Олег Дивов
Война миров
Разумеется, я здорово рассердилась. Я ведь знала, что никакой острой необходимости во мне нет. Просто кто-то где-то готовится к серьезной операции. Он про меня слыхом не слыхивал. Он уверен, что мудрое командование обеспечит его безопасность, и только. Какими средствами – его не волнует. И мне лучше не знать о нем ничего. Чего не знаешь, того не выдашь на допросе. Пешки не сдают ферзей.
Но я была чертовски зла – и вычислила задачу. Крупная диверсия на военном заводе. Честно говоря, я провела бы ее лучше. Но по плану, которого я не знала, мне полагалось отвлечь внимание на себя, случись диверсанту попасть в трудное положение. Тогда пешку выводили прямо под нос контрразведке. Меня бы арестовали, выяснили бы, что я нелегал, ну а дальше…
Так вот, по моим прикидкам, этот случай был, что называется, предопределен. Пешкой должны были пожертвовать с вероятностью, близкой к ста процентам.
Меня никто не учитывал. Вот и хорошо, зато никто не помешал. Я не только самостоятельно организовала диверсанту отход, но и сберегла Родине хорошего разведчика в своем лице. Я перехватила диверсанта там, где меня никто не ждал.
Потом мы поговорили. В безопасном месте. Сидели в машине, не глядя друг на друга. Проклятье, мы, оказывается, были знакомы. Хороший человек. Под конец он сказал: «Раз такие дела… Я устал. Я начал ошибаться. Через неделю у меня еще одна операция. Поможешь?»
Мы отработали красиво. Не то слово как красиво. Филигранно. А на прощание он дал мне пару очень ценных советов и оставил нужные контакты. «Делла, – сказал он, – всякое бывает. Имей в виду, что, если решишь самовольно вернуться, ни в коем случае не иди напрямую. Выходи через Куашнару и пятый округ. В пятом округе сдавайся нашим, и не военным, а контрразведке. Тогда можешь не беспокоиться за свою жизнь. Может, ты даже по тюрьмам проваландаешься год или два всего. Такие случаи бывали. А вот чего не бывало – чтобы разведчик, самовольно ушедший из Эльдорадо, живым добрался до своей базы в четвертом округе».
Может быть, когда-нибудь его советы пригодятся мне…
В десять вечера Весту положили на операционный стол в глубоком подвале. В одиннадцать она уже пришла в себя после наркоза настолько, что могла двигаться и соображать.
– Долорес Кастро, – сказала мне Веста, когда я вошла в комнату, временно превращенную в больничную палату. – Я обязана тебе.
– Жизнь длинная, сочтемся.
– Не ври только, что ты деревенская дурочка.
Я подставила стул к ее кровати и села.
– Веста, тебе не кажется, что мы слишком мало знаем друг друга, чтобы быть откровенными?
– Надеюсь, ты не имеешь отношения к контрразведке.
– Не имею. Но как, мне даже интересно, ты это проверишь?
– На слово поверю. У меня нет другого выхода. Просто знай: у меня свои счеты с ними. На кого угодно другого буду работать честно.
– Даже на полицию?
– Да хоть на землян, – бросила она. – Лишь бы не на тварей, убивших единственного мужчину, которого я любила.
Я не ответила.
– Я мало чем побрезгую, Долорес. Ты спасла мне жизнь. Если понадобится – отплачу любой услугой. Но если ты работаешь на контрразведку…
– А что, так похоже?
Веста хрипло рассмеялась:
– Даже близко нет. Почему и тревожусь. Я с детства в уличной банде. Потом завязала. Я видела многое. Но, Долорес Кастро, поглядела я на тебя… Не-ет, у тебя совсем не такое прошлое, как у меня. Может, ты и родилась в деревне. Только ты не боишься пули. Не могла ты такой опыт получить в своем захолустье. И в уличной банде не могла. А вот в армии – запросто.
Я улыбнулась:
– Представь себе, я действительно служила. Год. Что такого?
– А держишься как простушка, дальше дедова сарая не ходившая. Все-то тебя радует и удивляет.
– Ничего не могу поделать, такой характер. Жадная я до жизни.
– Ну-ну. Впрочем, это не имеет значения.
Я встала:
– Отдыхай. Вернусь за тобой утром.
