– Как жаль, что над городом опять тучи… Звёзд не видно, – подала голос невестка с заднего сидения.
– Сейчас поднимемся выше и увидим звёзды, – пообещал Морозов.
Он послал машину вверх, и скоро сияющий город внизу уменьшился, съёжился и затуманился, скрывшись за облаками. Какое-то время они летели в этом тумане, и Морозов опять включил фары, а потом на бархатной черноте неба проступили звёзды. Морозов выровнял зеркало заднего вида и прибавил скорость.
Скоро Шурочка сказала:
– Не гони, Гаврилыч. В твоём возрасте уже вредно лихачить. И осторожно… Сейчас справа будет спутник. Возьми от него подальше! Как бы чего не вышло.
– Шурочка, – только и смог сдавленно, с упрёком пробормотать Морозов, не рискуя отвлекаться от управления.
Этот участок маршрута, действительно, был сложным. К тому же приходилось контролировать стабильность своей внешней оболочки. Но, кажется, голова его всё же пару раз отделялась от туловища, потому что Леночка за спиной радостно хихикала. Вот и сейчас она подавила смешок, и Морозов стиснул зубы и выпрямился в кресле, приказывая себе сконцентрироваться и быть внимательнее.
– Бабушка, не волнуйся. Деда сам всё знает, – заступился за него Борька. – Всё-таки он – пришелец.
Шурочка только вздохнула с плохо скрытым недоверием, и в её вздохе Морозов распознал невысказанную мысль: «Ох, уж эти мужики – знаю я, чего от них ждать».
Он улыбнулся и взял правее.
****
Метель свалила его.
И он заснул, а может, потерял сознание, и его занесло снегом, который под ветром заледенел и стал твёрдым, как камень, и он долго спал в этой ледяной заструге и, наверное, не проснулся бы никогда. Ему снилось горячее дыхание солнца, что вышло оно из-за облаков и разбудило его, лежащего на мягком песке на берегу моря, и это было прекрасно, пока он не разлепил глаза – на него смотрел и дышал, раздувая ноздри, белый медведь: тот разгрёб снег когтями и всунул голову в его убежище.
Он закричал на медведя. Медведь ушёл.
Он отрыл себя из-подо льда ножом, висящим на поясе, и побрёл дальше.
****
«Пиво – самый популярный в мире напиток, и это ещё не все характеристики у мозга со всеми вытекающими», – зло подумал Роман.
Торговля и в древние века являлась делом трудным и опасным… А с виду – обычный подросток! В какой-то момент он из интернета переходит в устную речь. Отсюда и пошла поговорка: «Что с воза упало, то пропало». Удивительная чушь!.. Уровень – как на отрывном календаре. А где остальное? Дюбель Крик?.. Этот опыт проводили множество раз и всё повторялось. Как стишок в тему!
– Где Дюбель Крик? Где он? – возмутился Роман уже вслух: он стоял перед кассой в супермаркете и не мог сдержать потрясения.
– Не кричите, гражданин, – процедила кассирша, она на мгновение подняла на него глаза и тут же занялась следующим покупателем.
Очередь к ней в кассу была небольшая и состояла в основном из мужичков, забежавших в эту позднюю пору за бухлом. Они томились, скучали в предвкушении и не смогли удержаться, чтобы не отреагировать в сторону Романа.
– Чё орёшь? – спросил один пьяным голосом.
– Быстро на уколы! – съязвил другой.
– Вы близки к психиатрии, как никогда, – буркнул интеллигентного вида очкарик себе под нос и сразу же отвернулся, словно он тут не причём.
Но Роман имел прекрасный слух и всё услышал, всё понял, обиделся и взвился ещё больше… Козлы! Сами спрятали и ещё насмехаются!
– Где Дюбель Крик? Где? – закричал он, накаляясь. – Сварен по монастырским репостам!.. Где Дюбель Крик?
Кассирша перестала работать. Она закрутила головой, взглядом выискивая охранника, но Романа уже было не остановить.
