Novela
Позволь тебя спасти
Глава третья
С Дженни я познакомился в двадцать два года, когда учился в лётной школе.
В нашей встрече не было ничего примечательного, за исключением того, что, увидев ее впервые, я понял – эта та женщина, с которой я хочу провести всю оставшуюся жизнь.
Мы вместе оказались в одной очереди в супермаркете, и, когда пришло время расплачиваться за покупки, Дженни обнаружила, что забыла кошелек дома. Я же поспешил прийти ей на помощь, мысленно представляя, как буду делать ей предложение. Я не был романтиком, который в каждой привлекательной девушке видел свою будущую жену и мать своих детей, но тогда, в той очереди у кассы, я не сомневался, что однажды эта девушка с пшеничного цвета волосами и прямой осанкой станет моей женой.
После того, как расплатился за покупки Дженни, мы познакомились, я пригласил ее на чашку кофе, и с тех пор мы не расставались.
Через полгода мое обучение подошло к концу, и одним июльским утром мы поднялись в воздух на старой «Сесне», где я и сделал ей предложение, надев на палец золотое колечко с камнем в полтора карата – все, на что хватило моих сбережений. Еще через два месяца мы поженились. Нас обвенчал священник на берегу озера в присутствии шестерых гостей. Дженни хотела скромную свадьбу, и ее желание было законом для меня.
Каждый день с Дженни был счастьем. Иногда, просыпаясь рано утром, я долго смотрел, как спит моя жена, и не верил, что мне выпала такая удача. С появлением Дженни в моей жизни многое изменилось: я стал спокойней, уравновешенней и перестал испытывать судьбу, как это бывало в годы моей юности.
Мы прожили вместе шесть лет. Шесть замечательных, горьких, счастливых и несчастных, коротких шесть лет. Я думал, что мы всегда будем вместе, но наше «всегда» закончилось слишком быстро.
Через четыре года после свадьбы мы решили, что готовы к рождению ребенка. Дженни всегда мечтала о детях, и я был бы счастлив подарить ей ребенка. Иметь маленькую копию Дженни – это то, чего я хотел. Но скоро мы узнали, что нам не суждено стать родителями. После нашего обследования выяснилось, что Дженни никогда не сможет забеременеть. То есть, мы могли и дальше пытаться, могли испробовать всевозможные лечения, но шансов практически не давал никто.
После жестокого вердикта Дженни проплакала несколько дней, и я, как мог, успокаивал ее, хотя у самого на душе кошки скребли. С того момента наша жизнь изменилась: над ней словно нависла тяжелая печать беспомощности и разочарования.
После долгих разговоров мы решили, что попробуем лечение, хотя и в случае его никто не давал гарантий. Но Дженни настояла, она хотела использовать даже самый мизерный шанс родить ребенка. Прошел еще год, омраченный долгим и болезненным лечением, но никаких результатов так и не последовало. И тогда я попросил Дженни остановиться. Я больше не мог видеть, как в ее глазах всякий раз умирала надежда, когда очередной метод оказывался тщетным.
Оставив бесплодные попытки, нам пришлось смириться и подумать об альтернативе. Я был не против усыновить малыша, но мы решили повременить, так как наше моральное состояние после долгого лечения и многих разочарований было ослаблено. Я предложил Дженни выждать год или два, чтобы боль утихла, и она согласилась. Но что-то сломалось в ней, и Дженни все чаще стала впадать в депрессию, и апатия стала почти постоянным ее спутником. Я уверял себя, что все это временно, что у нас еще все наладится. Мы были молоды, и я думал, что через какое-то время сила духа вернётся к моей жене. Когда в нашем доме будет слышен детский смех, пусть и приемного ребенка, свет и жизнерадостность вновь оживет в Дженни.
Но этому не суждено было случиться. Потому что у нас не было времени. Каждый последующий день приближал меня к моменту, когда я потеряю Дженни навсегда.
***
На следующее утро я просыпаюсь с рассветом, делаю кофе и выхожу к озеру. Над водой гуляет легкий туман, а в зарослях камыша крачки устроили себе гнезда, чтобы произвести на свет новое потомство.
Воздух постепенно нагревается, туман рассеивается, а солнце поднимается все выше в голубом небе.