– Спасибо тебе.
Я уже приоткрыла дверь, когда Веста окликнула меня:
– Долорес! У тебя оружие-то есть?
– С какой стати?
– Дам тебе один контакт. Наведайся туда сегодня же и купи ствол.
– Зачем?
– Затем, что на меня открыли охоту. И ты засветилась. Тебе нужно что-то понадежней твоей биты. Не говори только, что стрелять не умеешь.
– Умею. – Я пожала плечами. – Научилась именно что дома, в деревне. А в армии еще курс прошла. И ты не поверишь, хотела после армии в полицию пойти.
– А чего не?..
– Бабушка отговорила. Боялась, что я погибну от бандитской пули. Уговорила ехать в столицу и поступать в колледж. Знала бы она, что денег не хватит, я пойду работать таксисткой и все равно влипну в бандитскую разборку!
– От судьбы не уйдешь, – согласилась Веста и сбросила мне контакт. – Ствол купи. За деньги не волнуйся, я тебе на пару недель, пока болею, своих клиентов отдам.
– Хорошо. Отдыхай.
– Будь осторожна.
О себе бы лучше думала, могла бы сказать я. Но, разумеется, не сказала.
* * *
Что делать, я не знала. Редкий случай.
Надо встретить в аэропорту моего преемника и свести его с Камилой. Это означало, что моя миссия завершена.
Но эвакуация откладывалась на неопределенный срок по техническим причинам. О решении проблемы должен был сообщить наш резидент, с которым мы до сих пор ни разу не встречались.
И ни слова ни о Вальдесах, ни о Весте. Как будто я сбросила устаревший прогноз погоды, а не рапорт.
Как же я устала.
* * *
Преемник категорически не понравился мне. Я даже не могла объяснить, что с ним не так. Приятной наружности молодой человек, типичный латинос с виду, умные глаза, добрая улыбка. Спокойный, рассудительный. С отличным чувством юмора. Камиле он приглянулся, а у нее замечательный нюх на мужскую гнильцу, она все пороки чует раньше, чем человек о них узнает сам.
Мы сидели в том же клубе, за тем же столиком. Девицы у стойки хмуро косились на нас. Камила звонко хохотала над шутками Эдуардо Родригеса. По легенде, он был парень из пригорода. Среднего достатка, окончил колледж. Я никогда не видела его на базе. Может, он пришел по контракту совсем недавно. Где служил раньше? Мне казалось очень важным это узнать. Но чем больше я к нему приглядывалась, тем отчетливее видела, что Родригес вообще не разведчик по образованию и прежнему месту службы. Гражданский он.
Или – диверсант высочайшей пробы.
Возможно, что в этой миссии мне придется его прикрывать.
А я ни капельки ему не верю.
Хуже всего, что было у меня впечатление – не очень-то он и нуждается в моем доверии.
В любом случае я почувствовала облегчение, когда мы вышли из клуба. Камила отправилась на пастбище, Родригес по своим делам, а я поехала на набережную Франца.
Я раскошелилась на платную парковку. Экономить смысла никакого – вчера я оплатила круглосуточную лицензию, ночью обзавелась пистолетом, денег уже нет и появятся не скоро, так и зачем жалиться над последними грошами? В конце концов, терять нечего. Если деньги кончатся, а эвакуация по-прежнему мне будет светить, как месяц в тумане, – украду. Невелика проблема.
Оставив машину, прошла с полкилометра, встала у балюстрады, засмотрелась на воду. Течет себе и течет… Недалеко отсюда, вон у того столба, должна была оборваться жизнь Энрике Вальдеса… Я вмешалась. Но никому это не интересно.
Вот проклятье!
Тихонечко звякнул мой браслет. Я ответила на вызов.
– Долорес Кастро? – послышался женский голос. Затем собеседница назвала мой идентификационный номер в реестре лицензий.
– Да, чем обязана?
– Кандида Перес, частный диспетчер.
– О, сеньора Перес! Разумеется, я наслышана о вас.
– Очень хорошо. Вы не числитесь в моих списках. Но меня попросили связаться именно с вами. Можете выполнить заказ прямо сейчас?
– Могу, я свободна.
– Клуб «Камышовая лодка».
Я присвистнула – одно из самых фешенебельных заведений Золотого Мехико.