– Порасселись тут! – закричал он. – Куда Дюбель Крик дели? Всегда стоял на том же самом месте, а теперь привет!.. Пьяная вишня! В голову идут политические примеры!.. Кто любит понасыщеннее и всегда!
И тут к нему подбежала девушка в форменном халатике, подняла руки и крепко обняла, прижавшись щекой к его груди. Роман обомлел.
– Вы чего? – спросил он девушку, не смея шевельнуться и глядя сверху вниз на ровный пробор в её русых волосах. – Вы чего это?
– Это называется эмпатия у животных. Я читала про шимпанзе, – сказала девушка, оторвавшись от его груди и заглядывая в глаза, рук с плеч Романа она не убирала и продолжала стоять в странной, непривычной ему близости. – Вы уже успокоились? Вам лучше?
– Да! – с готовностью выпалил он. – А вы кто?
– Тогда пойдёмте. Я покажу вам, где теперь стоит ваше пиво «Дюбель Крик», вы его просто не заметили на полке! – скомандовала девушка и потянула Романа за собой за рукав.
Он безропотно двинул за девушкой. Пробормотал:
– Какие шимпанзе?
– Обезьяны… Если обезьяну обидели, и она кричит, то подруги спешат к ней, обнимают и так утешают. И шимпанзе обязательно успокаивается, – она обернулась и засмеялась, и спросила с улыбкой, сияя глазами: – Ведь вы успокоились? Правда?
«Что же я? Хуже шимпанзе?» – подуман Роман и ответил:
– Да!.. Конечно успокоился! Спасибо!
Девушка не уходила и продолжала глядеть на него, сияя довольной улыбкой. Он, не отрываясь, смотрел в её лицо, впитывал эту улыбку, забыв и про пиво из вишни, и про всё на свете.
Через три месяца они поженились.
****
Её звали Эльвира или, по-другому, Элечка – как называл он свою жену в минуты нежности.
Когда же Роман бывал на неё зол, он звал её Вирой или даже Виркой. «У тебя, Элечка, такое имя удобное, двойное», – объяснял он ей потом, оправдываясь…
Двойное имя – очень хорошо. Получается, типа, что жён у него много! И очень прикольно, когда они вдвоём расщепляются! И он ещё – третий или, пожалуй, четвёртый… Роману даже ссориться с женой не хотелось, а хотелось сказать громко и веско, по-мужски: «Нам всем надо успокоиться!»
Вот и сейчас она кричит ему: «Рома! Рома! Сколько раз я тебя просила!» А он молчал, потому что не знал, каким именем её назвать. К тому же, что тут говорить, он был виноват, вот факость! Жена, и правда, просила не приносить в дом больше никого: ни бездомных щеночков, ни замёрзших снегирей, ни замученных ёжиков. А он принёс. Принёс всего-навсего рыбку в банке. Нашёл в ангаре перед своим шкафчиком в раздевалке.
Роман был лётчиком региональных воздушных линий. Проще говоря, работал в частной малой авиации, выполнял полёты по десантированию спортсменов-парашютистов. Его самолёт «Чебурашка» – турбовинтовой двухмоторный высокоплан с хвостовым однокилевым оперением. Он предназначен для регулярных и чартерных рейсов, имеет сокращённые взлётно-посадочные свойства в условиях эксплуатации на травяных, грунтовых и снежных неподготовленных площадках. Экипаж – два человека. Вот так вот!
Роман чувствовал, что опять волнуется, и что ему опять трудно подбирать слова. Но всё же выпалил, прижимая руки к груди:
– Элечка, я не виноват! Она меня просила!
– Кто просила? – пробормотала Эля.
– Рыбка!.. Просила взять её домой! Всегда! – ответил он старательно, глядя ей в глаза.
Жена смолкла и застыла с раскрытым ртом.
Роман воспользовался паузой и добавил, объясняя вкрадчиво:
– Она нам денег обещала дать.
– Каких денег? – выговорила Эля бесцветным голосом.
– На мой Индекс.Кошелёк перевести, – честно сознался он.
– И номер карты спросила? – Эля придирчиво сощурилась.
– Нет, пока не спросила. Но спросит, конечно… Потом. Типа того, – успокоил её он, впрочем, не слишком уверенно.
