– Слушай, Лин, я вот что подумал, – сказал Башмачков, когда они в который уже раз пролезли в знакомую дыру в заборе.
– Ого, ты уже начал думать! – не удержалась Лина от сарказма. – Это внушает оптимизм.
– У всех есть недостатки. – проворчал Башмачков и, внимательно взглянув на Лину, заговорил низким негромким голосом с какими-то давно забытыми бархатными интонациями. – У нас с тобой, дорогая моя, такой замерзший, даже слегка напуганный вид, что никто не поверит в «минуты страсти роковые» и в то, чем мы, по версии Кармини и Ко якобы занимались в номере.
– Что ты предлагаешь? – спросила Лина с изумлением.
– А вот что! – сказал Башмачков и, крепко обхватив Лину, впился ей в губы. Она в буквальном смысле не смогла выговорить ни слова. Вначале помешал язык Башмачкова у нее во рту, а потом она и сама перестала сопротивляться. Поцелуй длился так долго, словно подгулявшие гости на свадьбе орали «горько!» и считали вслух: «Раз-два-три-четыре…».
– Ну, ты даешь! – прошептала Лина, когда Башмачков не слишком охотно отпустил ее.
– Вот теперь ты выглядишь так, как надо! – сказал он, окинув Лину оценивающим взглядом. – Раскраснелась, глаза прячешь, волосы слегка растрепались. Ни один Станиславский не скажет: «Не верю!».
– Какой ты все-таки коварный! – сказала Лина, все еще находясь под впечатлением «нештатного» поцелуя.
– Старое вино не прокисает! – проворчал Башмачков, намекая на их давнишние романтические отношения, которые не раз прерывались на несколько лет, а потом возобновлялись так легко и просто, будто бы они расстались вчера. Лина прислушалась к себе и с удивлением почувствовала то, чего совсем не ожидала – она страстно желает секса. И с кем! Со старым приятелем Башмачковым! Внезапно она вспомнила их былые страстные ночи и почему-то застыдилась этих воспоминаний. Слишком много времени прошло! Да и они, кажется, уже другие, солидные люди возраста «хорошо за сорок».
– Пошли уже, Казанова, – сказала Лина, и Башмачков услышал в ее голосе не сарказм или насмешку, а то, чего она так страшилась в глубине души – любовь к этому немолодому уже, чудаковатому мужчине, странному и ни на кого не похожему, как и его готические романы в стиле «нуар». Страстный поцелуй, забытый аромат его туалетной воды, задыхающийся, даже слегка заикающийся от неуверенности баритон с подзабытыми бархатными нотками … Когда бывший возлюбленный оказался так близко, у Лины словно открылись где-то под сердцем далекие и, казалось, навсегда замурованный дверцы, и тепло, вырвавшись оттуда, заполнило все тело. Как сказал бы ее учитель-цигунист, «поток энергии ци снял застарелые блоки».
– Простите, пожалуйста, за опоздание, – сказала Лина звенящим голосом, когда они с Башмачковым тихонько вошли в зал и сели в последнем ряду. Мы…
– Открывали чемодан? – саркастически поинтересовалась Ильинская.
– Приятно проводили время, – подала голос Мария Кармини.
– Не надо так явно завидовать, – оборвал поэтессу Егор Капустин. – В конце концов, мы взрослые люди, и имеем право проводить время в оплаченных нами номерах так, как считаем нужным. Даже порой в ущерб семинару. Сказав это, он взглянул этаким мачо на Киру Коровкину, и та внезапно покраснела.
– Хорошо, не будем терять время и продолжим наше занятие, может быть, не столь приятное, как другие, – сказала Ильинская не без сарказма. – Вы просили пригласить сюда знакомых Ивана Кармашова? Открою секрет: старый друг Ивана Петровича проводит с вами время уже не первый день.
Писатели стали крутить головами в поисках знакомого незнакомца, некоторые даже вскочили со стульев, громко стукнув сиденьями.
– Где же он? – вскричала Кира Коровкина, с грохотом роняя свою красную сумку на пол.
– У вас что там, пистолет? – ехидно поинтересовался Башмачков.
– Слово писателя – самое страшное оружие, – парировала Кира. – Особенно, если оно разлетелось большим тиражом.