– Приезжаете к клубу и встаете на парковку. Счетчик включаете сразу, как встанете. Таковы мои правила. И на будущее: скажите этому клиенту, что я выполняю подобные разовые заказы, но если он и впредь собирается пользоваться вашими услугами через меня, пусть купит вам абонемент. Дешевле выйдет, чем каждый раз переплачивать вдвое.
– Но, сеньора Перес, я никого не знаю, кто мог бы посещать этот клуб.
– Вы, может, и не знаете, зато вас знают. Этого мне достаточно.
– Как все загадочно.
– Да уж, – согласилась Перес. – Самый, пожалуй, странный заказ в этом году. Как будто человек в жизни никогда не заказывал такси. Но мое дело маленькое – передать.
– Спасибо за заботу, сеньора Перес.
– Не за что. И вот еще: если надумаете купить абонемент – буду рада видеть вас в моем списке. У вас хорошая репутация.
– Даже интересно, кто дал такую рекомендацию, я ведь работаю всего ничего.
– Ну, во-первых, я хорошо знаю Мигеля Баша, у которого вы арендуете машину. А во-вторых, я слежу за отзывами клиентов в других диспетчерских.
– О-о, понятно.
– Всего хорошего. Надеюсь, мы с вами еще поработаем.
– Буду рада, сеньора Перес.
Я дошла до машины, села и несколько секунд тупо глядела перед собой. Все, что мне приходило в голову, – наш резидент изобрел такой эктравагантный способ лично познакомиться. Но зачем это ему?
У клуба я была через двадцать две минуты. Завернула на парковку, где моя машина была самой старой и дешевой даже среди такси, включила счетчик. И почти сразу увидела мужчину, быстрым шагом идущего ко мне.
Господи, Энрике Вальдес!
Счастливый такой.
Он плюхнулся в салон и воскликнул:
– Долорес! Как я рад новой встрече! В прошлый раз вы исчезли так быстро, словно сбежали, а я хотел расспросить вас еще…
– Добрый вечер, сеньор Энрике.
– Слушайте, ну зачем вы так официально? Я не высокомерен, совсем…
– Куда вас доставить?
Он задумался:
– А куда бы вы хотели? Может, у вас есть на примете какое-нибудь простое кафе, где вы любите пить кофе? Давайте поедем туда!
– Сеньор Энрике, я не пью кофе с клиентами.
Он удивился.
– Совсем? Хорошо, давайте я буду вашим клиентом только до этого кафе.
– Сеньор Энрике, сегодня я работаю. Мне некогда пить кофе.
Ну да, так он и отстал от меня.
– Хорошо, давайте встретимся завтра.
– Завтра я тоже работаю.
– А послезавтра?
– И послезавтра тоже. Сеньор Энрике, у меня нет средств к существованию, кроме тех, какие я сама заработаю.
– Понимаю. Но ведь когда-то же вы отдыхаете?
– Конечно. В четверг.
– Отлично! Я свободен целый день именно в четверг. Какое совпадение! А чем вы предпочитаете заниматься в выходной?
– Хожу в Народный парк и катаюсь на каруселях, – не выдержала я.
Он засмеялся:
– Вы иронизируете. Но я ловлю вас на слове. Приглашаю вас погулять в парке и покататься на каруселях! Надеюсь, там найдется какой-нибудь действительно впечатляющий аттракцион…
Я повернула голову и посмотрела ему в лицо. Он улыбался.
– Зачем вам это, сеньор Энрике? Мы живем в одном городе, но на самом деле – в разных мирах. Я ничем не превосхожу вашу прислугу, а иной раз и уступаю ей. Вы аристократ, а я деревенская. Вы блестяще образованный, перспективный молодой человек, красивый, с будущим политика, а я – вчерашняя школьница, чей удел пахать и пахать. Даже если мне удастся поступить в колледж и закончить его, я все равно буду пахать. Даже когда я выйду замуж, не смогу оставить работу. Если я буду работать хорошо, мои дети, возможно, смогут не надрываться хотя бы во время учебы. Простите уж за откровенность… Что у нас с вами может быть общего?
Со стороны могло показаться, что я говорю слишком жестко для простушки Долорес Кастро, но деревенские, они именно такие, когда их задели за живое – режут правду-матку, невзирая на лица. Надеясь, что лица отстанут наконец.