Жена захватала воздух ртом. Выкрикнула, скорее, с болью:
– Рома, ты псих!.. Я всегда это чувствовала!
– Какой же я псих, Элечка, если я работаю лётчиком! Нас же проверяют, – стал ласково уговаривать он её.
– Тебя недопроверили! – не сдавалась она. – Принести в дом какую-то пиранью!
– Она не пиранья, Вира! – обиделся он за рыбку.
– А то ты знаешь, Рома! Ну, не пиранья, а барракуда! Вылитая! Ты только глянь на неё!
Роман опять покосился на банку с рыбкой. Рыбка, как рыбка. Серенькая, с ладонь величиной. Ни на пиранью, а уж тем более на длинную змеящуюся барракуду она похожа не была: он гуглил на всякий случай… А вот банка, действительно, странная. Необычная банка, большая… Литров на пять-шесть будет. Таких стеклянных банок он сроду не видел. Наверное, импортная.
Жена опять выкрикнула, даже с какой-то угрозой:
– Рома! Чует моё сердце, что эта твоя рыбка жрёт человечину!
Роман на это уже ничего не ответил, а только улыбнулся скептически.
И тут в дверь позвонили: неожиданно нагрянул их сосед, дядя Петя. Прошёл на кухню, поздоровался с Элей.
– Пётр Гаврилыч! Вы гляньте, что он опять притащил! – бросилась к нему она.
Сосед нагнулся и застыл, заглядывая в банку. Потом повернулся к Роману, заговорил о чём-то своём. Роман был рад приходу соседа – всё-таки разрядил атмосферу. Элечка немного отвлеклась, улыбаться стала, чайник поставила. Хороший он мужик – дядя Петя. Спокойный всегда, добрый.
Только, уходя от них, в прихожей, он сказал Роману, придержав его за локоть:
– Избавься от этой рыбки, Ромка! Дело говорю!
Вот уж!.. И дядя Петя туда же! Да что они все? Сговорились?.. И бухгалтер работает по своей линии, чем учебник крепкий. Сговор будет вырабатываться гораздо легче, когда спичка. Причина катастрофы – человеческий фактор, а не спичка вам. За выполнением воздушных судов следит однозначно!
Дядя Петя ушёл, а Роман совсем разволновался и расстроился, даже опять заговариваться стал. Он сфотографировал рыбку и, строгим голосом приказав Вире не трогать её ни под каким видом, поехал в зоомагазин купить корма.
Заодно и проконсультироваться. Вот факость!
****
Историю ХХ века без всякой натяжки можно назвать веком городов: в это время города стали играть значительную роль.
В ХХI веке отношение к городам поменялось – мегаполисы перестали быть новизной. Они стали привычной частью повседневности, сделались декорацией, на фоне которой разыгрывалась драма жизни. В веке ХХII города перестали быть цельным объектом, имеющим условные границы и ядро центра, а стали восприниматься, как последовательность образов, как собрание ценных или эффектных видов и пейзажей, вставленных в условную рамку с незримым багетом.
Это Морозов понял сразу, как увидел, а точнее – как не увидел прозрачные здания и тротуары-инвизибул в той Москве, куда они переместились. Теперь, в ХХII веке, градостроителями в архитектуре городов оставлялось и подчёркивалось только самое значимое. Но обычная окружающая застройка не сносилась, нет. Эти здания просто делали невидимыми вместе с тротуарами специальным составом, называемым «инвизибулин». Что же?.. Очень понятное желание. И эти невидимые тротуары обозначались световой разметкой, а обувь пешеходов, занятых фланированием по невидимым улицам, тоже приобрела очень нужную в таких условиях сверкающую подсветку каблуков.
И таких желающих прогуляться по видовой Москве было, как ни странно, много. Хотя большинство горожан предпочитало всё-таки передвигаться не пешком, а на авто или на летающих такси. Другая часть населения, – менее состоятельная, – передвигалась общественным наземным и подземным транспортом. Зато селились современные москвичи просторно – где хотели. Хотели – в любой гостинице или апарт-отеле. Хотели – в большой квартире или, наоборот, в маленькой и уютной мансарде.
