Да, он согласен, многого достичь не удалось. Слишком поспешными были экономические реформы, к которым не оказалась готова страна. Но разве в том его вина, что он опередил время, пытаясь вырвать свой народ из феодального мрака?!
Эх, может и правда, нужно было уйти лет десять тому назад? Но на кого оставить страну, кому передать власть? Террористам «аль-Каиды» или «Братьям-мусульманам»? Молча наблюдать за тем, как они палками загоняют всех в «Великий исламский халифат» от океана до океана? Вновь ввергнуть страну в пучину хаоса, отбросив её на сотни лет назад, наплевав на будущее своих детей и внуков?
У Каддафи были серьёзные разногласия с исламскими экстремистскими группировками внутри страны и прежде всего в трактовке канонов самой религии. Полковник считал, что все законы в Джамахирии должны строиться исключительно на священной для всех мусульман книге – Коране. Он был против иных духовных книг и источников в исламе (например, сбора высказываний пророка, его посланий и т. д.).
Кроме того он проводил активную социальную политику и контролировал деятельность мечетей, что лишало духовенство определённой самостоятельности в поступках и принимаемых решениях. Лидер страны чувствовал недовольный ропот мулл за своей спиной, который однажды перерос в реальную угрозу его жизни.
В памяти Каддафи было ещё свежо покушение, которое организовало на него Исламское движение мучеников в мае 1998 года. Тогда он, ехавший в Египет на автомобиле, был ранен в локоть. Но мог бы и погибнуть, если бы не жертвенный поступок его любимой девушки-телохранителя, погибшей вместо него. Верная защитница бросилась вперёд и заслонила собой ливийского лидера от пуль мятежников, приняв их на себя. «Бедная девочка погибла на месте. А ведь была красавицей, и звали её так же как и мою дочь – Аишей!» – вздохнул, вспоминая невинную жертву, Муаммар.
Когда-то очень давно полковник послушался совета немецкого специалиста из ГДР Карла Ханса по вопросам личной безопасности и организовал отряд телохранительниц, положившись на женскую интуицию и быструю реакцию на опасность. И никогда после не пожалел об этом.
Его амазонки берегли своего раиса[10] долгие годы, и он не обращал никакого внимания на слухи и сплетни вокруг его стройных симпатичных охранниц, отбором которых руководил лично сам.
Придя к власти, Каддафи добился для ливийских женщин равных с мужчинами прав и свобод. Он сделал это наперекор шариату и многовековой исламской традиции, чувствуя гул неудовольствия религиозных фанатиков за своей спиной. И всё же он пошёл на этот шаг, понимая, что иначе невозможно вырвать страну из феодального невежества. И также никогда после не пожалел об этом поступке!
Его девчонки, получившие подготовку в военных колледжах, носили офицерское платье, щеголяли стеками и модельной обувью. Им целовали руки мужчины-офицеры. От их вида кружилась голова!
Да, со всеми проблемами он научился справляться за те долгие годы, пока находился у власти. Со всеми, кроме одной…
«Как же всё-таки тяжело, когда тебя предают родные люди! Перебежали в стан врага некоторые министры, переметнулась и часть высшего офицерского состава, забыв, что присягали на верность революции. Трудно, больно, но всё же не так, как когда тебя предаёт собственный сын! – тяжело вздохнул Каддафи, – Эх, Сейф, Сейф! Мы, возможно, уже не увидимся в этой жизни. Так знай, что судьба предателя печальна. Ты предал не меня, а свой народ, свою семью, свою Родину!»
Вчера по телевидению Ирана передали сообщение, которое потрясло его самого и всю его семью: его любимый сын Сейф аль-Араб – предатель! Он советует отцу «пустить пулю в лоб!»
Но, может, это всего лишь вероломная ложь? Ведь он сам не видел выступления сына. Конечно, его сын захвачен мятежниками, как и его старший брат Мухаммед. Ему угрожают, склоняя к сотрудничеству враги! Ведь, чтобы свалить власть отца, необходим раскол среди самых близких ему людей, его семьи. Только тогда у мятежников есть шанс!
Несомненно, это акция психологической войны, направленная на то, чтобы сломить его. И ничего более!
И всё-таки, если это правда… За все сорок с лишним лет, пока он является руководителем Ливии, его по-настоящему предавали лишь дважды. Те, кому он доверял безгранично и кого нежно любил.
