Олег Николаевич Жилкин
Мальчик на качелях
Я приехал в Америку в сорок семь лет с семьей, а уехал в пятьдесят три уже один. Мне одновременно осточертела и Америка, и моя семейная жизнь. Приехал летом и уехал тоже летом. Вернее, прилетел, как жук, бабочка или еще какое-нибудь безмозглое насекомое с крыльями. Я не сравниваю себя с птицами – птицы умнее, гораздо умнее человека. У птиц для сезонных миграций есть причина, у меняя ее не было, чистое любопытство, не более того, ну и расчет на то, что любые перемены будут полезны для нашей семьи. Так оно и случилось, я сделал то, что давно хотел сделать – я развелся. Сперва получил гражданство страны, которую не любил и вскоре уехал из нее навсегда – ну, ни странно ли? Разве я не насекомое? Тупое насекомое с неутоленной страстью к размножению. К производству себе подобных особей, к беспорядочному флирту и упорядоченному сексу – со всеми по порядку, как говорит моя ироничная подружка.
Сначала я прилетел в Россию из США, как бы, в отпуск, на десять дней. Дело было в июле, и мне позарез нужно было в краткие сроки выполнить свою экспресс программу. В мои планы входило найти себе женщину, заняться с ней сексом, снять со счета, накопившиеся от сдачи квартиры рубли, перевести их в доллары и благополучно вернуться на свое рабочее место уборщика в школе, где я без малого проработал три с половиной безрадостных года. План изначально провальный, и даже не потому, что я так и не затащил в отмеренные сроки в гостиничную койку ни одной бабы, а потому что я в глубине души понимал, что назад по доброй воле я не вернусь. Купленный обратный билет, на самом деле, был элементарной уловкой, наивной попыткой обмануть самого себя.
Летом труднее всего удержаться в привычных рамках работа-дом. Работать летом в школе труднее всего хотя бы потому, что вместо уже привычной вечерней смены, когда ты работаешь один, приходится переходить в дневной режим и работать в команде, состоящей из четырех человек, двое из которых твои непосредственные начальники. Начальник начальнику рознь, в моем случае это довольно амбициозные и недалекие люди, которые, как мне кажется, поставили целью своей жизни усложнить условия деятельности до предела, доходя в своих усилиях до абсурда. Лето для меня – это период стресса, я жду его наступления с содроганием. Летом приходится ломать свой привычный график с трех часов после полудня и до одиннадцати часов вечера и выползать на свет божий чуть ли ни с зарей, видеть опостылевшие рожи своих начальников, впрягаться вместе с ними в одну упряжку и тянуть ее до конца рабочего дня, выслушивая их указания, подчиняясь угнетающему ритму и выполняя все прихоти, которые приходят им в голову. В моем обычном расписании куда больше возможности работать в одиночестве и не пересекаться с другими уборщиками без необходимости. К грязной работе можно привыкнуть, но к людям привыкнуть куда сложней, особенно если они не слишком озабочены тем, чтобы соблюдать чужие границы и чтить твое право работать в своем темпе, используя привычные методы работы. Порой несогласованность в действиях и привычка выполнить работу используя грубую силу приводит к травмам, и тут будь готов к тому, что именно тебя обвинят в том, что это ты не понял то, что тебе говорят, потому что ты русский, не способный следовать сложившейся практики действий. Так всякий раз, как мой начальник брался перетаскивать тяжелую мебель из кабинета в кабинет, и выбирал меня в напарники, он демонстрировал мне свои синяки, полученные после такой нашей с ним совместной работы, которую мы обычно делали куда с меньшим шумом и пылью, когда я работал в паре с моим чернокожим сменщиком. Приходя домой, я уходил на задний двор, прихватывал с собой несколько банок пива и забивал косяк. Дом воспринимался мной как привычные интерьеры одиночества, как одеяло, в которое можно завернуться, и постараться ни о чем не думать. В один из таких дней, я зашел в интернет и забронировал перелет до Москвы, из Москвы в Минеральные Воды и обратно в Штаты. По легенде, которую придумал, я еду в отпуск. Я и сам еще не знаю, насколько трудно мне будет вернуться. Ниточка оборвалась. Мне еще предстояло объяснить жене причины своего внезапного отъезда, и по ее дрожащей в руке сигарете я понял, что она мне не поверит. Возвращаться в Россию и опять начинать все с начала она не хотела. Мы только что получили гражданство, к которому шли долгих шесть лет.
