Олег Евгеньевич Пауллер
Псы войны: дневники Шеннона
– Оставь меня. Я хочу жрать и спать, – последовал ответ.
– Босс, тут насчёт пожрать только тыквенная каша, галеты и клёцки, – уныло произнёс Жан. – На завтра обещают рис с кокосовой подливой, говяжьи консервы и фуфу…
– Да, небогатый выбор!
– Может рванём в отель, а? Нас там ждут. Деньги у меня есть. – Жан достал из кармана внушительную пачку местных франков. – Возьмём синий форд или автобус…
– А кого оставим охранять дворец?
– Тут вроде как Бенъард за коменданта.
– Нет. Надо кого-то из своих.
– Ребята, бросайте жребий – один из вас останеся дежурить, – обратился Жан к своим чернокожим соратникам. – Живо! Патрик не в счёт!
Они бросили жребий: не повезло (или повезло) Тимоти.
– Барти! Дуй за Куртом! Тимоти, вот тебе уоки-токи, в случае чего – вызывай. От погреба не отходить! Мы вернёмся через два часа…
– Так точно, сэр! – козырнул Тимоти.
– Отлично! – произнёс Шеннон. – Жан! Как насчёт цивильного для меня?
– Без вопросов, босс. Сейчас подберу. – Минут через пятнадцать Лангаротти вернулся с целым ворохом одежды. Худощавому Шеннону подошёл лёгкий костюм шоколадного цвета, кремовая рубашка и лёгкие тряпичные туфли.
– Автомат я всё-таки возьму, – сказал он, засовывая за пояс трофейный «макаров». – Барти отнеси его в "форд", закинь туда пару- тройку обойм и прикрой чем-нибудь. На всякий случай!
– Есть сэр!
Лангаротти уже сидел за рулём автобуса, когда к ним присоединился Курт:
– Я говорил с Вальденбергом. Он всё понял и обещал сделать, – бодро сказал он. – «Тоскана» нам радирует сразу после выхода из Уарри. Карл не хочет привлекать лишнего внимания у портовых служб. У Джинджи пока всё спокойно. Кстати, во втором ангаре он нашёл опорные плиты для русских миномётов. Они оказались завалены обломками…
– Молодцы!
– Вперёд! – скомандовал Шеннон, и автобус тронулся. Через пять минут он остановился на стоянке отеля. Несмотря тревожное положение веранда отеля была заполнена клиентами. Это было единственное приличное место в столице, куда вечерами приходила разномастная публика выпить пива, потанцевать, послушать музыку и обменяться городскими сплетнями. Старый кондиционер гнал теплый воздух в зал, где три парочки целомудренно танцевали медленный фокстрот.
– Не хотелось бы привлекать лишнего внимания, – произнёс Шеннон. – Жан, пройди через боковой вход и найди для нас местечко поукромнее.
– Не волнуйся, босс. Мы уже оставили здесь за сегодня недельный заработок местных бедолаг. Мой друг Жюль будет рад нас принять в расширенном составе.
Лангаротти легко взбежал по лестнице на веранду и скрылся внутри. Через несколько минут он вновь появился и призывно помахал рукой. Четверо наёмников последовали его приглашению. Чтобы не тревожить публику, автоматы были разряжены и упакованы в мешок, который нёс Барти. Толпой они поднялись на веранду по боковой лестнице и прошли мимо барной стойки к лестнице, ведущей наверх. Здесь гостей встретил Гомез:
– Мистер Браун, если не ошибаюсь? – он вопросительно посмотрел на Шеннона.
– Ты узнал меня, Жюль? – вежливо ответил Шеннон. – Мы же на «ты». Зови меня по-старому – Кейт.
– Я очень рад нашей встрече! Особенно в новых условиях, – Гомез многозначительно замолчал.
– Я устал и голоден, – ответил Шеннон. Директор отеля понимающее кивнул. – Хочу немного отдохнуть и расслабиться.
– Сейчас организую, Кейт.
– У Вас сегодня много народа в баре?
– На удивление! Не ожидал, что они осмелятся сюда прийти. Есть даже несколько посольских. Все спешат обменяться слухами и новостями о докторе Окойе…
– Постарайтесь сделать так, чтобы нам никто не мешал. Очень тебя прошу. Хочется нормально поесть, не привлекая внимания.
– Сейчас распоряжусь. Ты, наверное, хочешь коктейль? – Он звонко хлопнул в ладоши. – Фред! Подай сюда мартини!
