Ния Орисова
Птичка
Странная идея, непонятно как появившаяся в голове, заставила меня действовать. Быстро запихнув остаток мяса в рот, я решила порадовать хозяина дома, собрав ему завтрак. Не сомневаюсь, он тоже любит мясо. Мне не сложно, а ему должно быть приятно. До этого я только по отношению к брату испытывала что-то подобное. Он был моим самым любимым мальчишкой. Вейн для меня чужой, и о нём я ничего не знаю, но появилось желание понять, почему мужчина стал таким диким и чем могу ему помочь. Я боялась его и в то же время хотела остаться с ним. Странные, несвойственные мне желания мешали мыслить рационально. Дух противоречия завладел мной, а полное отсутствие жизненного опыта побуждало следовать велению сердца. Ведь так будет правильно?
Вейн первым делом, перед тем как приступить к работе, зашёл на кухню и увидел Инку. Девчонка смотрела на него глазами, полными ужаса, и он почувствовал себя палачом. Вейн никогда не был птицеловом, и понимая, что так было бы лучше, всё-таки решил не закрывать птичку в клетке. Пусть сама решает, как ей быть. Захочет, пусть возвращается к отцу, препятствовать не станет. Запугивать того, кто и сам боится, совсем не смешно и не особо интересно, у него для этого целое поселение под боком. Женщины уже как год не наведываются к нему, предлагая совместную жизнь, как это было прежде. Раньше толпами бегали. И чего только находили в нём? Вон пташка испугалась и в мыслях наверняка уже стремится прочь отсюда, в свой такой привычный мир.
В мастерской Вейн осмотрел заготовки. Хорошие получились, правильные, без изъянов и точно такие, как было задумано, можно приступать к сборке. Вроде металл, а он уже представлял, насколько ажурная, почти невесомая получится перегородка. Она идеально впишется в интерьер дома заказчика, любителя неординарных решений. Кузнец переоделся в рабочий огнеупорный комбинезон и включил технических помощников. Огонь разгорался, и в такие моменты он чувствовал себя повелителем огненной стихии и железа. Раскалённый металл в его руках, словно живое существо, становился гибким и податливым, застывая в той форме, которую ему придали руки творца. Неожиданно в мастерскую, место, куда не было доступа посторонним, открылась дверь, впуская Инку. Девушка чему-то улыбалась и держала в руках плетёную корзинку. И где только нашла? Мало того, что осталась у него глупая девчонка, так хватило ума прийти в чисто мужское царство. Он не сдержался, вмиг в крови взметнулся огонь, выражая недовольство вторжению чужака. Её присутствие здесь не требовало объяснений, а зародившуюся мельчайшую искру интереса поглотила привычная необоснованная ярость.
– Пошла вон! – прорычал он. – Вон!
Для большей убедительности он указал пальцем на дверь, чтобы никаких сомнений не осталось, куда ей идти и как быстро.
Инка побелела и попятилась назад. Дверь автоматически закрылась, и Вейн заблокировал её, возвращаясь к работе. Девушка была забыта сразу, сейчас здесь главенствует огонь, его жар, его сила. Нельзя мешать процессу созидания.
Своим криком Вейн не напугал меня, скорее озадачил. Это я слишком поспешила и хорошо подумала о лешем. Что это на меня нашло? Хотела отблагодарить за снятие оков того, кому это вовсе не нужно. Я смотрела на закрытую дверь, достала из корзины бутерброд и откусила от кулинарного шедевра. Вкусно получилось, зря лохмач отказался. Медленно пережёвывая пищу, вернулась в дом. Походила, заглядывая во все комнаты. Рядом с той, куда вчера зашла, обнаружила прекрасную гостевую спальню и перенесла в неё рюкзак. Здесь можно и задержаться. Побродила по участку вокруг дома. Заняться было совершенно нечем, и я решила обернуться кошкой и прогуляться. Кошка получилась крупной, но именно этот вид считается одним из тех, что отличается особым дружелюбием по отношению к человеку. Волк из меня получается мелкий и вполне мог сойти за собаку, но к кошкам у людей больше доверия. Видя мягкую пушистость, у них руки сами тянуться погладить или почесать за ушком красивого зверя.
