Оксана Волконская
Хрустальное сердце для балагура
Глава 6
Константин Елизаров
Еще никогда ему не делали таких… Откровенных предложений. И кто? Наглая, слишком острая на язык девчонка, гордо выпятившая грудь и сверлившая его ехидным взглядом.
Ей-богу, такое ощущение, что она его “на слабо” взять собирается.
Фыркнув, Елизаров расплылся в довольной, хитрой улыбке. И подмигнув стайке хихикающих первокурсниц, стоявших неподалеку, взял и… Потянул полы футболки вверх. Уже предвкушая, как вытянется от удивления лицо этой ведьмочки, а щеки окрасит румянец смущения.
– Хованский, а ты зачем мне глаза ладонью закрыл? – в тихом голосе ведьмы не было и намека на удивление или, боже упаси, восхищение.
– Берегу твою бедную психику, Градова.
– А-а-а… Ну, могу тебя успокоить, мой супермен. ЭТО мою психику даже волноваться не заставит.
Костя как замер на середине движения, так и застыл, недоуменно нахмурившись. А после и вовсе одернул испорченную напрочь футболку и скрестил руки на груди, уставившись гневным взглядом на чертову парочку.
Градова же, будто не замечая его недовольства, с притворным сожалением поинтересовалась, цепко держа своего кавалера за запястье и не давая ему закрыть ей рот, раз глаза не дают:
– И все? Продолжения не будет? Жа-а-аль…
– Ты…
Серьезно, у него даже слов не нашлось! А те, которые вспомнил, в приличном обществе озвучивать было не принято. Хотя где эта ведьма, а где приличное общество, а? Еще и в компании с Хованским, чтоб его!
– Яра, – выдал последний тихо и проникновенно, очень уж точно угадав, насколько убийственно хреновым становится настроение Елизарова. – А ты жизнь любишь?
– Очень. А что? – девушка заинтересованно вскинула бровь, продолжая разглядывать брюнета слишком уж пристальным взглядом. Оценивающим таким. И то, что она видела, не очень-то ей и нравилось.
И это почему-то было даже обидно. Хотя с чего бы, а?
– И я очень. Но сейчас ты на полпути к тому, чтобы наш великий Царь разгневался и…
– Таки закончил представление, которое начал?
– Нет, он…
– А жа-а-аль.
– А ничего, что я здесь стою? – наконец не выдержал Костя. Такой наглости он не видел от девушек уже…
Да, собственно, никогда не видел. И ладно еще Хованский, к тесным “дружеским” отношениям с которым он за последний год уже привык. Но эта…
Эта-то почему так себя ведет?!
А Градова-ведьма тем временем посмотрела на него и, тоскливо вздохнув, заметила:
– В том-то и дело, что ты стоишь и ничего не делаешь. Серьезно, Елизаров, нельзя быть таким безответственным. Особенно в отношении, – тут она кивнула на замерших в сторону девчонок, – собственных фанаток. Хотя, может, и фанаты есть.
– Градова!
– Ну Яра…
Два вопля слились в один. Елизаров и не помнил, когда у него последний раз было такое единодушие с Илюхой. А ведьме и море было по колено, и возмущенные мужчины по большому африканскому барабану. Еще раз вздохнув по утерянным возможностям и чьей-то глупости, она пожала плечами.
После чего развернулась на каблуках и спокойно удалилась, махнув рукой на прощание. Умудрившись, не произнеся ни единого слова, оставить за собой победу в этой словесной пикировке. По крайне мере, Костя так и не смог подобрать подходящих выражений, чтобы передать всю ту бездну офигевания, в которую его окунули. Все, на что его хватило, это задумчиво поинтересоваться у активно фейспалмившего Хованского:
– Признайся честно, ты ее кусал? Или твое бесстрашие и “любовь” к людям уже воздушно-капельным путем передаются, а?
Его старания были награждены. Теперь в стадии охреневания находился не только Костя, но и его визави. Пару мгновений тот, как рыба, открывал и закрывал рот, а потом вдруг раздраженно бросил:
– Я тебе не собака. Это ты своих зай, видно, кусаешь. И вообще. Иди-ка ты нафиг, Елизаров. Пока в другое место не послал.
– По собственному опыту маршрут советуешь?
