bannerbannerbanner
полная версияПока парит кондор

Олег Александрович Сабанов
Пока парит кондор

Полная версия

– Не хочу отнимать ваше драгоценное время, поэтому буду прям и лаконичен, отбросив пустые предисловия, – сходу заявил Бланко, поблескивая прилизанными бриолином волосами. – Хочу предложить вам наряду с известными деятелями музыки, театра и кино активно поучаствовать в создании новой, духоподъемной, свободной от вырожденческих тенденций общественной атмосферы и популяризации деятельности Правительства национального оздоровления.

– Признаться, я настолько поражен самим фактом подобного обращения ко мне, что не могу подобрать подходящих слов, – произнес Паскаль после внушительной паузы. – Видимо, в вашем министерстве плохо осведомлены о моей скромной персоне…

– Обижаете! Следить за творчеством молодых талантливых людей первейшая наша обязанность! А сделанное вам предложение отнюдь не случайно, ведь по большому счету мы союзники. Да, да, не удивляйтесь! – широко улыбнулся сеньор Бланко, заметив слегка округлившиеся глаза сидящего напротив прозаика. – Разве не в ваших произведениях столь ярко и реалистично описывался наш разложившийся госаппарат, а особенно губительные последствия его деятельности для будущего страны, избежать которые удалось лишь благодаря решительной воле честных офицеров?

– Так-то оно так, вот только я убежденный антифашист, поэтому считаю государственный произвол с его презрением к правам и свободам граждан, тотальной цензурой, репрессиями и террором в отношении посмевших иметь свое мнение куда более страшной бедой, чем повальная коррупция, – без обиняков ответил Паскаль.

Высказанным в столь категоричной форме суждением Эррера исключил для себя возможность какого-либо соглашения с представителем министерства, отчего сразу же ощутил всякий раз приходящую после принятия окончательного решения легкость.

– К сожалению или счастью, законные методы оказались неэффективны в борьбе с много лет правящим мафиозным режимом, а близкий вашему сердцу либерализм давно себя дискредитировал и стал бы только помехой при выполнении задач, стоящих перед Правительством национального оздоровления. Неужели так трудно осознать очевидные факты!? – с явным раздражением произнес сеньор Бланко, доставая из кармана своего серого пиджака серебряный портсигар. – Выкорчевать глубокие корни коррупции, остановить деградацию и разложение можно только железной рукой, отбросив ложный гуманизм и постоянные оглядки на насаждаемые извне принципы так называемого ненасилия. Вас же просят лишь выразить публичную поддержку тем людям, которые имели смелость взяться за столь тяжелый, иногда грязный и часто неблагодарный труд во имя восстановления справедливости и порядка в нашем отечестве.

– Вам пора, – коротко бросил Паскаль, поднимаясь с кресла.

Явно не ожидавший подобной реакции чиновник, несколько секунд продолжал сидеть без движения, а прежде, чем убраться восвояси демонстративно медленно прикурил коричневую сигариллу, как бы показывая, кто здесь настоящий хозяин ситуации, после чего с еле заметным презрением в голосе тихо сказал:

– Жаль, очень жаль. И в первую очередь вас лично. Но я все же надеюсь на торжество разума, поэтому оставляю свои контакты. Даже не посчитаю ниже своего достоинства как-нибудь еще раз навестить вас или на худой конец позвонить и узнать, не смягчилась ли столь недальновидная в своей категоричности позиция.

С последними словами он положил на журнальный столик золоченую визитку, после чего встал и направился к мансардной лестнице, оставляя за собой клубы терпкого дыма. Пока представитель министерства спускался по крутым ступенькам, у следовавшего за ним хозяина дома возникло желание толкнуть незваного гостя в спину так, чтобы тот свернул себе шею. Однако не вылившийся в поступок минутный порыв быстро сменился чувством бессильной злобы, а когда за чиновником с офицерской выправкой закрылась дверь, подошедшая к прозаику Рамона пристально посмотрела на него своими большими карими глазами и с тревогой в голосе спросила:

– Что этому человеку было нужно? У тебя неприятности?

После недолгих колебаний Паскаль поделился с ней содержанием состоявшегося разговора, неосознанно ища понимание и поддержку близкого человека. Обычно он старался не обременять никого грузом своих раздумий и опасений, но теперь стало очевидно, что их уже невозможно скрыть, по крайней мере от того, с кем делишь пищу, кров и постель. Эррера не привык плакаться, сетуя на судьбу и обстоятельства, поэтому просто пересказал в двух словах суть сделанного ему предложения, после чего более развернуто и эмоционально живописал свою реакцию на него, как и отношением к новым властям, с трудом избегая нецензурных выражений. Рамона понимающе кивала, вставляя слова одобрения, и как могла успокаивала прозаика, а после того, как выслушала до конца, задумчиво произнесла:

– Правда на твоей стороне, да и смелости тебе не занимать. Но стоит ли вгорячах подвергать себя опасности столь жестким ответом, если есть хотя бы малейшая возможность для маневра?

– Предлагаешь мне пойти на сделку с совестью? – удивился Паскаль. – Я, конечно, знаю твою врожденную склонность хитрить в затруднительных ситуациях, но с этими упырями подобный номер не пройдет.

– Может быть, но ради сохранения свободы и самой жизни все же стоит попробовать! Чтобы выиграть время для начала пообещай им подумать над сделанным тебе предложением, потом притворись больным, потеряй память, симулируй безумие или полный упадок сил. Пока врачи самых разных клиник будут разбираться в чем дело, они, вполне возможно, постепенно забудут твое имя, или в стране случится еще какое-нибудь потрясение, после которого властям станет не до писателей. Пойми, каждый выигранный день – уже маленькая победа, особенно если помнить о бесславном конце похожих режимов в соседних государствах…

– Вот только в каждом из них хунты перед своим крахом правили на протяжении нескольких лет! – с горькой иронией уточнил прозаик.