Люди в поселении не обращали на меня внимания, как будто для них появление зверя на улице – обычное дело. Никто не проявил особого интереса и не пытался накормить наверняка голодную кошку, даже молока не предложили. Я спокойно заглядывала во все дворы, пролезая между прутьями забора, что больше служил украшением, чем защитой от чужаков. Около одного из таких, в чьём палисаднике росла кошачья травка, я задержалась.
Видимо, кошачья сущность всё-таки присутствовала, так как вдыхая аромат этих цветов, я хотела остаться здесь навсегда. Прикрыв глаза и вытянув лапы, чутко водя ушами, лежала на траве, наблюдая за мужчиной и женщиной. Совсем молодая пара, девушка моложе меня и парнишка чуть старше беззаботно разговаривали на крыльце. Девушка заливисто смеялась, а мужчина держал подругу за руку, нежно поглаживал её. О чём-то договорившись, они сошли с крыльца. Молодой мужчина начал снимать с себя одежду, и я могла со стороны наблюдать, как происходит оборот аниморфа. Очертания тела начинали стремительно расплываться, окутанные таинственной дымкой, и вроде вот только стоял человек – и уже зверь. Встала на лапы и вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть это чудо. Девушка обнимала чёрную с лоснящейся на солнце шерстью кошку. Это взаимодействие двух сущностей – человеческой и звериной – порождало ощущение расширение границ реальности. Что это, если не чудо? Каждый раз, переживая превращение, понимаю, что жизнь – это бесконечная сказка, и в ней я главная героиня.
Не у меня одной это любимый образ, но что самое главное, я не одна такая. Девушка оказалась обычным человеком, а вот парнишка умеет оборачиваться. Может так оказаться, что это поселение аниморфов, и поэтому меня привезли сюда. Возможно, что и Вейн аниморф. Я словно сошла с ума, бегая по поселению, стараясь увидеть, как человек превращается в зверя. Металась от дома к дому, прячась, не решаясь зайти и спросить прямо, боясь услышать, что я сумасшедшая. За теми домами, где в семье имелись дети моего возраста, наблюдала подолгу, но всё впустую. Только Вейн может рассказать, что происходит. Пусть кричит, рычит, ругается, но я получу ответы на свои вопросы. Я бежала обратно, подгоняя себя, в смешанных чувствах. С одной стороны, восторг от того, что увидела, с другой, обида, не на кого-то конкретного, просто в общем. Нетерпение поскорей узнать и страх от того, что могу услышать. Хотелось кричать от распирающей изнутри гордости – я аниморф! – и в то же время поскорей забиться в самую глубокую нору и никогда, ни кому не говорить об этом.
Солнце уже скрылось за горизонт, и на небе зажглись звёзды. Дорогу я видела прекрасно, и ничего не помешало добраться до дома Вейна. Забежала в комнату и, вернув человеческий облик, всё ещё взбудораженная увиденным, отправилась добывать ответы.
Вейна нашла на кухне за поздним ужином, похоже, кто-то заработался и совсем забыл о времени. О том, как на меня накричали, я и не вспомнила. Это такая мелочь по сравнению с тем, что увидела.
– Нам надо поговорить, – я не просила, а требовала.
Вейн невозмутимо продолжал жевать, никак не отреагировав на мои слова.
– Объясни мне, зачем я здесь? Ты знаешь, что я аниморф? Я была в поселении и видела, что там живёт такой же, как я. Поэтому меня привезли сюда? Что вообще происходит?
Вейн с тяжким вздохом отодвинул от себя тарелку и пододвинул кружку. Сделал несколько глотков, вытер губы, а мне в очередной раз захотелось обрезать всю эту так называемую красоту, за которой скрывался настоящий Вейн. У меня всё больше возникало ощущение, что этой бородой он отгородился от всех, отказываясь от простых радостей, без которых человек жить просто не может. Потому как это не жизнь, а параллельное существование вне всех жизненных удовольствий. Он сознательно создал вокруг себя вакуум.