– Я думаю, что общего у нас очень много, – произнес Энрике мягко. – Нужно лишь поискать. Я понимаю, Долорес, вы опасаетесь показаться скучной… Уверяю вас, не покажетесь.
– Я опасаюсь, что, если мы и дальше будем торчать на этой чертовой парковке, мною заинтересуется охрана клуба.
– О, – спохватился Энрике. – Конечно. Помните, где я живу?
Я молча вырулила с парковки и влилась в городской поток. Энрике несколько минут следил за тем, как я шныряла между других машин, потом изрек:
– Вы отлично водите. Профессионально. Я помню вашу историю про машину, которой было шестнадцать лет, но… Где-то доучивались?
– Нет, только сама. Инструктор уверял, что у меня талант.
– Соглашусь с ним.
Снова повисло молчание. Энрике не выдержал:
– Долорес, ну расскажите же, как вы жили эти дни! Что у вас случилось, что видели… Может, возили мамаш с выводками детей? Или бродячего проповедника?
Рассказала бы я тебе… и посмотрела, как ты на ходу за борт выпрыгнешь.
– Сеньор Энрике, я работаю за деньги, а не потому, что люблю интересных клиентов. Клиентов я предпочитаю тихих, которым нужно то же самое, что и мне: быстро и комфортно доехать из точки А в точку Б. И я очень-очень скучный человек. Я не читала тех книг, какие читали ваши сверстницы из университета. Если честно, я за всю жизнь прочла одну книгу – ее мне дал ваш отец, генерал Вальдес. И то я прочла ее не всю. Остальные книги я только слушала. Я совсем не умею вести разговор так, как вы привыкли в ваших салонах, клубах и прочих гостиных. Я даже не знаю, о чем вы там говорите.
– О том же, о чем и вы со своими друзьями. Сплетничаем, делимся новостями. Иногда – о делах. Но ведь ваши сверстники тоже говорят о делах.
– Дела у нас с вами разные.
– Боюсь, что если я попаду на вечеринку инженеров, то буду чувствовать себя очень глупо, – сказал Энрике. – И совершенно неуместно. Долорес, это – чепуха. Вы стараетесь уверить меня, что вы неинтересный человек. Но зачем? Если я знаю, что вы – интересная.
Я вздохнула:
– Хорошо, сеньор Энрике. В четверг мы сходим в парк, и вы сами убедитесь.
– Я уверен, что ни капельки не разочаруюсь.
Черт подери, да возьми же себя в руки, приказала я себе. Мало ли что пока никаких распоряжений из штаба нет. Вдруг там просто опомниться от радости не могут? Крупная рыбка-то. Может, Энстон в отъезде, а без его одобрения начштаба боится поручить мне самоценную миссию. Нельзя позволять Энрике сорваться с крючка.
Я лукаво покосилась на него из-под ресниц:
– Да, да. Я буду рассказывать вам о содержании крупного рогатого скота и репродуктивной функции у овец, а вы мне – о Канте, Гегеле и войне с республикой США, оттяпавшей у нас Техас и еще кучу территорий.
Энрике опешил. Секунд десять он просто хлопал глазами.
– Вы меня удивили, – наконец выговорил он. – Не ожидал. Девочка из деревенской школы, которая хотя бы слышала о Канте и Гегеле… И такое глубокое знание древней истории…
– Школа была не деревенская, а в пригороде. И лучше бы дедушка рассказывал мне о Габриэле Гарсия Маркесе, который намного интереснее, чем этот его Кант.
– И кем был ваш дедушка?
– Да всего лишь конюхом. Но с придурью. А про историю нам рассказывал школьный капеллан. Тоже был не от мира сего.
– Долорес, я совсем не собирался мучить вас философией, – ошарашенно сказал Энрике. – Я хотел… ну, узнать, что вы любите, чем интересуетесь, какие радости есть в вашей жизни, о чем мечтаете…
– Интересуюсь я архитектурой и живописью. Особенно прерафаэлитами. Мечтаю поступить в колледж, стать архитектором и построить мост лучше, чем мост Святого Доминика. Радости? Люблю гулять по городу. Он очень красив. Жаль, у меня мало времени на прогулки. Люблю слушать книги в машине. Еще люблю хороший кофе и удобную обувь.
