Оксана Викторовна Климова
СашАшаС. Забытым
Сейчас же, она лишь для жизни его воскресила…
А он так боялся увидеть ее, недотепа…
Минутку, родная… дыханьем согрел он ладони.
К губам прикоснулся, -" Те розы так блеклы, но все же»…
Хоть что-то хочу подарить, чтоб сказать… Милой Соне
Как вАжны слова и минуты,. Морозом по коже
Как сердце в груди… Он умолк от звонка «в телефоне»
Дежурностью фраз обменявшись с друзьями по сЕти,
Он ей прошептал:"Я скажу, только розы…"
Пусть алые розы в ладонях твоих, в том букете…
Свидетелем будут… Чуть-чуть подожди, вытри слезы"!
И он устремился к киоску, подобно комете.
Она на него лишь смотрела от счастья алея.
В глазах голубых отражалось громадное небо…
А в эту минуту по той злополучной аллее.
Пронесся жигуль с подлецом, так гогочущим слепо…
Он пьяным за руль сел, себя и других не жалея…
Прошло двадцать лет и мужчина в потертых перчатках
Стоял и смотрел в обгорелое рыжее солнце.
Седой офицер, он успешен и… В общем, в порядке…
Навечно запомнил картину… Киоска оконце…
Букет алых роз и богровые… Липкие… Прядки…
Ефрейтор похоронной службы(по воспоминаниям А. Орлова)
Я не из тех, кто не любил войну.
И мирной жизни я не понимал.
А институт я бросил «по уму»!
Лишь потому, что жизни не спасал./
Попал на «срочку» в самый пик страстей.
Я не просился в госпитальный морг.
Но наш Тимохин, вняв моих идей…
В санчасть направил:"Послужи браток"!
Быт тут суров был, но походно-прост.
Еды в достатке, бой довольно вял.
Я это время- мирной жизни ост
В ночной палатке после вспоминал.
Так говорил ефрейтор молодой.
Седой парнишка, нет и двадцати…
К нему проникся я… Со всей душой!
Он пил один, но мне не дал уйти.
– Садись,-сказал он,-я сегодня пьян!
– Стакан надей, спокойно посидим!
– Я расскажу как там «отвоевал»,
Как поседел на жизненном пути.
Я не из тех, кто не любил войну.
Чуть раньше, я об этом говорил.
Рука дрожала… Лбом припал к окну…
Он много пил и… Нервно так курил…
И продолжал, в надежде, что пойму…
Со мной служил московский паренек.
Виталей звали, мало говорил.
Возможно этим он меня привлек…
И потому сегодня не забыл.
В работе был снорОвист и умел
Знать к медицине вовсе был не чужд.
Спокоен в меру, педантично смел…
В начале думал, что он сердцем пуст.
Стирая кровь с окаменевших лиц,
Латая раны, приводя все в лоск,
Пакуя, а пластик трупы… Вереницы,
Он не дрожал, лишь таял, словно воск.
А я девился выдержке его,
Но, чуть позднее начал понимать,
Когда в ночи, леча свое нутро,
Услышал, как дрожит его кровать…
Как глушит слезы этот исполин.
Вгрызаясь в пух казеного сукна
А утром воронья тревожный клин
И снова трупы, смерти и война…
В ту зиму стужа, мля… ветер лютовал!
Окоченевший синий «пациент».
Хрусталь, ледышку мне напоминал!..
В сознанье всплыл один такой момент.
Грузил 200ых я второй уж час,
Виталик мне исправно помогал,
Бессонница-карга сломила нас…
Столкнулись грузом, сверток и упал…
На сухожилье пальци и глаза…
И щас я помню этот «натюрморт»…
Напарник мой всем телом задрожал,
Я так боялся, что вот-вот помрет…
А он… Не помер, лишь смурнее стал!
Мой собеседник, осушив бокал.
Продолжил, нервно теребя манжет…
«Но это что, его я понимал,
а вот себя… себя в тот вечер нет!
Впервые я молитву прочитал»…
С утра тревога, крабовый спецназ,
Попал в засаду, в клочья целый взвод…
Работы много ожидало нас…
Виталий запил, кончился завод.
Он ведь крепился из последних сил,
Но слез мужских уже не смог стерпеть,
Когда ввалился к нам, почти осип…
Комбат седой, -" Как мог я не успеть"?
«Как мог не видеть пули я шальной,
Забравшей друга, он совсем пацан…
И как он мог меня закрыть собой…
Сопля!.. Ублюдок!.. Милый хулиган…
Как отплатить теперь смогу его ценой?!»
И он заплакал… Голову прижал,
К изрешеченной пулями груди.
Лишь нам, сквозь горе, тихо прошептал.
«Не прогоняйте, мне нельзя уйти»…
По воспоминаниям Е.Кочнева
Совсем не странно, что война – тебя одела не по моде.
Еще бодришься старина, все дни проводишь на работе,
По выходным играешь в дарц, с внучком. Иль нянчишь куклу внучки…
И на порог по вечерам выносишь корм дворовой сучке.
С женою редко в магазин, под жу-жу-жу соседки Зины,
А там посуда, тюль, сатин и эти, чертовы, гардины.
Лишь раз в году, а может два, едва встречая сослуживца,
Под рюмку водки иль пивка, воспоминаний вереницы,
И смех, и грусть наверняка…
И снова молодость в глазах:-А помнишь, как скатился с бака,
Как пек картошку на кострах и тискал в тихаря Натаху,
– А помнишь лысый командир подпил и получил поленом,
Простился с ухом и хрепел… ну ухо, ухо же, халера!
Тащите ухо в медсанчасть, авось приляпают как могут,
Так и прозвАли "Рваный ух", а помнишь…помнишь ты этот гогот…
Как брали Гойское село… тогда… в чеченскую, в апреле…
Как погибали пацаны, а командиры лишь тупели…
Как распознать пытались их, что было, в целом, невозможно,
А распознав, давили крик, и вкладывали осторожно
Между зубов бумажный ник…
Совсем не странно, что война – тебе во снах дает по морде.
Уже не молод старина, и меньше лиц в знакомой роте,
И больше юмора во снах…