– Давай поговорим, – лениво протянул он. – В поселение ты зря бегала.
– Если бы не решила прогуляться, так бы и думала, что одна такая.
– В какой-то степени это так и есть. Он тоже один такой. Вас, тех, кто прошёл оборот, осталось мало. Можно сказать единицы, вымирающий вид, отмеченный природой. Вся эта возня вокруг вас – всего лишь забава.
– Меня называли птичкой и говорили про метку. Почему?
– У детей, в чьей крови проснулся ген аниморфа, появляется метка, чаще всего это пятно в виде птицы, но может проявиться и контур зверя. Таким образом, родители узнают, что у них появился особенный ребёнок. Для одних семей это горе, для других – радость. Это-то ты знаешь?
– Про радость и горе я сама могу рассказать. Но почему так?
– Потому как не каждый может пройти оборот. Некоторые застывают в образе полузверя и сходят с ума.
– Это обязательно вот так страшно?
– Нет, и в большинстве случаев к такому преображению ребёнка готовят и не дают ему касаться животных. Слишком большое количество записанных в памяти генов зверей приводит к гибели аниморфа. В идеале это должно быть не больше трёх особей, но допускается и пять, шесть.
– А если всё равно не получилось, что тогда?
– Живёт, если это можно назвать жизнью. Мало кто желает продолжать такое существование.
– Много таких неудавшихся оборотов? – я с каким-то внутренним страхом, от которого сжималось сердце, ожидала ответа.
– Про тех, кто соблюдает чистоту крови, сказать не могу. Они не афишируют свои неудачи, а о тех, что знаю я, есть один, что произошёл лет пятьдесят назад. Аниморфы родились в семье животноводов, не совсем понимающих, с чем столкнулись, и как результат, близнецы не справились с оборотом, и их убили. Если таким, как Иэн, попадается аниморф в состоянии предоборота, он может попытаться помочь ему пройти трансформацию. Чаще всего проводник вытягивает человека. Он предпочитает находить отмеченных раньше, чем подойдёт время оборота. Правда, удаётся это редко.
– Как они могли не знать, если соблюдали чистоту крови?
– Совсем необязательно что-то соблюдать, достаточно не знать. Об этом предпочитают не говорить, но для того, чтобы в семье родился ребёнок аниморф, один из родителей должен быть стопроцентным человеком, без добавления крови предков, в чьих генах сохранилась память об аниморфах, хотя бы в десяти последних поколениях. Это примерный расчёт времени для того, чтобы остаток наследственного материала аниморфа был стёрт. Сам по себе геном оборота имеет слабую структуру и подвержен мутациям. Второй родитель, соответственно, должен быть аниморфом.
– Но аниморф не может быть чистокровным.
– Отчего же? Если человек стал аниморфом и прошёл оборот, он автоматически становится носителем чистой крови. Не все понимают это.
– Это не может быть правдой. Моя мама – человек, и если бы папа умел превращаться в зверя, то сказал об этом, и тогда в моём обращении особого смысла не было.
– Если только?
– Если только он мне не отец, – стоило произнести это вслух, и сомнения отпали, Рендару я чужая. Вот теперь стало понятно его отношение ко мне и та легкость, с которой он отказался от дочери. От матери я такого не ожидала, но и она достаточно спокойно согласилась заменить одну дочь на другую. Они были уверены, что я стану монстром и не смогу пройти оборот.
– Чистота крови, за которую так ратуют старейшие родов, не значит получить потомство от двух аниморфов, и тем более от двух людей никогда не получатся дети с нужными качествами. Они давно поняли это и теперь ищут путь обойти природу, сделав так, как это удобно им.
– Как на это могла согласиться мама?
– Скорей всего, ей не оставили выбора. Чистота крови – это единственное, что так ценится в её кругу. Тебе сложно понять, но таких, как твоя мама, осталось процентов пятнадцать. В её крови примесь чужого генома отсутствует полностью.
– Вы тоже ищете чистокровных?
