Нина Цепляева
Анталийская жара
Глава 5. Ночь страха
Все тело Лили ломило, дикая боль в голове не отпускала. Тошнота и озноб сковывали каждое движение. Комнатка в здании уголовного розыска была переполнена полицейскими, а свет люминесцентных ламп слепил глаза. От запаха старого кожаного дивана тошнило ещё сильнее. Все, что хотелось, – это уснуть и больше не проснуться. Лицо Лили распухло, а во рту стояла соленая горечь. Боль была повсюду, ей было тяжело сидеть, голова раскалывалась, а в ушах гудело. Всего сутки назад она чудом выжила, хотя в те редкие моменты, когда Лиля приходила в себя, она молилась о смерти.
В тот день Леня Барон отправил ее к клиенту. В их Доме так было принято: здесь жили бесплатно, их кормили, давали крышу над головой и теплую постель, но все это нужно было отрабатывать. Каждый постоялец Дома зарабатывал чем мог. Мужчины – по-мужски, женщины – по-женски. Куда отправить на заработки девушку-иностранку? На стройку не отправишь, на ремонтные работы тоже, остается только древнейшая профессия.
Барон договорился с клиентом на классику.
Когда Лиля допивала стакан водки на его грязной кухне в Кепезе, внезапно в дверь постучали, и в дом вошли еще трое. Домом это было трудно назвать. Скорее, четыре обшарпанные стены с крышей, где едва ли можно было найти следы уюта. Жилище, пропахшее сыростью и сигаретами, походило на что-то среднее между заброшенной деревенской хижиной и строительной бытовкой.
Когда к ним присоединились те трое, Лиля попыталась возразить, даже встала и хотела уйти, но они закрыли дверь на ключ. Она поняла, что ночь предстоит тяжелая, и попросила еще водки, но вместо этого получила такой сильный удар кулаком в лицо от хозяина, что буквально отлетела в дальний угол.
Пришедшие достали из пакета внушительного размера бутылку водки и несколько литров вишневого сока. Хозяин дома приказал ей раздеваться прямо перед ними. Лиля отказалась и вновь получила удар кулаком в лицо. Боль от удара прорезала всё тело, во рту появился привкус крови, мир вдруг померк, и Лиля рухнула на пол без сознания.
Ее насиловали по очереди. Если она приходила в себя, ее снова били по лицу и голове до потери сознания. Время тянулось невыносимо медленно. Ей в рот вливали водку, она захлебывалась, а они громко смеялись, придумывая всё новые издевательства. От алкоголя и ударов она сильно ослабла и уже не могла даже открывать глаза. Сопротивляться было невозможно, кричать не давали, зажимая рот так сильно, что ей становилось трудно дышать. Да и какой смысл было кричать, если ты находишься в уединенном доме посреди заросшего сада?
Кошмар продлился до утра. Когда Лиля снова пришла в себя, тех троих уже не было, а хозяин мертвым сном спал на диване. Лиля лежала на полу, не в силах поверить, что все, наконец, закончилось, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить своего мучителя. Собравшись с силами, она поднялась, покачиваясь на ватных ногах, с трудом натянула на измученное тело одежду и попыталась открыть дверь, но та не поддалась. Лиля с отвращением обыскала карманы джинс хозяина дома и выудила оттуда ключ. Отперев дверь, она покинула ненавистный дом и, пошатываясь, заспешила в сторону дороги, со злостью швырнув ключ в кусты.
Она не помнила, как оказалась на оживленной улице и зашла в кафе. Вокруг неё тут же сгрудились официанты и посетители, начали наперебой расспрашивать о произошедшем. Лилю мутило, слова сливались в неясную кашу, и она лишь беспомощно качала головой, изредка мыча в ответ. Ей протянули стакан холодной воды, она жадно выпила и попросила еще. Один из официантов достал телефон и позвонил в полицию. Лиля отчаянно замахала руками в знак протеста, но было уже поздно: официант назвал адрес и положил трубку. Она поняла, что уйти до приезда полицейских не получится, и её охватило ещё большее отчаяние. Когда приехали полицейские, они сперва доставили Лилю в больницу для осмотра, а затем в здание уголовного розыска.