– По старой “дружбе” предупреждаю. И мой маршрут тебе точно не понравится, – хмыкнул Хованский. И растворился в толпе студентов до того, как разговор свернул в совсем уж опасное русло.
Что поделать, мира между парнями не было. Никогда. И вряд ли что-то сможет изменить эту ситуацию. Не, может быть,при других обстоятельствах они могли бы стать хорошими друзьями. Во всяком случае, несмотря на все терки, Костя уважал своего противника.
Ну так, чисто по-мужски. И тогда, когда тот не лез, куда не просят.
– Вот ты где, дорогой! – на его шее тут же повисла невесть откуда взявшаяся Тамара. Костя недовольно повел плечом, пытаясь стряхнуть свою вроде бы официальную пассию. Не тут-то было! И что она к нему прилипла, как банный лист к тому месту, в которое стоит послать Хованского?
Нет, с ней, в принципе, хорошо. Пока она рот не откроет. И кто бы сомневался, что делает она это слишком часто и не по делу!
– Привет, Том, – устало бросил он. Выспаться ночью не удалось. А тут еще шебетанье под ухом… Аж на пары захотелось, там хоть подремать можно.
– Ты чего сегодня такой бу-ука? – протянула девушка, вставая на своих, и без того невероятных, каблуках на цыпочки и целуя его.
Елизаров хотел было огрызнуться, но как представил, что ему тут же начнут выносить мозг, передумал. Вместо этого заткнул рот девушке поцелуем. Пусть лучше делом занимается. В конце концов, что еще может поднять настроение мужчине в самом расцвете сил?
Ну, не считая костра инквизиции для одной конкретной ведьмы?
Глава 7
Ярослава Градова
– Итак, – на стул рядом со мной приземлилась сумка, а ее владелец встал напротив облюбованного столика в кафетерии. И недовольно поинтересовался. – И что это было?
– Не понимаю, о чем ты, – я невозмутимо пожала плечами, уткнувшись носом в тетрадь с конспектом. Лишь иногда отвлекаясь на новую порцию чудесного кофе.
Единственная радость в моей жизни, ей-богу.
– Да ла-а-адно?
Хорошо, единственная радость, которая хранит молчание и не задает лишних вопросов. Особенно тех, на которые у меня нет ответа.
– Значит так, – наконец, не выдержав пристального внимания старосты, я вздохнула и подперла щеку кулаком. – Это была не я. А если я – то не помню. А если не помню – значит не было. Понял?
– Слушай, как у тебя удобно, – приземлился на стул Илья и как-то даже умиленно на меня посмотрел. – Прямо как я с надоедливыми барышнями. Я тебя не помню, значит у нас ничего не было.
– И ты все еще жив? – почти натурально удивилась, покосившись на парня.
– Я не наш Царь, я с женщинами расстаюсь по обоюдному согласию и в хороших отношениях, – самодовольно заметил Хованский. Но вспомнив что-то, вздохнул и уже куда тише добавил. – Ну или не попадаюсь дважды в одни руки. Тем более в те, которые зачем-то держат монтировку.
– Хммм… – неопределенно протянула я, искренне заинтригованная. – Слушай, я смотрю, ты весело живешь. Познакомишь? Я бы пару уроков у нее взяла…
– Ни за что, – категорически открестился Илья. – А то ты их потом против меня же будешь использовать. Я так пытался в детстве одну научить драться… Две недели синяк под глазом сходил.
– И все? Всего каких-то две недели и один синяк? – не выдержав, я засмеялась, стащив у приятеля кусок булочки с повидлом. – У меня три варианта. Либо ты ей нравился, либо у тебя хорошая реакция, либо ты плохой учитель.
– Почему мне кажется, что независимо от выбранного варианта, я все равно проиграю?
– Может, потому что так и есть?
Хованский на это только фыркнул, незаметно подталкивая мне оставшуюся выпечку. И принялся делиться планами на оставшуюся часть дня, включающую в себя учебу, еще раз учебу и… Ничего кроме учебы.
Впрочем, кто сказал, что я была против?
Втягиваться в учебу было нелегко. Хотя бы потому, что большая часть предметов вызывала у меня здоровое недоумение. Не то чтобы я не понимала, о чем рассказывает преподаватель, но к концу третьей пары я была готова сдаться. Сдаться, побиться лбом о стол и признаться во всеуслышание, что я – слабак.