Две недели до вылета прошли на эмоциональном подъеме, у меня словно гора свалилась с плеч, я уже видел конец того срока, который сам себе отмерил и никакие аргументы разума меня не в силах были удержать.
Возвращаться в Россию было не страшно. Я допустил единственную ошибку, покинув транзитную зону во Франкфурте на Майне. Больше всего мне понравилось то, что на выходе из аэропорта можно было свободно курить, но, вернувшись в транзитную зону, я обнаружил специальную комнату для курящих и небольшой зал для занятий йогой, где мог бы провести время ожидания своего рейса на Москву, полеживая на коврике.
В первый же день моего пребывания на курорте произошло маленькое чудо. Я оставил вещи в гостинице – номер был еще не готов к заселению, – и отправился к источнику испить водички и присмотреться к обстановке.
На подходе к источнику я услышал гитарные аккорды. В Ессентуках жила семья близких друзей моей мамы: глуховатого уличного музыканта Валеры, его жены и многодетного сына-баптиста, закончившего консерваторию. Четыре года назад через знакомых я получил весточку, что Валера скончался, что было не удивительно, поскольку он был уже пожилым человеком с набором соответствующих его возрасту недугов и вредных привычек. Я невольно подумал о том, что вот уже несколько лет этого человека нет в живых, но звуки гитары на улицах города все еще напоминают о его былом присутствии на этой земле. Что если это его сын, который тоже был гитаристом? Но нет, силуэт человека с гитарой не походил на молодого паренька, играл человек в солидном возрасте, и чем ближе я подходил, тем очевиднее становилось, что это давно упокоившийся в моем сознании Валера, о котором я с таким сожалением только что размышлял.
– Бог мой, Валера, ты ли это?! – воскликнул я в изумлении.
– Да, я. А кто вы, я что-то не узнаю?
– Я Алик, Алевтины Павловны сын.
– Алик! Как ты здесь очутился? Ты же в Америке!
– Приехал в отпуск. Это мой первый день. Я так рад, что тебя увидел! Представляешь, мне сказали, что ты умер!
– Неужели? От кого ты мог это слышать? Я сильно болел, мне сделали сложную операцию, всего разрезали, заменили артерии, вставили трубки, и заново собрали. И вот, как видишь, я опять в строю, играю, зарабатываю себе на жизнь, еще сыну помогаю. Ты же не знаешь, что Коля развелся.
– Как развелся? У него же четверо детей!
– Вот так, все бросил, детей, бизнес и уехал в Геленджик. Сейчас там пытается бизнес наладить. Ничего не получается. Он же не торгаш по натуре. Я ему говорил: бросай ты это дело, возвращайся в специальность, зарабатывай тем, на что учился. Он ведь неплохой музыкант, закончил консерваторию, что он с этими шмотками связался? Взял кредиты, сейчас эти кредиты на нас повисли, приходиться работать, чтобы проценты платить, а он сбежал и в ус не дует. Жена, дети малые. Жена эта, правда, никчемная. Не работала ни дня, дома бардак, я его понимаю, ему тяжело было, крутился как мог, а она только на шее у него сидела, все заграницу мечтала уехать. Ты, вот, был там знаешь, как там тяжело. А им же молодым не объяснишь, они лучше нас все знают.
– Вот так новости! Не ожидал такого от Коли. Все же четверо детей, он же на алиментах разорится.