– Долорес, – проникновенно сказал Энрике, – я очень смутно представляю, кто такие прерафаэлиты. Навскидку ни одного имени не назову. В архитектуре я не отличу готику от рококо. Точней, отличу – готика это все такое стрельчатое, рококо с завитушками. Или с колоннами?
– О чем же нам говорить?
– О вас, Долорес.
Я свернула к его дому, подкатила к главным воротам и остановилась.
– Мы приехали, сеньор Энрике.
– Погодите. Мы ведь не условились насчет четверга. У меня нет даже вашего контакта…
Я протянула левую руку. Он коснулся моего запястья. У него слегка дрожали пальцы.
– Вот, теперь я знаю, как вас разыскать.
– Сеньор Энрике, вам лучше поторопиться. Я не должна находиться в этом районе.
– Вам слова никто не посмеет сказать.
– И еще подтвердите, будьте добры, показания счетчика.
Он мазнул рукой по сканеру почти раздраженно.
– Долорес, вы так спешите, словно опаздываете. Пожалуйста, еще несколько минут.
– Сеньор Энрике, это неэтично. Я на работе и должна работать. Я обещала уже вам четверг.
– Погодите…
Тяжелые створки ворот дрогнули и поехали в стороны. Я машинально сдала назад, ожидая, что оттуда выедет машина, которой я загородила проезд. Но вместо машины вышел охранник. Подошел к моему окну, сквозь зубы бросил:
– Заведите машину внутрь. И так уже все соседи вылупились.
– Я уже уезжаю. – Я улыбнулась охраннику так заискивающе и виновато, как только могла.
– Я не выйду из машины, если вы не заедете, – вдруг объявил Энрике. – И не выпьете со мной кофе. Вы же любите хороший кофе, верно?
Я подчинилась. Хватит ломаться, в самом деле, еще решит, что неприятен мне. Эти страстно вспыхивающие мальчики остывают так же быстро – как только одержат победу или убедятся, что победить невозможно.
Остановив машину у парадного входа, я вышла вслед за Энрике. Повернулась и замерла: из сада медленно шли мужчина и женщина. Генерал Вальдес и его супруга. Я не видела ее раньше. Рослая, жгуче красивая женщина, уже далеко не первой молодости, но статная и яркая. Холодное лицо, копна иссиня-черных волос, большие цыганские глаза. Я скромно потупилась, как нашкодившая школьница перед директором, пока она рассматривала меня.
Энрике подошел к родителям, поздоровался.
– Мама, это Долорес Кастро.
– Очень приятно, – произнесла она бесстрастно и даже протянула мне руку. – Вы случайно встретились в городе?
– Нет! Я спросил в клубе, как вызвать такси, меня соединили с диспетчерской, и я попросил, чтобы мой заказ передали именно Долорес.
– И поставил девушку в неловкое положение, – осадила его сеньора. – Что вы собирались делать дальше?
– Я пригласил Долорес на чашку кофе. Она отказывалась, но я уговорил.
– Превосходно. Я думаю, мы сделаем это вместе. – Она повернулась и пошла в дом. Обернулась: – Сеньорита… Кастро, я не ошиблась? Вы приглашены.
Генерал рассеянно кивнул мне и пошел за женой. Я осталась на улице, бунтарски сунула руки в карманы брюк и с упреком посмотрела на Энрике:
– Это уже не просто «неловкое положение». Это кошмар.
– Напрасно вы так, Долорес. Мои родители – лучшие люди на свете. Вы познакомитесь с ними и поймете, что не нужно их бояться.
В холле нас встретил дворецкий. Окинул меня невыразительным взором, процедил:
– Сеньорите Кастро что-нибудь нужно?
– Да, – обреченно сказала я. – Вымыть руки. Хорошо, я могу выпить кофе с господами, если им того хочется, хотя мое место в гараже, но я отказываюсь садиться за стол с грязными руками!
– Проводи даму, – велел Энрике и быстро ушел к лестнице на второй этаж.
Дворецкий выполнил распоряжение. Насколько я поняла, санузел был все-таки для слуг, а не господский. Я зашла, включила воду.
– У молодых политиков иногда бывает желание познакомиться с избирателями поближе, – буркнула я, разглядывая свое отражение в зеркале. – Не вижу в этом ничего неприличного, даже если общение происходит так экстравагантно…
– Ничего удивительного. Особенно если избиратель выглядит как вы.