– Значит, придется еще что-нибудь придумывать, если жить охота! – внезапно вскипела Рамона, признавая тем самым уязвимость своих логических построений. – В крайнем случае не зазорно разок-другой появиться на радио или телевидении с ничего не значащими заявлениями в поддержку решительных мер по искоренению коррупции в государственном аппарате. Впоследствии нетрудно будет объяснить такой поступок своим безвыходным положением. Соотечественники прекрасно тебя поймут и, если возникнет необходимость, простят. Но сейчас, когда хватают людей по ничтожным поводам и походя ломают им жизни, нужно быть гибче и ни в коем случае не идти на рожон, ведь плетью обуха не перешибешь!

Ее вполне разумная точка зрения, как и искреннее стремление помочь, на мгновение привели Паскаля в замешательство. Принятое решение во чтобы то ни стало оставаться на родной земле, а особенно благородное правило никогда не изменять самому себе вошло в острое противоречие с доводами Рамоны, многократно усиленными исходящими от инстинкта самосохранения сигналами. В конце концов он взял себя в руки, но так и не нашелся с ответной репликой, поэтому обреченно махнул рукой, громко вздохнул и молча поднялся по ведущей в мансарду лестнице.

Оставив в дневнике подробную заметку вместе с едкими комментариями о всем с утра произошедшем, Эррера прилег на старенькую кушетку у стены в надежде вздремнуть часок-другой. Однако вследствие перевозбуждения вместо сна пришел дискомфорт, заставивший прозаика раз за разом воспроизводить в уме подробности разговора с сеньором Бланко и то и дело ворочаться под жалобные скрипы продавленного ложа. Примерно через четверть часа он оставил бесплодные попытки заснуть, взял с прикроватного столика пульт и принялся бездумно переключать телевизионные каналы, пока восклицательная интонация знакомого голоса не заставила бегающий по кнопкам палец замереть.

В эфире популярного ток-шоу известный рок-музыкант под псевдонимом Буффон взахлеб славословил политику Правительства национального оздоровления, умудряясь чуть ли не в каждой своей восторженной фразе лизнуть мягкое место главарю военной клики генералу Карвальо. Обычно вызывающе пестрый интерьер студии теперь был выдержан в цветах национального флага, а в сжатый кулак с поднятым вверх большим пальцем, служивший неизменной эмблемой информационно-развлекательной передачи, креативные бренд- дизайнеры вложили блистающий меч.

Паскаль ранее много раз пересекался со слывшим благодаря своим композициям анархистом и ниспровергателем традиций рокером, которого по-настоящему звали Антонио Кесада, поэтому неприятно поразился подобострастному кривлянию записного бунтаря. Глядя на экран, прозаик поначалу не мог поверить в столь ужасное перевоплощение, в общем-то, неплохого, дружелюбного и абсолютно откровенного при личном общении парня, всегда открыто презиравшего конъюнктурщиков от искусства, в особенности из числа своих коллег по рок-н-рольному цеху. К еще большему огорчению и без того выбитого из седла Паскаля разочарование в знакомом, как он считал, музыканте оказалось не единственным, так как на протяжении телевизионного вечера ему пришлось лицезреть одухотворенные физиономии других известных соотечественников, иногда заметно фальшиво, но чаще, как будто бы, искренне поддерживающих первые шаги новой власти.

Уже поздно ночью он спустился в спальню, потихонечку пристроился рядом с Рамоной на просторной кровати, а когда понял, что его возлюбленная не спит, поделился с ней впечатлениями от увиденного.

– Не пониманию твоего изумления, – ответила она, выслушав сокрушенного прозаика. – Можно подумать эти деятели до переворота говорили только то, что думают. Не будь наивным ребенком – они всю свою жизнь плясали по дудку спонсирующих их денежных мешков и высокопоставленных покровителей, поэтому вечно держались в тренде, пока более талантливым лицедеям, футболистам и певцам были определены вторые роли в информационном пространстве! А теперь представь, какие возможности открываются у «погасших звезд» шоу-бизнеса и прочих вышедших в тираж публичных персон, если в обмен на демонстративную лояльность их будут звать на все телеканалы, лучшие концертные площадки и официальные мероприятия!

 

– Пусть так, но ведь тот же рокер Буффон до сих пор мегапопулярен! – воскликнул Эррера.

– Наверное, он хорошо понимает, что как только запретят крутить его композиции на радиостанциях, а ему самому колесить с концертными турами, многолетняя популярность быстро сойдет на нет. Между нами говоря, Буффон хоть и звезда, но совсем не мирового масштаба. Поэтому ради того, чтобы не растерять почитателей своего таланта внутри страны будет нести любую пургу с присущим ему темпераментом, пока в нее сам не поверит, – Рамона на секунду затихла, после чего задумчиво добавила. – Тогда и врать не придется.

– Хочешь и меня видеть таким же мерзким двуличным хамелеоном, когда предлагаешь «быть гибче и не лезть на рожон»? – протяжно зевнув, поинтересовался Эррера с легкой издевкой.

– Не преувеличивай свою значимость! Разве можно сравнивать совсем еще зеленого и крайне наивного писателя-затворника с мегапопулярной рок-звездой местного разлива! – улыбнулась Рамона, кладя голову ему на плечо. – Я хочу лишь без невосполнимых потерь пережить вместе с тобой это смутное время и если вспоминать о нем потом, то только как о дурном сне.

Рейтинг@Mail.ru