И вот она сидит здесь, на старом кожаном диване, пропитанном чужой болью и страхами. Вокруг неё пятеро полицейских в штатском, задающих вопросы, но ей так плохо, что хочется крикнуть на них, чтобы они заткнулись, а лучше вообще покинули комнату. Чтобы не сказать чего лишнего, она повторяет: «Ноу туркиш. Ноу туркиш». «Она не говорит на турецком», – делают вывод полицейские, и Лиля с надеждой думает, что ее просто отпустят. Но они звонят переводчику и договариваются привезти его сюда.
Она подалась вперед, уткнувшись лицом в колени. Меньше всего она была готова к допросу. Одно лишнее слово – и они бы вытянули из неё всю правду: они умели раскручивать на показания. «Скажу, что ничего не помню, была пьяная, и пусть будет, что будет», – с такой мыслью она задремала, полностью отключившись от происходящего вокруг. Ее разбудили, когда приехал переводчик – молодой человек приятной наружности с гладко выбритым лицом и в душистой сиреневой рубашке. Увидев его, Лиля внезапно почувствовала облегчение. Она попросила воды и медленно пила ее, оттягивая начало допроса, а полицейские спокойно ждали, когда она начнет говорить. К её удивлению, на неё никто не давил. Полицейские разговаривали вежливо, улыбались и время от времени предлагали чай и воду. Если не считать боли во всем теле, в этой комнате она ощущала себя вполне спокойно.
Внезапно в комнату вошел высокий молодой человек с рацией в руках. Все полицейские встали, приветствуя его. Он окинул взглядом помещение, мельком посмотрел на Лилю, и, не проявил к ней никакого интереса, кивнул присутствующим в ответ. Полицейские вернулись на свои места, готовые услышать новости, которые он принес.
«В Ларе вооруженное нападение, один человек серьезно ранен, похищена сумка с сорока тысячами долларов. Нападавшие скрылись», – произнес он тихим, ледяным голосом. – «Мехмет и Фуркан, подойдите ко мне в кабинет, обсудим это дело». Не проронив больше ни слова, он вышел. Двое полицейских беспрекословно последовали за ним, а оставшиеся вернулись к допросу Лили.
Глава 6. Ограбление в Ларе: провал плана
Бек подъехал к мечети и припарковал Фиат. Оставив ключ в замке зажигания, он направился к Дому, в размышлениях о том, что скажет Барону. Подходя к зданию, он заметил машину Лёни. «Отлично! Значит, Белобрысому удалось сбежать. Слава Аллаху, его не поймали!» – подумал Бек и нажал на кнопку дверного звонка.
Ему открыли не сразу. Вано ничком лежал на диване, вокруг него с перекисью и ватой суетился Сухощавый. Лариса, в ужасе схватившись за голову, ходила туда-сюда по комнате, Когда Бек вошел в гостиную, все резко повернулись к нему. На мгновение воздух в комнате стал густым от молчания. Вдруг все бросили Ваню, обступили Бека и принялись наперебой кричать на него. Ему оставалось лишь отмахиваться и просить тишины, чтобы рассказать о произошедшем.
– Ой, нет, моя нервная система этого не вынесет. Я пошла! – Лариса попрощалась со всеми и пошла к выходу. – Приеду снова послезавтра, если, конечно, вас к тому времени не пересажают… Удалите видео с камер: не хочу, чтобы менты узнали, что я здесь была. Ключ где, придурок? – обратилась она к Беку.
– В замке зажигания, – ответил он.
Лариса ушла, и Барон, не сдерживаясь, разразился длинной тирадой, почти полностью состоящей из мата. Выговорившись, он развалился на диване, крикнул Фариде, чтобы принесла ему чай, и потребовал рассказать обо всем в мельчайших подробностях.
– Вано привез деньги? – с опаской спросил Бек.
