телеграфно мы соглашались и на передачу делегацией, и на передачу конгрессм[ену]. По местным условиям виднее, который способ ближе и эффектнее. Надо думать, что пианистка устно сумела сообщить матери^[153] о сильных фактах с Гал[ахадом]. Ведь именно это была ее задача. Конечно, письменно в мемо[рандумы] нельзя было включать эти факты, еще продолжалась работа для Деп[артамента]. Но после первого февр[аля] и всех враждебных выступлений, конечно, руки развязаны и «не нужно бояться затрагивать больших имен». Ведь и Мер[рит] должен быть ознакомлен с фактами Гал[ахада] так же точно, как и все прочие. Ведь не только письма самого Гал[ахада], но и вся переписка ботан[иков], имеющаяся у Фр[ансис], чрезвычайно показательны, так же как и приведенные им телеграммы из Стар[ого] Дома^[154]. Посылаем Вам в оригинале только что полученное письмо корреспондента «Ассос[иэтед] Пресс» в Калькутте, из которого видно, что об опровержениях он ничего не слыхал. Непременно укажите это обстоятельство адвокатам. Вот где великий ущерб имени, и это материал для иска о клевете.

7. Характерно Ваше известие о Шкл[явере]. Сообщите нам, получили ли Вы в начале января праздничные гритингсы^[155]? Дело в том, что, когда мы его запросили, какое такое письмо его было получено в Нью-Йорке 9 января, он ответил, что это были гритингсы Вам. Но мы понимаем, что Морис видел адрес Хоршу? Кроме того, разве не странно, что циркулярное письмо было послано Шкл[яверу] именно 10 января, точно бы в ответ на нечто. Расследуйте нам это обстоятельство, со своей стороны мы тоже стараемся выяснить это обстоятельство. Также сегодня Юрий запрашивает его о сообщенной им нам формуле «Новая корпорация с Уоллесом». Нужно добиться возможного уточнения, ибо было бы очень показательно, если в Париже знают нечто, ни Вам, ни нам не известное. У нас с ним еще одна заморока, но об этом пока не пишу. Пусть кристаллизуется яснее.

8. Хоршо, что Шу[льц], как пишет Амр[ида], вполне понимает недопустимость приезда в настоящей фазе дела. Вероятно, и адвокаты остальные скоро поймут, что если на это их вызывает сам Хорш, то, значит, им нужен этот приезд для задуманных ловушек. Покуда они злоупотребляют даже правит[ельственными] каналами, не заботясь о достоинстве нации, до тех пор можно ожидать решительно всего, и никакой единичный сенатор не сможет остановить злоумышление. Пусть молодые адвокаты не поддаются на такие дешевые вызовы и западни. Спрашивать о причинах неприезда могут лишь те, кто не знает истинных обстоятельств и не знает всей преступности злоумышленников. В бешенстве своем они безумны. Вообще, вопрос о безумии становится все более острым. Уже докатывались до нас слухи, что Хорш пользуется своими иностранными связями, которые ему дали Баннер оф Пис^[156] и Корона Мунди^[157], для своих Уолл-стрит операций. Тот же магнит, вероятно, привлек и некоего бывшего «друга»^[158]. Мечты о «сильвере»^[159] осуществились. Во всяком случае, прекрасно, что опытный Шу[льц] понимает недопустимость и вредность приезда в настоящее время. Соображения о въезде в соседнюю страну навсегда бросило бы несмываемую тень.

9. То, что не решается сказать пианистка, может быть, решится сказать смелая Спорборг. Непременно нужно повидать Баттля, ведь его формулы были замечательны. Вообще, во всевозможных списках наших Комитетов и среди участвовавших на ресепшенах упоминалось множество симпатизировавших Музею и картинам лиц. Прекрасно, что Радос[авлевич] присоединяется к Комитету. Может быть, он или кто-либо другой имеют ход к Робинзону и к другим выдающимся деятелям Просвещения, чтобы усилить это крыло против предательского Магоффина. Следует узнать, какие факты Радос[авлевич] знает о Магоффине. Следовало бы сообщить такие факты в Париж и адвокатам. Также и сведение о министерском посту Г.Борг[еса]. Следует от Боргеса получить заверение лояльности. Он должен знать и об образовании Комитета Защиты, и письмо Косгрэва и Флор[ентины], и др[угие] полезные сведения. Надеемся, что и другие Южн[о]ам[ериканские] страны уже осведомлены о таких полезных фактах, – это так важно! Ничто не может быть отложено, ибо действия злодеев необычайно быстры. Как характерно, что они успели забежать и к Зульцб[ергеру], и как хорошо, что Флор[ентина] успела так удачно до известной степени нейтрализовать вред. Среди дневников прочтете параграфы о Зульцб[ергере], некоторые изречения полезно знать Флорент[ине].