– Да жена и хочет его в тюрьму посадить, машину забрать, у него же нет ни шиша, одни долги. Она и квартиру нашу обчистила, все продала, что только можно было, котел нагревательный сняла, забрала детей и к родителям в Астрахань умотала.
– А в церковь-то он ходит, не знаешь?
– Ушел он из этой секты, слава Богу! Хоть с этим закончил, мало того, что в долгах как в шелках, так он еще и десятину столько лет платил. Везде деньги. Банки нас достали. Коллекторы звонят каждый день, пришлось телефоны поменять. Коля сейчас банкротство на себя оформляет, но там тоже деньги на адвоката нужны. Куда деваться, иначе посадят.
– Да не должны. Разве если он от алиментов будет уклоняться.
– От этой стервы все можно ожидать. Она грозилась, что в суд подаст за то, что он машину на мать записал. Дела, в общем… Сам-то как? Как тебе Америка, в Россию не тянет?
– Как не тянет, вот, не выдержал, приехал в отпуск, нужно отдохнуть, хочу оградку маме на могиле поставить.
– Да, мама у тебя хороший человек была. Добрая очень, гостеприимная. Когда заболела, никому даже вида не показала. Для меня шок был, когда узнал, что она умерла. Жаль, на похоронах не удалось побывать.
– Как же не удалось, Валера, ты еще гроб помогал нести. Мужиков не хватало, пришлось тебя просить.
– Правда? Я что-то уже забывать начал. Ты меня извини – возраст. Что тебе сыграть? Я так рад, что тебя увидел!
– Я-то как рад, что ты живой! Это же чудо просто!
– Ну, значит долго жить буду.
– Куда теперь торопиться? У тебя сын, внуки, работа. Играй, что сам желаешь, я рядом постою послушаю.
– Закурить у тебя есть?
– Ты что ли еще и куришь?
– Я и выпить могу, у меня в подвале сорок литров вина стоит. Заходи вечерком, посидим, поговорим. Я супруге скажу, она стол сообразит. Столько лет не виделись!
Я достал сигареты, мы закурили. Валера взял несколько аккордов и заиграл вальс Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Сухие пожелтевшие пальцы музыканта перебирали гриф, не всегда успевая за мелодией, но, в целом, Валера выглядел неплохо – в белой рубахе, аккуратно отглаженные брюки. Он чем-то напоминал мне уличного музыканта из еврейского местечка на ярмарке: печальные мудрые глаза, большие мочки ушей, доминирующий на лице крючковатый нос. Ярко светило утреннее солнце, мимо шли праздные люди, я курил и чувствовал себя счастливым – первый мой день в городе подарил чудо встречи с близким человеком, который выкарабкался с того света, чтобы дарить радость другим людям и помогать близким.
С этой нечаянной встречи я окунулся в сказочную атмосферу этого города, насыщенную возможностями для завязывания новых знакомств, флирта, общения, разговоров по душам. Я хотел стать частью этого пространства, говорить с каждым встречным, любить всех женщин, приводить в дом сирых и убогих, слушать их запутанные истории жизни и воображать себя посланником небес, призванным решить их проблемы одним фактом своего физического присутствия. Я наслаждался Россией, русским языком, опьяняющим чувством свободы. Я не годился для Америки. Я был слишком своенравен. Чтобы победить эту своенравность в себе, нужно было стать другим человеком, но я им не стал. Мне не с руки было биться с гражданами этой страны за место под солнцем, когда у меня было свое. Первое время жизни в США я пребывал в эйфории. Мне казалось, что еще немного, и страна с ее безграничными возможностями откроется для меня, и я в один миг стану сильным, свободным и независимым. Вместо этого, она загнала меня в резервацию для белых. Все в этой стране говорило мне, что я чужой. Слишком сложный, слишком ранимый, слишком требовательный и неблагодарный. Я инвестировал в эту страну свой труд, время и деньги. Страна высосала меня и выплюнула как бесполезный инородный организм, раздражающий простых американских парней, живущих представлениями и предрассудками девятнадцатого века, с их наивной верой в грубую силу, семейные ценности, приземленного и глуповатого Бога.
