bannerbannerbanner
полная версияИюньский полдень

Нина Сергеевна Ульянина
Июньский полдень

Полная версия

По-настоящему. Твой будущий супруг,

Человек чести. Ему больно будет

От твоей выходки. Подумай, что вокруг

Тебя есть мы, Иван Петрович, близкие, родные,

И твой поступок навредил бы всем.

Мы уберечь тебя хотели… Помыслы иные

Мы все имели.

– Правда вместе с тем,

Вы разыграли меня, сделали мне больно!

Словно я пешка, а кругом лишь короли.

Спасибо, Петенька, за откровенность. Но довольно

С меня известий.

– Не благодари. – В ответ простое. Свечка догорела. –

Пойдем-ка в дом. Достаточно всего.

– Петя, прости меня. Я не того хотела.

– Уже случилось все, не воротить теперь того,

Что было сказано и сделано,

Но жить-то нужно дальше.

Все образуется. Наладится, поверь.

Да будет стыдно, больно, горько.

Но станет все как раньше.

Жить невозможно, Муся, без потерь.

Что-то теряется, находится другое,

Ты открываешь в себе то, что и не знал.

И понимаешь что на самом деле дорогое

Для тебя в мире. Радостей круг мал,

Печалей больше, тем ценней счастье,

Его мгновения, тепло родной руки,

И ласка нежная порой приятней страсти,

Тихая радость, горю вопреки

Всегда приходит, утром станет легче.

Успокоение день новый принесет. –

И он, обняв ее тихонечко за плечи

Неспешно в дом повел. И пусть внутри ревет

Все зверем раненным и кажется нет силы

Ступать с ним рядом по дороге в сонный дом,

Но она справится. Она Петра простила

За все услышанное. Правда была в том,

Что несмотря на свой поступок страшный,

И то что боли от обиды не унять,

Всего труднее не обман будет ей даже,

Не свою глупость было в этот миг принять,

Не то что Федор ее продал без зазренья,

Его за это невозможно ей простить,

А то что Петеньки согласно увереньям,

Иван Петрович согласился заплатить!

-33-

Всю ночь проплакала, забылась на рассвете

Тревожным, топким, беспокойным сном,

Непродолжительным, и полдень беспросветной

Полон печали был. На улице притом

Жарко, безветренно и тихо,

Так же тихо, как было ночью. А может это пустота внутри

Нее? Пустыня, засуха. Не слышно птичьих криков,

Ни шорох листьев, всюду тишина… Парит

Все так же коршун в поисках добычи,

Дедушка в кресле, маменька в саду,

Отец с газетой, Петя… Как обычно,

Так же обыденно… Она словно в бреду,

Словно все также как и две недели

Тому назад, все также как всегда.

Как будто не было того, что было. К брату взгляд несмелый,

Но он не смотрит. Истина проста –

Он осуждает, что ж она повинна,

Чего скрывать – себя не обмануть,

Ее поступок стыдный. День казался длинным,

Тягучим, тягостным. Не в силах отдохнуть

От мыслей горестных, присела за работу,

Снова за вышивку в гостиной у окна,

Но безуспешно. Нитка с неохотой

Шла в полотно, рвалась, выскальзывала. Словно бы она

Тоже противилась ее прикосновеньям,

Отложив в сторону, взгляд бегло на комод –

На сверток брошенный небрежно – в день рожденья

Она подарок жениха оставила там. Словно минул год –

Не пара дней, казалось, от того момента.

Все неизменно, изменилась лишь она одна,

И отношение ко свертку, что атласной лентой

Синего цвета перевязан был. Перед собой она

На стол положила его, вздохнула в предвкушеньи,

Сорвала ленту и бумагу сняла прочь,

А внутри Библия, записка. Словно подношение

К груди прижала книгу. Только превозмочь

Себя не в силах, слезы не сдержала,

«Библия маменьки пусть вам принадлежит,

Самое ценное что от нее осталось,

Вам доверяю…» И листок в руках дрожит.

«Библия маменьки», а не роман бульварный –

Как же различно отношение мужчин.

Скромность и сдержанность, развязность и вульгарность…

Как же могла так ошибиться. Тысячи причин

Своим метаньям находила, оправданье

Своим греховным помыслам, делам.