– Привез, привез! Поумнее тебя, дебила. Мы с тобой что обсуждали? Что ты дождешься, когда пузан зайдет в магазин, разобьешь стекло, заберешь сумку и слиняешь! А ты что сделал??? Ты, придурок, начал кидать камушки в его машину, потом драться полез. Ты обосрался по полной!
– Барон, я это…
– Что?! Что “это”?! Закрой рот и не беси меня! Фарида, где мой чай??
Бек, приготовившийся было признаться, что потерял четки, передумал и прикусил язык.
– Я мопед там бросил. Если менты его не нашли и не забрали, надо бы вывезти его оттуда.
– Надо придумать, как туда доехать, чтобы машину не засветить. Там ща всё оцеплено же.
– На блондинкиной…
– “На блондинкиной”, – передразнил Бека Леня. – Завтра иди у подруг своих спроси, у кого есть права – иди с ней в рентакар, снимете тачку, приедешь сюда, заберешь меня, вместе поедем искать мопед. Дебил…
Фарида принесла чай и с присущей ей невозмутимостью напомнила о том, что Лиля до сих пор не вернулась.
– Ааа, блин, точно! Лильки-то нет до сих пор!
– Я ей звонила. Телефон выключен.
– Что-то мне это не нравится. Случилось что ли что-то? Не слишком ли много происшествий для одного дня?!
– Ну, может тусанула где после работы.
– Я сто раз ей говорил никуда не ходить после работы, гнать сразу обратно. Позвоните ей кто-нибудь! Звоните, пока не дозвонитесь!
Леня пошел наверх в свою комнату, бормоча под нос проклятья. Белобрысый достал телефон, нашел номер Лили и набрал его. «Телефон временно недоступен», – ответила электронная женщина.
– У нее телефон выключен! – крикнул Ваня. Барон с грохотом захлопнул дверь своей комнаты.
Лариса старалась как можно быстрее доехать до дома. По дороге она заехала на заправку и купила упаковку влажных салфеток. Подъехав к дому, она выскочила из машины и в панике начала протирать руль и коробку передач, потом залезла коленками на сиденье и зачем-то принялась тереть потолок. Внезапно она почувствовала сильное головокружение. Бросив все, как есть, она закрыла машину и пошла в дом. В голове набирал обороты неприятный гул, виски начинали пульсировать. Она скинула туфли, дошла до дивана и буквально рухнула на него. В ее глазах потемнело, и она потеряла сознание.
Глава 7. В тени сестры
Боже, как голова болит! Уууэээээээ. Встать бы с кровати. Встать-встать-встать. Леночка встанет, Леночка молодец. Леночку никто не хвалит кроме Леночки, но она МО-ЛО-ДЕЦ.
Лена кое-как встала с кровати.
– Лариса! – позвала сестру Лена. – Ла-ри-са! Лариса, ты дома?
Ответа не последовало.
Опять эта шалава куда-то ушла. Я уже не помню, когда в последний раз мы с ней виделись. Ахаха. Две сестры, живущие в одном доме, не видятся годами. Шарман. Шаармааан, лайлайлай.
Несмотря на головную боль, Лене хотелось петь. Она любила петь, когда оставалась дома одна.
С сестрой не попоешь: на смех поднимет, начнет подкалывать.
Ну и сон я сегодня видела! Сон во сне. Во сне я спала и видела сон. Интересно, можно ли в соннике посмотреть толкование сна во сне? И какой сон будет считаться более правильным и вещим? Сон про сон или сон во сне? Ахаха.
Включу-ка я телевизор.
Не буду включать.
Включу.
Не буду.
Очень болит голова-головушка, лайлайлай.
Интересно, если бы мы с Ларисой дружили или хотя бы разговаривали, она бы меня с собой брала? Хотя я же боюсь туда – там нет стен и много заразы. Обязательно подхватишь какую-нибудь заразу, может еще и смертельную. Не знаю, куда она уж ездит, но там точно нет стен, потому что в стенах она не сидит, все время куда-то исчезает. Ахаха.
Но вот она позовет меня погулять, а я боюсь, потому что стен нет. И не пойду с ней. Не пойду, она разозлится и опять перестанет со мной видеться. Ну и ладно, что не берет с собой! Зато тут у меня есть стены, лайлайлай.