Всегда мечтал знать иностранные языки. Теперь, когда я мог читать, писать и говорить на английском он стал мне неприятен. У меня не было тем для разговора, больше всего мне хотелось побыть в тишине, я все больше и больше погружался в молчание и одиночество. В качестве компенсации, в мою жизнь вошел алкоголь и разрешенная в моем штате марихуана. Траву можно было приобрести, предъявив водительские права, в которые никто даже не заглядывал. Десятидолларовой дозы хватало на неделю.
Первое время мне казалось, что это прекрасная замена несостоявшимся надеждам на нормальную адаптацию. Сидя на заднем дворе своего дома, который мы с женой приобрели в кредит через два года после приезда, я часами наблюдал в небе порнографические шоу, которые устраивали в мою честь облака. Однажды я увидел огромную вагину, которая хотела меня поглотить и понял, что с меня довольно.
– Кончай свои шуточки – обратился я к Богу, – давай поговорим серьезно.
– Давай! – согласился Господь, и с тех пор наши беседы с ним стали привычным элементом досуга. Наши с ним диалоги большей частью носили шутливый характер. Я любил немного подразнить старика. Ему было скучно с серьезными до уныния поклонниками, а со мной он мог позволить себе быть самим собой. Господь любил мои шутки и прощал мне мою дерзость. Постепенно я понял, кто я для него – я был мальчиком на качелях в его саду. К счастью, наркотик не успел стать моей привычкой. Возвращаясь в Россию, я знал, что там он мне не понадобится. Я все еще верил в удачу и желал как можно дольше оставаться мальчиком на качелях в саду у Господа своего.
Два первых года эмиграции я находился в эйфории, которая не позволяла мне впадать в панику. Я был деятелен, энергичен и верил в свои силы. На третий год что-то случилось. Я устал биться за место под солнцем на чужой мне земле. Я не был способен ни на сложные расчеты, ни на многоходовые операции. Через шесть лет, получив гражданство США, я посчитал проект законченным. Мой план состоял в том, чтобы снять кассу и бежать. Я хотел продать дом, который за четыре года вырос в цене и с этими деньгами вернуться к Россию, чтобы вложить их в недвижимость, а потом сдавать ее, имея какой-то минимальный доход. Но в мой план кроме меня одного больше никто не верил. Всем надоело следовать моим прихотям, и я не исключаю, что и в мою адекватность к тому моменту мало кто верил. Я понял, что разрыв с семьей углубляется и мне предстоит действовать на свой страх и риск, полностью доверившись своему растущему желанию вернуться на родину без каких-либо гарантий и сторонней поддержки. Умом я понимал все риски подобного импульсивного решения, понимал всю серьезность и необратимость последствий своего поступка, но ничего не мог с собой поделать. Вернувшись в Россию, я понял, что сразу поставил на кон все, что имел: семью, детей, свое будущее в Америке. Надо честно признать, что я был вне себя. Находясь в состоянии сильнейшего стресса, я был постоянно на адреналине, и незаметно вошел в зону психопатических реакций с непредсказуемыми последствиями. Я очень мало спал, много курил, нервная система была перевозбуждена, физический тонус повышен. Из напитков я употреблял три раза в сутки минеральную воду, вечером пил полусладкое вино или коньяк. Я жил в странном мире сбывающихся эротических фантазий. Я действовал очень самоуверенно, если не сказать, нагло, но это приносило успех, как ни странно. Тем летом я познакомился с небывалым количеством вдов. Вдовы почему-то сразу воспринимали меня очень серьезно. Они рассказывали мне о своей нелегкой женской доле, попутно интересуюсь моими взглядами на жизнь. Кажется, вопреки своей легкомысленности и открытости, граничащей с патологией, я производил на женщин хорошее впечатление. Впрочем, я довольно быстро их огорчал своим безответственным поведением, легко находя им замену. У меня не было цели строить серьезные планы, мне больше нравилась непредсказуемость и мимолетность курортных отношений, которой я наслаждался с непосредственностью мотылька. Если бы мне кто-то сказал, что мне предстоит умереть осенью, я бы даже не удивился. Я был готов