Допиваю остывший кофе и прикуриваю третью сигарету.
Я думаю о Клем. Как она пережила эту ночь? Все ли с ней будет в порядке? Когда улыбка вновь коснется ее губ?
Мои мысли удивляют меня, сбивают с толку. То, что я чувствую – это забота? Забота о Клем?
Кажется странным испытывать нечто подобное после двух лет эмоциональной пустоты.
Новые чувства волнуют меня, но я гоню беспокойные мысли. Нет, это не то, над чем стоит ломать голову. Это значит не так уж много.
Я возвращаюсь в дом и долго не могу найти себе занятие, чтобы отвлечься. Сегодня воскресенье и мне нужно дотянуть до понедельника, чтобы наконец заняться документами, которые оставила мне мама. Нотариус, мистер Сайлерс, в чью контору обращалась мама, заверил меня, что много времени это не займет.
Я вспоминаю про свой старый мотоцикл, который мне удалось купить в старших классах, занимаясь разными подработками. Я направляюсь в гараж, где накрытая старым брезентом стоит «Ямаха TPM 850» выпуска 1991 года. Я провожу рукой по потускневшим черным бокам, и по моим губам проскальзывает улыбка.
Следующие несколько часов я посвящаю своему старому боевому другу, и к тому времени, как солнце достигает своего зенита, байк вновь готов к покорению дорог.
В ванной я снимаю испачканную масляными пятнами одежду и принимаю душ. После надеваю чистые джинсы и черную футболку; вывожу байк из гаража и вставляю ключ в зажигание. Раздается знакомое, но подзабытое урчание мотора, я опускаю ногу на стартер и вместе с Ямахой мы срываемся с места.
Ветер треплет мне волосы, по венам мчится заряженная адреналином кровь. Воспоминание накрывают меня с головой, и в них нет боли, только легкая тоска, которая служит заправкой к ностальгии.
Я надавливаю на газ, и деревья по обе стороны от меня превращаются в сплошную стену. Я не чувствую страха, это чувство стерлось во мне за тысячи часов полета на испытательных самолетах.
Приближаясь к городу, я вынужден сбросить скорость. Останавливаюсь возле закусочной, чтобы пообедать. Встречаю нескольких старых знакомых и спешу отделаться короткими ответами на поставленные вопросы. После сырного фри и сандвичей с курицей, я вновь сажусь на байк и принимаю быстрое решение.
Через десять минут я стучусь в дверь к Стивенсам. Мне открывает Мэри и на слегка удивленный взгляд, я отвечаю, что хотел бы узнать, как дела у Клем после вчерашнего. Мэри отвечает, что Клем у ручья, что позади ранчо, а потом предлагает пообедать. Я вежливо отказываюсь и иду искать Клем.
Она сидит на берегу, обхватив коленки руками, и смотрит на бегущую воду. Я чувствую неловкость, словно я незваный гость, нарушивший ее уединение. Сейчас, с двумя косичками на голове, в клетчатой рубашке и джинсовых обрезанных шортах, она кажется мне еще моложе своего двадцати одного года.
Клем поворачивает голову в мою сторону, но молчит. Ее глаза сухие, но в них нет радости и того задора, который я видел вчера утром.
Я подхожу ближе и нарушаю молчание.
Я должен:
– Позволишь?
Клем кивает, и я опускаюсь рядом с ней на траву.
– Зачем ты приехал? – спрашивает Клем, и от ее проницательного взгляда мне становится не по себе.
– Хотел убедиться, что ты в порядке, – честно отвечаю я.
«И потому, что меня тянуло к тебе».
Мысль вспыхивает в голове – она молнией проносится в сознании, и это настолько ошеломляюще, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не сбежать, как трусливый мальчишка.
Мне становится страшно, впервые за долгое время я чувствую, как что-то пока неведомое пугает меня. И эта хрупкая девушка рядом со мной – причина тому.
– Я в порядке. Или буду, – Клем вновь отворачивается и опускает голову на колени. Мы молчим несколько минут, и все это время я борюсь с собой, заставляя себя не пялиться на нее.
Я пытаюсь разобраться в себе, но не выходит. Впервые после смерти жены мне стал кто-то не безразличен. «Нет, не в романтическом плане», – убеждаю себя я. Но все же, Клем заставила меня чувствовать хоть что-то.