Морозовы для своей большой семьи выбрали огромную квартиру, по прежним российским меркам.
Они вошли в эту новую квартиру, впустив туда сначала котика. И Пуси вошёл в прихожую осторожно, положение хвоста вниз под сорок пять градусов. Морозов, как увидел – всё понял и напрягся… Это была у кошачьих поза раздумий – когда животное находится на распутье, оценивая ситуацию. В таких случаях можно было ждать или ласково мурчащего питомца на коленях, или сюрприза от него в виде лужи в тапке. Скоро хвост у Пуси поднялся трубой, домашний паршивец бодро посеменил в глубь квартиры, и Морозов успокоено выдохнул.
Внук Борька тоже прошёл через гостиную к огромному панорамному окну, оглядывая дальние перспективы.
– Нет! Как они тут живут? – растерянно спросил он. – Всё у них есть. И жильё, и магазины, и домашние роботы. Даже органы для пересадки выращивают… И машин на улицах полно. И у здешних полицейских даже есть возможность блокировки автомобилей, нарушивших правила. Сразу же. По звонку в свой участок. Только поэтому у них здесь – ни погонь, ни перестрелок… Такая скука! Что они тут в кино показывают?
Он обернулся и выпалил:
– Ты не сможешь здесь быть писателем-фантастом, деда!
– Боря, ша! Даже не думай за варианты! – с нарочито хищным прищуром ответил Морозов. – Буду я и здесь фантастом… Дай время. В жизни всегда есть место непознанному.
– А кина здесь нету, мамочки мои дорогие! Здесь вместо кинотеатров – киноциркусы. Там в шлемах играть надо, – засмеялся Миша, до этого настороженно-молчаливый. – Здесь только сериалы по телевизору показывают, я узнавал.
– А продукты здесь всё больше синтетические, – заметила невестка Галя, присаживаясь на диван. – И китайцев много.
– Здесь всех много. Русских почти нет, – добавил Миша и сел на диван рядом с супругой.
Он снял очки, стал протирать их и осматриваться, близоруко щурясь.
– Натуральные продукты «доставать» придётся, Гаврилыч… Как в Советском Союзе, – вздохнула Шурочка, она тоже подошла к окну, оглядываясь.
– Достанем, – пообещал Морозов и добавил с нескрываемым сарказмом любимую поговорку Шурочкиной матери, простой крестьянки: – Живут кошки, живут собаки. Проживём и мы.
Шурочка улыбнулась понимающе.
– Настоящие продукты здесь бешеных денег стоят, Пётр Гаврилыч! – засомневалась невестка.
Борька вставил своё:
– А мне Москва-22 нравится! Главное, что здесь можно наступать на бабочек!
Морозов ничего не ответил, а только ухмыльнулся в усы и тут же поймал на себе пристальный взгляд внука.
– А усы у тебя здесь, в этой Москве, деда, не такие седые, как дома. В твоих усах теперь седина едва наметилась. Что? Решил помолодеть на новом месте? – тут же выдал тот.
– Не приставай к деду! Путешествия всем к лицу, – ответила Леночка и кокетливо улыбнулась.
– А ты чего лыбишься, шмакозявка? – вскричал Борька. – Наверное, о здешней косметике размечталась?
– Да что ты ко мне прикопался? Здесь уже в начальных классах все при макияже! – яростно заспорила Леночка, тут же покраснев, впрочем.
Морозов опять заговорил:
– Ну… Если не быть мне здесь фантастом, то…
Он замолчал со значением и, увидев, что глаза всех родных с интересом смотрят на него, продолжил:
– То я здесь открою «Бюро по обмену жизней». Здесь с открытием бизнеса – совсем просто.
– Что? Что ты откроешь? Какое бюро? Каких жизней? – вскричали родные все сразу, хором и на разные голоса.