Дворецкий благовоспитанно глядел в сторону.
Я не поверила своим ушам, изумленно подняла брови:
– Да вы шутите. Что он, симпатичных девчонок мало видел?!
– Может, и немало. Только когда вы уехали, он потребовал, чтобы капитан Лопес сообщил ему ваши данные.
Я нервно усмехнулась и тщательно вытерла руки.
– Ну, знаете… Не могу же я относиться к этому, как… как…
– В жизни всякое бывает, сеньорита Кастро.
– Судя по тому, что все в доме относятся к моему появлению спокойно, такое происходит часто?
Дворецкий медленно покачал головой.
– Впервые. – Он помолчал. – Вы первая девушка, которую сеньор Энрике пригласил выпить кофе к себе домой.
Я опешила. Я поняла, о чем он. Энрике далеко не юнец, и если он не водил девушек на свидание, не приставал к молоденькой прислуге, то ясно, чего боялась его семья. Единственный сын, наследник – и гомосексуалист? На Земле никто внимания не обратил бы. Но в Эльдорадо это порок, закрывающий политическую карьеру. Такого человека не во всякий приличный дом пригласят. Если, конечно, в обществе известно о его наклонностях. Удивительное лицемерие и ханжество для страны, где половина хунты тайком соблазняла молоденьких адъютантов. За генералом Вальдесом, положим, таких грешков не водилось, а вот за нынешним диктатором – очень даже.
– Мне кажется, сеньор Энрике просто очень много времени тратил на учебу. Ему некогда было флиртовать с девушками.
– Мы все именно так и думали.
Ну что ж, задача, которую я сама себе выдумала от безделья, будет простой. Фактически сложностей ровно две: убедить мамашу Вальдес в моих непоколебимых моральных устоях и не позволить молодому аристократу влюбиться слишком уж сильно.
Я не собиралась давать ему надежду.
Дворецкий проводил меня в гостиную, где уже был Энрике. Секундой позже подошли и родители. Все чинно уселись за стол. Я не поднимала глаз.
– Сеньорита Кастро, – начала мамаша, – не скрою, люди вашего происхождения – редкие гости в нашем доме. Позволите кое о чем спросить вас? Вы грамотны?
– Читать умеет, – весело сказал генерал.
– Да, сеньора.
Я вовремя припомнила, что еще недавно сеньора Вальдес была одной из активисток движения за ликвидацию женской безграмотности.
– Вы учились дома?
– Нет, сеньора. Я окончила школу. Полную.
– О, уже неплохо. И в вашей родной деревне все девочки ходили в школу?
– Увы, нет, сеньора. Ближайшая бесплатная начальная школа – в городе. Не все могли отправить дочерей туда. Я училась в платной, у семьи нашлись деньги на мое образование.
– И как же выходили из положения те, кто не смог учиться?
– Наш священник, отец Томас, немного занимался с детьми. Но к нему ходили преимущественно мальчики. Девочек учили по домам. А по достижению совершеннолетия многие шли в армию. Ведь в армии есть курсы для неграмотных. А некоторые после первого года оставались на второй, чтобы получить еще и профессию.
– Вы служили в армии?
– Да, сеньора.
Энрике явно опешил. Генерал улыбался: он-то знал. Он мою легенду просто не мог не проверить. Хорошая легенда, спасибо ей, что выдержала.
– Я тоже воспользовалась армейскими курсами. Я хотела найти хорошую работу, поэтому окончила курсы медицинских сестер.
– И зачем эта профессия таксистке?
Я смущенно улыбнулась:
– Я собиралась работать в полиции, там это серьезное подспорье, сразу дополнительные баллы на конкурсе. Но бабушка настояла, чтобы я поступала в колледж. У меня не хватило денег, чтобы сделать первый взнос за учебу, я отложила поступление на год. Возможно, это к лучшему – я еще не уверена, что медицина – мое призвание. У меня есть год, чтобы определиться. И, в конце концов, полиция от меня никуда не денется.
– У вас хорошие планы на жизнь. А как в вашей деревне относятся к образованным женщинам?
– С завистью!