– Как долго ты собираешься пробыть в Диллане? – вздыхая, спрашивает Клем.
– Еще не знаю, – пожимаю плечами я. – Это зависит от многих вещей.
– Например?
– Например, сколько времени мне потребуется, чтобы разобраться со всеми делами, которые остались нерешенными после маминой смерти.
– Твоя мать умерла четыре года назад, – выгнув темно-русую бровь, напоминает мне Клем.
– Я помню, Клем.
Мой голос звучит сухо.
– Почему ты не сделал этого сразу?
– Потому, что на то были причины, – я хмурюсь и отвечаю раздраженно. Мне не нравится оборот, который принял наш разговор.
– Ты всегда такая любопытная? – чуть смягчаясь, вздыхаю я.
– Я просто интересуюсь, – Клем передергивает плечами и поджимает губы.
Мне жаль, что я обидел ее. Не за этим я приехал сюда. Но были вещи, о которых я не хотел говорить.
На самом деле, таких вещей было очень много.
– Вообще-то, я думала, что ты останешься после похорон матери, – внезапно признается Клем, и краска смущения заливает ее щеки.
Ох, не хорошо это! Очень не хорошо.
Я собираюсь с мыслями, подыскивая нужные слова. Но разве они есть? Что я могу сказать ей, кроме того, что это неправильно?
– Клем…
В этот момент появляется Мэри и зовет Клем в дом по срочному делу. Я с облегчением вздыхаю, потому что приход миссис Стивенсон очень вовремя, и мне не нужно объясняться.
– Извини, мне надо кое-что сделать, – Клем вскакивает на ноги и, отряхнувшись от налипшей травы и листьев, убегает прочь.
Еще некоторое время я сижу у ручья, и пытаюсь переварить то, что стало для меня открытием.
Я нравлюсь Клем? Но когда? Как?
Я прав, или же в ее словах заключался иной смысл?
И, даже если у Клем есть некие чувства ко мне, между нами все равно никогда ничего не может быть. Есть слишком много причин для этого.
Она младшая сестра Бена, и это будет предательством по отношению к моему другу. Вместе мы прошли через многое, его семья всегда по-доброму относилась ко мне, и я не могу поступить так с ними.
Еще была моя работа, которая на данном этапе занимала лидирующее место в моей жизни. Одиннадцать месяцев в году я провожу на авиабазе «Лэнгли», в Вирджинии.
Но главная причина тому, почему отношения между нами не возможны – это Дженни. Я до сих пор не отошел от ее смерти, и я не думаю, что это случится в обозримом будущем. Я просто не смогу дать Клем полноценные отношения, потому что мое сердце все еще не свободно, а она заслуживает право быть первой.
Я возвращаюсь к дому, удивляясь тому, что просто рассматривал возможность того, чтобы завязать отношения с Клем.
Нет. Конечно же, это было бы не честно по отношению к ней. Она такая молодая, жизнерадостная и светлая девочка, и, конечно, ей не нужен кто-то вроде меня.
Во дворе я застаю Тима, своего двоюродного брата. Тим и Клем сидят на крыльце и о чем-то весело разговаривают. Они ровесники и, скорее всего, учились в одном классе, но я не знал, что они друзья.
Я здороваюсь с Тимом, но мой взгляд то и дело переключается на Клем. Она же старается всячески его избегать, очевидно, испытывая неловкость за свои недавние слова.
Она в этом не одинока.
– Люк, так это твой байк у дороги? – с восхищением произносит Тим, и я заставляю себя посмотреть на него.
– Он самый.
– То-то я смотрю, он показался мне знакомым.
– Да, – я киваю. – Пришлось провозиться с ним несколько часов, но теперь он отлично бегает.
– Аппарат что надо, – протягивает Тим, не сводя горящего взгляда с мотоцикла.
– Хочешь прокатиться? – внезапно предлагаю я, надеясь, что тетя Рут не убьёт меня за это.
– Конечно!
Тим вскакивает с энтузиазмом, и я передаю ему ключи.
– Только не гони, иначе твоя мать снесет мне голову, – тоном старшего брата предостерегаю я.
– Хорошо, – заверяет меня Тим, но по блеску в его глазах я вижу, что ему не терпится сесть на Ямаху.