Как променять могла заботу и внимание

На светский блеск и шутки. Пополам

Листок свернула, поместила в книгу.

Что дальше будет? Как теперь ей поступить?

Не забывается такое одним мигом,

Как заслужить прощенье? Как самой простить?

-34-

Вечером в сад. Бродить опять бесцельно,

Как целый день до этого. В тени пустых алей

Как приведение, устав от всех смертельно,

От взглядов жалостливых. Там где фонарей

Не виден свет, укрылась на скамейке,

Подобрала ноги под себя, колени приобняв,

Глаза закрыла, затаилась змейкой,

Сливаясь в парка жизнью. Обменяв

Эти мгновения за ужин на веранде,

Побыть одной, просто не думать, просто слушать ночной сад,

От всех укрывшись за лозою виноградной,

Стеною вьющейся.

– Мария, встрече рад… -

Вся встрепенулась, опустила ноги,

Иван Петрович. Только взгляд не подняла,

Страшась увидеть осуждение и строгость:

– И я вам тоже… – Еле слышно. – Не ждала…

– Я прибыл к ужину, ваш папенька позвали.

Но только с вами я хотел поговорить.

Пройдемте к свету. – подал руку ей.

– Едва ли на вас взглянуть посмею… Вас благодарить,

Увы, не стану. Не за что…

– Сам знаю. Но все же знайте, по другому поступить

И я не мог!

– Иван Петрович, я прошу вас… умоляю…

Оставим этот разговор!

– С вами жесток,

был невнимателен я? Груб? Поступок? Слово?

Что не так, Машенька? Обидел вас я? Чем?

– Нет… – Головой качает, а сама готова

Заплакать в голос.

– Почему же всем вы поступились? В чем я неугоден?

В том что был сдержан, в том чтил в вас чистоту?

Вашу невинность, набожность? В любую непогоду,

Что к вам стремился? Что ценил в вас теплоту?

Ваш свет? Ваш ум, улыбку вашу, слово?

Что же так, мой ангел? Что произошло?

– Слеза скатилась по щеке, вторая, снова, снова, снова. –

Что же случилось, Машенька? Что же на вас нашло? –

Он замолчал, но хриплый голос, больно.

Ей тоже больно. Только что сказать в ответ:

– Вы были холодны со мной… Простите… – Взгляд невольно

К его глазам. Зачем же? Лучше б нет,

Смотреть не нужно было, сердце разрывалось.

–Я вас спугнуть боялся, милое дитя.

От того сдержан был излишне – в голосе усталость.

– Как оказалось, это было зря. –

И тишина. Опять. Только в ней двое.

И этот миг, когда столь многое им нужно бы сказать,

Они молчали. Маша плакала. Как ноет

Сердце в груди обоих слышно было. Горше наказать

Чем тот кто любит сам себя не может,

Так и они друг другу рвали души тем,

Что были рядом, но не вместе… Осторожно

Она руки его коснулась и затем

шепнула тихо:

– Можете… простите…

Мы виноваты друг пред другом…

– Бог простит и я прощу.

И лишь одно вас, Машенька, я попрошу, поймите,

Я не оставлю вас, я вас не отпущу.

Не разорву помолвку, если вы не против.

И наша свадьба состоится как дано.

Мы все из крови состоим и плоти,

И ошибаемся порой. Но все равно,

Мы все под Богом ходим, Он учил прощенью

И я прощаю вас, прощенья жду в ответ.

Вы мне дороже всех других на свете. И решенье

Приму любое ваше. Будь то да иль нет. –

Она заплакала, постыдно, громко, в голос.

Но он обнял ее, прижал к своей груди.

Поцеловал в макушку и уткнувшись в волос,

Он утешал ее. А много позади

От парка, дома, от всего поместья,

Там где наутро зарождается заря,

Взошла луна. И звезды так же вместе,

Как и должно быть встали с нею в ряд.

Но все сидели двое в центре парка,

И говорили и молчали обо всем,

Что так давно сказать хотели. Было жарко,

Тихо, безветренно. И хорошо было вдвоем.

Конец

Рейтинг@Mail.ru