Тогда, в далёком теперь уже 75-м году, его предал друг детства и юности Омар Мохейши, с которым они сидели за одной партой в школе, служили в армии и вместе вошли в революцию аль-Фатех. Его он считал братом, доверял свои самые сокровенные мысли. Омар сопровождал главу государства во всех дальних поездках.
И вдруг организовал заговор!
Тогда от революции откололись и другие её активные участники: Наджм, Хаввади, Хуни, Герви, Хамза. Всех этих людей Каддафи знал лично, доверял им как самому себе и любил как своих братьев. Между ними не было никаких разногласий в отношении внешней политики, но они оказались неготовыми идти до конца революционными преобразованиями внутри собственной страны.
Муаммар никогда и никому за прошедшие годы ни разу не признался, как ему было трудно примириться с этой душевной раной, которая до сих пор ещё напоминает о себе.
«Интересно, где теперь Омар? Всё так же живёт в Египте? А может, уже забрал его Аллах? Ведь мы с ним давно уж немолоды как прежде!»
Простил ли он его? Трудно сказать. Ненависти к Омару он не испытывал никогда, хотя он предал не только их дружбу.
Потом в заговоре против отца был замешан его родной сын, Муттасим. Дослужившись до подполковника ливийской армии, он был советником ливийского лидера по вопросам национальной безопасности.
И вдруг примкнул к заговорщикам!
Попытка путчистов провалилась, и Муттасим в страхе перед гневом отца бежал в Египет.
Он простил своего неверного дурака и разрешил вернуться домой после неоднократного ходатайства за него президента Египта Хосни Мубарака, убеждавшего ливийского лидера в том, что его сын раскаялся в содеянном и просит о помиловании.
Муаммар тяжело вздохнул. Он вспомнил Сейфа маленьким, сидящим на его руках в шатре близ Сирта, и к горлу подкрался предательский ком.
«Эх, Сейф, Сейф, что же ты наделал? – мысленно повторил полковник. – Что ж, раскисать нельзя. Теперь осталось лишь одно: идти до конца. И будь что будет!»
– Хамис! – Каддафи повернул голову в сторону одного из своих младших сыновей.
– Да, отец! – встал со своего места молодой симпатичный мужчина.
Несмотря на то что Хамису недавно исполнилось только двадцать восемь, он уже пользовался авторитетом в армии за самостоятельное мышление и стремление провести давно назревшие реформы в Вооружённых Силах Ливии.
Сын имел чин полковника, был подготовленным и грамотным офицером, окончил военную академию в СССР, и сейчас командовал элитной частью – 32-й бригадой спецназа.
– Я хочу поручить тебе возглавить борьбу с оппозиционерами на востоке страны. Я очень в тебя верю!
– Спасибо, отец. Я тебя не подведу!
Командир боевого подразделения английского спецназа SAS[11] майор Роберт Маккензи, мужчина лет тридцати семи – тридцати восьми, в пятнистом грязно-буром камуфляже, с коротко постриженным рыжим затылком, проводил инструктаж своего личного состава в заброшенной пещере в горах Киренаики невдалеке от Бенгази.
Ещё на прошлой неделе группа диверсантов-подводников, приплывшая к ливийским берегам на резиновых надувных плотах, скрытно доставила сюда оружие, взрывчатку и провиант. А также большие алюминиевые фляги с пресной питьевой водой.
Подразделение SAS в количестве 60 бойцов высадилось на дикий берег с итальянского десантного корабля ещё засветло и проделало путь до пещеры скрытно, соблюдая все меры маскировки.
