Семен Фомич
Что значит жизнь? Мгновения, минуты?
Секундной стрелки бесконечный ход?
Обязанностей, дел, работы пути?
И незаметно пробегает год,
За ним другой, и вот уже седины
Украсили тебя, и ты старик.
Проходит сон, болезнь скривила спину,
Не можешь делать то, к чему привык.
Но там внутри, под дряблой оболочкой,
Тебе семнадцать и не боле лет.
И, кажется, что рано ставить точку.
Ответ болезни будет только: "Нет!"
Маша
– Она же с жиру бесится!-
Кричать ей будут в спину.
Мечтает лишь повеситься,
Так жить невыносимо.
Все есть. Как полагается –
Семья и дом, работа.
Смиренно улыбается,
А ей рыдать охота…
Григорий
Сосредоточен. Чуть сведены брови.
Он наклонился. Весь ушел в айпад.
Он молчалив, не вымолвит и слова.
Всегда спокоен и почти не рад.
Костюм по моде. Выглажены стрелки.
Подстрижен. Выбрит. Стильные часы.
Вся жизнь его – поездки, деньги, сделки.
Все в этой жизни ставит на весы.
Квартира, дом в провинции, в столице,
В Европе, Азии, в Австралии, в Бари.
Листает жизнь как книжные страницы,
Но одинок он, что не говори.
Вокруг доступных леди вьется стая –
Притягивает блеск златых монет.
А время как сквозь пальцы утекает,
Но для него другого мира нет.
В тайге затеряны навечно, средь леса жизни бесконечной…
Задержка рейса. Впрочем, как обычно.
Глазами пробежала шумный зал.
Встряхнула волосами – жест привычный.
Посадка, взлет. В том аэровокзал.
И ожидание. Тягуче как ириска.
Кому-то сладость, а кому горчит.
Малыш, увидев самолет столь близко,
Руками машет, радостно кричит.
Но его мать того не замечает
И неустанно смотрит в телефон.
Быть может, пишет что-то иль играет,
Ее вниманием владеет лишь смартфон.
Все кресла заняты. Бывает и такое.
Этажом выше есть уютное кафе,
Где варят кофе. И она в покое
Чуть-чуть побудет. Аутодафе
Сама себе прочтет перед посадкой.
Пока же можно просто помечтать.
Отпить глоток. Остывший кофе. Сладкий.
Аэропорт. Чего уж с него взять.
В окно уставилась. Стремительно темнеет.
А самолеты продолжают прибывать.
Вот если б стать ей хоть немножечко сильнее,
Она б тогда… А, все равно! Плевать.
Домой вернется. Будет все как прежде.
Из жизни можно вычеркнуть мечту.
И продолжать жить, как и раньше. Без надежды.
Не хватит смелости ей перейти черту.
Ей двадцать семь. Она учитель в школе.
Язык английский – вот ее предмет.
Специальность выбрала она по своей воле,
И тем довольна. В браке девять лет.
Супруг чуть старше. Он преподаватель
Термодинамики и кафедры доцент.
Свекор ее – делец, предприниматель,
Ее отца друг лучший. Шансов просто нет
К сопротивлению. Она не удивилась,
Когда отец ей навязал ненужный брак.
Но промолчала, как обычно, покорилась.
Лишь стала жить. Неспешно. Кое-как.
Знакомы с детства. Будто бы родные.
Он неприязни у нее не вызывал.
Высокий, видный, волосы стальные,
Глаза холодные и правильный овал.
Она ему понравилась. Иначе
И разговор не состоялся б меж отцов.
Но почему она ночами плачет?
Не может боле с ним делить постель и кров?
Он ей противен? Нет. Он так же в форме.
Подтянут. Строен. Выглядит на пять.
Но к нему чувства, отвращения кроме,
Она испытывать не может, что скрывать.
Но будет продолжать и дальше с ним быть вместе.
Все как положено. Она жена и дочь
Всегда примерная, спокойная, прелестна
Ее улыбка. Есть всего лишь ночь
Самой собой побыть, допить глоток свободы,
Сесть в самолет, затем вернуться в плен
Холодных мыслей, сердца непогоды,
И затеряться среди толстых стен.
-Ты знаешь, Миша, это как-то странно!
Прошу ответь мне, как случилось так,
Что самолет, еще с утра исправный,
Вдруг стал к полету не готов? И как
Скажи, теперь я должен добираться? –
Григорий в трубку тихо вопрошал.