10. Какая наглость со стороны Хорша утверждать, что он телеграфно и письменно запрашивал нас в [19]26 и [19]27 годах о таксах! Он, видимо, пользуется неосведомленностью своих адвокатов о местных условиях. Какое счастье, что и в [19]26, и в [19]27 годах Зина и Морис были с нами и знают, что никаких вопросов о таксах не было. В 1928 году Зина и Фр[ансис] приезжали и так же точно ничего не привозили о таксах. С апреля 1927 года, когда Зина и Морис расстались с нами, то вообще никаких сообщений не было, и в тех местностях почтовых сообщений не существует. Посылаем Вам для адвокатов копию письма за подписью Хорша от 1928 года. Оригинал этого письма вышлем пароходной почтой. Но копию предварительно адвокаты могут уже использовать. Неужели же и такие заявления Хорша не доказывают, что экспедиция была от Учреждений? Если же на минуту предположить, что я тратил на экспедицию какие-либо мои личные средства, тогда я должен взыскивать стоимость всей экспедиции с Хорша и с Учреждений, которые заверили весь мир в том, что они финансировали – спонсеред^[160] экспедицию. Следовательно, слухи, неоднократно возникавшие за эти годы, что я попал в руки эксплуататора с Уолл-стрит, который забирает все мои идеи, все мои труды, все мои картины, да еще заставляет платить за экспедицию, окажутся справедливыми! Ведь ни на минуту мы не сомневаемся в том, что не Правит[ельство], а именно темная рука шайки представила это дело в таком безобразно отвратительном виде. Стокс как беспристрастный наблюдатель отлично подчеркнул всю чудовищность этих нагромождений. Разве не бросается в глаза, что человек забирает всю честь экспедиции, крадет шеры, принадлежащие нам всем, выбрасывает нас всех из наших же, нами основанных учреждений, пытается забрать и картины; всюду пишется о его резиновом миллионе, годном на все случаи жизни, и нигде не упоминается о том, что принесли все зачинатели дела, даже в хорошей публисите^[161] допускается такое несоответствие. Говорится о каких-то его переустроениях, и совершенно забывается, что Америк[анский] отдел и все прочие иностр[анные] отделы, даже до школьного Музея, – все это было в моей основной программе. Международный Художественный Центр «Корона Мунди» – ведь это же не его мысль! Такая несправедливость и такой плагиатаризм должен быть отмечен широко нашими друзьями во имя Истины!

11. Между прочим, если Вы прочтете наши минутсы, присылавшиеся из Наггара за [19]31, [19]32 и последующие [годы], то Вы найдете множество предложений и забот об истинной экономии, а тем самым о благополучии бондхолдеров. У Вас должны быть по две копии каждого такого заседания, ибо, по нашим сведениям, все посылалось в Нью-Йорк в трех копиях – наверное, они у Вас все в порядке. Просматиривая эти минутсы, мы натолкнулись на одну досадную описку-опечатку. В моем русском тексте (копию которого Вам на всякий случай посылаю пароходной почтой) значатся два сокращенных имени: Стоков. и Келл. При переводе и переписке, к нашему огорчению и ужасу, вместо Стоков. оказался Стокс. Таким образом, могло бы оказаться, что мы в такой комбинации поминаем нашего прекрасного друга Стокса. Ведь одно дело Стоковский и Келлог, которые показали себя с очень неприглядной стороны, а совсем другое – Стокс, человек духовный, чуткий и справедливый. Это упоминание относится к минутсам [от] 29 июня 1932 года. Если придется эти минутсы давать адвокатам, то следовало бы восстановить истину, ведь это дело всего двух последних букв. Какое счастье, что у нас сохранились подлинные русские черновики, с которых делался перевод! Вот какая осмотрительность нужна в машинной переписке документов!

Какие замечательные сны Амр[ида] видит, и как она прекрасно их толкует! Сказано – Милликан для Музея, но ведь и дело Амр[иды] есть тоже дело Музея. Затем было подчеркнуто, что он может вести и ее дело. Как трогательно волнение Амр[иды], не сказала ли она чего лишнего об Иерархии! Это так нам близко! И как прекрасен был ей ответ, посланный в виде Луча. Надеемся, что Амр[ида] все записывает, ведь это история духа. Вообще, какая грандиозная Эпопея заносится на Скрижали! Как прекрасно, что все, стоявшие за Культурную деятельность с самого начала, остаются верными этим вечным Заветам. Ведь и Хувер говорил: «Правит[ельство], которое экономизирует на Просветит[ельных] Учреждениях, не проявляет истинную экономию и не мудро». Эти слова приводит Хорш в одном из своих репортов. Воображаем, как тяжко было Морису присутствовать на собрании нечестивых, на котором, впрочем, была такая великая деятельница искусств и науки, как г-жа Ньюбергер. Всякие такие контакты должны очень болезненно отзываться. Надеемся, что Ваше здоровье превозмогает все нападения. Всем трудно, но и Победа для ВСЕХ. Шлем всем Вам, нашим родным и милым, все наши самые сердечные мысли.

Духом всегда с Вами,

Р.

Братьям Фосд[икам], Клайд и Дорис напишем отдельно. Какие они милые души!

Мы посылаем одну копию газетной вырезки письма Косгрэва Шкл[яверу] и одну Эпопею из «Рассвета»^[162] Рудзитису. Просим Вас всю хорошую публисити посылать как можно шире всем друзьям, но хотя бы по следующим адресам: Шкляв[еру], кн[ягине] Четвертинской, Серафининой, Рудзитису, Асееву, пока не пишите Чертк[ову], но если запросит, сообщите хорошую публисити. Было бы желательно послать письмо, подобное Вашему письму к Шкл[яверу], но по-русски, Рудзитису, и Асееву, и Серафин[иной]. Кн[ягине] Четвертинской можно по-англ[ийски]. Посылайте при краткой препроводительной записочке, а то даже и без нее, лишь [бы] доходили истинные положительные сведения. Не худо было бы посылать такое же письмо от Вас и полковнику Ману на наш адрес. После «Colonel A.E.Mahon, D.S.O.^[163]» поставьте следующие буквы: Д.С.О. Благодарите Плаута и Дэвиса за присланный ими симпозиум. По-прежнему пишу Вам, и Вы от себя передадите им все, что нужно.