– Да! Бюро. По обмену человеческих жизней… А если солидно – это будет фирма под названием «Фауст», – пояснил Морозов. – Представляете? Приходит клиент и говорит…
Тут он остановился в раздумьях, но скоро защёлкал пальцами и сказал таинственным голосом, с азартом глядя на Шурочку: – Клиенту надо будет только сказать: «Я недоволен своей жизнью». И мы ему подберём варианты. Подберём другую жизнь…
– Ну, деда! Ты неисправимый фантаст! – простонал Борька, закатывая глаза.
– Просто не деда, а дед Морозов какой-то, – потрясённо пролепетала Леночка.
Невестка и сын застыло молчали, а Шурочка добавила с улыбкой, лаская его глазами:
– Свихнулся совсем на старости лет.
Морозов решил поддержать всеобщее веселье. Сказал:
– Тогда я буду ездить по миру и совершать добрые преступления. У меня всё чётко.
Все довольно засмеялись, а Морозов добавил:
– Чем смеяться над стариком, шли бы лучше посмотреть нашу новую ванную. Это не ванная, а настоящий спа-салон. И чего там только нет!
– Надо сходить посмотреть, чего там нет, – с усмешкой согласился Миша.
– А мне нравилось жить в отеле, – заметил Борька.
Леночка презрительно фыркнула. Тут зазвонил домофон.
Морозов подошёл, поинтересовался, открыл дверь. Объяснил всем:
– Это покупатель нашего Ниссана. Он коллекционирует старые и старинные авто.
– Дед! Ты хочешь продать нашу машину времени? – придушенно зашипел Борька, глядя на него круглыми глазами несчастного щенка.
– Наш Ниссан – не машина времени, а самый обычный автомобиль, хоть и старинный по здешним меркам, – успокоил Морозов внука. – А нам сейчас крайне нужны деньги… И хорошо, что нашёлся коллекционер на наше авто.
– Но как быстро он узнал, что мы продаём машину, Гаврилыч! – удивилась Шурочка.
– Ну, Земля же здесь ещё быстрее вращается, я же рассказывал, – пошутил Морозов и пошёл навстречу посетителю.
Пригласив коллекционера в свой новый кабинет, Морозов довольно быстро заключил с ним сделку. Машину этот коллекционер даже осматривать не стал. Расплатившись наличной голдой, он подхватил со стола документы, бросил их в портфельчик и откланялся.
«Интересно, но этот шустрый Коллекционер тоже считает, что наш Ниссан – это машина времени», – подумал Морозов, закрывая дверь за посетителем.
****
Да, возможно старость – это закат жизни, но как прекрасны бывают закаты?
Шурочка Морозова была к старости готова, попросту в душе сроднившись с нею. А куда деваться?..
Всякие советы и «Инструкции по старости» в журналах и интернете она начала читать давно. А как же иначе с таким мужем, какой был у неё? С мужем, который молодеет прямо на глазах от одной только смены места жительства. Вот сейчас он опять сделал свои усы совершенно, седыми, но её не проведёшь. Она знала, что муж, как мальчишка – полон сил, полон энергии и только прикидывается человеком в возрасте, подстраиваясь под неё.
А сейчас он пришёл к ней, чтобы пригласить погулять по городу: надо же познакомиться с новым местом и временем?
– Мне сегодня как-то не можется, Петя, – сказала она ему.
– Тогда я понесу тебя, моя девочка! – вскричал он и поднял её на руки.
– Тише, медведь! Поставь на место… Ты меня уронишь! – Засмеялась она в притворном ужасе.
– Никогда, моя девочка, – ответил он, осторожно опуская её на кровать.
Она заулыбалась с грустью:
– Петя, девочке в этом году… Не буду говорить, сколько лет.
– Вот и не говори, капризная девчонка! Всё ты выдумываешь, ничего у тебя не болит.
Он стал массировать её ноги, и привычная уже боль в середине груди постепенно уходила от неё… «Нет, всё же надо не затягивать с операцией, ведь здесь, наверное, это просто», – подумала она и смежила веки.