– Клем, ты со мной?
– Нет, – Клем улыбается и качает головой. – Что-то не хочется.
Тим уезжает, и мы вновь остаемся одни. Чувство неловкости и недосказанности висит между нами Дамокловым мечом, и я уже жалею, что предложил Тиму проехаться.
– Вы с Тимом встречаетесь?
Мой вопрос вырывается внезапно, я даже не успеваю остановить себя, чтобы не произносить этого, но уже поздно.
– Встречаемся? – брови Клем взлетают в изумлении, а потом она начинает смеяться. И вопреки всему, я тоже улыбаюсь, потому что мне приятно слышать ее чистый, звонкий смех. Моя реакция буквально ставит меня в тупик.
– Нет, мы не встречаемся, – отсмеявшись, качает головой Клем. – С чего ты взял?
– Парень и девушка, одного возраста, вместе, – я пожимаю плечами, будто мой вопрос не несет в себе скрытых мотивов. – Просто предположение.
– Мы с Тимом друзья еще с младшей школы.
– Ясно.
На моем лице царит спокойствие, и я ничем не выдаю, что на самом деле это не так. Но, когда Клем подтверждает, что между ней и Тимом только дружба, я испытываю облегчение.
И радость.
Что со мной? Если бы это не было полным абсурдом, я бы решил, что ревную.
Но допустить такое.… Даже на мгновение я не могу себе позволить допустить, что это ревность.
Но уже в следующую секунду где-то очень глубоко в сознании рождается мысль, что лжец из меня неважный. Во всяком случае, себя не обмануть.
Глава четвертая
Вскоре вернулся Бен – как он сказал, они с Тайрой ездили выбирать свадебный сервиз. Вид у друга был довольный, не то, что можно ожидать от мужчины, которого заставили ходить по магазинам в поисках тарелок с цветочками.
Что ж, очевидно, Бен абсолютно счастлив и по уши влюблен в свою невесту. Я мог только порадоваться за друга.
Бен не слишком удивился моему присутствию и не стал расспрашивать о мотивах моего визита. Меня это полностью устраивало. Не хотелось пускаться в объяснения, когда я сам не до конца понимал, что толкнуло меня приехать на ранчо.
– Ты дал Тиму свою Ямаху? – брови Бена подскакивают вверх, а глаза с веселым недоверием обращаются ко мне.
– Да, я это сделал. – Я пожимаю плечами, но про себя уже сомневаюсь, что поступил правильно. Надеюсь, все обойдется благополучно. Не хочется, чтобы мой двоюродный младший брат, за которого я чувствую ответственность, свернул себе шею.
– Что случилось, Люк? – хохочет Бен. – Помнится, ты никого не подпускал к своей «детке».
Я прикрываю глаза на мгновение, вспомнив это нелепое прозвище, которым окрестил когда-то байк. Сейчас это кажется таким смехотворным, и чувствую я себя полным придурком.
Я замечаю, как Клем закусывает губу от смеха и отворачивается, чтобы ничем себя не выдать.
– Ну, это вроде как давно было, – сухо произношу я, но, видя, как откровенно смеётся Бен и усмехается Клем, я тоже не выдерживаю и смеюсь.
– Господи, вы были такими болванами! – внезапно озвучивает Клем, и мы с Беном возмущенно переглядываемся.
– Что, прости? – Бен делает огромные глаза, от чего Клем уже открыто хохочет.
– Мы были крутыми, самыми крутыми парнями в городе! – восклицает Бен, ударяя себя кулаком в грудь.
Очень смелое утверждение с его стороны. В то время мы действительно себя таковыми считали, но серьезно, насколько крутым может быть парень, называющий свой мотоцикл «деткой»?
– Давай, Люк, скажи ей! – друг переводит взгляд на меня, ища поддержки.
Я глубоко вздыхаю.
– Да, мы определенно были крутыми.
Мой голос звучит не слишком убедительно.
– Каждая девчонка в школе мечтала о свидании с нами, – разводя руками, хвастается Бен.
Тут Клем громко фыркает, ткнув в брата указательным пальцем.
– Не завирайся только! Тебе напомнить Марту Шуберт, которую ты добивался два года, и которая в итоге предпочла тебе ботана?