– Прекратите гадать, все равно его не узнаете, – улыбнулась Ильинская. – Этот человек скромно сидит в уголке и делает вид, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения. – Ильинская перевела взгляд на Цветкова, привычно устроившегося в темном углу сцены, и попросила: – Аркадий, выйдите, пожалуйста, на авансцену, покажитесь коллегам.
Цветков поднялся и подошел к микрофону. Лине показалось, что «Бульдог Ильинской» выглядит слегка растерянным. В этот раз его лицо уже было не розовым, как креветочное масло, а бледным, как мороженая треска.
– Аркадий, расскажите, пожалуйста, как и где вы познакомились с нашим героем, – попросила леди коуч.
– Простите меня, господа писатели, – начал Цветков, откашлявшись, – я ни разу не оратор. Не умею говорить и писать так же красиво, как вы, поэтому буду краток. Ивана Кармашова я, конечно, прекрасно знаю. Он серьезный и надежный человек, никогда никого не подводил. Иван Петрович просил передать, что вы все получите гонорар. Разумеется, после того, как Станислава Сергеевна одобрит ваши черновики. Что тут скрывать? Обычное дело: Иван собирается во власть, и, как любой серьезный политик в наше время, нуждается в пиаре.
– Чтобы написать достойную биографию, нужно иметь больше информации о нашем герое, – продолжил гнуть свою линию Егор Капустин. – пока у нас есть только справка о местах его учебы и работы, которая годится лишь для отдела кадров.
– Интересно, что сейчас наврет Цветков? – шепнул Башмачков на ухо Лине. – Думаю, писателям-фантастам такие повороты сюжета и не снились.
Лина ощутила его горячее дыхание, и по телу опять пробежала нежданная волна желания. Лина прижалась к Башмачкову и внезапно почувствовала, что ее левому бедру и левому плечу стало горячо – словно она сидела, прижавшись к печке. Башмачков взял ее за руку, и пожатие горячей сухой ладони усилило желание, возникшее помимо ее воли. Лина уже ничего не могла с ним поделать. Она почувствовала, что Башмачков тоже томится. Он положил правую руку на ее плечо и сжал его почти до боли. Его ухо, прильнувшее к ее голове, тоже было горячим, Лина подумала, что оба уха у Башмачкова, наверное, сейчас пылают.
– Сидим с тобой на семинаре, как на последнем ряду в кинотеатре, – прошептала Лина.
– Может, бог с ним, с семинаром? Давай уйдем? – предложил Башмачков тоже шепотом и для верности лизнул мочку ее уха.
– Неудобно как-то, Башмик, мы и так сегодня опоздали. Давай немного послушаем, что сейчас наврет «Бульдог Ильинской»?
Она нежно погладила Башмачкова по руке, и тот в ответ прижал к ее ладони большой палец. Лина почувствовала, что млеет и медленно проваливается во влажные грезы.
Между тем разговор на сцене шел своим чередом.
– Иван много лет управляет серьезным бизнесом, я ему в этом помогал и убедился в уме и в надежности этого человека, – сказал Цветков.
– Все это общие слова, расскажите о нем какую-нибудь историю! – потребовала Кира Коровкина. – Поймите, нам, его биографам, совершенно не за что зацепиться. Нужны «вкусные» детали!
– Вот именно! – прошептал Башмачков – Мне тоже буквально не за что зацепиться. – Убрав руку, он погладил Лину по затылку. По ее телу пробежали мурашки, но не холодные и злые, как вчера, а совсем другие – теплые и приятные.
– Ладно, так и быть, расскажу вам один случай, – сказал Аркадий. Зал затих и приготовился слушать.
– Однажды на ферме у Ивана Кармашова случился пожар. Хозяин, то есть наш Иван Петрович, тут же бросился его тушить и сам едва не сгорел в огне. Как вам этот поступок, господа интеллигенты?
– Мы уже поняли, что Иван – герой и альфа-самец! – воскликнула Мария Кармини. – Однако лично мне этого мало. Хотелось бы услышать какие-нибудь романтические истории. Я задумала книгу о большой любви, – продолжала поэтесса капризным голоском.