И что мне требуется доза допинга, чтобы хоть как-то разобраться со всеми терминами-понятиями-объяснениями, обрушившимися сегодня на мою бедную голову.
– Хочу печеньки, на ручки и власть над миром, – страдальчески вздохнула я, следуя за широкой спиной Хованского, ловко лавировавшего среди толпы студиозов. – А вот это вот все – не хочу.
– Ну на ручки я тебя, положим, взять могу, – хмыкнул Илья, обернувшись через плечо. – Вот только ты сама же после этого мне синяк под глазом поставишь.
– И когда ты только успел меня так быстро изучить? – недовольно буркнув, я поморщилась от боли в ноге. Связки ныли, как это чаще всего происходило в пасмурную погоду. Хотя сегодня вроде было солнечно…
Глянув мельком в окно, я вздохнула и покачала головой. Ну да, было. Минут пять назад, а сейчас хмурые, свинцовые тучи прямым текстом намекали на то, что будет дождь. Длинный, затяжной, холодный. И я, как назло, даже не подумала о том, чтобы взять с собой зонт…
– Я знаю натуру таких, как ты, – туманно протянул Илья, сделав неопределенный жест рукой. И тихо ругнулся, остановившись прямо посреди рекреации. – Здрасьте… Только этого мне и не хватало!
И столько в его голосе было неподдельного негодования, что я невольно заинтересовалась тем, кто бы мог вызвать у моего любимого старосты такие эмоции. Выглянув из-за его плеча, я скептически уставилась на группу девчонок, пытавшихся что-то изобразить под лившуюся из портативной колонки музыку.
Понять бы еще, что?
Правда, озвучить свой вопрос я не успела. Одна из красоток, заметив невольных зрителей в нашем лице, хлопнула в ладоши, привлекая внимание подруг. И насмешливо так, с издевкой протянула:
– Вы только посмотрите, кто тут у нас… Что, снова помогаешь сирым и убогим, Илюшенька?
Видимо, под “сирыми и убогими” она подразумевала именно мою скромную персону. Уж больно взгляд был подходящий – снисходительный, презрительный и самую малость любопытствующий. А уж поза этой миниатюрной брюнетки с явными азиатскими корнями так и вовсе не оставляла никаких сомнений.
Я фыркнула, выйдя из-за спины парня и встав рядом с ним. Засунуларуки в карманы джинсов и склонила голову набок, разглядывая это чудное творение. Грудь вперед, одна нога в сторону, руки в бока и надменное выражение лица. Таких мой руководитель труппы с легким оттенком смирения называл “леблядь” и уверял, что это явление нужно просто пережить.
В конце концов, сцена – она такая. Она даже таких людей роняет с любой высоты. Если, конечно, им удается взять хоть какую-то вершину, что случалось не так и часто.
– Кто это? – я вежливо улыбнулась, вопросительно посмотрев на старосту. И, не удержавшись, поморщилась от особо неудачного жете в исполнении кого-то из группы поддержки “лебледя”. Да, таких “талантливых” прыжков с ноги на ногу через воображаемое препятствие большая сцена еще не видела. – Мда… Ни в ритм, ни в счет, никуда. Ужас, блин, летящий на крыльях ночи.
– Кто-то разрешил тебе открыть рот? – “леблядь” вскинула бровь, попутно бросив уничижительный взгляд на тут же стушевавшуюся девчонку. – Деточка, такой хромоножке как ты, даже до таких па далековато.
– Ратманова, тебе заняться больше нечем, а? – Хованский цепко ухватился за мой локоть. И миролюбиво заметил. -Помнится, у кого-то были шикарные долги по такой смехотворной теме, как “Естествознание”.
– О! Ну простите, дорогой староста и самый добрый самаритянин нашего университета, – Ратманова откинула на спину тугую косу темных волос и хмыкнула. – Не у всех такие связи в деканате. И вообще. Некоторые студенты не только учатся, но и честь нашего учебного заведения на соревнованиях отстаивают.
Илья сжал челюсть, явно сдерживаясь, чтобы открыто не нахамить этой стервозной девице. Но, в отличие от него, я не отличалась ни терпением, ни всепрощением, ни чем-то еще. И раз уж день начался со скандала с местным звездным мальчиком, так почему бы не продолжить в том же духе?