– А ведь она права, – усмехнувшись, припоминаю я.
Бен смотрит на меня, как на предателя, и я виновато качаю головой.
– Ты-то откуда все это знаешь? – недоверчиво смотрит на сестру Бен. – Это было миллион лет назад, ты тогда малявкой еще была.
Клем одаривает Бена снисходительной ухмылкой.
– Ну и что, я с детства была наблюдательной и у меня хорошая память.
– Ты просто маленькая проныра, – ворчит Бен.
Так, за старыми воспоминаниями и дружным смехом проходит некоторое время. Порой я смотрю на Клем и радуюсь, что вижу улыбку на ее лице. Впрочем, я уверен, что это временно. Позже Клем вспомнит о Корице и вновь будет грустить. Это нормально. Должно пройти какое-то время, когда воспоминания больше не будут вызывать острую боль.
Возвращается Тим, к моему облегчению, полностью невредимый. Его волосы торчат во все стороны после шлема, глаза полны азарта, а на лице абсолютный восторг.
– Ох, это было круто! – восклицает Тим, возвращая мне ключи и шлем.
– Рад, что тебе понравилось. И хорошо, что все обошлось.
Не знаю, чем я думал, предлагая Тиму покататься.
И где-то в глубине сознания противный голос тут же обличает меня в лицемерии.
Нет, я знаю.
Причина проста: я хотел, чтобы Тим оказался как можно дальше от Клем.
Вот и все.
– Клем, зря ты не поехала, – заявляет Тим, пятерней приводя волосы в порядок.
– Возможно, позже, – голосом, начисто лишенным раскаянья протягивает Клем, и на короткое мгновение ее глаза обретают контакт с моими.
– Так, стоп! Никуда моя сестра на байке не поедет! – Бен строго смотрит на Тима, и тот вынужден кивнуть.
– Боже, Бенни, ты такой зануда! – Клем качает головой. Она специально назвала его детским прозвищем, зная, что тот терпеть его не может.
Бен кипятится.
– Для начала – никакого Бенни. И если тебе так хочется острых ощущений, то пошли сегодня с нами на пристань. Обещают неплохие аттракционы.
– Такие же, как в том году? – морщит нос Клем.
– Нет. Лучше, – заверяет Бен.
Клем вяло пожимает плечами, но соглашается.
– Тим, ты с нами? – Клем с надеждой смотрит на парня, и тот быстро кивает. Я делаю для себя безошибочное открытие: что бы Клем ни говорила о дружбе, Тим влюблен в нее по уши. Его глаза, полные обожания, когда он смотрит на нее, выдают его с головой.
– А ты, Лукас?
Клем обращает свой взгляд на меня, и клянусь, я вижу в нем лукавство.
А в следующее мгновение удивляю сам себя, потому что соглашаюсь.
– Отлично! – Бен хлопает меня по плечу. – Здорово развлечемся.
Это уж точно.
***
– Вот так это делается! – победоносно заявляет Клем, отставив в сторону ружье и потирая руки.
Она только что выбила все мишени в тире. До нее пробовал Бен, но ему удалось подбить только пять из десяти.
Мы уже минут двадцать находились на пристани, заставленной разными аттракционами и палатками со всякой снедью и сувенирами. Парк развлечений приезжает в Диллан каждый год ровно на месяц, и так было всегда, сколько я себя помню.
Я удивлен. Клем отлично стреляет. За свою меткость она получает большого плюшевого зайца ярко-розового цвета.
– Стрельба по мишеням – мое хобби, – прижимая игрушку к себе, поясняет мне Клем.
Я понимающе киваю, хотя мне и кажется удивительным, что такая хрупкая на вид девушка, как Клем, увлекается стрельбой.
– Ладно, теперь моя очередь, – решаю я.
Стрелять я умею. Когда учился в лётной школе, мы с приятелями часто ходили на полигон и устраивали соревнования. После смерти Дженнифер я делал это, дабы выпустить пар и забыться, пусть и на несколько минут.
Я кладу приклад на плечо и навожу прицел. Через минуту, сбив все мишени, я получаю плюшевого коалу и дарю его Тайре, чтобы она не чувствовала себя обделенной.
Девушка с благодарностью улыбается мне.