– Специально нет, но если попадается такая птичка, как ты, то многие готовы попробовать и создать семью. У нас не принуждают к сожительству.
– А ты? Ты чистокровный?
– Да, я человек, и в моём роду не было аниморфов.
– Поэтому тебе преподнесли подарок?
– Именно поэтому.
– Но если бы всё было так, как говоришь, то аниморфы давно исчезли бы из нашего мира. Вымерли как вид. Исчезли, растворившись во времени, не оставив и следа.
– Ты недооцениваешь природу, появились бы обходные пути, и возможно, появился бы новый вид. Согласись, по сути, аниморф – это в какой-то степени атавизм, бесполезное для человека умение. Так стоит ли сохранять то, от чего так мало толку?
– Я думала об этом. Если только таких, как я, в цирке выставлять. Пусть так, но ты не представляешь, как это прекрасно – обернуться птицей и расправит крылья.
– Не представляю и не завидую, ведь и я могу расправить созданные человеком крылья и окунуться в небо.
– Зачем же тогда им мы? Вызывать зависть? Использовать по своему усмотрению? Не понимаю, – мне было горько от того, что Вейн прав. – Мы бесполезны.
– Не думаю, что стоит расстраиваться из-за этого.
– Тебе не понять, через какую боль я прошла. И ради чего?
Как понять родителей, которые и сами не понимают, зачем я им? Для чего мама родила меня? Чтобы посмотреть, что будет? Жестоко по отношению к своему ребёнку.
– Прими себя. Ты вот такая, необычная. Спрашиваешь, ради чего? Просто потому, что это приносит радость и делает счастливыми тех, кто любит тебя. Разве это мало? Не надо думать, что тебе желают зла или хотят по-всякому использовать.
– Не знаю, возможно, ты прав.
– Я прав, и совершенно необязательно в этом должен быть какой-то смысл.
– Можно я останусь с тобой? Может, ты и не хочешь меня использовать, но Рендару и таким, как он, я не доверяю.
– Ты ведь мой подарок. Забыла? И потом, я тут подумал и решил, что смогу найти тебе применение. Знаешь ли, в хозяйстве всё пригодится.
Можно было бы оскорбиться на такое заявление, но мне показалось, так неумело он сделал предложение, выражая тем самым симпатию и возникший интерес.
– Ты был не рад подарку.
– Я и сейчас не в восторге, но выгонять не стану. Правила остаются те же, что озвучил ранее.
– Не попадаться на глаза и не задавать вопросов.
– Готовить можешь на двоих.
– Посмотрим на твоё поведение, – тихо пробурчала я.
В душе была рада, что не надо никуда уходить и можно просто жить, ничего не опасаясь. Отец меня точно здесь не найдёт. Да и чудище оказалось вполне милым и способным на сочувствие. Стоит присмотреться к нему, рядом с ним чувствую себя в безопасности и совершенно не возражаю против того, чтобы он использовал меня по своему усмотрению. Я слишком долго жила в изоляции и только сейчас начала раскрываться, проявлять характер. Как оказалось, он у меня имеется.
Вейн не стал рассказывать Инке всю трагичную историю аниморфов. Было время, когда их превозносили до небес, а были времена, когда на них устраивали охоту и гоняли по лесам, словно нечисть. Если не можешь так сам, значит надо уничтожить того, кто умеет, и это касается не только аниморфов. Все, кто хоть сколько-нибудь выделялся среди общей массы, подвергался гонениям. Их не понимали и что обидней всего, не желали понять. Общество меняется, ничего не стоит на месте, и сейчас всё стало проще, существует много желающих выделиться из общей массы, и люди стали привыкать, относясь к таким выскочкам с какой-то особой снисходительностью. Вроде как что с дурачка взять. При этом некоторые так называемые дурачки умнее академиков будут, и люди, не задумываясь над тем, кто это придумал, пользуется их изобретениями до сих пор.
– Надеюсь, больше вопросов нет?
– Вопросов много, только не на все нужны ответы. Я не готова их услышать.
– Не лучше ли знать правду?