– Если ее отстаивают такие, как ты, и ТАК, то я удивлена, что у университета еще не отобрали лицензию, – хмыкнула я, точно дозируя яд в собственных словах и обводя пренебрежительным взглядом весь этот цирк. Да что там цирк! В цирке хоть акробаты талантливые. Этим такое не светит. Так что скорее дешевый балаганчик.
– Да ты… Ты… – от неожиданности мамзель Ратманова стала задыхаться. Она, видимо, не ожидала, что кто-то пойдет против ее великой, почти монаршей воле. – Как ты смеешь? Что ты вообще об этом знаешь, хромоножка? Ты даже фуэте выполнить не сможешь, споткнешься!
Я сжала кулаки, сощурившись и уставившись на эту выскочку. Грудь обожгло обидой, а задетое самолюбие так и подмывало выйти и поставить на место весь этот балаган доморощенный. Умудрившийся с двух слов сковырнуть и без того плохо заживаюшую рану.
– Фуэте, говоришь? – голос неожиданно охрип, как от сильного волнения. На пару секунд я застыла, сомневаясь в том, стоит продолжать этот конфликт или нет. В конце концов мне учиться с этими людьми, стоит ли портить отношения еще больше? Но…
Тихие смешки и перешептывания вызвали невольную дрожь вдоль позвоночника. И на какой-то миг я вернулась назад, на сцену, увидела как наяву всех своих коллег-соперниц, руководителя труппы и хореографа… И тут уже не было места сомнениям.
Мне не впервой ставить на место выскочек. Я всю жизнь кому-то что-то доказывала. Докажу и сейчас.
– Подержи, – я протянула Илье собственный рюкзак, скинула с ног балетки и прошла в образовавшийся в кружок. – К твоему сведению, в профессиональной среде словосочетание “выполнить фуэте” не употребляется, – равнодушно бросила я. – Обычно говорят “крутить фуэте”.
Ответа дожидаться не стала. Глубоко вздохнув, я привстала на пальцы одной, здоровой, ноги, а вторую отвела в сторону под прямым углом. Одно движение – и мир смазался, завертелся со страшной силой. Фуэте – не то движение, которое исполняется медленно и постепенно, нет. Тут важна скорость и техника. И, да, чтобы эта мымра ни говорила, неподготовленному человеку ни за что не сделать шестнадцать оборотов вокруг своей оси лишь на кончиках пальцев.
Вот только я таким человеком не была.
Раз, два, три… Девять, десять, одиннадцать… Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Мир покачнулся, и я остановилась ровно так же, как и начала. На кончиках пальцев, отведя ногу в сторону под прямым углом и чуть прогнувшись в спине. После чего медленно опустила ногу, игнорируя острую вспышку боли, прошедшую от бедра до самых кончиков пальцев. И присела в безукоризненном реверансе, чуть склонив голову набок.
А сердце заходилось то ли от бешеного ритма, то ли от радости, то ли от злости на саму себя. И зачем я только полезла, спрашивается?
Да, бедная, хромоногая, травмированная я все еще могла крутить фуэте. Жаль, что всего шестнадцать раз. Когда-то я могла сделать тридцать два оборота и даже не запыхаться. Сейчас мне отчаянно не хватало воздуха, обезболивающего и…
Выпрямившись, я с трудом удержалась от гримасы боли, натянув на лицо привычную вежливую маску. Всем своим видом стараясь не показать, что во мне нет даже уверенности в том, что я смогу отсюда уйти.
Без посторонней помощи, разумеется.
Глава 8
Ярослава Градова
– Дура.
– Угу…
– Самоуверенная идиотка!
– Ага…
– Ты… – Хованский, так и не найдя подходящих слов, глубоко вздохнул и уж совсем как-то печально протянул. – Вот оно тебе надо было, а, Градова? Ладно ты Елизарову нервы портишь, ему полезно, хоть в тонусе немного будет. Ладно, ты это гламурное чудо отшила… Но куда ты полезла танцевать с травмой? Я же правильно понимаю, это травма? – требовательно уточнил он.
От этого властного тона стало как-то неуютно. Знаете, ведь действительно глупо все получилось. Когда ты меняешь жизнь, оставляешь все в прошлом – друзей, карьеру, амбиции, стараешься навеки вычеркнуть танцы, но на второй же день новой страницы идешь и что-то доказываешь тем, что перечеркнуло твое существование надвое… Конспирация рулит, ага.