– Иван Кармашов настоящий мужик, он не любит трепаться об интимных вещах, – сказал, помолчав, Цветков.
– Надеюсь, он традиционной ориентации? – спросил Капустин и проворчал вполголоса: – Не люблю я этих, голубеньких…
– Господа, будем толерантными, – улыбнулась Ильинская, – мы же с вами не на Кавказе живем.
– Не волнуйтесь, с ориентацией у моего босса все в порядке, – заверил Аркадий и добавил: – у Ивана много лет есть подруга, он ее очень любит и потому прячет от чужих глаз. Признаюсь, я пару раз ее видел, и она мне очень понравилась: простая симпатичная женщина. Иван не женится на ней, потому что в бизнесе не редки взлеты и падения, и босс не хочет подвергать любимую девушку опасности. Любопытным он отвечает, что женат на работе.
– Вот видишь, а ты меня «подвергал опасности», – прошептала Лина Башмачкову, – там, на кладбище…
– Это тебя и меня кое-кто другой «подвергал», – сказал Башмачков, затем поцеловал Лину в ухо и предложил: – Давай свалим уже отсюда?
– Потерпи чуток, скоро пойдем, – прошептала Лина низким голосом и взглянула на Башмачкова влажными глазами. Этот взгляд внезапно зарядил литератора героической энергией. Он поднял руку и резво вскочил с места:
– У меня созрел вопрос! – Башмачков уставился в глаза Цветкову, а затем перевел взгляд на Ильинскую. – Каких высот стремится достичь наш герой в политике? Для чего ему понадобились книги, написанные в разных жанрах?
– Иван хочет баллотироваться на следующих выборах в Государственную Думу, – помолчав для солидности, сообщил Цветков. Затем он достал клетчатый носовой платок и вытер вспотевший лоб.
– Ну, слава богу! – обрадовался Башмачков. – Это хорошая новость. Значит, мы можем писать все, что бог на душу положит. В Госдуму у нас кто только не баллотируется: и спортсмены, и артисты, и популярные певцы. Одна известная партия всасывает их, как пылесос. Короче, «мели, Емеля, твоя неделя!».
Лицо Ильинской стало суровым. На секунду Лине показалось, будто брошка на чалме вспыхнула, как красная лампочка.
– Иван Кармашов – человек дела, – сказала она с металлом в голосе. Прошу вас, господа писатели, сосредоточиться в своих работах на успехах предпринимателя Кармашова и на его благотворительной деятельности.
– Хорошо, тогда скажите, какой бизнес у Ивана Петровича? – задала Лина вопрос из зала.
– У него много бизнесов, – улыбнулся Цветков, – и девелоперский, и ритейловский, и банковский… Даже собственная ферма есть. Одно время наш герой занимался электросетями.
– А почему бы Ивану Петровичу хотя бы разок самому с нами не встретиться? – спросила Лина. – При подготовке книги писатель обычно проводит много времени со своим героем. Расспрашивает его о детстве, о друзьях, о первых серьезных поступках и об ошибках, которые все мы совершаем в юности.
– Я поговорю с ним, но боюсь, что Иван Петрович в ближайшее время будет занят, – пробормотав это скороговоркой, Цветков передал микрофон Ильинской. Коуч обвела взглядом зал и сказала:
– До пятнадцати часов все свободны.
– Лин, давай, шевелись быстрее! Мне не терпится обсудить с тобой новую главу.
Башмачков сказал это довольно громко – так, что сидевшая впереди Мария Кармини обернулась и посмотрела на него с многозначительной ухмылкой.
Башмачков схватил Лину за руку и потащил наверх. Они бежали по пустому коридору до двери его номера так, словно от этого зависела их дальнейшая жизнь. Башмачков втолкнул Лину в комнату, повесил на двери табличку «Не беспокоить» и дважды повернул ключ в замке.