Надо ей позвонить и спросить, где она. Вот она сидит с друзьями, а тут ей сестра звонит. Шарман же? Лайлайлай. А как позвонить? У меня нет ее номера. У меня и телефона нет. Ахаха. А зачем он мне? Я же дома всегда!
Головная боль постепенно отпускала, и Лена, не в силах усидеть на месте, начала кружиться по гостиной с пультом от телевизора в руках. Включив музыкальный канал, она начала напевать под любимые песни. Вскоре скука взяла свое, и Лена принялась щелкать каналы. Остановилась на новостях на ATV. Она понимала по-турецки, хоть и не владела языком в совершенстве, в отличие от Ларисы. Лариса говорила по-турецки свободно, с легкостью и почти без акцента.
Буду смотреть новости и выучу турецкий. Потом Ларисе похвастаюсь. Вдруг она начнет со мной дружить? Она меня считает дурочкой. Зачем ей я, дурочка? Лариса умная и на турецком говорит, а я нет. И к друзьям со мной не ходит, наверное, из-за этого. Стесняется, наверное, что я на турецком не говорю. Ахаха. Какое смешное слово они сказали по телевизору — калдырылды.
Кал дырылды.
Кал дырылды.
Хоп хоп, умц умц.
Целую песню можно придумать с этой калдырылдой.
Ух ты! Анталью показывают!
«Сегодня вечером недалеко от аэропорта Антальи неизвестные напали на бухгалтера, который перевозил крупную сумму денег. В результате нападения была похищена сумка, в которой, по словам потерпевшего, находилось 40 000 долларов США. Пострадавший был доставлен в больницу с тяжелым огнестрельным ранением, врачи в настоящее время борются за его жизнь. Состояние мужчины крайне серьезное – пуля задела внутренние органы. Несмотря на оперативное прибытие полиции, нападавшие успели скрыться. На месте происшествия работает оперативная группа. Полиция призывает всех, кто располагает информацией, сообщить об этом по телефону 155».
Вот это жизнь у людей! Лаайлаайлаай. Вот поэтому я лучше останусь в моих стенах, чем пойду туда. И Ларисе надо сказать, чтобы не ходила так часто.
Лена выключила телевизор и взяла в руки плюшевого медведя. Она любила этого медведя. Медведя ей подарила мама, когда она еще была с ними. Однажды мама ушла и не вернулась.
Ходила вот ТУДА как эта дура-Лариса и пропала. Хоть бы и Лариса пропала! Надоела мне. Хотя как она может мне надоесть, если я ее не вижу здесь. Хорошо еще продукты приносит, а то как бы я приносила продукты? Для этого же надо выйти из дома, а там стен нет. Получается, если Лариса пропадет, как мама, то я останусь без продуктов. Тогда ладно уж, пусть не пропадает.
Когда мама пропала, главной в семье стала Лариса. За несколько месяцев до исчезновения мамы трагически погиб в аварии их отчим. Лене и Ларисе остался в наследство его домик в Анталье. Домик был старый и стоял недалеко от большого кладбища. Сад давно зарос, скрывая вид на улицу, но Лене нравилось, что из окна не видно мира за пределами их маленького убежища – уличной жизни, в которой нет стен, а Ларисе, видимо, просто некогда было ухаживать за садом. Так они и жили, как отшельники: одинокие женщины посреди города-миллионника.
Лена была уверена, что Лариса одинока: «Ведь если бы у нее был кто-то, она бы его привела сюда, и мы жили бы вместе», – рассуждала Лена. – «Хотя, возможно, она стесняется меня, вот и не приводит сюда никого». От этих мыслей Лене было грустно и радостно одновременно. Грустно, потому что Лариса явно стеснялась своей сестры, избегала ее, а радостно, потому что Лена не могла представить, как бы она жила, если бы в их тихую жизнь ворвался сожитель Ларисы. Он бы шумел, мешал Лене петь, ходил бы по дому в растянутых трениках и разбрасывал носки. Возможно, даже приставал бы к Лене или подглядывал за ней.