Но голос был спокойный, улыбаться
Он продолжал. Себя в руках держал.
Ему не свойственен был крик или волненье,
Но чем был злее – тем он тише говорил.
И знали все в его пространстве, окружении,
Что его шепот ничего им не сулил,
Увы, хорошего. И Миша догадался,
Что шеф вот-вот и перейдет черту
Терпения. Всерьез он опасался –
Его уволят.
– Мишенька, ты тут?-
Спросил Григорий, но в ответ молчанье.
– Я жду ответа, – сухо.
–Да, да, шеф, я тут.
Вы понимаете, все неожиданно, случайно…
И ненцы утром … Они завтра ждут.
Но самолет… Ваш самолет… сломался…
Сказал механик, что сегодня не успеть
Ремонт закончить… – Миша запинался, –
Я знаю, шеф, что нужно вам лететь
Сегодня. Жизнь ваша дороже!
Пилоты не хотели рисковать.
– И что ты предлагаешь? – голос шефа строже,
Но в тоже время еще тише стал звучать.
– Есть рейс. В Иркутск. Он улетает скоро.
Я смелость взял и приобрел билет.
Простите, шеф, я если б знал… Не скрою,
Григорий Дмитрич, вы поверьте, нет
Другого выхода. Я место в бизнес-классе…
Вам у окна… И там уже вас ждут,
И регистрация по интернету.
– Я согласен. Посадка скоро?
– Через пять минут.
Григорий медленно стучал костяшкой пальцев
По подлокотнику. Он ненавидел ждать.
Но вот по виду – невозможно догадаться.
Собой умел он превосходно управлять.
Лишь иногда был звук немного громче,
Чем он хотел. Давно все на борту.
Он задержался. Неприятно. Очень.
А все помощник. Мишка. Вот же плут!
Тот о поломке знал еще с начала,
Но почему же он ему не рассказал
О том с утра? Зачем тогда смолчал он?
Вопрос: умышленно скрывал?
Он разберется с этим. Непременно.
Теперь осталось только терпеливо ждать.
Сегодня обстоятельств он всего лишь пленник,
Но завтра все в порядке будет. Да. Опять.
Тихо вздохнул. Откинулся на спинку.
Лишь шесть часов ему осталось потерпеть.
– Простите можно? – голос, как тростинка.
Измерил взглядом. – Можно мне присесть? -
Девица. Тощая. Блондинка. Это плохо.
Он этот тип едва переносил.
Сейчас заигрывать начнет. Скажите сколько
Ему на голову падет? Хватило б сил.
Не бизнес-класс. То видно по одежде.
Простая слишком. Волосы в хвосте.
Таких девиц уже встречал он прежде.
Они на все пойдут, чтобы мечте
Своей дать сбыться. Им одно лишь нужно:
Подарки, деньги, яхты, море, пляж.
Для них он принц. Важна только наружность
Таким как эта. Человек-муляж,
Картинка. Эта исключеньем,
Увы, не станет. Вон как подняла
Повыше брови, видно в изумлении.
Что? Оценила? Сколько поняла?
Только она его, напротив, удивила.
Спокойно села в кресло у окна.
Пожав плечами, улыбнулась. Мило.
И отвернулась. Будто здесь одна.
Вот странный тип! Немного неприятный,
Скорее он высокомерен чересчур.
Она не думала, что на пути обратном
Дадут посадочный ей в «бизнес-класс-гламур».
И хвастовство противно ей сверх меры,
А этот – он совсем не бизнес-класс.
Он много выше. Рядом с ним все серы,
Кругом кто есть. А прищур его глаз?
Она к окошку отвернулась. Не хотелось
Опять попасть под этот наглый взгляд.
Ей это все давно уже приелось –
Таких, как он, порою целый ряд
Пред ней предстанет на собрании в школе.
О нет, не школа то, скорее то лицей
Для тех ребят, кто не рабочих в поле
Сын или дочь, для избранных детей.
Она давно уже пред ними не трепещет.
Свое достоинство сумеет сохранить.
Для них вся жизнь – работа, деньги, вещи.
Она бы ни хотела так же жить.
Таким же стать холодным, черствым снобом.
Среди детей она всегда «своя».
Ее любили, слушали особо.
Она считала, класс – ее семья.
Ведь так и есть. Порою она маму
И папу заменяет, все только для них.
Она не учит строго по программе.
Она всю душу отдает им. Гул затих
Людской в салоне. Все готово к взлету.