Они набросились друг на друга с такой яростью и страстью, словно мужчина был в многомесячном морском походе, а женщина с тоской и томлением ждала на берегу. Желание, копившееся у обоих столько дней, смутное ощущение опасности, ожидание чего-то еще более страшного, чем то, что уже случилось – все слилось воедино и обрушилось на них, словно штормовая волна, швырнувшая утопающих друг к другу. Лина забыла, что еще недавно волновалась из-за своей располневшей талии, слегка обвисшей груди и других пустяков. Боже, она брила ноги и делала педикюр целых десять дней назад, еще в Москве! Она тихо засмеялась, потому что это было уже неважно. Ее мужчина заставил ее замолчать глубоким поцелуем. Им хотелось скорее стать единым целым, чтобы спастись, выплыть в этом проклятом море страха, чтобы просто выжить, черт возьми! Они торопились любить друг друга так, будто мужчине назавтра опять уходить в море, а женщине придется бесконечно ждать его на берегу. Трещали молнии на джинсах, отлетали пуговицы на его рубашке, рвались ее колготки, которые Лина зачем-то натянула под джинсы. Наконец, избавившись от тряпок, они рухнули на кровать. Теперь каждое прикосновение усиливало желание, мужчине все труднее было сдерживаться.
– Сейчас-сейчас! – шептал он, лаская ее тело и опускаясь с поцелуями все ниже.
– Не спеши, – просила она шепотом, – еще чуть-чуть…
Наконец Лина почувствовала, что крутая волна, которую они оба поймали, словно серфингисты, стоящие на одной доске, поднимает их все выше, все быстрее, и вот сейчас…
Лина взлетела на гребень – и тысячи сверкающих брызг вспыхнули на солнце. Она закричала, Башмачков резко выдохнул. Пик был пройден, и серфингисты, крепко обняв друг друга, плавно покатились вниз.
– Фигасе! – сказала Лина, когда все было закончено.
– Да уж, – немногословно отозвался Башмачков.
Любые слова показались бы сейчас лишними. Они лежали рядом и боялись пошевелиться, чтобы не спугнуть послевкусие счастья и легкую досаду от того, что столько времени потеряно напрасно.
– Эх, мы… – сказала Лина.
– Да уж, – по-прежнему лаконично буркнул в ответ Башмачков. Они лежали, прикрыв от усталости глаза и молчали. О чем говорить, когда и так все ясно…
В дверь настойчиво постучали. Лина вскочила и, схватив в охапку свои вещи, прошмыгнула в ванную. Башмачков накинул «медвежий» халат и пошлепал босиком открывать дверь.
В коридоре стоял Кузьмич с Лео подмышкой.
– Табличку же специально повесил, – проворчал Башмачков. – Кузьмич, ты читать умеешь? Написано же по-русски: «Не беспокоить». Отдыхаю я.
– В общем, я это… Решил, Валер, тебя предупредить. – у Кузьмича был таинственный вид, и Башмачкову пришлось пригласить его вместе с четвероногим другом в комнату.
– Короче, шел мимо и решил зайти, – проворчал страж порядка, а затем без всякой преамбулы спросил:
– Выпить есть чего?
– В смысле? – не понял Башмачков.
– Водка есть? – уточнил Кузьмич. – Посидим по-человечески, потолкуем. Обмозговать кое-что надо.
– Схожу-ка я в соседний номер и принесу коньяк из чемодана, – сказала Лина, выходя из ванной. Она была уже одета и причесана, как будто и не скользила пять минут назад по высокой волне на воображаемой доске.
– Разбазариваем НЗ, – саркастически ухмыльнулся Башмачков.
– Ну, не тащить же коньяк обратно в Москву, – пожала плечами Лина. – Кстати, и бар уже открылся, заодно куплю бутерброды. Надо же чем-то закусывать. Коньяк мой, а закуска твоя, Башмачков. Гони пятьсот рублей. Лео тоже вон смотрит на меня голодными глазами.
– Эй, не баловать мне пса! – строго сказал Кузьмич, ставя песика на пол. Лео этот наказ явно не понравился, и он возмущенно тявкнул, а потом по-хозяйски запрыгнул на кое-как прикрытую кровать.
– Я сразу догадался, что вы приехали вместе, – сообщил Кузьмич с хитрым видом, когда Лина вышла. – Меня не проведешь. Все события в отеле фиксирую, как видеорегистратор. Ну, значит, так… Вы хорошие ребята, и я решил вас предупредить.
– О чем? – не понял Башмачков, все еще пребывавший в состоянии романтической расслабленности.