– А если я скажу, что это так, несбыточная мечта, я дома перед зеркалом тренировалась? – без особой надежды поинтересовалась я. Ну да, конечно, Илья мне поверит, свиньи полетят, а такие вот “лебляди” шустро поумнеют. Сказки случаются.
– Ярослава! – процедил староста, буравя меня многозначительным взглядом. Как бы намекающим, что за неполных два дня своими тайнами и недомолвками я умудрилась достать до печенок даже сверхтерпеливого Илью.
Не нарочно, конечно. Но вот как-то так само получилось…
– Нет, ну может, ты и тренировалась перед зеркалом, – вздохнув в ответ на мое упорное молчание, продолжил Илья. – Но никак не дома. Яра, ты мне нравишься, честно. И я понимаю, что у каждого есть право хоть на тараканов в голове, хоть на ящик Пандоры за душой… Хоть на тайны Мадридского двора! Только не во вред себе же!
Вот умеет же человек так подобрать слова, что даже моя давно и напрочь уснувшая совесть подала признаки жизни, напомнив о своем существовании. А от услышанного признания в груди разлилось тепло, согревшее меня изнутри и заставившее мягко улыбнуться в ответ. Но Хованский прав, у каждого есть право на собственные тайны, как и на выбор того, кому можно их доверить.
И теперь вопрос лишь в том, могу ли я рассказать ему, то чем даже с семьей стараюсь не говорить, потому что все еще слишком больше? При учете, что мы знакомы всего ничего?
Тихо хмыкнула, кивая собственным мыслям. Оказывается, да, могу. Сложно знаете ли, не довериться человеку, пытающемуся заботится обо мне и оберегать меня, кажется, от всего на свете. И от меня самой в первую очередь.
– Да, я занималась танцами всю свою жизнь, – тихо проговорила я. – Профессионально. Ушла из спорта по причине травмы. Вот только афишировать это мне не очень хочется. И вообще я предпочитаю об этом забыть…
Угу, сказать легко, сложнее – сделать. Ах если бы еще можно было выжечь собственную память – и обычную, и мышечную, чтобы не помнить собственные успехи, каждое па, время, которое я тратила на оттачивание движений…
Я жила этим, я дышала танцами. И вдруг оказалась на поверхности без малейшей капли кислорода.
– Хорошо, мы не будем это обсуждать, – понимающе кивнул Хованский, придя к какому-то своему решению. – Мы обсудим другое. Какого хрена ты полезла доказывать что-то этим идиоткам, хотя прекрасно знала, чем это обернется для тебя?
Хороший вопрос. Действительно, очень хороший. Я ведь сама им задавалась за секунду до того, как меня начали отчитывать. Еще б ответ на него найти, да такой, в который самой поверить получится.
– Ну…– глубокомысленно выдала я, то ли пытаясь найти, что сказать, то ли просто потянуть время. – Я не люблю идиоток?
Отмазка так себе, знаю. И по лицу Ильи видно, что в этом случае мы проявили завидное единодушие и в мыслях, и в чувствах.
– Я тоже идиоток не люблю, но что-то не пошел в центр зала крутить фуэте. Наверное, надо было, – притворно огорчился Хованский.
Я хихикнула, представив, как высокий плечистый парень начнет вместо аргументов использовать балетные па. Да, я бы на это посмотрела. Новая стадия противостояния Ильи и Елизарова – соревнование, у кого длительнее будет баллон – удержание в воздухе в определенной позиции.
– Прониклась? – поинтересовался Илья, когда я перестала откровенно ржать и смогла нормально вздохнуть. – Если да, то давай договоримся, а? Ты так больше делать не будешь, ладно?
– Ну… – снова затянула я, пытаясь трезво оценить шансы на такое развитие событий. – Давай лучше так: я не буду лезть первой. И даже разрешу тебе унести меня на руках, если опять надумаю что-то кому-то доказать не на словах, а на деле. Сойдет?
***
Константин Елизаров
Сбежать от собственной девушки – не проблема. Всего-то и надо переключить внимание дорогой заи на что-нибудь поинтереснее. Например, на то, что ееодногруппница щеголяет в точно такой же кофточке, что и сама Тамара и…
Вуаля! Искра, буря, безумие. И скандал, во время которого Костя поступил как самый настоящий мужик: собрал вещички и слинял до того, как банальная ссора переросла в совсем не банальный мордобой. И нет. Елизаров трусом не был.
