Нина Стожкова
Оцифрованная душа
В подземном переходе
Аккордеон играет в переходе.
Одет артист совсем не по погоде.
Послушай, друг, мне музыка знакома –
Она о тех, кто далеко от дома.
Здесь хлопчики из «ридной Украины»
И белорусы из «семьи единой»,
Учителя из города Казани
И молдаване с грустными глазами.
Давай, артист. Крути свою шарманку!
Сыграй нам про «смуглянку –молдаванку»,
Потом напомни, как за Галей вьется
Иванко, «як барвинок» у колодца.
«Прощание славянки» вжарь сильнее!
Мы с прошлым распростимся вместе с нею
И под ритмичный плач аккордеона
Пройдем, как первомайская колонна.
Пусть снег летит и на ступенях тает,
Душа, артист, с тобою улетает.
Который год идем по переходу.
Играй, артист! Надежду дай народу.
Репортеры
Фотокорам журнала «Советский Союз»,
Исчезнувшего одновременно с державой
Я летала, как ведьма, на «АНах» и «ИЛах»
И в гремящих экспрессах куда-то неслась,
Обжигаясь, хватала руками в чернилах
Каждый миг. И сплетала словесную вязь.
Ах, какие там были красивые люди!
(Фотокоры глаза обжигали до слез),
И в деревне любой, словно мы в Голливуде,
Улыбались нам жители долго, всерьез.
Все деревья цвели, все поля колосились,
Все закаты пылали в прекрасных горах.
Мы придумали жизнь, мы в нее напросились,
Как фантомы, застряв в параллельных мирах.
…Но порой, проклиная войну и разруху,
На исходе столетья, полжизни испив,
Я хочу в тот мираж, где усталому слуху
Сладкозвучный, обманный играют мотив.
Верхом
Я скачу по городскому скверу
На кобыле русской верховой
И за то, что счастлива не в меру,
Как всегда, рискую головой.
На меня кидаются собаки,
И встают заборы на пути,
Впереди – такие буераки,
Господи, помилуй и спаси!
Помоги мне, Боже, удержаться
До исхода дней моих в седле
И не раньше к финишу примчаться,
Чем мои соседи по Земле.
Крик о немоте
Я утопаю в мелочах,
Как спекулянт в чужих вещах,
Как репортер в чужих речах,
Как сутенер в чужих ночах.
Скороговорка, а не крик…
Зачем мне богом дан язык?
В мой мозг, как видео-кино,
Вплывает пестрое пятно
Бесчисленных сюжетов дня.
О, немота, спаси меня!
Художник Чернова
Пусть беснуется снег, заметая нас снова и снова,
И, как чёрный квадрат, надвигается зимняя мгла,
Им победу не праздновать, если художник Чернова
Мраку бросила вызов и в руки палитру взяла.
Безобразное корчится, воет, хохочет, чудачит,
Наши уши, глаза вовлекая в бесовский свой круг.
Но Ирина опять приготовила кисти, а значит —
Жизнь прекрасной и светлой отныне предстанет вокруг.
Итальянские улочки, щедро согретые летом,
И букеты, и фрукты, и южных небес синева…
Где уж с ними тягаться метелям, зиме и поэтам!
Ира нам говорит: «Жизнь прекрасна!».
И – к черту слова!
Липа
Липа цветет под окном городским,
Душу соблазном мутит колдовским.
Будто бы лето далекое длится,
Юные дачницы, платья из ситца,
Речка холодная, велосипед,
Пыльная зелень и солнечный свет.
Будто бы можно смеяться беспечно,
Будто июль продолжается вечно,
И ни потерь, ни кровавых вестей –
Только кипение юных страстей.
Будто простое немыслимо сложно,
Будто о чем-то сказать невозможно,
Будто не знаешь, с какою тоской
Липою пахнет в черт е городской.
Август
Лето с горки скатилось,
Словно яблоко с крыши.
Что в июле случилось –
Завтра август услышит.
Было юным, неспелым,
Изумленно-счастливым,
Стало яблочно-белым,
С изумрудным отливом.
Прикатилось из сада,
Как чужая планета.
Ничего мне не надо,
Кроме позднего лета.
Мама
Слава Богу, опять и дожди, и туманы, и слякоть,
И антенну качает, и «ящик» с утра барахлит.
Можно сосредоточиться, чтобы подробно поплакать
Обо всем, что болело, и вновь к непогоде болит.
О бездомном бродяге, которому все холоднее
На скамейке у храма, где нежно поют тенора.
И о маме –
о том, кто на небе беседует с нею,
И кого она нынче опять пожалела с утра.
Прощание с гомункулом
Бесноватый, капризный, рябой -
Весь, как крик, на картине у Мунка.
Растворяйся скорей, Бог с тобой,
И прощай, мой любимый гомункул!
Я сама сотворила тебя,
Как алхимик, в свеченье реторты,
И жила, бесконечно любя
Образ твой у сердечной аорты.
Ты капризничал, вредничал, ныл,
Моей кровью питаясь беспечно.
Ты меня никогда не любил -
Так прощай же, гомункул, навечно!
Не узнает никто никогда
Про мой опыт опасно-смертельный.
Ты растаешь, как корочка льда,
На трубе, раскаленной в котельной.
Я тебя возвращаю, как мяч,
В эту бездну без дна и без края.
Твой создатель и твой же палач -
В горьком прошлом тебя растворяю.
Рождество
Вновь январь заметет дуновеньем ветров леденящих,
Налетит и развеет тоску, что скопилось в душе.
Лишь одно нас спасет – будем яростно жить настоящим.
Завтра – бог даст, наступит, а прошлое было уже.
Этот нынешний миг, он прекрасен, как снег на деревьях,
Словно белый листок, не исписанный карандашом,
Как компьютер, что грузится тайною памятью древней
И в обход всех программ говорит нам, что все хорошо.
Вновь пришло Рождество, все мы молоды и бесшабашны,
И хозяин, как встарь, и нальет от души, и споет.
А назавтра опять, вспомнив нынешний день, как вчерашний,
Мы без страха шагнем в темноту, где поземка метет.