– О том, чтобы были осторожнее, – сказал Кузьмич, – и не лезли на рожон. Мутный тип этот Цветков, вот что я тебе скажу.
– Коньяк с закуской пришли, – объявила Лина, входя в комнату. – Присаживайтесь, пожалуйста, за столик. Лео, не переживай, я тебе персональной колбаски принесла. Только уговор: в кровати не есть, слезай-ка на пол. Так что же случилось, Кузьмич? Рассказывай скорее!
– Цветков подробно интересовался, как вы проводите свободное время, не выходите ли за периметр, – сообщил Кузьмич, понизив голос. – Даже спросил, действительно ли вы писатели или приехали просто так здесь потусить, а, возможно, и кое-что разнюхать.
– Ну, а ты? – спросила Лина, глядя в глаза Кузьмичу.
– А что я? Сказал, что вы типичные писатели. У меня глаз – алмаз. Серьезные люди на подобную ерунду время не тратят. Дескать, вы, как и положено сочинителям, то бишь, бездельникам, днем свои писульки кропаете, по вечерам в баре сидите, коньяк пьете, ну а по ночам… Впрочем, это дело ваше, молодое.
– Ага, вторая молодость накрыла, – проворчал Башмачков и покосился на Лину.
Кузьмич в это время покосился на бутылку армянского коньяка, поставленную Линой на столик.
– Ну, давай, Кузьмич, за дружбу! – предложила Лина.
– Писателей с их персональным охранником Иваном Кузьмичом! – подхватил Башмачков. Он достал казенные бокалы, стоявшие за стеклом в тумбочке, и принялся разлить поровну коньяк.
– Себе, пожалуй, я кофейку сварю, – остановила руку Башмачкова Лина. – Продолжай, Кузьмич, все это чрезвычайно интересно.
Между тем Лео доел колбасу, поданную ему на одноразовой тарелке, и уселся у ее ног.
– Сиротинушка, – вздохнула Лина и погладила песика по шелковой шерстке. Лео встал на задние лапки, взвизгнул и запросился на колени.
– Кто бутерброды принес, тот и хозяин. Уууу, предатель! – шутливо погрозил ему пальцем Кузьмич.
– Ох, не верю я вашему Цветкову, – вздохнула Лина. – Такое чувство, что они с Султаншей какую- то темную историю замутили. Уж больно странная биография у этого Кармашова.
– Вам, писателям, виднее! – Кузьмич крякнул, опрокинув коньяк продолжал: – Это не моего ума дело, я в ваших литературных кроссвордах не разбираюсь. Мое дело – охранять.
– А нам-то как быть? – спросил Башмачков, подливая Кузьмичу коньяка. – Может, плюнуть на оплаченную путевку и свалить отсюда? Да хоть бы прямо сейчас!
– Неглупая мысль! – согласился Кузьмич и чокнулся с Башмачковым.
– Какой ты шустрый, Валера, – «свалить»! – Лина не на шутку разозлилась. На глаза ей попалась открытая бутылка, она внезапно схватила ее и от души плеснула себе коньяку в кофе. – Смыться – проще всего. А кто узнает, отчего умер Борис Биркин, что случилось со Стеллой Маленуа, по какой причине ушел из жизни Стас Лукошко? И главное – какая цель на самом деле у семинара Ильинской и Цветкова? Мы просто обязаны докопаться до истины. Знаешь, что я скажу тебе, Кузьмич? Ты решил, что предупредил нас, и уже герой? Так легко героями не становятся. Недостаточно не умножать зло в этом мире. Надо всеми силами бороться со злом, чтобы оно постоянно съеживалось, как шагреневая кожа. Иначе зло расползется по миру и поглотит всех нас, как бездна.
– Кузьмич, ты должен рассказать нам все, что знаешь про Аркадия Цветкова, – сказал Башмачков, от души подливая коньяк незваному гостю и слегка «освежая» напиток в своем стакане.
– Аркадий – очень скрытный человек, – сказал Кузьмич. – На прямые вопросы не отвечает, о себе ничего не рассказывает. Обычно, когда люди живут в одном месте и работают в небольшом коллективе, все обо всех все знают. Мы не знаем об Аркашке почти ничего.