Откуда-то сзади него появился миловидный туземец с явной примесью азиатской крови. Он был одет в полотняые туфли, а из одежды имел на себе рубашку и короткие белые шорты. Вслед за ним вышла его точная копия.
– Фредди и Жорж – двойняшки. Они уже месяц работают у меня в качестве портье и бармена, – пояснил Гомез. – Сегодня Фредди будет полностью в вашем распоряжении, господа.
– Где ты их откопал, мон шер, – спросил Лангаротти. В предвкушении хорошей попойки он даже на время забыл про свой нож.
– О у них очень печальная история – от них отказались родственники.
– Такие красивые ребята. Они что-нибудь натворили?
– Может, решили отменить вендетту?
– Если бы. Просто родились в один день.
– Что в этом такого? – спросил опоздавший к началу разговора Земмлер.
– Господа, в Зангаро рождение близнецов всегда считалось большим несчастьем. Местные колдуны считают, что у отца может быть только один ребёнок!
– А второй тогда откуда? Подкидыш, что ли?
– Вроде того! Считается, что отцом второго является добрый или злой дух, который хочет овладеть джу-джу рода и привести его к процветанию или гибели!
– Фифти-фифти, – засмеялся Земмлер, – Я бы сыграл. Здесь шансов немного больше, чем в рулетке.
– Так что же с ними произошло, – Шеннон решил разузнать историю близнецов до конца. Гомез достал четыре бокала и плеснул на дно каждого джина. Заметив это, Земмлер одобрительно хрюкнул.
– По приметам, известным лишь одним деревенским колдунам, можно отличить злого подселенца от доброго. У этих мальчиков оказались неблагоприятные предзнаменования…
– Ну и что с ними сделали соседи? Оскопили? – стал терять терпение немец.
– Вообще-то их мать отводят в лес и привязывают к дереву, оставляя на голодную смерть, а детей бросают в корзине у её ног…
– Жёстоко.
– Это разве не считается убийством, – спросил Шеннон, рассматривавший двух почти одинаковых юношей.
– Нет. Существует особый ритуал очищения, о котором оповещают заранее все окрестные сензалы.
– А что церковь? Куда она смотрит? – спросил корсиканец, котором утоже надоела эта история. Он демонстративно стал наматывать ремень на руку, готовясь достать свой нож.
– Немало десятелитей миссионеры отправляются в леса, пытаясь спасти жертв этого дикого суеверия.
– Так их спасли миссионеры, – загремел Земмлер. – Хоть одно хорошее дело сделали.
– Не так всё просто. Сензал никогда не примет их обратно, а над их матерью висит проклятие деревни.
– То ест её могут попытаться убить?
– Да, особенно в том случае, если род испытывает серьёзные проблемы. Поэтому близнецов, как правило, содержат в приюте, а мать отправляют подальше от родных мест.
– Печальная история, – скорчил рожу Земмлер. – Однако я проголодался.
– Сейчас Вас отведут в наверх. Там есть отдельное помещение.
– Эй, Жорж, отведи гостей наверх.
Следуя за ним, наёмники поднялись наверх и оказались в небольшом зале, заставленном темной и изящно изукрашенной резными узорами викторианской мебелью. Она живо контрастировала с пустотой нижнего зала бара. Жорж рассадил гостей за двумя столиками, на одном из которых стоял антикварный телефонный аппарат, инкрустированный слоновой костью.
– Отсюда можно звонить, мсье, – важно произнёс он и удалился. Тут в комнату вошёл Фредди. Он принёс мартини и разложил перед всеми меню. Пока Шеннон его изучал, все молчали. Земмлер и Лангаротти уже имели представление о местной кухне, Барти и Патрик пялились по сторонам – они впервые оказались в подобной обстановке. Кот поднял взгляд на своих товарищей и подбодрил их:
– Привыкайте! – чернокожие благодарно посмотрели на него.
– Берите пиво и говядину, – подсказал им Земмлер. – Не ошибётесь!
