Она молчала. Молчание продолжалось долго. Наконец, она принесла свой альбом и сказала:
– Вы, вероятно, скоро уедете, напишите мне что-нибудь – на память.
Я взял альбом, исписанный разными руками, и, пока обдумывал, что написать, моим глазам представились следующие заметки:
«Капитан Пряников. Жал руку в саду, уехал на Кавказ… Жду…
Поручик Кошкин. Обедал два раза… усы длинные… Изменил!..
Прапорщик Огнев. Много пьет… подает надежды…
Поручик Иголкин. Нет надежды…»
В проливные дожди в разбитые окна барского дома гудит ветер. Барышня кутается в ватное пальто; барыня перебирает мешки и тоже зевает. Но иногда, несмотря на дождь, барыня отправляется куда-нибудь на таратайке и привозит целый воз моркови, репы, и все в доме оживает.
Иногда несколько горничных вбегают к барыне и кричат:
– Барыня! офицер едет!
– Офицер едет! – вскоре раздается по всему дому.
– М-ского полка… второй дивизии – прапорщик Метелкин, – говорит офицер.
– Вы, вероятно, с нами откушаете? – спрашивает барыня.
– С удовольствием, – отвечает офицер, – и все садятся за стол.
– Ваша деревня очень живописна, – говорит офицер, проглатывая кусок.
– Да-с…
Раздается звон колокольчика, и через минуту является другой запыленный офицер.
– Второго N-ского пехотного батальона – прапорщик Мочалкин!
– Не угодно ли вам с нами откушать?
Мочалкин садится за стол и проворно набрасывает на колена салфетку.
– Вы, должно быть, из Петербурга? – спрашивает хозяйка.
– Нет, из Москвы, – сухо говорит офицер, осушая рюмку водки.
– Не взыщите! – говорит хозяйка. Все поднимаются.
Новый гость подходит к углу и начинает подвязывать саблю.
– Как, вы уже отправляетесь? – спрашивает дочь барыни.
– Поспешаю догонять товарищей.
Вскоре звенит колокольчик.
– Вы не танцуете? – спрашивает барышня оставшегося офицера.
– Нет, я сейчас уезжаю…
– По крайней мере, – просит грустным тоном барышня, – напишите мне что-нибудь в альбом.
Она приносит альбом, и офицер пишет:
Для любви одной природа
Нас на свет произвела. w
Он подвязывает саблю и тоже уезжает…
Никуда не езжу; ученики все читают. Сегодня был у меня становой по поводу моей школы.
– Вы не имеете права основывать школ, – говорил он, – покажите мне предписание.
– Но ведь учат же грамоте сельские дьячки?
– Да, – сказал становой, – но эти учителя, кроме псалтыря, ничего не смыслят… Вы упускаете из виду наши высшие соображения…