заплатить за эту фантастическая легкость бытия любую цену. Женщины интересовались мною так, как никогда прежде. На контрасте с аскетичной американской жизнью последних шести лет, это переживалось как нескончаемая восточная сказка, которая, наверняка, была весьма плотно населена своими джинами и демонами, но я рассчитывал на покровительство высших сил и готов был идти на риск ради сохранения динамики сюжета авантюрного романа. Я сочинил легенду, которая служила мне поводом для знакомств и служила катализатором отношений. По легенде, я был гидом-консультантом – редкая несуществующую профессия, сочетающая в себе профессию гида на туристическом маршруте – чем в пору юности я зарабатывал себе на жизнь в Сибири, и профессию психолога. В 90-е мне удалось за год получить второе высшее образование, которое позволяло мне при необходимости представляться тем, кем я никогда в своей профессиональной деятельности не был, однако, университетский диплом психолога говорил сам за себя – мне не нужно было ничего доказывать. Метод, который я изобрел, заключался в том, что психолог спускался с небес и погружался в гущу реальных событий, находя себе пациентов прямо в толпе. Я не навязывал потенциальному клиенту никакой терапии, я предлагал ему маршрут, на котором мы могли исповедовать друг другу свои тайны, проблемы, планы, мечты и фантазии. Маршрут служил метафорой терапевтического сеанса. Он имел свое начало и свой конец. Мы находились в равной позиции по отношению к друг другу, но только мне принадлежала привилегия объявить маршрут законченным и прекратить всякие отношения, если на тот момент я считал, что основной конфликт выявлен и дальше клиенту предстояло самому решать, как, и на каких условиях, он будет с ним разбираться. Это был абсолютно филантропический проект с элементами экспериментальной психологии, исключающий всякую ответственность, поскольку я не назначал своему «клиенту» никакой цены, удовлетворяясь роскошью человеческого общения. Надо признать, что метод работал хотя бы потому, что у меня с моими собеседницами очень быстро создавалась иллюзия давнего знакомства. Это был эффект «случайного попутчика», который срабатывал всякий раз, как только я начинал использовать свой «метод». У меня даже зародилась горделивая мысль, что я стал автором уникальной психологической технологии, которая в скором времени должна будет принести мне славу и материальное благополучие. Для человека моих лет, без сколько-нибудь серьезного занятия, я был настроен крайне нереалистично. Как и подобает гению в стадии обострения, я планировал завоевать мир щелчком пальцев еще до конца курортного сезона. Пару раз меня принимали за профессионального жигало. В одном случае женщина представилась успешным предпринимателем, раскручивающим у себя в регионе проект по строительству мусороперерабатывающих заводов, планируя выйти на всероссийский рынок. Вечер становился томным, после пары бокалов вина мы покорили танцпол, где на нее неодобрительно поглядывали со скамеек грузные матроны, приехавшие на лечение. На следующий день я составил ей компанию в поездке в Кисловодский парк, где мы забрались на гору и там она дала волю своим чувствам, рассказав о драматическом эпизоде гибели своего мужа в автокатастрофе. Идея стать гидом-консультантом пришла мне именно здесь, поскольку я заметил, что если общение происходит на природе, в горах, где вы ставите перед собой некую условную цель, которую нужно достичь, то сближение идет куда быстрее, чем обычно. Это, своего рода, «хадж» – восхождение, и через преодоление физического напряжения, снимаются и психологические барьеры, человек раскрывается. Все эти мысли мне пришли в электричке на обратной дороге, пока женщина, совершенно расслабившись, рассказывала мне о молодом любовнике из Египта, который на берегу Красного моря всякий раз с нетерпением ожидает ее приезда и подарков. Она даже позволила себе назвать меня «котиком», что уже совершенно вывело меня из себя. Я, вдруг, увидел себя ее глазами, и на меня накатил приступ тошноты. Женщина явно намекала на продолжение отношений, но уже в ином качестве.