– Это приятные новости. Еще двадцать лет назад в деревнях женское образование считали чем-то ненужным, а то и вредным, и не только в провинции так думали… И что вы хотите сделать, получив диплом? Вернетесь обратно в деревню?
– Думаю, что нет. Я могла бы вернуться с дипломом врача. Но наша деревня не так богата, чтобы у врача была хорошая частная практика. А мецената, который построил бы больницу, не нашлось.
Сеньоре стало интересно. Она принялась расспрашивать меня об общих условиях, потом о том, каких политиков и какие идеи поддерживают в деревнях, хотят ли развиваться, каким видят будущее страны, чего хотят для себя. После некоторых моих ответов она победоносно косилась на мужа, из чего я сделала вывод, что у них были какие-то споры.
Энрике молчал и улыбался. Ему все нравилось.
Когда кофе наконец был выпит, со мной довольно тепло попрощались. Энрике вышел проводить меня к машине.
– Значит, до четверга?
– Хорошо, сеньор Энрике.
– Долорес, вам трудно называть меня просто по имени?
– Очень, – согласилась я.
– Надеюсь убедить вас в четверг, что это очень даже просто.
Он сделал такой жест, словно хотел на прощание коснуться моего плеча. Я увернулась и забралась в машину.
Энрике стоял и глядел мне вслед, пока я не выехала за ворота.
* * *
В парке Энрике выделялся, как белая ворона на черноземе. Я тридцать раз пожалела о своей шутке. На нас оглядывались все, кто-то хихикал вслед, кто-то неодобрительно косился на меня. А я изо всех сил изображала чистую радость деревенской простушки.
Энрике не сводил с меня глаз. Буквально не сводил. Мне все это жутко не нравилось, и я уже начинала осаживать его. Он стоически терпел и улыбался. Он глядел мягко, ласково и снисходительно. Он считал, что я упираюсь только лишь из-за предрассудков. Он рассказывал мне, что все люди равны, а культурная пропасть при желании легко заполняется. Он уже уговорил меня обращаться к нему на «ты» и по имени. Я не позволила себе ни одного взгляда, ни одного жеста, который можно было истолковать как флирт. Ну а вдруг вербовать его всерьез придется именно мне?
Честно говоря, к шести вечера я безумно устала. И даже рада была, когда Энрике предложил проводить меня, потому что у него есть планы на вечер.
– А ты чем будешь заниматься вечером? – спросил он.
– Как ни странно, читать книгу, которую мне дал твой отец.
– Маркес? Небось «Сто лет одиночества»?
– Да, она очень интересная.
– Она была моей любимой. Когда мне было двенадцать лет.
– Энрике, если бы я выросла в доме с такой библиотекой, я бы сейчас даже и не знала, о чем говорить с мужчинами. Потому что я бы с утра до ночи читала и из-за этого разучилась бы общаться с живыми людьми. Ты вряд ли поймешь, какое это удовольствие, ведь для тебя это привычно.
– Не совсем. До десяти лет мне запрещалось входить в библиотеку одному, без гувернера или родителей. Бумажные книги – огромная ценность. Отец собирал их всю жизнь. И он сказал, что не позволит мне без присмотра взять в руки хоть один томик, пока я не пойму: бумажная книга – это все, что останется от человечества, если Катастрофа случится второй раз. Ты знаешь о Катастрофе?
– Да, нам рассказывали в школе.
– Наверняка вам рассказывали не все. И уж точно вам не говорили, как мексиканцев, женщин с грудными детьми, выбрасывали из американских кораблей, чтобы могло спастись побольше американских граждан. Я не хочу портить вечер экскурсами в историю…
Я опустила голову.
– Потому, Долорес, что это не нужно и даже вредно, – вдруг сказал он. – Прошло несколько веков. Хватит нам уже расчесывать былые раны.
– О чем ты?
