Громкий, на грани истерики, женский крик заставил индейца недовольно поморщиться. Он поднял голову и ответил иронично на каркающем языке.
Иван скосил затуманенный болью взгляд. Юная и невероятно красивая для своего племени индианка, с черными как смола волосами, стояла с видом оскорбленной королевы. Махнув остренькими кулачками, уставилась на колоша сверлящим взглядом и, требовательно произнесла еще раз. Девочка явно была сильно возбуждена, глазки сверкают, щеки горят. Кого-то она напомнила ему, но кого?
Впервые на лице колоша появилась тень волнения, он выпрямился над телом русского, нож в опущенной руке пустил зайчик в глаза Ивана, заставив повернуть голову. Индеец раздраженно рявкнул в ответ.
Индианка ткнула пальцем в русского, дрожа от волнения произнесла что-то, затем показала на себя и отрицательно покрутила пальцем.
Колош явно колебался, обернувшись к кому-то невидимому, девушка произнесла что-то ровно и бесстрастно.
Индеец побелел от гнева, но сдержался и промолчал.
Иван наконец вспомнил, где видел девушку. Не удивительно что в первый момент он ее не узнал. Куда девалась испуганная девочка, которая простодушно удивлялась странной жизни белых? Перед колошем стояла уверенная в своих силах юная госпожа. Помогли сверкавшие на шее разноцветными звездочками стеклянные бусы. Знатную индианку из кекувских колошей (так русские называли колошей куана Кэйк) держал в аманатах (заложниках) Хайды, главный вождь острова. Русские выкупили ее и некоторое время она прожила в Михайловской крепости. Ивану девушка нравилась, нет не как женщина. Чем-то неуловимым, нет, не внешностью, характером напоминала старшую сестру. Через неделю Иван возглавил первую экспедицию на материк. В знак доброй воли подарив напоследок бусы, девушку передали родственникам.
Девушка посмотрела на индейца и молча мерила его взглядом. Колош безнадежно махнул рукой, потом гневно рявкнул и наклонился. Блеснул, разрезая путы, нож. Потирая затекшие руки, русский с трудом поднялся и огляделся. Вокруг пара десятков индейских воинов. Без огнестрела сопротивление – без шансов. Индеец подал русскому нож рукоятью вперед, Иван немного поколебался, потом нож, словно влитой, лег в мозолистую ладонь. Оружие, даже такое слабое, придало уверенность.
Девушка подошла поближе.
– Ты, – произнесла, смешно коверкая слова, – идти.
Иван молча кивнул:
– Спасибо, – не обращая внимания на бесстрастно глядящих индейцев и, ни разу не обернувшись, двинулся в сторону от гор. Он все ожидал что в спину вонзиться индейская стрела и только когда расстояние между ним и колошами превысило дальность стрельбы из лука, напряженные мышцы спины расслабились и из груди выдался облегченный выдох. Костлявая снова промахнулась. Он вдруг заметил лучи заходящего солнца, сверкающие льдом вершины на горизонте. Деревья никогда не казались ему еще такими зелеными, Жизнь –такой желанной. Он хотел видеть, слышать, жить и любить…
На четвертые сутки алеуты доставили к Михайловской крепости истощенного и оборванного, но живого человека, в котором с большим трудом узнали лихого вояку, насмешника и, несмотря на возраст, любителя потаскаться за бабами: Ивана Самойлова.