Но девушек в гневе здраво опасался. Потому что страшнее злой женщины только злая женщина, решившая кому-то отомстить!
Так что, вывалившись из аудитории под вопли о “модных луках” (что это за зверь-то такой?) и обещание выдрать космы, парень поправил рюкзак с конспектами и неторопливо зашагал в сторону вестибюля первого этажа. Попутно прикидывая, к кому можно завалиться посреди дня с предложением сгонять в клуб или порубиться в приставку.
Вариантов было не так уж много, список друзей сильно сокращал тот факт, что была середина дня, да еще и рабочего. Но Костя не сдавался, упорно листая список контактов, чудом не столкнувшись лоб в лоб с кем-то из первокурсников. И остановившись как вкопанный, когда откуда-то сбоку прозвучала его фамилия.
Не то, чтобы она была такой уж редкой, но вот голос, озвучивший ее, трудно было не узнать. Как и ту часть одной старой студенческой байки, включавшей в себя неудачную попытку соблазнения одной рыжей девицы с факультета управления персоналом и социальной работы.
– И все бы ничего, – насмешливо протянул Хованский, активно жестикулируя. – Но Лисовец на то и смахивает на лису, что после первого букета и неудачной серенады, окно в свою комнату в общаге она закрыла наглухо. И нагло продрыхла всю ночь с наушниками в ушах. А Елизаров все это время был вынужден слушать коллективную петицию факультета филологии, проживающего этажом выше и не оценившего побудку в три утра. Второй раз подряд. Сама понимаешь, цензурными в этой самой петиции были только знаки препинания… И то…
– Смотря с какой интонацией читать? – захихикала сидящая на подоконнике Градова. Потянувшись, поправила воротник рубашки Хованского, осторожно пригладив пальцами тонкую ткань.
И вот вроде бы нет ничего в этом движении. И ведьма эта не сказать, чтоб красавица писаная, но Елизаров неожиданно для себя залип. На тонких запястьях, длинных пальцах и смеющихся серых глазах. Да так сильно и внезапно, что подпрыгнул от неожиданности, когда рядом раздалось чье-то настойчивое покашливание, а на плечо опустилась тяжелая рука:
– Елизаров, склонности к вуайеризму я за тобой не замечал.
– Ну у вас и чувство юмора, Валентин Сергеевич… Отпадное, блин, – насупился парень, недовольно зыркнув на преподавателя основ информатики и вычислительной технике.
Тот на это замечание никак не отреагировал. Только улыбнулся шире, потрепав его по плечу:
– Отпадное чувство юмора у моего знакомого профессора по патанатомии, Елизаров. После его шуток отпадает все, начиная от чувства собственного достоинства и заканчивая частями тела. Но вообще-то, я хотел спросить… Ты Илью Хованского не видел, случаем?
Отвечать на вопрос Елизаров не стал из принципа. Зато не постеснялся ткнуть пальцев в веселившуюся парочку. Чертов Хованский продолжал травить университетские байки, и Костя не без оснований предполагал, что главным фигурантом этих идиотских историй был именно он.
Если не всех, то подавляющего большинства точно!
– О, отлично, – Кротов довольно кивнул собственным мыслям. И выдал, вновь хлопнув его по плечу. – Тогда скажи, ему чтоб зашел ко мне в деканат. Не завтра, не на неделе, не после пар и даже не после работы, а прямо сейчас. Понял?
И прежде, чем парень успел хоть что-то возразить, незабываемый преподаватель сделал то, что кроме него удавалось только тому самому Хованскому. Он скрылся в коридорах университета с потрясающей скоростью и оперативностью, так же внезапно, как и появился. Еще до того, как Елизаров успел придумать хоть сколько-то вежливый, но остроумный отказ! И осталось только молча взирать на место, где еще секунду назад стоял преподаватель.
Вот как он это делает, а?!
– Твою… Налево, – ругнувшись себе под нос, Елизаров засунул телефон в карман джинсов и еще с минуту буравил недовольным взглядом широкую спину своего “любимого” соперника, почему-то испытывая ярое ощущение погладить того по спине лопатой. Ну так… Чисто в целях профилактики. И, да, никакие ведьмы к этому не имеют ни малейшего отношения!