Подружки-ровесницы завидовали ей белой завистью, ведь не у всех бывают такие мужья, как у неё. Подружки-пенсионерки годами ждали высокотехнологичных бесплатных операций, были малоподвижны, с массой болезней и отсутствием денег на медицину. Они устали от постоянной боли в суставах, от вечных проблем детей и простуд маленьких внуков, от гнетущей необходимости всё время работать, чтобы как-то поддерживать привычный уровень жизни. Любимая Шурочкина подруга грустно шутила, что самая подвижная, самая активная часть тела у неё – это мозг. Шурочка очень плакала на её похоронах. Подруга умерла в шестьдесят восемь лет, на двадцать лет пережив своего супруга, который не дожил и до пятидесяти…
Массаж, как всегда, успокаивал. Шурочка чувствовала, что засыпает под руками мужа.
Но через несколько минут беспокойство опять охватило её, и она позвала Морозова:
– Петя! А если мы не найдём здесь нужную клинику?
– Найдём, вот увидишь.
– А как же?..
Она не договорила, но муж, как всегда, понял её без всяких слов. Ответил:
– Не волнуйся, деньги будут. Я пойду работать массажистом, на первое время. Здесь очень требуются услуги по уходу и люди, имеющие работать руками… Не всё можно сделать роботом, как оказалось!
Он ухмыльнулся, а потом подмигнул ей хитрым глазом. Добавил:
– Заодно и к людям здешним пригляжусь.
– Петя! – опять позвала она. – А как же ты теперь навестишь соседей?.. Без нашей машины? Я беспокоюсь за Романа.
– Машина мне не нужна. Она была нужна только для вас, – ответил он. – Я тоже беспокоюсь за Петровых. Да и в старую квартиру надо бы забежать, посмотреть.
Шурочка опять закрыла глаза. Через минуту она уже спала.
Морозов накрыл её одеялом и пошёл из спальни, решив прямо сейчас зайти к Петровым. Прикрывая дверь, он оглянулся на Шурочку и одними губами прошептал:
– Ни о чём не беспокойся. И не говори мне о своём возрасте… Для меня ты всегда будешь юной, нежной девочкой. Любимая моя.
****
Роман хотел взять от жизни всё, но боялся, что не донесёт.
Поэтому он плыл по течению, то есть, брал только то, что жизнь давала ему сама. Например, вот эту Индекс.Рыбку – так он назвал свою последнюю находку в странной банке. Ведь как-то надо называть животное! Продавцы породу рыбки по фото определить не смогли и предложили привезти неизвестную рыбулю в зоомагазин, но Роману было неохота ездить туда-сюда. Может быть потом?.. При случае?.. К тому же сама Индекс.Рыбка наотрез отказалась ехать куда-либо, сославшись на усталость.
Она была всем довольна, только просила у Романа «живой корм». Он же, как назло, купил тогда в зоомаге одного сухого мотыля, хотя неотвязный продавец ему внушал, что для рыбы живой мотыль и другие ещё несдохшие дафнии с трубочниками являются основным кормом, особенно, если порода рыбы – хищная. Но, если честно, это Романа, как раз, и смутило: не хотел он поощрять хищнические повадки своей Индекс. Слова Эли о том, что его рыбка питается человечиной, крепко засели в сознании.
Но рыбка просила «живой корм» и просила всё настойчивее. А потом она вообще как-то загрустила, перестала подплывать к Роману, когда он подходил в банке и стучал ногтем в стекло. «Обиделась», – понял он и заказал доставку живого мотыля на дом. И мотыля привезли, и обстоятельно объяснили, как им кормить рыбку так, чтобы мотыль не оказался на дне. Потому что спрятавшийся в грунте мотыль погибал и портил в аквариуме воду. Для этого дела у рыбоводов имелись специальные кормушки. Правда, кормушки у Романа пока не было, но он придумал кормить рыбку длинным пинцетом для проявки плёночных фотографий.
И вот утром, перед работой, он и занялся этим страшно интересным делом. Взял пинцетом красную извивающуюся личинку и подсунул своей рыбке прямо под нос. И она тут же этого мотыля съела и заметалась по банке в поисках другого. И Роман ей бросил другого, даже сразу двух других. И с увлечением смотрел, как эти два сцепившихся мотыля падали вниз, и как их у самого дна подхватили жадные губищи его рыбки.