Подготовив всё для ночного выступления и приняв соответствующие доклады командиров групп, Маккензи готовился отдать боевое распоряжение. Развернув карту на складном столике, освещённом лучом подвесного прожектора, майор начал с оценки обстановки:
– Итак, господа, мы находимся с вами в пятнадцати километрах от Бенгази. В городе действует группа американских политтехнологов, интернациональные отряды арабских наёмников, ряды которых пополняют частные военные компании, и французский спецназ, переодетый в национальную арабскую одежду. Он прикрывает деятельность и тех, и других. Главная цель: организация вооружённого восстания против режима Каддафи. В результате ливийский лидер должен быть убит, как и вся его семья, а также ближайшее окружение – носители закрытой политической информации. Ваша задача состоит в том, чтобы в результате неожиданного рейда захватить арсенал оружия в ар-Рудайя, близ авиабазы Бенина и склад с боеприпасами в Самуда. Они обозначены кружками на картах, которые получат командиры команд. После захвата – удерживать объекты до подхода основных сил: отрядов арабской оппозиции, которым это оружие и передать. Затем возвращаетесь сюда, в исходный район, для получения новой задачи. Всё подразделение делится на две команды по две спецгруппы (в каждой спецгруппе SAS по 16 бойцов). Первая команда под руководством капитана Грина, – майор кивнул в сторону лысеющего коротышки, – вторая – лейтенанта Харриса. Выступление в час ночи, то есть через пять часов. Прошу сверить часы! Сейчас семь минут девятого. Маршруты выдвижения обозначены на картах красным цветом. Район сосредоточения поднят прерывистой линией и находится между тремя ориентирами на местности, взятыми в кружки. Место нахождения района приблизительно в трёхстах метрах юго-западнее высоты Рас-Нури. Время «Ч» – 5 часов утра. Сигнал: красная ракета. Связь со мной по радио. Позывной – «сова». Пленных не брать и самим в плен сдаваться не рекомендую! Думаю, вы и так понимаете, что значит попасться в лапы к дикарям?! И прошу помнить, господа, что мы здесь инкогнито: никакой наземной операции не проводится! Какие есть вопросы? Всем ли понятно задание?
В пещере, где находилось боевое подразделение диверсантов, послышался утвердительный гомон, гулко отозвавшийся в замкнутом каменном пространстве.
– Тогда всем отдыхать, кроме господ командиров, которых прошу задержаться, – подвёл итог совещания майор-спецназовец.
– А ты смелый боец! – похвалил своего русского коллегу командир группы отряда спецназначения боснийский серб с чудным именем Борислав. – Если б не ты со своим пулемётом – надрали бы мне задницу воины Аллаха!
– Да там были не только арабы, а целый интернационал, которому всё равно кого мочить, лишь бы платили деньги. Сразу видно – профи! Помнишь, как они организованно отступили, выйдя из-под огня?
– Ну да, конечно, помню. А ты где-то и сам раньше бывал? Подготовка видна!
– Да так, везде понемногу, – неопределённо протянул собеседник.
– Ну, не хочешь – не говори.
На песчаном холме в отрытом секрете под камуфляжной сеткой беседовали двое мужчин в ливийской военной форме. На вид каждому из них было около 45–48 лет.
Чуть поодаль от беседовавших командиров отдыхала группа вооружённых людей значительно моложе их по возрасту, так же в военной форме, числом не менее двух дюжин бойцов.
– Я не понял, что значит «мочить»?
– Убивать, значит.
– А, теперь понятно, – закивал серб. – А как ты попал сюда, почему стал воевать на стороне полковника? Я слышал, как ты говоришь по-арабски. Ты что раньше бывал в этих краях?
– Ну, как попал – это долгая история! А в отношении языка… Когда-то в восьмидесятых я служил здесь в качестве военного переводчика. Арабский язык изучал в Москве, в самом лучшем на тот момент учебном заведении Советского Союза – Военном институте иностранных языков в Лефортово. Затем дослужился до майора советской армии. А потом не стало ни армии, ни самого Советского Союза. И меня, как и многих моих соотечественников, бросало из страны в страну. Знаешь, есть одна иммигрантская песня с такими словами: «…и швыряло меня как осенний листок, я менял города, я менял имена…». Так вот, это про меня. За долгие годы странствий и одиночества я и приобрёл свои умения. Каддафи защищает Джамахирию от всякого сброда. Я не знаю его лично, но он заслуживает уважения, в одиночку противостоя целому блоку вооружённых до зубов технически развитых стран!
– Что есть Лефортово? – поинтересовался серб. – Я не понял этого слова.
– Район Москвы. А что означает твоё имя? – в свою очередь полюбопытствовал бывший ВИИЯковец улыбнувшись. – Я слышал, что сербские имена всегда носят скрытый смысл. В этом проявляется общая языковая традиция для всех восточных народов. В том числе и восточных славян.
– Это верно. Моё имя, Борислав, означает – «прославившийся в боях».
– Недалеко от правды, – усмехнулся его собеседник.
– Но особенно красивые имена со смыслом у наших женщин! Вот мою бывшую жену звали Веса, что значит по-нашему – весна. А ещё есть женское имя Гордана, что означает по-русски – гордая. А ты женат, Александр? – обратился к своему боевому товарищу серб.