– Я тоже попробую, – вызывается Тим, но ему удается сбить только четыре мишени. Парень понуро вздыхает, а Клем начинает подбадривать его.
Наблюдая за ними, я вижу, как близки эти двое. Наверное, из них вышла бы неплохая пара, но все же они до сих пор остаются друзьями.
Я раздумываю о причинах того, почему Тим и Клем не вместе, хотя не сомневаюсь, что парень по уши влюблен в неё.
Возможно, все дело в том, что Клем не испытывает к нему того же?
Вокруг нас сверкают огни аттракционов, звучат голоса сотен людей и раздается детский смех. Кажется, что сегодня весь город собрался на пристани. Но пройдет несколько дней, и ажиотаж спадет, как это всегда бывает. Потом, в конце августа, парк развлечений уедет, чтобы вновь вернуться через год.
Мы решаем перекусить, потому что трудно бороться с дразнящими ноздри ароматами, витающими в воздухе. Пахнет свежеприготовленными чизбургерами, корн-догами, воздушной кукурузой и сладкой ватой.
В палатке с едой каждый из нас берет то, что хочет, и мы садимся за деревянный столик, чудом оказавшимся свободным.
Вечер очень теплый и ветра почти нет, что редкость для побережья. Мы едим не спеша, разговариваем и смеемся. Удивительно, я чувствую себя вполне комфортно, как это бывает, когда вы оказываетесь в кругу старых друзей.
За сегодняшний день я почти не думал о Дженни, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Вспомнив об этом сейчас, я жду новой волны вины и сожалений, но, к моему удивлению, этого не происходит.
Внезапное открытие радует меня, и я усмехаюсь. Ловлю на себе взгляд Клем, разгадать который не могу. Вопреки моему ожиданию, она не спешит отвести взгляд, и мы продолжаем смотреть друг на друга.
Мне кажется, что внезапно вокруг все исчезает, и здесь, сейчас, есть я и она. Это длится несколько секунд, а потом Бен встает из-за стола, и реальность вновь возвращается.
– Ладно, ты меня уговорила, – тяжко вздыхает мой друг, беря свою невесту за руку. Тайра радостно визжит и вскакивает следом.
Я отвлекся и не слышал, как Тайра просит Бена пойти с ней в туннель ужасов.
– Кто с нами? – Бен с надеждой смотрит на нас, но я усмехаюсь и качаю головой.
– Нет, я пас. Я слишком стар для этого.
– Если я не стар для этого, то и ты тоже, – хмыкает Бен. – Клем?
– Не-а, – сестра Бена ниже сползает на стуле и скрещивает руки на груди. – Знаю я этот туннель ужасов: дряхлый скелет и мумия в старых лохмотьях. Не привлекает.
Тайра уводит обреченного Бена, и за столом нас остается трое. Тим что-то говорит, и Клем поддерживает беседу, но я вижу ее рассеянность.
Возможно, мне стоило пойти с Беном и Тайрой?
Чувствуя неловкость и некоторое напряжение, я достаю из кармана пачку сигарет, но здесь запрещено курить, поэтому просто верчу ее в руках.
– Эй, да это же Джефф! – вдруг восклицает Тим и встает на ноги. – Извините, ребята, но мне нужно с ним поговорить.
После ухода Тима неловкость и напряжение между нами усиливаются. Я уже кляну себя за то, что не пошел с Беном, и мне чертовски сильно хочется закурить, когда Клем внезапно усмехается и, чуть поддавшись вперед, произносит:
– Нервничаешь?
Я киваю.
– Есть немного. Ты… иногда ты ставишь меня в тупик своими вопросами, – откровенно говорю я, проводя рукой по коротким волосам. Военная жизнь обязывает всегда носить короткую стрижку, хотя сейчас из-за отпуска волосы немного отросли.
Как так вышло, что я, тридцатилетний мужик, многие годы управляющий новыми моделями истребителей, чувствующий себя абсолютно спокойно в воздухе на высоте нескольких десятков километров, нервничаю рядом с этой девушкой?
Я уже понял, что Клем Стивенс была другой, не похожей на большинство девушек своего возраста. Я только еще не разобрался, в чем же была ее исключительность.
– Ты не первый, кто так говорит, – вздыхает Клем. – Но тебя беспокоит то, что я сказала, правда? – Клем как-то робко улыбается, и я невольно думаю, как ей идет эта улыбка.