– Лучше, но всему своё время. Теперь стало понятно, почему отцу было не жалко меня, но тогда спрашивается, кто мой настоящий отец?
– Хороший вопрос, но не ко мне. Я спать – и тебе советую.
Я не хотела думать, что человек, которого всю жизнь называла папой, на самом деле чудовище, и наличие или отсутствие бороды на это никак не влияет. Вейн оказался вполне адекватным мужчиной, и это понимание разлилось в душе теплотой. Я не имела возможности общаться с молодыми мужчинами и пытаться заинтересовать их. Просто не представляю, как это сделать. Но когда на меня смотрит Вейн, трепет и возбуждение охватывает тело, учащая дыхание. Непонятное томление и ожидание чего-то сказочно приятного заставляет желать мужских прикосновений. Неужели это и есть любовь? Или всего лишь пришло время и пора узнать ту сторону жизни между мужчиной и женщиной, о которой знают все, но оставляют за закрытой дверью? Почему это Вейн?
***
Несколько дней прошли спокойно. Вейн с утра уходил в мастерскую, и я могла заниматься всем, чем пожелаю. У меня же вызывала интерес его работа, и я несколько раз пыталась попасть в кузню. К моему огорчению, он больше не допускал такой ошибки и всегда ставил на двери блокировку. Разговоров мы больше не вели, но теперь я точно знала, чем займусь, когда уйду из дома Вейна. Несмотря на то, что меня тянуло к нему, я знала, что уйду и навязываться не стану. Попробую узнать про отца. Для этого мне нужно поговорить с мамой. Надеюсь, она не выдаст мужу свою дочь, несмотря на все договорённости с ним. Для этого нет особой необходимости встречаться лично, и решившись на трудный разговор, я связалась с ней по нейросети.
– Здравствуй, мама, – я всматривалась в лицо женщины, которая родила меня, и пыталась понять, что заставило её согласиться на такой эксперимент.
– Инка! Я уже не надеялась увидеть тебя, – полное отсутствие эмоций не соответствовало сказанному.
– Почему ты не рассказала мне правду? – не хотела предъявлять претензий и обвинять, но не удержалась от волнующего меня вопроса.
– Прости. Я не могла поступить иначе, – и снова просто слова.
– Прости – и всё? Но почему?
– Жизнь не принадлежит мне. Я всегда знала, что выйду замуж за того, на кого укажет отец. Мой удел – подчинение старшему.
– Ты могла отказаться.
– Зачем? Рендар мне нравился, и я считала, что он более чем удачный вариант.
– А как же любовь?
– Глупости это. Когда ты вернёшься? Я могу приехать и забрать тебя. Где ты?
– Я не вернусь.
– Не глупи, возвращайся. Капризы тебе не к лицу, – теперь появились эмоции, но не те, которые я ждала от матери.
– Мама, ты же знаешь, что со мной произошло.
– Знаю, и то, что случилось с тобой – не иначе как чудо. Наша награда за терпение. Кто бы мог подумать, что такое возможно! Мне говорили, что шансов мало, но они есть. В тебе моя кровь, а у нас в роду все женщины сильные. Горжусь тобой и надеюсь скоро обнять свою девочку.
Я не слышала искренности в словах мамы, словно таким способом она пыталась заставить меня вернуться домой. Возможно, мне показалось, или я просто перестала доверять ей. От этого становилось горько, и на глазах появились слёзы, ведь она моя мама. Зачем она так со мной?
– О каком возвращении идёт речь? Для чего мне это? Ты ведь знаешь о планах отца?
– Ты всё неправильно поняла.
Опять слова, ничего не значащие фразы, и я всё правильно поняла. Не ожидала такого от матери, не думала, что она будет оправдывать Рендара. Она знала, что меня ждёт, и по какой-то причине всё равно убеждала приехать домой.
– Ты меня хоть немного любишь?
– Конечно люблю, ты же моя дочь. Что за каша в твоей голове? Тебя кто-то настроил против нас?
– Нет. Обошлась без посторонней помощи. Ответь, кто мой отец?
– Ты знаешь, кто.