За этими мыслями Лена не заметила, как заснула на диване, обняв своего любимого плюшевого медведя. За окном начинался ураган: небо, темное и угрожающее, затянуло черными тучами, а кроны деревьев извивались под порывами ветра, с шумом и грохотом колеблясь в неистовстве стихии.
Глава 8. Лабиринт лжи
Лилю допрашивали уже час: «Как вы оказались в доме? Кто вас туда привёл? Вы выпивали? С кем? Как выглядели мужчины? Сколько их было? Как они вас раздели? Где они вас насиловали? Как и куда они били? Забрали ли что-то из ваших вещей? Как вам удалось убежать?»
Лилю мутило и знобило, сильно болело плечо. На все вопросы она говорила, что ничего не помнит, но полицейские не сдавались. Ей пришлось выдумать, что она пошла в магазин и купила бутылку водки, что выпила половину прямо из горла, что потом как-то попала в такси и таксист предложил ей поехать к нему, что она согласилась, что потом пришли его друзья и дальше она помнит смутно, а то и вовсе не помнит ничего.
Как она попала в такси? Она не помнит, может быть, нажала на кнопку вызова такси. В каком районе она вызвала такси? Она не знает. Как выглядел таксист? Вроде бы полный. А может и не полный. Но с животом. И рубашка в клетку, но точно не помнит, синяя или красная. Когда другие мужчины пришли? Она не помнит. И как все началось не помнит, и как закончилось тоже. И как в кафе попала – не помнит, а кто там в кафе работает – она не знает.
«Боже, когда они уже закончат свою писанину?!» – думала Лиля, упрямо повторяя «не помню, не знаю». Пять страниц показаний можно было свести к одной фразе: «Не помню, не знаю».
Что ей оставалось? Признаться, что Барон продал её этому человеку, а в итоге они издевались над ней вчетвером? Чтобы Барона арестовали, а её депортировали обратно в Россию? Но кому она там нужна? Что она будет там делать? Возвращаться в Дубай ей не хотелось – там было гораздо опаснее, хоть и прибыльнее. Если Барона посадят, его покровители найдут ее и убьют другим в назидание.
Нет, давать честные показания было невозможно. Она не собиралась никого выдавать – ей ещё нужно было здесь жить и работать. Значит, она будет говорить, что ничего не помнит, ничего не видела и ничего не знает.
Полицейские распечатали несколько копий показаний и подали Лиле на подпись. В комнату вошел еще один полицейский, играя брелоком:
– Две новости. Первая: бухгалтер разбил нападавшему лицо, и теперь у нас есть образец его крови. Вторая: оперативники нашли под автомобилем чётки. Не ясно, принадлежат ли они кому-то из нападавших, но, на всякий случай, их мы тоже отправили на экспертизу.
– Покажи! – полицейский попросил посмотреть фотографию найденных четок. – Ух ты, очень красивые! Дорогие явно. Смотри, тут надпись какая-то на серебре.
Полицейские увеличили фотографию на экране, пытаясь прочитать надпись.
– Иностранный язык какой-то. Что тут написано? – полицейский протянул изображение четок переводчику.
– Бек – прочитал тот.
– Это что-то означает?
– Мне кажется, это имя. Но не русское, а какое-то азиатское. Буквы наши, кириллица, а имя не наше.
– Это как?
– Ну, казах, может быть. Или киргиз.
– Если с показаниями закончили, можно я поеду домой? – подала голос Лиля.
– С показаниями закончили, но сейчас поедем на обследование в больницу, – через переводчика объяснил полицейский.
Лиля глубоко вздохнула и недовольно закатила глаза. Переводчик посмотрел на часы. Шел четвертый час ночи.
Они поехали в больницу с двумя полицейскими и переводчиком. Когда они прибыли, выяснилось, что нужный врач не на месте, и им пришлось ждать до утра, когда начнется его смена. Лиля пошатнулась от усталости. Ей предложили лечь на каталку, а полицейские устроились в креслах неподалеку. Лиля легла, уставившись в стену. В голове звучали голоса, и перед глазами мелькали образы. Она разглядывала сборки на шторке, отделяющей её каталку от соседней, пока глаза не закрылись. Она погрузилась в сон. Через несколько часов её разбудили, сказав, что врач готов принять. Осмотр был кратким: у неё взяли анализы и позволили уйти.