«Гля, ты, хищник какой!» – подумал Роман и стал бросать пинцетом в банку мотыля по одному. Рыбка ловко их хватала, засасывая в жадный, ненасытный рот. Третьего мотыля… Пятого… Восьмого… На восьмом мотыле Роман остановился. Хватит! Не объелась бы его Индекс с непривычки! Пусть подождёт до вечера, а ему – на работу надо.
На работе его ждало потрясение.
В конце лета у них в клубе заказывали прыжки две девушки, блондинка и рыженькая. Утром рыженькая позвонила Роману и сказала, что блондинка спрыгнула с крыши… Разбилась насмерть.
Роману было очень жаль блондинку – красивая, клёвая… Деньги тогда отдала наличкой в шоколадке. Почему она не обратилась ни к кому?.. Ни к какому специалисту? Или к другу?.. Да хоть бы позвонила ему, например, он сумел бы ей вправить мозги.
Так глупо всё в жизни и жестоко.
А тут ещё шеф решил срубить деньгу и перегрузить его Чебурашку. Взять лишних спортсменов-парашютистов в полёт.
– Не возьму, – решительно сказал Роман, уже начиная заводиться. – Не возьму и можете не угрожать мне!.. Я сам уволюсь!.. Без всяких кого фотографировать… Точка прыжка!
Шеф продолжал настаивать:
– Девчонки совсем худенькие…Обе-две на центнер потянут. Посадишь их на пол. Твоя Чебурашка девчонок даже не заметит!
– Заметит! Как по учебнику!.. Смещение центровки за пределы эксплуатационных ограничений! Совершенно!.. Категорически настало!.. В парашютно-десантный вариант!
– Да что ты кипятишься? – уже миролюбиво промямлил шеф. – Я сам всегда за выполнение установленных требований. Ты же знаешь!.. Если сказано, что максимальное количество парашютистов в твоей компоновке самолёта не более двенадцати человек – значит верняк… Железно.
Роман выдохнул и с подозрением покосился на шефа: тут был расстроен и с трудом скрывал это. Но Романа расстройства шефа не сильно колыхали. Потому, как сваливание самолёта в штопор и столкновение его с землёй он уже видел. Погибло тогда одиннадцать человек при загруженности турболёта двадцатью тремя парашютистами… Отделение хвостовой части… Остались в живых только те парашютисты, кого в пробоину выбросило в небо.
А вот члены экипажа – в фарш.
****
Роман резко развернулся и пошёл к самолёту. Со вторым пилотом он уже виделся и сейчас, в кабине, просто кивнул ему.
Комбезы парашютистов в их клубе – красные, оранжевые и жёлтые. Сегодня все парашютисты его группы были в красных комбинезонах, как на подбор. Возле двух красных фигурок вскоре появился шеф, что-то им объясняя. Остальные пошли садиться. В сегодняшней группе был один «перворазник». Роман узнал его по «подвесной системе» – специальному парашютному снаряжению для надёжного удержания «стороннего балласта». Перворазник должен был прыгать с инструктором Алексеем и сейчас не спускал с него глаз, неотступно следуя за ним, след в след. Вот чудной!..
Запуск двигателей, руление, взлёт. Лопасти винтов засверкали на солнце. Земля всё дальше и дальше удаляется от их турболёта. В узкие лобовые стёкла кабины этого не видно, просто небо впереди всё сильнее наполняется синевой… Турболёт погружается в эту синеву, как в пучину моря, погружается, падая вверх и рассекая мягкие, добродушные медузы облаков.
Парашютисты по световому сигналу выходят из самолёта через люк в хвостовой части, в том порядке и точно так, как было отрепетировано на земле. Роману этого не видно, но он знает. Первым прыгнула женщина, заслуженный мастер спорта: сгруппировавшейся красной фигуркой полетела она к земле. Потом по команде борт покинул тендем перворазника и инструктора Алексея. Чудно, что перворазник приземлится на попу инструктора, и будет счастлив и горд своим прыжком.
Следом десантируются остальные парашютисты… Пятый… Шестой… Восьмой… Двенадцатый… На земле их заберёт машина, а самолёту пора возвращаться.