– Правду, мама. Я хочу услышать правду, и тебе придётся рассказать мне. Как получилось, что Рендару я не родная дочь?
Эмори не хотела вспоминать об этом, но и отказать дочери она не смогла. Девочка не виновата, что так получилось. Её ждёт другая судьба, и она поймёт, что зла ей никто не желает, как в своё время поняла это сама Эмори.
– Твой отец был аниморфом.
Это я и так уже знала.
– Где он сейчас? Как его зовут?
– Я не знаю его имени, – она помолчала немного, и начала говорить о том, о чём хотела забыть. – Не знаю, где отец нашёл его, но одно время он жил в одной из лабораторий, что принадлежит тем, кто входит в круг сильнейших родов. Моя задача была забеременеть от него. Его просто накачали возбуждающими средствами. Ну, ты понимаешь. В принципе, ничего страшного не произошло, все получили то, что хотели.
– Это мерзко.
– Поэтому я не хочу вспоминать о нём. Его прикосновения и ненасытная жажда обладать мной.
– Мама! О чём ты? Это мерзко – держать человека в клетке и заставлять делать то, что он не хочет. Тому, что сделали с тобой, вообще нет оправдания. Как можно подкладывать свою дочь под мужчину, словно какую-то шлюху!
– Так было надо.
– Кому надо? Тебе? Отцу? Рендару? Кому нужно? Мне?
– Приезжай, мы поговорим, и ты поймёшь.
– Я не приеду.
– Ты должна. Мы волнуемся.
– Хорошо, мама, я подумаю. Помни, тебе нельзя волноваться.
– Ты знаешь, что я жду ребёнка?
– Знаю.
– Тем более нечего думать, приезжай. Нужна твоя помощь, и брат скучает по сестрёнке. Всё время спрашивает, когда вернётся Инка.
Больше не позволю манипулировать собой и указывать, что делать. Я прервала разговор, домой ни ногой. В чём в чём, а в моей помощи она точно не нуждается. Поговорила, называется, с мамой. Неприятный осадок заскрипел на зубах безвкусным песком. Двоякое чувство не оставляло меня. Что-то такое слышалось в непривычно холодных словах мамы и проскальзывающих нотках в голосе, что я могла трактовать как «не приезжай, спрячься, забудь. Живи и будь счастлива без нас». Скорее всего, мне показалось, но хочется верить, что это так. Я не узнала, как зовут отца, и если он жив, то участь его незавидна. Чтобы немного успокоиться, приготовила ужин на двоих и, накрыв на стол, с нетерпением ждала Вейна. Хотела рассказать ему то, что узнала. Мне нужно выговориться, как я уже поняла, он умеет слушать. Вейн стал тем, с кем хотелось поделиться своими переживаниями.
Закончив работу в кузне, Вейн вернулся в дом и не удивился, увидев сервированный на двоих стол, принял это как должное. Сел на любезно отодвинутый стул во главе стола и благосклонно принимал мои ухаживания.
– Хлеб подать?
– Да, пожалуйста.
– Добавки положить?
– Нет, спасибо.
– Сладкое будешь?
– Садись и рассказывай.
Быстро села и сразу как будто открыли кран с водой, вылила на него весь поток слов, скопившийся за время ожидания.
– Так я узнала, кто мой отец.
– Я правильно понял? Ты по нейросети связалась с домашней сетью и разговаривала с мамой?
– Что-то не так?
– Если ты решила вернуться домой, то всё в порядке. Ну а если ты думала, что твой звонок не отследят, то остаётся вопрос, чем думала, когда связалась по нейросети. Могу поспорить, что чем угодно, только не головой.
– Я не думаю, что мама меня выдаст.
– Оно и видно, что не думала. Мама, может, и не выдаст, а звонок отследят. Надеюсь, ты не забыла, чем занимается Рендар, и для его сотрудников это не проблема.
– Что теперь? – я растерялась, признавая правоту мужчины.
Вейн встал и сходил к себе в комнату, а вернувшись, протянул браслет.
– Надевай, надеюсь, ещё не поздно.
Я узнала блокиратор и безропотно подчинилась. Действительно, где мозги были, когда звонила?
