Олег Александрович Сабанов
Путешествие Эйва
– Ты для него лишь поющая кукла, живая игрушка и не более того! – говорил Видий в запале.
– Он был добр ко мне, кормил, поил и высоко отзывался о моем скромном творчестве, – осторожно возразил юноша.
– Глупец! Тебе просто повезло вовремя одуматься и удрать подобру-поздорову! Благодари высшие силы за то, что избежал участи его добровольного невольника! – совсем взвился богобоязненный отшельник.
– Странно, Орфей де Биньер под замком меня не держал, – пожимая плечами, ответил менестрель.
– Ты бы безнадежно привык к изысканным блюдам, подобострастию прислуги, разврату бесстыжих наложниц и ежедневному безделью, задержись у него чуть дольше. А это рабство страшнее железных замков с решетками, уж поверь!
По мере того, как они глубже погружались в беседу, Эйв все больше принимал доводы Видия, а ближе к рассвету уже внимал ему, словно святому отцу. Хозяин хижины многое в жизни повидал, а также определенно обладал красноречием и харизмой, отчего не только его слова, но и интонация, с которой они произносились, имели гипнотическое воздействие. Когда подожженный лучами восхода горизонт вспыхнул багряным пожаром, юноша сквозь слезы еще раз признался отшельнику, что тоже бежит от мира в страну счастья, вот только отчаялся найти туда дорогу.
– Королевство Ириас такая же дьявольская уловка, внушаемая с детских лет, как и прочие обманчивые удовольствия! Люди ищут их всю свою жизнь, но находят, как и ты, лишь слезы разочарования! – Видий подошел к Эйву и крепко обнял его за плечи. – Счастье уже даровано Небесами каждому смертному, нужно только заслужить его праведной жизнью, искренней молитвой и строгим постом, – теперь он говорил вкрадчиво, словно открывал главную тайну жизни. – Готов ли ты отринуть свою прошлую жизнь вместе с опасными иллюзиями, чтобы очистить разум, облегчить душу и наполниться божественной радостью?
– Готов, готов! – не думая ответил Эйв, подчиняясь напору хозяина. – У меня нет больше сил скитаться, чувствуя себя чужаком среди людей!
– Я знал – твоя душа только ждала момента, чтобы расправить крылья, истосковавшись по божественной любви! Сейчас ангелы в Небесах ликуют о ее спасении! – Видий затрясся, словно в лихорадке и принялся метаться из угла в угол. – Забудь теперь о прошлом! Будем вместе жить в посте и молитве, не допуская грехи на порог нашей обители! И соблазнительницу свою выбрось из сердца навсегда!
С последними словами он схватил дремавшую в углу лютню за гриф и с размаху ударил ее о край стола, отчего изящная красавица с душераздирающим криком порванных струн разлетелась в щепки.
Ошеломленному варварским поступком юноше на миг показалось, что погибла не отцовская лютня, а сам его родитель пал в этот момент на поле брани от страшного удара моргенштерна. Жалость к себе моментально смыла волна закипающей ярости и тут же обрушилась тяжелыми ударами Эйва на не ожидавшего ничего подобного отшельника. Через минуту богобоязненный хозяин хижины уже валялся на ее полу с разбитым в кровь лицом у опрокинутого стола, моля о пощаде взбесившегося менестреля. Юноша и не собирался убивать Видия. Когда приступ гнева чуть ослаб, Эйв двумя рывками сбросил длинную рубаху, облачился в свою грязную мокрую одежду и, схватив сумку с бурдюком, навсегда покинул затерянный в полях дом.
Плохо понимая, куда он идет и зачем, юноша выбрался на дорогу, с которой свернул во время грозы, и побрел в обратном направлении, жмурясь от веселого утреннего солнца и захлебываясь горькими слезами. Останавливаясь на отдых в уже знакомых деревеньках, он кланялся своим бывшим слушателям, а те, видя его подавленное состояние и отсутствие лютни обычно думали, что менестрель стал жертвой разбойников и без лишних расспросов наполняли сумку Эйва съестным. Когда безлунные ночи стали прохладными, пасмурные дни короткими, раскисшие дороги непроходимыми, а пеструю скатерть полей сменил желтый саван печали, странник подошел к двери отчего дома и робко в нее постучал. Выплакавшая глаза мать, увидев изможденное лицо своего сына, чуть было не упала в обморок, но нежное объятие юноши уберегло ее от этого и вернуло сознание. После долгого обоюдного молчания из тишины стали робко возникать теплые слова, и вскоре сын поведал матери о причинах, вынудивших его отправиться в путь. К удивлению Эйва выяснилось, что многие жители города, прознав о его исчезновении, здорово опечалились, а некоторые даже вызвались отложить свои дела и броситься на поиски. Благодаря участию горожан мать все это время не знала ни в чем нужды, даже скупой трактирщик Гюнт регулярно приносил ей корзину со свежими продуктами.
Когда весть о возвращении блудного Эйвинда проникла в самые глухие закоулки, к дому его матери началось самое настоящее паломничество. Неравнодушные горожане желали убедиться воочию в том, что их чудаковатый земляк жив и здоров, а узнав из первых уст историю его путешествия, недолго думая купили ему в складчину новый инструмент у известного во всей округе лютье Фалабьера. Тронутый до глубины души таким отношением окружающих, которых он всегда сторонился, Эйв стал чаще с ними общаться, появляясь на народных гуляниях, беседуя с доселе чужими людьми и исполняя для собравшихся свои баллады. Вскоре юноша вновь работал в трактире Гюнта, и как-то свободным вечером, прижимаясь сердцем к новой лютне, вспомнил разговор с Гутредом. Мудрец был прав – никакая перемена внешней обстановки не могла дать ему подлинного умиротворения и радости. Ведь кроме лютни и сумки Эйв взял в дорогу самого себя – паренька, для которого самым прекрасным было рождение баллад под сенью садовых деревьев у дома. В те мгновенья он уже гостил в стране счастья Ириас, которая раскинулась ближе, чем казалось – у него в сердце. А после того, как Эйвинд узнал о добродушии своих земляков и ответил им взаимностью, он поселился в ней навсегда.