Тут Роман услышал сигнал своего телефона. Достал, быстро глянул: на мобильное приложение Индекс.Деньги поступило пополнение. Пока он отупело таращился в телефон, пришло второе пополнение – сумма в два раза больше. Потом – третье… Пятое… Шестое… Восьмое. Да что же это? Он ни от кого ничего не ждёт. Что это за деньги? Придётся с этим разбираться, но – потом.
Сейчас главное – правильная посадка.
****
В клубе Роман узнал страшное – машина не привезла назад восемь парашютистов.
Женщины-мастера спорта, перворазника с инструктором Алексеем и ещё пяти спортсменов не оказалось на земле в точке сбора. Восемь спортсменов из его группы – канули, как в воду. Ветром их парашюты снести не могло, не было ветра в этот день. Их искали на поле, искали в окрестностях, теперь поисковые группы расширили зону поиска – и ничего. Ни тел, ни парашютов… Бесследно.
Пилотов, спортсменов и обслуживающий персонал, – всех, кто был в клубе в этот день, – просили не расходиться. Роман сначала сидел с телефоном в руках, уставившись на сообщения от Индекс.Деньги, потом встал и пошёл к шефу: пришло прозрение. Мысли были ясные, чёткие, сложившиеся в строгую логическую последовательность. Сейчас главное – чтобы ему поверили.
В кабинете шефа – полно людей. Звонят телефоны. Крики. Ругань. Роман закрыл за собой дверь. Сказал:
– Главное – чтобы мне поверили. Я всё понял.
– Говори, Петров! Что ты понял? Не тяни! – закричали ему.
И он сказал, всё больше и больше волнуясь:
– Рыбка это сделала! Индекс.Рыбка… Науке неизвестная. Банка странная возле шкафчика, но не там… Вы можете сфотографировать Московский регион, а будет не как пиранья. Небо и море, вывернутые над головой, над горизонтом. Как в книжке! Потому что не воздух будет, а море будет. Можно стать воздушным ассом! Можно стать воздушной планетой!.. Сумма, оторванная в область зоологии, даст свои колебания на всю зоологию!.. На Чебурашку!.. На всю семью живого корма!
На него смотрели безумными глазами. На лице шефа ясно читался ужас. Они не поняли, идиоты! Это же так просто, а они не поняли!
И Роман, схватив ближайший стул и подняв его над головой для подкрепления своей мысли, закричал:
– Идиоты!.. Илья Муромец даёт колебания на семью, на свою семью!.. Если кормить человечиной, то планету примут по учебнику!.. Съест восемь мотылей, но нельзя ещё! Он прячется в грунт, и там погибает аквариум… Но не все погибли! Не все, поймите же!..
Он запустил стулом в шефа, чтобы стереть с его лица тот грёбаный ужас, что на нём был написан. Раздался грохот и звон разбитого стекла. Кто-то закричал:
– Скорую!.. Вызывайте скорую! Жене позвоните!
– Вы все недоумки!.. Я вам сейчас докажу! – закричал Роман, что есть сил, и выхватил из кармана телефон.
Но в него уже вцепились крепкие руки, много рук, потащили к дивану, бросили на него, прижали локтями, коленями, а он так хотел им показать пополнения своей карты. Они же шли в удивительно прекрасной последовательности, эти пополнения… Сначала – одна сумма, потом – сумма в два раза больше за тендем… За тендем «перворазника» и инструктора, идиоты!.. Потом опять – первая сумма. И так ещё пять раз.
– Рыбка! Индекс.Рыбка!.. Она просила… Или не Индекс!.. Или не рыбка вовсе! – закричал он опять, вырываясь и барахтаясь, чтобы встать с дивана. – Тендем! Сторонний балласт!.. Пустите, суки!
Но его уже крутили парашютными стропами. Хорошо, что рот не заклеили, поэтому Роман ещё пытался им что-то доказать, кричал, но куда там…
Когда приехала скорая со своим уколом и носилками, он только и смог прошептать сорванным голосом:
– Нам всем надо успокоиться…
****