Среди европейцев, живущих и работающих в Африке еще с колониальных времен, было распространено великое множество расистских предубеждений. На этой почве выросли целые теории. Шеннон придерживался одной из них, считая, что существует разница между складом мышления белых и негров. Суть теории состояла в том, что европейцам присущ аналитический, склонный к систематизации и абстракциям склад ума, тогда как негры живут образами и с особой полнотой проявляет себя в сфере искусств и на войне. Поэтому он был твёрдо убеждён, что его чернокожие соратники будут хорошими солдатами только тогда, когда ими будет руководить компетентный белый офицер. Эту мысль ему впервые подал Штайнер во время войны в Биафре. Личный опыт Кота будто бы подтверждал это, и он старался привить эту мысль своим компаньонам. С удовольствием жуя хорошо прожаренный антрекот, истинный вождь революции в Зангаро исподволь наблюдал за своими коллегами.
– Фредди, принеси-ка нам что-нибудь покрепче мартини, – громко произнёс Земмлер.
– Арак, месье? Ром?
– Неужели здесь нет ничего получше?
– Береговой джин?
– Какой, какой? Опять местное дерьмо? – возмутился Курт по-английски.
– Но, сэр, – Фред неожиданно проявил знание второго языка. – Так здесь называют розовый джин.
– Опять коктейль! Есть что-нибудь типа водки или виски?
– Только гаванский ром.
– Тащи его сюда.
– Сколько сэр?
– Всю бутылку.
Шеннон решил не вмешиваться в действия Земмлера, прекрасно понимая состояние товарища по оружию. Он бы и сам хотел напиться, но, учитывая обстоятельства не мог себе это позволить. После того, как Лангаротти заказал себе третий «береговой», а африканцы – арак, он решил вмешаться:
– Ребята, прекращайте, всем завтра на службу.
Неожиданно дверь в столовую распахнулась и вошёл священник. Шеннон сразу его узнал: четыре месяца назад тот подвозил его до отеля. Он осенил сидящих крестным знамением и нисколько не смущаясь объявил:
– Мсье! Я требую, чтобы вы немедленно вернули автобус миссии. Он по утрам развозит школьников миссии. Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.
– А ты кто такой? – пьяно спросил его Земмлер.
– Курт, постой! Я сам с ним поговорю, – оборвал немца Шеннон. – Святой отец! Вы меня узнаёте?
– Здесь мало белых, сын мой, – последовал ответ. – Конечно! Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.
– Заверяю Вас, что автобус в целости и сохранности будет стоять завтра на том месте, где находился.
– Лучше отгоните его к церкви, сын мой! Завтра приходите к окончанию утренней мессы, там и и поговорим, – многозначительно сказал священник и, осенив всех крестом удалился.
– Что это было? – спросил Жан-Батист.
– Явление духовной власти, – съязвил Курт, допивая очередной стакан с ромом. – С меня сегодня хватит и приключений, и выпивки.
Не успел он закончить, как на лестнице вновь раздались шаги. Увидев в проёме фигуру, Жан насторожился, но затем расслабился.
– А, инспектор! Какими судьбами? Проходи! Садись!
– Это местный флик Хорас, – шепнул корсиканец. – Вроде он на нашей стороне. Я о нём докладывал утром…
– Мсье Хорас! – Шеннон протянул руку полицейскому.
– Мсье Шеннон!
– Позвольте представить: мсье Земмлер, лейтенант Рольт. Чем обязан?
– Прошу прощения за вторжение, но я узнал, что вы здесь ужинаете и решил зайти. Надеюсь, что у вас тут всё в порядке?
– Да, в лучшем виде,– промямлил Земмлер. – Дело в том, что Жюль, старый знакомец нашего командира.
– Ах вот как? Кейт Браун?
– Вы прекрасно осведомлены. Выпьете с нами?
– Не откажусь! Жан, с тобой хочет поговорить Алекс. Он там внизу…
– А, щелкопёр, что ему там надо? – проворчал Земмлер. – Не нравится мне этот писака…
– По-видимому, информация, – ответил полицейский. – Лучше ему что-то дать, чем он напридумывает своего…
Шеннон на короткое время задумался и решил:
– Жан! Возьми Барти и спустись вниз. Пусть даст интервью. Ты – только переводчик.
Жан и оба африканца направились к выходу. В комнате на какое-то мгновение зависла тишина.
– Что хотел наш святоша?
– Чтобы мы вернули школьный автобус, – ответил Земмлер.
– Ага! Я так и думал, что он под каким-нибудь предлогом захочет установить контакт с Вами.
– А что тут такого. Духовная власть должна знать возможности светской. Лучше расскажите мне о школе миссии.
