Оксана Александровна Ливанова
Ах, эта свадьба…
Возле школы стояла пара новобрачных. Женька, синяя как пупок, и её жених, весь в красивом и с цветами. Почему он с цветами стоял, я так и не поняла, но факт есть факт. Потом всё пошло не по сценарию как то, и вся церемония начало праздника уложилась в пять минут. Родня рвалась к столу. А он, скажу я вам, ломился…Наташка, сестра Женьки родная, работала в этой школьной столовой директором, оттуда и взялось предпочтение данному заведению другим (каким другим – на сто вёрст ни одного кафе). Ну и расстаралась конечно, почему бы и нет. Кулинарка она у нас знатная. Чего только не было у нас столе. И красная икра, и чёрная. Колбасы и сыры, мясо копчёное и жареное. Салатов видимо-невидимо.
Дело то было в девяностых, народ к такому не привыкший был, поэтому сначала все встали в ступор. На входе стояла медицинская сестра, и из клизменной резиновой грелки наливала по граненым стаканам водку. Это было открытие официального мероприятия. Родня «жахнула», и понеслась душа в рай…
Когда начались танцульки, я уже понимала, что народ находиться в сильном алкогольном опьянении, и наверняка праздник просто и культурно не закончится. Невеста плясала в середине толпы, поднимая до интимных мест атласные юбки подвенечного платья, а жених стоял поодаль в голубом берете ВДВ, обнимаясь с каким-то из своих родственников, весело и задорно наблюдая над разбушевавшейся невестой. Тамада нажрался беленькой ещё в начале свадьбы, и спал преспокойно на стуле возле окна, никому не мешая веселиться. Конкурсы придумывали на ходу сами, и «карандаш в бутылочке» проигрывался раз двадцать. Накал страстей достиг своего апогея, и я, как начитанная и любопытная, потихоньку начала записывать в своём блокноте этот чудо праздник. Рядом со мной сидела мама, которая не могла себе позволить бросить дочь в такой ситуации, и скромно пила водку, закусывая её салатом из общей чашки.
Наплясавшись от души, дядька мой, по папиной линии, аккуратно прилёг в салат «оливье». Пришёл с танцпола, подвинул к себе салат, и не преодолев земного притяжения, голову в него и положил. Этот факт несказанно меня порадовал, и сильно огорчил мою матушку. На фразу: «Ханыга грёбаная» я никак не среагировала, а вот когда мама, схватив дядьку за вихры, рванула его башку из салата, меня пробрал смех. Дядька не обиделся, а наоборот, даже обрадовался, и посмотрел на «дикие» танцы, которые плясались недалеко от него, его же женой. Динамик орал «Фристайло», и тётя Люба зажигала под эту задорную песню вместе с проснувшимся тамадой. Парень оказался не промах, и на каждую манипуляцию юбкой тёти Любы, реагировал как подобает джентльмену. Бурно…Дядька обвёл мутным взглядом эту некультурную толпу, колбаса из салата, которая прилипла к его щеке в процессе сна, упала обратно в тару, и после небольшой паузы, мой дядька рванул кулаком по столу. Бутерброды, вместе с тарелкой радостно звякнули, мама тихонько перекрестилась, я же начала чесать нос, чтобы сразу не начать смеяться на всю столовую. Ну и конечно, дядя, глядя на свою не путёвую жена, выдал: «Убью, б…». Мама попыталась закрыть мне уши, я, не выдержав, как конь ржала на всю столовую, дядька снова брякнулся в салат. От души посмеявшись, мы подняли дядьку, и не дождавшись окончания зажигательного танца тёти Любы, пошли обуваться и одеваться, чтобы поспать у тётки в квартире, перед вторым днём свадьбы. Мама тащила папу и дядьку, я тащила сумки и шапки, все остальные родственники тащились сзади, как после великой битвы, не оставляя раненых на поле боя. Придя дружною толпой в квартиру, и не без труда раздев и разув мужчин, мы начали устраивать спальные места. Стелили матрасы, покрывали их простынями, укладывали не стоящих на ногах родственников – штабелями. Закончив эту не лёгкую работу, решили прилечь. Тётка Анастасия Семёновна, зная наших мужиков, дверь межкомнатную с петель предварительно сняла, что правильно делала. Мы этих толстопузов волоком тащили, и дверь снесли бы, как пить дать. Когда все благополучно улеглись, тётка дверь обратно и поставила. И закрыла её, чтобы мы отдохнули. Я лежала возле мамы, которая каждые пять минут вспоминала всех не хороших людей из мужской половины населения страны, и мирно засыпала под её вечное «чтобы все сдохли…»