Денег с собой у нее не было, телефона тоже. Лиля попросила полицейских подвезти ее до Бельдиби. «Такой услуги у нашего ведомства нет», – в полушутку ответил один из них. На помощь пришел переводчик, протянув Лиле деньги на проезд. Полицейские довезли её до автобусной остановки, дождались вместе с ней автобуса до Бельдиби и уехали, убедившись, что она в безопасности. Пассажиры настороженно и с любопытством косились на покрытую синяками и распухшую от побоев Лилю.
Она пробралась в самый конец автобуса, стараясь спрятаться от взглядов. Несмотря на то, что до нужной остановки было всего несколько километров, дорога показалась бесконечной. Когда она, наконец, добралась до Дома, было уже одиннадцать утра. Все обитатели Дома крепко спали.
Лиле вдруг захотелось кофе. Она налила воду в турку, насыпала туда кофе и полезла за чашкой в шкаф. Чашки стояли высоко, и Лиле не хватало роста, чтобы достать их. Подвинув стул, она залезла на него, но вдруг пошатнулась и выпустила чашку из рук. Гробовую тишину Дома нарушил звон разбитой посуды. На звук прибежали Бек и Барон, за ними, потягиваясь и зевая, спустился Белобрысый.
– О, ну наконец-то! Сколько раз говорить, чтобы после работы ты не шлялась, а ехала сразу сюда?! – Барон поджал губы и уставился на Лилю. Он с недоумением разглядывал ее распухшее и посиневшее от ударов лицо. – Че случилось? Ты где была?
– Да п…ц, Леня! Ну и работу ты мне подогнал, ну спасибо, дорогой! Их оказалось в 4 раза больше, чем планировалось. Мало того, что денег мне никто не заплатил, так я еще и по щам получила. И в ментовку загремела! Всю ночь там провела. Вы тут спали, а я показания давала. Потом до утра в больнице проторчала – не отпускали без осмотра и анализов. Потом на маршрутке обратно. Это п…ц! – она вдруг заметила разбитую губу и синяк под глазом у Бека и прыснула со смеху. – Тебя тоже что ли поимели? Ахаха, ну и ночка! О, прикол хотите? Вчера вечером в Ларе ограбление произошло, нападавший потерял там свои четки. А прикол в том, что на них написано “Бек”. Твой тезка что ли?
Бек с ужасом взглянул на Барона и быстро отпрянул, глаза его расширились от страха. Барон сжал кулаки, его лицо исказилось от гнева. Он сделал несколько быстрых шагов к Беку, шипя проклятия сквозь зубы. Воздух вокруг стал тяжелым.
– Урод, ты еще и улик там разбросал?? Почему вчера не сказал мне об этом?
– Барон, я… это… Ну, думал, что они дома где-то… А они, оказывается, там упали…
– Там упали, да! ТАМ! УПАЛИ!
– Погодите, погодите! – Лиля начала постепенно осознавать, что произошло. – Это что, не совпадение? Это ты что ли там бухгалтера ограбил? П…ц!
Белобрысый, до этого молчавший, вдруг опустился на пол, прикрыл лицо руками и завыл. Он сидел, раскачиваясь, и ощущал невыразимый ужас. Четки, потерянные Беком, в любой момент могли вывести полицейских на Дом. От страха его руки онемели, а сердце бешено стучало. Разыгравшаяся на кухне Дома сцена была достойна экранизации, при должном подходе талантливый сценарист смог бы снять про это целый фильм.
В дверь позвонили. Все замерли, в воздухе повисло напряженное молчание. Все с ужасом переглянулись. Барон скинул тапочки и, стараясь не издавать лишнего шума, направился в гостиную, чтобы посмотреть изображение с камер.
На пороге Дома, ковыряясь в сумке, стояла Лариса.