– Была жена, да сплыла!
– Это значит, что теперь её нет? – снова не понял его иностранец.
– Именно так.
В их разговоре наступила временная пауза.
Группа профессиональных бойцов, а проще говоря, наёмников, воевавших на стороне законной власти Ливии, сидела в засаде. Её состав был весьма пёстрым. В отряд входили граждане Сирии, Ливана, Ирана и Афганистана, бывшей Югославии, два словака и до вчерашнего дня татарин Рафаил, погибший от разрыва пехотной мины при её обезвреживании.
Все они, опытные воины, пережившие трагедии собственных стран (а зачастую и свои личные), понимали друг друга без слов. Достаточно было лишь сигнала или жеста, и каждый из них шёл на смертельный риск, делая свою работу так, как её делает истинный профессионал. Между ними существовало негласное правило: своих товарищей ранеными или убитыми на поле боя не бросать, и в плен живыми не сдаваться. Каждый понимал, что является по сути наёмником. А с наёмниками расправляются на месте без всякого суда или снисхождения.
Из русских в отряд входил теперь только он один – Степанченко Александр, который по большому счёту москалём не был, так как являлся гражданином ныне «самостийной Украйны». Но для иностранцев Украина – всё равно Россия. Александр же никого в обратном убеждать не собирался.
По данным разведки, в районе действовал английский спецназ. С какой целью он сюда прибыл, можно было лишь догадываться. Но задача была поставлена чётко: непрошеных гостей уничтожить!
Стояла непроглядная ночь, и ничто не нарушало тягучего спокойствия холодного мрака.
– Знаешь, я часто думаю, если бы Россия помогла Югославии в её борьбе против войск НАТО тогда, в девяностых, мы бы здесь сейчас с тобой не сидели, ожидая врагов! – нарушил молчание Борислав, пристально взглянув на своего русского заместителя.
Это была больная тема. Александр понимал, что у серба предательство «большого славянского брата» запеклось на сердце глухой обидой. Как объяснить ему, что на самом деле предали не Югославию только, а был совершён вероломный международный заговор против всех славян сразу, России – основного славянского бастиона, и всех народов её населявших: христиан, мусульман, и верующих, и неверующих. Против целостности страны – крепости всех её институтов. Против всех и каждого! Что на самом деле смертельный удар по единству славян был нанесён ещё в конце восьмидесятых годов, когда «пятая колонна» западников, захватившая все ключевые посты в стране, бросилась грабить СССР, разрушив её экономику и финансовую базу, оставив истекать кровью.
А потом нанесли последний удар, прервав бег истории некогда великого государства, объединявшего в своих границах сотню разных народов и наций, разрубив его по национальному принципу. И изумлённый некогда единый народ растерянно поклонился вернувшимся в свои пределы местным князькам, бывшим партийным функционерам, враз превратившимся из радетелей за светлое будущее советского народа в давно забытых ханов и баев.
Беловежские соглашения 1991 года были подписаны не чернилами, а кровью граждан России. Они стали позором, чернее всякого позора, хуже Пакта Риббентропа-Молотова! Подписание пакта с советской стороны было продиктовано хотя бы желанием отодвинуть неминуемую войну со смертельным врагом и тем самым спасти неготовый к войне Союз! Так поступил бы любой разумный внешнеполитический игрок, стараясь выиграть время.
И так называемой «оккупации» советскими войсками Прибалтики было вполне разумное объяснение. Не сделай мы этого, её территория немедленно была бы использована для нападения фашистской Германии на СССР. Всему было объяснение и оправдание в недавней истории нашего государства.
А неслыханному заговору в Пуще, немыслимому «самороспуску», оправдания нет и быть не может! Как нет и не может быть прощения тем, кто ради собственного политического благополучия против воли своего народа, высказавшегося за сохранение СССР на референдуме, тайно подписался под документом! Предали, поставив свои шесть подписей под приговором Союзу и как ни в чём не бывало продолжают благоденствовать сегодня!
Как об этом расскажешь, да и зачем? Ведь просто словами ничего не изменишь!
– Я тоже так считаю, – наконец отозвался Степанченко после долгой паузы, соглашаясь с сербом.
Продолжать тему, поднятую сербом, он не хотел. Слишком уж много личных переживаний было связано с ней.
Вдруг в ночи дважды мигнул дальний свет фонаря. Потом ожил ещё один, но уже ближе. Это были сигналы тревоги, поданные дозором.