Охранник крякнул, допил коньяк и смачно занюхал его бутербродом. Кусок колбасы соскочил с хлеба, и Лео, спрыгнув у Лины с колен, в секунду подобрал его и благодарно завилял хвостом.
– Способный парень, – одобрил Кузьмич, – не прощелкал хавчик.
– Цветков тоже не лох, – вернулась Лина к главной теме. – Чувствуется бульдожья хватка. Откуда он вообще здесь взялся и как познакомился с Ильинской?
– Аркадий появился в пансионате недавно. Он приехал одновременно с Ильинской, к началу семинара, и сразу взял власть в свои руки. Султанша – это красивая вывеска, а управляет «конторой» Цветков. Нам он сказал, что его прислал босс. Этот самый «босс» поручил Аркадию взять на себя вопросы безопасности гостей в пансионате и назначил его замдиректора.
– Плоховато он решает вопросы безопасности, как я погляжу. За десять дней – три трупа! Это не шутка! – проворчал Башмачков.
– Цветков сам в шоке. Говорит, никто не мог такое предвидеть. Дескать, цепь роковых случайностей. Тем более, что все три смерти наступили по разным причинам: острая сердечная недостаточность, суицид и передоз наркотиков. Менты приезжали, расспрашивали, вынюхивали, но ничего криминального не нашли.
– А в чем еще заключается работа замдиректора? – спросила Лина. – У всех ведь есть должностные обязанности. Ты, Кузьмич, к примеру, охраняешь это заведение. У тебя все для этого есть: ключи от ворот, сигнализация, видеокамеры. В общем, не хуже Святого Петра сторожишь ваш маленький рай. Мышь не проскочит! Со всех участников семинара Ильинская взяла расписку. Дескать, мы обязуемся не покидать территорию «Вдохновения» в течение двух недель. Какая еще безопасность, черт побери, требуется твоему таинственному боссу?
– Цветков говорит, его задача – следить, чтобы писатели не отвлекались по пустякам. Мол, им, то есть, вам надо набросать основной сюжет за две недели. Потом, уже дома, авторы в короткие строки закончат одобренные Ильинской варианты.
– К чему такая спешка? – удивилась Лина. – Книга – это ведь не газетная статья, ее за месяц не напишешь....
– Сие обстоятельство мне неизвестно, – сказал Кузьмич. – Наверное, босс имеет на писателей какие-то свои планы. Придумал этакую хитрую загогулину. Может, хочет стартовать в верхние слои атмосферы?
– Что-что? – не понял Башмачков.
– Например, замыслил стать не просто депутатом, а начальником какого-нибудь комитета или комиссии. В наше время любой ребенок знает: единственный способ защитить наворованные денежки у нас в стране – это стать депутатом.
– А как зовут твоего босса? – спросила Лина самым невинным голосом,
– Не догадалась? А еще писательница! – саркастически усмехнулся Кузьмич. – Иван Кармашов – вот как его зовут.
Коньяк наконец развязал язык новому приятелю. Он хитро глянул на собутыльников и опрокинул стопку.
Лина и Башмачков переглянулись, впрочем, не слишком удивившись.
– Так это он терся в день заезда нашей группы в холле и рассматривал гостей! – догадалась Лина. – Я тогда еще заметила среди писателей мужчину с цепким взглядом бизнесмена.
Кузьмич молча кивнул.
Наконец гость крякнул, допил коньяк и, слегка пошатнувшись, поднялся со стула. Затем взял подмышку Лео и объявил:
– Между прочим, я сейчас на работе. Хорошо, что начальство не знает. где я болтаюсь. Объявляю банкет закрытым. Спасибо, друзья, за угощение! Надеюсь, мы еще посидим в моей каптерке до вашего отъезда.
Когда за Кузьмичом закрылась дверь, Лина сказала:
– Чует мое сердце, Кузьмич не просто так приходил! Хотел предупредить: мол, Цветков под нас копает. Что-то разнюхал, гад Аркашка!
– Надо бы узнать больше про «литературоведа в штатском», – поддакнул Башмачков и крепко обнял Лину.
– И еще про босса надо выяснить: кто он, черт побери, на самом деле, и что… – начала было Лина, но договорить не смогла, потому что язык Башмачкова оказался у нее во рту.