– Да о том, что земляне – такие же люди, как и мы. – Он зло фыркнул. – Я понимаю, тебе дико это слышать. Ты служила в армии. И я буду служить, когда получу докторскую степень. Но это не имеет значения. Я догадываюсь, что именно ты думаешь о тех, кто живет за кордоном. А правда в том, что там живут потомки людей, которые родились на Земле, как и наши предки. Мы все дети одной цивилизации. И отнюдь не все мексиканцы покинули Землю. Эвакуировалось, дай бог, шестьдесят процентов. Многие народы ушли с Земли в куда большем количестве. Те же русские. Кстати, Маркес очень любил русских… Они ушли и основали свою колонию. Но они не воюют. Они вписались в Федерацию. Это русские-то, с их претензиями на особый путь! Есть и такие колонии, в которых живут люди нашего народа. Иначе откуда бы Земля набирала такое количество шпионов с нашим фенотипом? Их много, очень много. Иногда я гляжу на людей на улице и гадаю: кто из них шпион? Им может оказаться любой. Абсолютно любой.
– Откуда ты все это знаешь?
– Не только Земля засылает к нам шпионов. У нас тоже есть разведка.
Я вздохнула.
– Я не питаю ненависти к землянам, – твердо сказал Энрике. – Даже к шпионам. Ну, пожалуй, только диверсанты… Это убийцы, и я отношусь к ним как к убийцам. Но я не понимаю, за что мне ненавидеть всех землян скопом.
– Ты считаешь, мы должны простить землян? Но они ведь не оставили нас в покое. Сколько наших гибнет каждый год…
– Из-за нашей глупости, – резко ответил Энрике. – Долорес, война – это бизнес. Выгодный. Но когда я возьму власть, я прикрою эту лавочку.
– Что?
– Долорес, мы тратим наши ресурсы на невыполнимую задачу. На личное обогащение нескольких воротил. Это правда. Когда я стану диктатором, я прекращу войну.
– Ты сдашься?!
Он засмеялся, услышав в моем тоне ужас.
– Нет, конечно. Никогда. Но я добьюсь того, что земляне признают нашу независимость. Признали же они Куашнару. И Шанхай почти уже признали. Я подпишу мир. И вместо войны укреплю наши границы. А те ресурсы, которые удастся высвободить, направлю на благо страны. На школы и больницы в деревнях вроде твоей. На снижение фермерских налогов. На новые космопорты. На новые библиотеки для всех. На красивые здания, в конце концов! – Он рассмеялся. – Ты успеешь закончить колледж и стать архитектором, как мечтаешь. И представь, настанет день, когда тебе закажут проект, ну, например, народного университета. Где учеба будет бесплатной, и девушкам вроде тебя не придется батрачить в такси, чтобы поступить в колледж. Наоборот, девушки получат государственную стипендию.
– Я буду голосовать за тебя, – объявила я решительно. – И всех знакомых уговорю. А ты уверен, что земляне не нарушат договор? Они ж вероломные.
– Долорес, они такие же, как мы.
– Да уж, помнили они об этом, когда была эвакуация с Земли…
– Нам давно пора перевернуть ту страницу истории. Те люди мертвы, и им не станет хуже от того, что мы отомстим их далеким потомкам. Забывать, конечно, нельзя. Вот наша независимость и будет символом того, что мы ничего не забыли. Но независимости вполне достаточно. А чтобы отбить охоту к нарушению договора, нужна крепкая граница. И сильная, мощная, развитая страна. Земляне тоже не дураки, не полезут они к серьезному противнику. Опасаются же они трогать китайцев. И я хочу, чтобы опасались лезть к нам.
– Ты считаешь, мы слабее, поэтому и?..
– Мы намного слабее. Это грустная правда. А все потому, что расходуем невосполнимые ресурсы на войну и этим выхолащиваем экономику. Нам нужно всего тридцать лет мира, чтобы набрать силу. Всего тридцать лет, Долорес. Мы с тобой будем еще молоды. И я клянусь, мы еще увидим, как Земля будет нас уважать.
– Хотелось бы.
Мы дошли до парковки, где я оставила машину. Неподалеку замер лимузин Энрике. Рядом с лимузином застыл водитель, он же телохранитель. Покатался Энрике Вальдес на «Севилье» – и хватит.
– Когда у тебя следующий выходной, опять в четверг?
– Да, но я хотела бы часть дня потратить иначе.
– И как?
– Сходить в библиотеку. – Я рассмеялась, тряхнув волосами. – Надо готовиться к колледжу. Я не кривлю душой, когда хвалю деревенскую школу, но только здесь, в столице, я поняла, как мало знаю на самом деле. Не хочу выглядеть неотесанной провинциалкой среди других студенток. Поэтому купила абонемент и слушаю разные книги.