– Туда берут девочек пяти лет из обеспеченных семей. Они остаются там до четырнадцати. Родители обязуются всецело доверить дочерей попечению монахинь и видеться со своими детьми не чаще нескольких раз в год; зато миссия берет на себя все расходы по содержанию воспитанниц. Недавно я по долгу службы посетил интернат. В нем числятся восемьдесят три ученицы, преимущественно в младших классах. Им преподавали французский язык, домоводство, закон божий, рукоделие, пение, очень отрывочно историю. Современные педагогические приемы сюда еще не дошли, обычно монахиня читает вслух, а дети хором вторят ей. Они с поразительной скоростью выпаливают молитвы, спряжения, пословицы, имена королей, псалмы, ничего во всем этом не смысля.
– Значит ли это, что обучение никуда не годиться?
– Естественно. Как только четырнадцатилетние девочки выходят из школы, в их жизни тотчас наступает коренная перемена. Бывшие затворницы познают полную свободу. Их родители, как здесь принято, совершенно не интересуются, чем занимаются дети; к тому же девочка в четырнадцать лет здесь считается взрослой, способной жить самостоятельно. Вот почему воспитанницы, покинув интернат, предаются веселью и забавам. Потом наступает пора замужества, и все, чему их учили в школе, быстро забывается. Через несколько лет остается разве что умение шить.
– Местные женщины способны без конца шить пестрые платья,– неожиданно выпалил Барти. – Я знаю!
Хорас поглядел на него с удивлением и продолжил:
– Школа по сути дела никак не влияет на нравы и их жизненный уровень. Одна из главных причин этого – оторванность школы от внешнего мира, а также отсутствие интерната для мальчиков. Кроме того, не нужно быть слишком придирчивым человеком, чтобы усомниться в правильности методики, которую избрала миссия. Не лучше ли обучать детей нужным профессиям, давая одновременно необходимые теоретические познания в области биологии, зоологии, ухода за больными, мореходства? Увы, главная обязанность миссии – спасение душ: об этом напомнила мне начальница интерната, когда я попытался поделиться с ней этими соображениями. Все прочее – постольку, поскольку…
– Так почему же Кимба не закрыл эту школу? Он же был социалист и вроде как враг религии!
– Вы забыли про дотации и различные благотворительные акции, которые проводит церковь. Без них жить здесь было трудно…
Хорас допил свой ром и встал:
– Не хочу Вам мешать после тяжёлого дня, позвольте откланяться, – сказал на прощанье. Шеннон устало кивнул:
– Надеюсь нам удастся с Вами ещё встретиться и поговорить…
– Эта полицейская ищейка, сама вежливость! – зло проговорил немец, когда дверь за полицейским закрылась.
– А, по-моему, этот флик – очень неплохой человек, – задумчиво сказал Кот. Дверь открылась и вошёл Жан и бодро доложил:
– Алекс получил свою дозу информации. Сейчас угощает нашего бойца. Однако его волнует другое?
– Что?
– Как передать репортаж в газеты. Связи то нет!
– Пусть пробует сам через миссию или какое-нибудь посольство!
– Они ему отказали. Шеф! Надо помочь!
– Сам понимаю. Значит так. Пусть завтра передаст лейтенанту Бенъарду свой репортаж. Мы его отправим через дворцовую радиостанцию. Заодно и проверим его на вшивость…
– Хорошо, шеф. Пойду обрадую его!
– Постой! Что ты думаешь об инспекторе?
– Он мне помогал на площади и, вообще, первый раз вижу приличного флика.
– Не знаю, как насчёт честности, но смекалки ему не занимать, – подытожил Шеннон. – Земмлер, давай собираться! Не забудь жратву для Тимоти и Патрика!
– Шеф! Мы с Жаном поселимся в отеле, – безапелляционно заявил Курт, спускаясь по лестнице в общий зал. – Хочется пожить в нормальных условиях! Помыться, побриться, выспаться…
– Не вижу препятствий! Имей ввиду, что если будете платить Жюлю по тарифу первого класса, то получишь отвратительную колониальную кухню, – виндзорский суп, пережаренный бифштекса в подливке, овощи, вываренные до полной потери вкуса, и рисовый пудинг…
– Учту, шеф.
– Завтра быть во дворце к половине десятого! Я постараюсь прислать за вами машину.
– Не беспокойся, – последовал ответ Жана. – Сами доберёмся. У Жюля есть старая «Минерва». Мы её арендуем…
– Ну тогда подхватите меня у церкви часиков так в девять.
– Замётано, шеф.