– Клем… – я замолкаю на полуслове, не зная, какие должен слова подобрать.
Как долго я в Диллане? Два дня. Два дня, и вот я полностью дезориентирован и выбит из колеи этой девушкой напротив себя. Два года я жил в эмоциональном коконе, только так справляясь с потерей Дженнифер. Менее двух дней понадобилось Клем, чтобы разрушить так тщательно возводимую мной стену отчуждения.
– В детстве я была по уши влюблена в тебя, – все с той же осторожной улыбкой выдыхает Клем, пока я думаю, что ей сказать.
Что я должен сказать? И о чем ни следует говорить никогда?
Но у Клем талант всякий раз изумлять меня.
«Ох, Клем, что же ты делаешь? Зачем усложняешь все, когда и так все запутанно?»
– Я не знал, – тихо признаюсь я.
Клем пожимает плечами.
– Откуда тебе было знать? Я была просто ребенком, младшей сестрой Бена. Вы были полностью погружены в свои взрослые, серьезные дела.
Обдумывая слова Клем, я понимаю, что она права. Мы действительно были подростками, занятыми своими проблемами взросления, и я редко обращал внимания на молчаливую девочку, которой она когда-то была.
– Банально, правда? – Клем приподнимает свою правую бровь, с усмешкой глядя на меня.
– Что именно?
– То, что я девчонкой влюбилась в лучшего друга своего брата.
Клем вдруг начинает рассматривать свои ладони, и мне кажется, что она жалеет о своей откровенности.
– Возможно, – я вздыхаю. – Но, Клем, разве вся наша жизнь не сплошная череда банальностей и клише?
Я улыбаюсь ей, чтобы подбодрить, чтобы она не винила себя за то, что открылась мне.
Мне хочется быть добрым с Клем, ведь она заслуживает только хорошего обращения.
Я знаю, что, возможно, мне еще придется причинить ей боль, как бы сильно мне этого не хотелось.
Но что, если у меня не будет выбора?
Я откидываюсь на спинку деревянного стула и озираюсь по сторонам.
Скорей бы Бен с Тайрой вернулись.
Или Тим.
– Думаешь, ты когда-то сможешь… вновь быть счастливым? – голос Клем звучит тихо, и я едва различаю его сквозь шум вокруг.
Ее голова опущена, и через трубочку она потягивает свою колу, но я догадываюсь, что Клем просто избегает смотреть мне в глаза.
У Клем феноменальная способность ставить сложные вопросы.
– Я не знаю, – честно отвечаю я, с трудом узнавая свой голос. Мне кажется, чья-то невидимая рука сдавила мне горло. Я не могу открыто говорить о Дженни, но чувствую, что Клем хочет поговорить именно о ней.
Я знал, что рано или поздно это случится: кто-то обязательно поднимет тему моей покойной жены. Но всякий раз, когда это случается, я готов взорваться. Даже спустя два года я не готов обсуждать то, что произошло. Ни с кем. Даже с Клем.
Тем более с Клем.
– Не знаешь? – Клем оставляет в покое свою колу и поднимает взгляд на меня. – Но разве не естественно предположить, что однажды ты будешь счастлив? Тебе ведь только тридцать, так что…
– Черт возьми, Клем, я не знаю! – я повышаю голос и сжимаю руки под столом.
– Знаешь, не все люди на этой планете счастливы, – зло цежу я, пока Клем с примесью обиды и упрямства смотрит на меня. Моя вспышка раздражения так сильна, что я тут же забываю, что еще совсем недавно не хотел делать Клем больно. Поэтому я наклоняюсь вперед и продолжаю свою злобную тираду:
– Возможно, если ты снимешь свои розовые очки, то увидишь, сколько дерма вокруг! Перестань быть таким ребенком! Пора взрослеть, Клем.
Я замолкаю, а мое сердцебиение гулом отдается в ушах. Мое раздражение начинает понемногу испаряться, и на смену ему приходят муки совести.
Рот Клем упрямо сжат, но нижняя губа подрагивает, будто она вот-вот заплачет.
Я чувствую себя полным куском дерьма!