– А если всё-таки отследили? Что делать?
– В таком случае не стоит исключать вариант, когда ты возвращаешься домой по собственной воле.
– Представляешь, что меня там ждёт?
– Ты способна на оборот, если не понравится, сможешь убежать, обратившись в зверя. Они не могут точно знать, какой зверь остался в твоей памяти.
– Отец знает. Это было один раз, когда он возил меня в контактный зоопарк, и он сам показывал зверей, которых можно погладить. Думаешь, они не предусмотрели это? Больше чем уверена – для меня уже подготовили клетку.
– Если уйдёшь сейчас, найти тебя будет трудно.
– Может, ты пойдёшь со мной? – робко попросила я. – Конечно, ты не обязан, и я сама виновата.
Неожиданно Вейн расхохотался.
– Удивляюсь твоей наглости. Какой проблемный подарок мне достался!
– Прости.
После смерти жены Вейн привык одиночеству, ставшему для него своеобразным спутником. К Инке он отнёсся как к досадному, но в то же время вполне приятному приобретению. Она наполняла пустое пространство неожиданными моментами радости и тревоги. Он ощущал, как тень утраты начинает рассеиваться, уступая место новому чувству – нежному и трепетному. Оба они были пленниками своих историй. Вейн начинал понимать что одиночество – это не только бремя, но и новые возможности.
По правилам, установленными ещё предками, от подарка отказаться он не мог, и был рад этому. Птичка была поймана, и у неё должен появиться хозяин. Предполагалось, что им станет Чейз, но у него уже была хозяйка. Иэн отчего-то забывал спросить, кому нужна птичка. Тем самым получатели оказывались в затруднительном положении. Чейз выкрутился, но были те, кому по милости Иэна пришлось искать пути выхода из создавшегося неудобного положения. Инка стала всего четвёртой птичкой, которую поймал Иэн, иначе пришлось бы открывать дом для птиц. Вейн до поры до времени не знал, что является чистокровным, об этом ему поведал Иэн. Охотник решил, что его миссия в этой жизни – помочь аниморфам, и никто не мог переубедить его в обратном. Такие, как Иэн, были всегда. Раньше их называли сводниками, иногда – проводниками, охотниками и что более верно, птицеловами. Он чувствовал то, что мог показать только расширенный анализ крови, и никогда не ошибался. Если есть такие, как аниморфы, то почему не быть и таким, как Иэн?
Вейн предпочитал называть его сводником. Он не верил словам птицелова, что Азария не предназначена ему, и судьба его пока живёт взаперти. Как ни печально, но Иэн оказался прав. Инка долго жила в клетке и теперь, когда смогла расправить крылья, он может стать тем, кому она захочет подарить свои песни. Станет верной подругой и любовью всей жизни. В паре человек и аниморф существует невидимое притяжение, с которым бесполезно бороться. Вейн почувствовал это и был готов попробовать принять новые чувства, а для этого у его птички не должно быть сомнений в его способности защитить, сберечь и стать незаменимым. Единственным мужчиной в её жизни. Он ничего не теряет, а птичка обретёт дом, в котором станет хозяйкой.
На коммуникатор Вейна, надетый на руку, поступил сигнал. Он включил малый дисплей, на котором можно было увидеть, как со всех сторон к дому подбираются чужаки.
– Надо же, как быстро вычислили.
– Не отдавай меня, – я вцепилась в руку Вейна, преданно заглядывая в глаза.
В тот момент была готова на всё, лишь бы остаться с ним. Он ничем не походил на Рендара. Вейн был полной его противоположностью, и если я хоть чуть-чуть разбираюсь в людях, то скорее всего это он мой подарок. Мужчина, достойный уважения, в которого можно влюбиться раз и навсегда. Пусть скрытный, упрямый, грубый, но при этом он не способен на предательство.
Вейн отправил сигнал помощи Иэну. Птицелов заварил эту кашу, пусть теперь и расхлёбывает. Свой дом Вейн превратил в крепость, и после того, как будет опущена защита, попасть внутрь станет невозможно.