– У всякого путешествия есть свой маршрут, – резюмировал я, глядя ей в глаза – точка отправления и точка прибытия. Наш маршрут закончен, большое спасибо!
Женщина от неожиданности спала с лица. Ей, очевидно, стоило большего труда не выдать своих чувств. Я вызвался проводить ее до входа в санаторий, чтобы смягчить резкость, с которой я подвел итог нашей короткой, но пылкой дружбе. Женщина для разговора выбрала тему святых мест и того особого чувства благодати, которое она испытывает, когда их посещает. По дороге к нам пристал бродяга и я дал ему сто рублей, чтоб от него отвязаться.
– Зачем ты дал ему денег, он их пропьет.
– С чего ты взяла, что он алкоголик?
– По нему видно. Я никогда не подаю нищим.
– Нельзя судить о человеке по его внешности. Вчера на танцплощадке восточные женщины тоже думали, что ты меня купила, я это видел.
В этот момент я услышал, как за спиной раздался удар. Я обернулся, на земле лежала девочка лет десяти, рядом валялся велосипед, на котором она только что врезалась на полном ходу в колонну, стоящую у входа в парк. Девочка находилась без сознания.
Шляпница.
Каждое утро я ходил на рынок за свежими овощами. Мой стол был прост и неприхотлив. Я покупал картошку, помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны, зелень и сыр. В Америке я соскучился по натуральным продуктам, выращенным под жарким южным солнцем. Путь к рынку пролегал мимо магазинчиков с курортным ассортиментом. На третий день своего пребывания, в открытых дверях шляпного салона, я углядел продавщицу, поразившую мое воображение. Это была довольно высокая брюнетка с пышными формами, которые едва прикрывал легкий летний сарафан с глубоким декольте. Я вошел в салон и сделал вид, что интересуюсь стендом с мужскими летними кепками. Продавщица сдержанно и даже холодно ознакомила меня с ассортиментом и удалилась в глубину салона, общаясь с другой покупательницей. Даже если я куплю кепку, у меня не будет повода сюда вернуться – рассудил я и, приценившись к одной из них, обещал продавщице подумать.
– Только не очень долго – предупредила меня она, товар быстро раскупается, я буду здесь до шести часов вечера, а потом ухожу.
– Что ж, я могу прийти завтра.
– Завтра я не работаю, у меня смена через день.
– Тогда я загляну послезавтра.
– Смотрите сами, как вам будет удобно. – холодно попрощалась со мной продавщица.
Так иногда случается, что мимолетное знакомство сначала оставляет яркое впечатление, но спустя короткое время быстро забывается. Но на этот раз все происходило иначе. Узкое лицо с забранными назад длинными волосами, черные глаза, а более всего, пышные формы продавщицы при узкой талии, продолжали владеть моим воображением. Мне нужно было успеть поставить оградку на могиле мамы, и на некоторое время я погрузился в хлопоты, не переставая думать о том, как найти подход к этой странной женщине. То ли ее не идущая к яркой внешности холодность, то ли давно сложившийся архетип южной красавицы из итальянского кино, какой-то магической силой занесенный в провинциальный городок, – что-то определенно заставляло меня мыслями возвращаться к предмету своего внезапно вспыхнувшего вожделения. Местный таксист-армянин, дал мне дельный совет, когда я решил поделиться с ним своими сомнениями.
– Это Кавказ, братан, не надо много думать, зайди прямо к магазин и спроси ее: замужем она или нет?
Простой совет моментально разрешил все мои сомнения. Через день, я зашел в салон, имея уже в голове четкий план действий.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! Помните меня?
– Конечно, вы, кажется, хотели купить кепку.