Помечтал пару секунд, после чего вздохнул и, возведя глаза к потолку, отправился воплощать свою миссию в жизнь. Ну и частично и свои фантазии. Коротко разбежавшись, он врезался в ничего не подозревающего Илью, сразу же сжав его шею в братских объятиях. И, разворошив рукой гнездо на его голове, радостно заявил:
– Ну что, инквизитор? Кончились твои славные деньки?
– Слезь с меня, придурок, – задушено выдавил Хованский, пихнув его локтем в живот. Выбравшись из чужой хватки, он пригладил волосы под смеющимся взглядом Яры, насупился и поинтересовался. – Тебя что, муха цеце укусила, и ты внезапно заболел редкой инфекцией? Или шизофрения наконец прорвалась наружу?
– Меня ваш куратор покусал, он тебя обыскался, все ногти себе сгрыз, где же там его староста бродит. Теперь за локти принялся, тут на меня и наткнулся и приладил к общественно-бесполезным работам, – хмыкнул Костя. Почему-то настроение стремительно поднималось прямо пропорционально смешкам Градовой.
– Брешешь как дышишь, – отмахнулся от пятикурсника Илья.
– Ну тебе лучше знать, как это делать, – не удержался от подкола Елизаров. – Я таким не страдаю.
– И что же Кротову от меня надо? – не слишком поверил ему староста.
– Тебя в деканат на ковер требуют, срочно и прям вот щас, – ухмыльнулся Костя, недвусмысленно намекая на причины столь занимательной и длительной беседы. И мило уточнил. – Тебе пинка придать для ускорения или сам дойти сумеешь? А то я как пионер – всегда готов помочь в столь педагогоугодном деле.
– Идиот, – скривился Хованский и собрался, было, высказать все, что думает о Елизарове, но звук входящего сообщения на телефоне оборвал его на полуслове.
Вытащив гаджет, Илья пару секунд вчитывался в буквы на экране, потом вздохнул и с сожалением посмотрел на молчавшую до этого Градову:
– Извини, Яр. Этот лось не врет, меня и правда в деканате ждут. И судя по сообщению, явно не для вручения премии “Староста года”.
– Эй, ты кого лосем назвал?! – возмутился Елизаров. Почему-то при взгляде на помрачневшую физиономию девушки, настроение опять начало падать.
– Ничего, – Градова реплику Кости пропустила мимо ушей. Она вообще его очень уж старательно с ним не разговаривала, глядя только на Хованского. И это почему-то злило.
Хрен поймешь, почему, но бесило просто неимоверно.
– Не знаю, надолго ли, но постараюсь освободится как можно быстрее, – пообещал Илья.
– Ага, часов в восемь вечера он будет полностью в твоем распоряжении, но не совсем в состоянии, – прокомментировал Костя. Его реплику опять проигнорировали. Причем, и ведьма, и Хованский. Нехорошо это.
– Дождешься? Я вроде как обещал тебя проводить, – староста хмурился, вертя в руках телефон и кидая на “третьего лишнего” недовольные взгляды. Которые Елизаров стойко игнорировал, широко и довольно улыбаясь.
– Меня заберут, – Градова махнула рукой. – Так что иди. Увидимся завтра, лады?
– Лады.
Еще раз душераздирающе вздохнув, Хованский смерил своего извечного соперника убийственным взглядом и сделал то, что давно пора было. Направился в сторону деканата, оставив Елизарова один на один с этой языкастой ведьмой.
Очень недружелюбно настроенной ведьмой. Той самой, что должна ему как минимум новую футболку. Как максимум…
– Градова, а Градова…
– Я смотрю ты мою фамилию запомнил? – ведьма, вскинув бровь, уставилась на него с деланным недоумением. – Удивительное рядом, оказывается. А я-то думала, что у тебя память как у рыбки: двадцать секунд и жизнь заново начинаем.
– Стерва, – фыркнув, Елизаров снова засунул руки в карманы и качнулся с пяток на носок и обратно. После чего сделал то, чего и сам от себя не ожидал.
Наклонившись вперед, он тоном заправского заговорщика выдал, глядя прямо в расширившиеся от удивления глаза девушки:
– Ты идешь со мной на свидание. И да. Это не обсуждается.