– Убегать поздно. В дом им не попасть, если, конечно, ты им нужна живой и в их планы не входит снести дом до основания. В кузню им тоже не пробраться, на ней стоит защита несколько лучше, чем на доме, если что, перейдём туда. Придётся потерпеть меня.
– Я согласна.
Вейн снова рассмеялся.
– Что согласна? Терпеть меня?
– Я хотела сказать, ты не заметишь моего присутствия.
– Серьёзно?
– Я буду как мышка.
– Обещаешь?
– Ты каких животных любишь? Если что, могу обернуться.
– Только не надо из меня делать монстра, и людей, а в частности женщин я люблю больше, чем мышей.
– Поняла, женщин ты любишь.
– Можешь уже отпустить мою руку.
Я разжала пальцы и отошла от Вейна на несколько шагов, осознав, что он сказал, а я вроде как тоже женщина. Эта мысль не напугала меня, скорее смутила. На самом деле моя кожа не подвержена такой проблеме, как покраснение щёк, но сейчас мне казалось, они полыхают также жарко, как огонь в кузне. Вейн переключил изображение территории вокруг дома на универсальный воспроизводитель, и теперь в любой момент можно было полюбоваться незваными гостями.
– Когда воспользовалась нейросетью?
– Днём.
– У них было время добраться сюда. На данный момент нейросеть отключена, и они не могут знать точно, где ты находишься, в доме или ушла в неизвестном направлении.
– Это ведь хорошо?
– В дом их пускать нельзя и не пускать нельзя. В таком случае сразу станет понятно, что хозяева что-то или кого-то скрывают.
– Я могу стать птицей и улететь, а ты покажешь дом.
– Интересное предложение. Может, тогда скажешь, как быть с блокиратором? Первый раз вижу аниморфа, умудрившегося сделать модификацию тела.
– Не знала, что это запрещено.
– Запрета нет, но, к твоему сожалению, Рендар относится к тем людям, которые могут позволить себе всё. Найти человека для него не проблема, тем более что он сам занимается разработкой модификаций и прекрасно знает все их слабые места. Теперь, после твоего звонка, это можно сделать быстро.
– Значит, придётся удалить её.
– Это наилучший для тебя вариант, если планируешь и дальше скрываться.
Я не хотела всю жизнь бегать от того, кого считала отцом, но может получиться так, что мне не оставят выбора. Посмотрела на Вейна, который отслеживал передвижение людей по его территории. С ним бы я осталась. Неприятно было узнать, что семья – это только моё представление о ней. На самом деле всё оказалось ложью. Но это не конец света, и я могу попробовать и построить свои отношения с близкими людьми такие, как их представляю я. Любовь, доверие и искренняя забота стоят на первом месте в списке чувств, связывающих двух людей в одно целое. Без этого нет семьи. Возможно, это слишком наивно, но это то, чего хочу. Так я вижу и к этому стремлюсь. Не быть лишней. Не стать той, кем с лёгкостью пожертвуют.
Вокруг дома началось движение, его взяли в плотное кольцо, раскинув следящую сеть. Камеры, расставленные на подходе к дому, пока не нашли. Скорее всего, не подумали, что они могут быть. Один человек отделился от группы и направился к дому. Остальные остались на своих местах, отслеживая возможное перемещение хозяев за его пределами. Дом просмотреть не смогли, и это оказалось неприятным сюрпризом. Они не ожидали, что, казалось бы, обычная постройка имеет защиту от постороннего вторжения. Простые люди редко использовали такую сложную и дорогостоящую защиту, а они столкнулись с профессионально установленным оборудованием, не уступающим новейшим разработкам компании «Грандполе».
Рендар не смог возглавить операцию по возвращению дочери домой лично. Да и, скорее всего, Инка не поверит ему. Поэтому озадачил доставкой дочери в родовое гнездо своего помощника, что находился поблизости от того места, где обнаружилась Инка. В случае непредвиденных обстоятельств он отправит туда Эмори. Инка любит мать и не посмеет держать её на пороге дома. Всё-таки родная кровь.