– Не зависайте в баре надолго. Завтра утром у нас будет много рутинной работы…
Шеннон спустился по лестнице. Его сопровождал Барти, который тащил его мешок с оружием. Джинджи, оберегая раненую руку, шёл следом. Увидев Фреда, выносящего с кухни судки с едой, Кот кивнул в его сторону:
– Ребята, помогите ему.
Оставшись в одиночестве на веранде, наёмник курил, думая о неожиданном визите священника, журналисте и необычном поведении флика. Дверь в бар была распахнута, и Шеннон хорошо слышал, как Лангаротти расплачивается с Гомезом, как подымается в свой номер сильно подвыпивший Курт. Когда всё затихло он впервые за много дней остался в одиночестве. Мягкая свежесть морского бриза и осознание удачно исполненного дела, придавали особое очарование каждой минуте этого вечера. Вместе с тем было грустно. Грустно от того, что больше такой бой никогда не повторится, что он никогда больше не поговорит с Жанни или Большим Марком, не услышит песен Джонни…
– С возвращением, Кейт, – из-за спины раздался голос Гомеза. – Я уже тогда был уверен, что ты вернёшься, и не один. Мне надо с тобой поговорить?
– Извини, Жюль, не сегодня. Я слишком устал. Размести моих друзей у себя, они хорошо заплатят. Только не пытайся им всучить свой «континентальный завтрак» – я из предупредил. Ты же знаешь, где меня искать?
– Обижаешь, Кейт. Бонифаций мне доложил о тебе и твоих парнях ещё в полдень. Может остановишься у меня? Ведь ты не тот человек, который занимает президентские покои в чёрной стране. Я прав?
Шеннон устало кивнул:
– Пожалуй, я завтра тоже переберусь в «Индепенденс». Только утрясу дела во дворце. Тогда и поговорим…
– Хорошо!
– Расскажи, что ты знаешь об Аграте?
– Это длинная история. Покойный Авит когда-то мне помог устроиться в Зангаро. Его единственным наследником является младший брат Габриэль. Он женат на француженке и живёт в Париже, на Авеню Клебер. Лет пять назад я был у него…
– Расскажешь?
– Да, но не сейчас, у меня сегодня полно клиентов. Хорошо Фредди и Жорж помогают.
– Отличные ребята.
– Понравились.
– Да. Как ты их откопал в монастырском приюте? Туда же нет доступа посторонним!
– Не откопал, а забрал.
– Так ты их…– стал догадываться Шеннон.
– Отчим, – подсказал ему Гомез. – Я официально женился на их матери два года назад.
– А кольцо не носишь?
– В Зангаро очень опасно носить золото, даже если оно обручальное.
– Надеюсь, скоро всё изменится.
– Я тоже.
Собеседники замолкли, наслаждаясь тишиной. Вдруг на лужайке перед отелем появился Барти и сделал знак рукой. Это означало всё готово к отъезду. Шеннон помахал ему в ответ, а затем пожал руку Гомезу:
– Меня ждут!
– Меня тоже, – последовало крепкое рукопожатие. – Так до завтра?
Шеннон улыбнулся и посмотрел на часы: они показывали четверть первого:
– До … сегодня.
Насвистывая «Испанский Гарлем», командир наёмников спустился на парковку и сел за руль. Автобус тихо выехал со стоянки отеля, на которой одиноко стоял новенький фольксваген с флажком ФРГ. Кот кожей чувствовал, как из окон за ним следят десятки глаз: одни – с надеждой, другие – с любопытством, а третьи – с ненавистью. Автобус быстро доехал до дворца, где их встретил Бенъярд.
– Инструкторы желают жить в отеле, – сообщил ему Шеннон. – Завтра я переберусь туда тоже. В их комнате следует поселить Тимоти, а в мою – Барти. Кстати, тебя завтра разыщет журналист по имени Алекс. Пусть перешлёт свой репортаж через дворцовую радиостанцию. Текст перед этим покажи капитану Земмлеру.
– Хорошо, полковник. Если Вы не против, Я доложу о Ваших распоряжениях доктору.
– Валяй! – Шеннон пошёл в свою комнату. Достав бутылку водки из тумбочки, он сделал один большой глоток и, скинув одежду, завалился спать. Он даже не услышал, как в его комнату вошёл Бенъард и, покачав головой, потушил лампочку и завесил его кровать москитной сеткой и закрыл ставни.