– Честно говоря, я не хочу покупать эту кепку, я просто зашел с вами поговорить.
– Не хотите – не покупайте, чтобы поговорить не нужен повод. Что вас интересует, какие темы?
Такой неожиданно теплый прием меня слегка обескуражил, но более всего обрадовал и вдохновил.
– Вы сегодня какая-то другая. В прошлый раз вы выглядели более строго и официально.
– Просто я всегда боюсь общаться с покупателями-мужчинами, вдруг, следом зайдет его жена и устроит мне скандал. Но вы, я смотрю, сегодня подготовились.
– Что значит подготовился?
– В прошлый раз у вас было кольцо на пальце, сегодня вы его сняли, следовательно, вы здесь без жены.
– А вы замужем?
– Я разведена. Мне тридцать семь, у меня взрослый семнадцатилетний сын.
– Мне чуть больше пятидесяти, у меня две взрослые дочери, я женат, но семья живет в другой стране
– Что мешает вам жить вместе?
– Ничего. У меня даже есть билет на самолет. Ровно через неделю и один день я должен буду улететь, но мне, честно говоря, очень не хочется.
– Странно. Многие из России мечтают уехать жить за границу. Я бы тоже хотела, чтобы мой сын уехал жить к своему биологическому отцу в Германию на учебу. Мы сейчас собираем документы для получения визы. Что вас там не устраивает?
– Я слишком люблю русских женщин, мне трудно жить без флирта, а за границей это практически невозможно с моим знанием языка, да и законы на Западе таковы, что можно довольно легко нарваться на неприятности.
– Понятно, поэтому вы сейчас здесь отрываетесь. Я бы тоже так хотела.
– Что же вас сдерживает?
– Что сдерживает? Вы смейтесь, наверное. Это Кавказ! И это маленький город, здесь всем сразу все становится известно: кто, с кем и сколько раз. У меня взрослый сын, и я бы не хотела, чтобы его друзья называли меня шлюхой.
– Не похоже, чтобы вы были отсюда родом – у вас нет местного говора.
Женщина рассмеялась.
– За девять лет жизни здесь, я его так и не приобрела. Мы переехали сюда с сыном из Нижневартовска после моего развода. Я думала, что здесь Европа, а попала в Азию.
– А в чем разница?
– Ну, знаете, там я могла позволить себе более открытую одежду, могла, например, не одеть под платье нижнее белье, здесь это исключено. У вас такой взгляд, будто вы меня осуждаете. Может быть я слишком откровенна?
– Напротив, мне это приятно, это говорит о том, что я вызываю у вас доверие. Мне очень хотелось бы познакомиться с вами поближе.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Буду откровенной до конца: мне тоже бы хотелось познакомиться с вами поближе, но здесь так устроено общество, что, если об этом узнают, то сразу сочтут продажной женщиной и будут с тобой вести себя соответствующе. Я уже с этим сталкивалась, и не раз. Проще принять правила и под них подстраиваться, чем постоянно попадать в неприятные истории. Кстати, сегодня очень жарко. Я постоянно обрызгиваю себя из пульверизатора, хотите вас освежу, вы, кажется, слегка перегрелись. Женщина подошла ближе и направила струю распыленной воды мне в лицо, а затем себе на открытые плечи и грудь.
– А хотите, приходите завтра, я буду работать с одиннадцати, а вечером можем куда-нибудь сходить поужинать. Знаю одно неплохое место, где хорошо готовят и можно спокойно посидеть без лишних глаз. Я и так с вами сегодня заболтались, могут заметить и передать хозяйке, а мне бы не хотелось потерять это место. Мы работаем на процентах и у меня почти всегда самая высокая выручка, потому что я умею общаться с покупателями, только и всего.
– Самые активные покупатели – это мужчины, я угадал?
– Не угадали. Женщины гораздо общительней и любопытней.
– Хорошо, я приду, мы поболтаем, а потом сходим куда-нибудь. А мы ведь даже не познакомились. Меня зовут Алик.