Летит домой. Попала в бизнес-класс.
Билетов видимо продали свыше квоты,
Такое уже было и не раз.
Пускай сосед немного нелюдимый,
Зато трясти поменьше будет – это плюс.
И пусть меж ними лес непроходимый
Различий, воспитания и чувств,
Она сумеет промолчать и не ввязаться
В пустой и никому ненужный разговор,
И будет лишь полетом наслаждаться,
И лицезреть земли родной простор.
Семен Фомич платок убрал в кармашек
Нагрудный старого родного пиджака,
Захлопнул папку полную бумажек,
Каких-то записей и бланков. Как река,
Змеею стелется через поля и рощи,
Увидел сквозь обледенелое стекло,
Размял суставы. Раньше было проще
Ему летать. Подумал, утекло
Как быстро время. Вновь достал платочек,
С трудом прокашлялся, затем убрал в карман.
Сильнее приступы бывали только ночью,
А днем лишь кашель мучил. Все обман,
Что врач районный утверждал. Не подтвердилась
Его гипотеза. Опять летит ни с чем.
Но на спасение шанс остался. Говорилось
Об этом месте вскользь. То знать не всем
Было дозволено. Скорее лишь немногим.
Есть средь тайги деревня – пять домов.
Но тайна эта охранялась строго.
«Не каждый путь пройдет хоть и готов
Он будет пусть. Лишь тот ее отыщет,
Кто с чистым сердцем к ним готов прийти.
Лишь тот, кто знает, чувствует и слышит,
Сумеет путь в деревню ту найти».
Гласит придание. Не столь важна деревня,
Сколь мудрый знахарь, что среди лесов
Живет и лечит по законам древних.
Он поднимает тех, кто вовсе плох.
Знахарь последнею был Фомичу надеждой,
Врачи давно его сослали умирать.
Но он решил, что по тайге безбрежной
Отправится деревню ту искать.
Тайга огромная. Нет ни конца, ни края.
Летит в Иркутск. Там встретит проводник.
Быть может у него судьба совсем другая…
А, коли, нет, то видеть, как он сник
Родным и близким ни за что он не позволит.
Подумал, лучше с Богом будет встретиться в лесах,
Чем им показать им, что смертельно болен,
И страх, сочувствие увидеть в их глазах.
– Трясет. О, Боже!-
Маша закусила губу, бледнея. -
Главное дышать, – себе твердит.
А ветер все сильнее,
Протяжно, гулко начинает завывать.
Темно на улице или верней за бортом.
В салоне тоже отключили фонари.
Повсюду сумрак, воздух слишком плотный.
И главный стюард ничего не говорит.
Лишь только яркое пятно: « всем пристегнуться».
Горит значок и тишина вокруг.
Надежно память подсказала, как пригнуться,
Чтоб выжить, если самолет их рухнет вдруг.
Сосед молчит. Расслабленная поза.
И вид спокойный. Словно не трясет
Их всех нещадно. Вид такой серьезный,
Как будто в банке совещание ведет.
Она же испугалась не на шутку,
И панику скрывать едва хватает сил.
Под горло застегнула замок куртки.
Нет. Душно. Давит. В облаках светил
Напротив месяц. Нет, луна. Так низко?
К окошку снова обратила она взгляд.
Земля, деревья. Почему так близко?
Они ведь падают! О, Боже! Не летят.
К соседу повернулась. Что же делать?
Глаза расширены. Спасите! Помоги!
Его руки дотронулась несмело,
Ища поддержки. Больше не враги
Они по креслу. Братья по несчастью.
В глаза взглянула – в них только покой.
Рукой своею он обвил ее запястье
И скрестил пальцы: «Я теперь с тобой».
Она вздохнула. Сердце потеряло,
Казалось, ритм. Скажите, как дышать?
И воздуха в салоне мало… Слишком мало!
В глазах темнеет. А в висках стучать
Сильнее стало. Он пригнул ей спину
Одной рукой. Обвил колени сам.
Другой сжал пальцы ее крепко, с силой.
Секунда, две были равны часам.
Она зажмурилась. Молиться слишком поздно.
Кусает губы. Боже, страшно как!
А по щекам ее текут беззвучно слезы
И все что было, кажется, пустяк.
Удар глухой. Вмиг мир перевернулся.
Ее отбросило от кресла на окно.
Крик, лязг металла, скрежет. Вой вернулся.
И свет померк. Ей стало все равно.