– Клем, извини, я не должен был…
– Иди в задницу, Люк! – резко обрывает меня она, и мои глаза становятся огромными от ее отповеди.
Что ж, лучше это, чем слезы.
– Не думай, что я идеализирующая мир дурочка! – Клем хлопает рукой по столу, а ее глаза возмущенно сверкают. На нас с любопытством посматривают с соседних столиков, но ей нет до этого дела, и она продолжает:
– Я в курсе, что мир далек от идеала. Но знаешь что? В следующий раз, когда будешь себя жалеть, вытащи свою голову из задницы и подумай, что не одного тебя жизнь наградила дерьмом.
Клем резко поднимается и скоро скрывается в толпе. Я более чем шокирован, чтобы следовать за ней.
***
В понедельник утром я собираюсь в офис мистера Сайласа. Я хмурюсь, находясь не в самом хорошем расположении духа. После нашей ссоры Клем попросила Тима отвезти ее домой, сославшись на головную боль, и нам больше не удалось поговорить.
Впрочем, вчера было сказано достаточно. И я все еще сердился на нее. И на себя.
Пока брился, умудрился три раза порезаться. О том, что на моем лице все еще остались кусочки туалетной бумаги, мне сообщила секретарша в приемной Гордона Сайласа.
Будто я чувствую себя недостаточно идиотом.
В офисе я провожу около часа, и мы обговариваем положение дел на данный момент. Прежде, чем я смогу продать дом, мне придется оформить чертову кучу бумажек. Если бы я взялся за это сразу после маминой смерти, все было бы проще. Но теперь я лишь могу называть себя придурком, что не сделал этого тогда.
От юриста я отправляюсь на Роуз-стрит, где Бен и его бригада делают ремонт в старом особняке Кренстонов. Друг пригласил меня воочию посмотреть, чем он зарабатывает на жизнь.
По дороге к особняку я прикидываю, как спросить Бена про Клем и при этом не вызвать подозрений.
Особняк Кренстонов один из самых старых в Диллане. Когда-то Кренстоны были самой богатой семьей в городе, но с каждым поколением денег становилось все меньше, пока не осталось вообще ничего и немногочисленные потомки не покинули эти места. Бен рассказывал, что его фирма купила дом чуть ли не по самой смешной цене, и, когда будет произведена реконструкция, доход от продажи превысит затраты в несколько раз.
Я застаю Бена в самый разгар работы. Он сдирает старые панели в большой гостиной на первом этаже. Где-то наверху слышатся удары молотка.
– Так это и есть великий особняк Кренстонов? – после приветствия говорю я, с интересом осматриваясь. На самом деле, везде видны следы активных ремонтных работ – ни намека на какое-либо величие.
– Хах, поверь, когда мы закончим, этот дом будет конфеткой, – убеждает меня Бен. На нем старые джинсы и майка, пропитанная потом и пылью.
Я с готовностью киваю.
– Верю.
Несколько минут мы обсуждаем мой визит к нотариусу, а потом ради забавы соревнуемся в умении забивать гвозди. Надо отдать Бену должное: он опережает меня, хоть и на долю секунды.
У Бена холодное пиво в переносном холодильнике, и мы выпиваем по бутылке, сидя на подоконнике большого витражного окна.
– Слушай, не обращай внимания на Клем, ладно? – вдруг говорит Бен, ковыряя ногтем этикетку бутылки.
– Ты это к чему? – я вскидываю брови, не зная, сама Клем ему что-то рассказала или Бен догадался.
– Ну, Клем иногда заносит, я-то уж знаю, – Бен как-то виновато улыбается. – Порой, она говорит, не подумав, а потом раскаивается.
Бен тяжело вздыхает, будто на него возложили непосильную ношу.
– Я знаю, что она тебе вчера кое-чего наговорила.… Извини, она не должна была.
– Мы оба погорячились, – отпив из бутылки, признаюсь я. – Все нормально, не парся.
Я улыбаюсь, и хлопаю друга по плечу.
Лицо Бена облегченно расслабляется.
И в этот момент мы слышим громкое чертыханье в холле. Через пару секунд Клем, переполненная возмущением, вноситься в комнату.
– Бенджамин, черт возьми, я в последний раз привожу твой ланч! Мне надоело работать твоим курьером, потому что твоя бестолковая голова…