– Алик? Какое необычное для русского мужчины имя.
– Так я же с Кавказа. В армию призывался из этого города, у меня здесь мама жила, она и похоронена здесь же, на Франчихе. В детстве я зеленью на рынке торговал. Местные тетушки меня за своего принимали.
– Интересно. Ладно, еще поговорим. Приходите завтра, я вас буду ждать.
– Вы так и не назвали своего имени.
– Анна! Зовите меня Анной. Мне не нравится мое настоящее имя, поэтому я представляюсь тем именем, которое я выбрала сама. Что-то вроде творческого псевдонима. Я немного рисую для себя. Может когда-нибудь я вам покажу свои работы.
– Хотел бы я взглянуть на ваши работы. Где вы их храните?
– Дома, разумеется.
Анна выразительно посмотрела мне в глаза и от этого взгляда у меня в душе что-то перевернулось и растеклось по телу приятной обволакивающей негой. Я попрощался и пошел вверх по улице в сторону парка, находясь под впечатлением от состоявшегося разговора. Будущее обещало мне интересное приключение я был поражен скоростью, с которой сбывались мои мечты.
На следующий день я был в салоне еще до обеда. Температура на улице росла с каждым днем. На Анне был другой сарафан, не так сильно открывающий грудь, но, в тоже время, я не заметил и бретелек от бюстгальтера на ее загорелых плечах. Анна сидела за высоким прилавком так, что с улицы ее почти не было видно.
– Так жарко. Я сегодня без белья. – сразу задала тон беседе Анна.
– А я вас сразу и не разглядел, первое ощущение, что в салоне никого нет.
– Да и так с утра практически никого не было. Сегодня обещали, что температура под сорок будет – народ на улицу не выходит, так что выручки не жди, просижу как дура одна целый день. Давай с тобой, что ли поболтаем. Ничего что на ты?
– Да, давай будем на ты. Я думал, что ты ради прикола со мной на вы разговариваешь. Ты сегодня не боишься, что тебя хозяйке заложат?
– Ну, заложат, так заложат, я все-равно решила от нее уходить в конце сезона. Она мне процент с выручки платит каждый день – такая у нас с ней договоренность, так что меня зарплатой не удержишь. Так ты сказал, что через неделю улетаешь? А то оставайся, здесь баб незамужних полно, найдем тебе пару.
– Мне не всякая подойдет.
– А тебе какие женщины нравятся?
– Типа тебя. Свободные, красивые, не закомплексованные.
– Ты считаешь меня красивой?
– Ну, да, все при тебе: лицо, волосы, ноги, грудь.
– Как ты можешь судить о моих ногах, у меня сарафан в пол?
– Ну, так, можно догадаться.
– Только догадаться? Посмотреть не хочешь?
Женщина подняла сарафан до бедер, и я обомлел: под ним было только голое тело и ничего больше.
–Так лучше видно? Нравится?
Я почувствовал легкое головокружение, то ли от прильнувшей к сердцу крови, то ли действительно становилось через чур жарко, от чего создавалось ощущение нереальности происходящего.
– Ладно, побаловались и хватит! – решила Анна, одернув сарафан. – Еще здесь возбудишься, что я с тобой делать буду?
– А ты сама от этого не возбуждаешься?
– Возбуждаюсь, конечно. Я женщина страстная, тем более, без мужчины.
– И как ты выходишь из положения?
– Мастурбирую, ты как думал? Мне минимум два раза в день нужно, иногда днем прихватываю, даже здесь, когда никого нет. Не могу без этого, иначе буду злая и нервная, а в таком настроении много не заработаешь, покупатели ласку любят.
– Да у тебя почти весь ассортимент женский!
– А женщины нелюди, что ли? Сюда кто только не заходит, я сразу замечаю, как на меня смотрят. Бывало, что ни с того, ни с сего по руке вдруг проведут – не знаешь, как реагировать.