– Приготовиться к бою! – скомандовал Борислав.
«Вот и ладушки», – почти обрадовался Александр тому, что говорить больше ни о чём не придётся.
– Сова, Сова! Вас вызывает второй!
– Что случилось, второй?
– На нас внезапно напали на маршруте, сэр! Нас кто-то выследил. Мы понесли тяжёлые потери: семеро убитых, среди них капитан Грин. А также двенадцать раненых.
– Вы в своём уме, Харрис?! С кем вы там воюете: вооружённым отребьем? Остатками ливийского сопротивления? Вас разве ничему не учили, чёрт побери!
– Это профессионалы, сэр!
– Что вы такое несёте, лейтенант?! Вам придётся отвечать! Приказываю отступить, и немедленно возвращайтесь, предприняв меры маскировки! Тяжёлых раненых… впрочем, вы и так всё знаете. Конец связи!
– Вас понял, сэр!
«Что это всё значит? Откуда появился вражеский спецназ? Ведь не было здесь никого! Разведка донесла только о местном гарнизоне. Но среди армейских офицеров уже давно идёт работа. Многие командиры согласились перейти на сторону повстанцев, другие колеблются, но на решительные действия они не способны! Кроме того, военные городки правительственных войск практически блокированы и любые организованные действия с их стороны тут же стали бы достоянием наземной разведки. Воздушная разведка альянса так же не отметила никаких перемещений крупных войсковых формирований. К тому же основанием для активных военных действий всегда является политическая воля. А Триполи, насколько мне известно, всё ещё находится в замешательстве. А может, лейтенант прав, и это на самом деле действия профессионалов? Выходит, появились спецподразделения, ведущие скрытую партизанскую войну? Но откуда? Кто ими руководит? Как доложить о том, что задачу выполнить не удалось?» – заметался как зверь в клетке по полутёмной пещере командир британского боевого подразделения SAS.
– Нас будут эвакуировать морским путём из Рас-Лануфа, – сообщил своим спецам Павел. – Туда должен прийти морской паром «Святой Стефан», который доставит нас в Сирию, города Латакию либо Тартус[12]. Далее мы продолжим своё путешествие до Москвы уже на обычном рейсовом самолёте. Если память мне не изменяет, он курсирует туда и обратно дважды в неделю. Впрочем, кроме Аэрофлота ещё с полдюжины иностранных компаний совершают чартерные рейсы по маршруту Дамаск – Москва. К тому же есть ещё и сирийские авиалинии. Я как-то пользовался их услугами и могу сказать, что сервис там не хуже нашего! А еда, на мой вкус, даже лучше!
Дорошин только что говорил по телефону с ответственным работником российского посольства в Ливии, бывшим своим коллегой-переводчиком, окончившим когда-то Московский институт Азии и Африки.
Дипломат сообщил ему, что прошедшей ночью в районе авиабазы Бенина шёл ожесточённый бой правительственных войск и отрядов оппозиции, стремившихся захватить склады и арсеналы с оружием. Повреждена взлётная полоса, и аэропорт поэтому для приёма самолётов временно закрыт. А в связи с тем, что ситуация неспокойная, в пути следования их будет сопровождать арабский спецназ.
– То-то всю ночь были слышны выстрелы и время от времени громыхало! А потом, когда всё стихло, что-то ещё долго горело, – поделился своими наблюдениями Иван.
– А где находится этот Рас-Лануф? И как мы туда доберёмся? – поинтересовался один из заводчиков.
– Поедем на комфортабельном автобусе марки «Мерседес», который должен прийти за нами завтра-послезавтра. В зависимости от обстановки. Мы в автобусе будем не одни: с нами эвакуируются и другие иностранцы – братья по несчастью. Их должны будут собрать по гостиницам города, где они сейчас проживают, раньше нас.
– Все места в автобусе позанимают! – недовольно пробурчал Иван, удостоившись сердитого взгляда своего непосредственного начальника.
– А Рас-Лануф, – добавил Дорошин, не обращая внимания на парня, – находится недалеко от родного города ливийского лидера – Сирт, в заливе Сидра, примерно на полпути между Бенгази и Триполи.
– Ишь ты, залив Сидра! Залив имени портвейна «Таврический»! Классно звучит, а?
– Ваня, хорош балбесничать! Ситуация серьёзная, а ты ляля-тополя! – одёрнул своего работника старший группы заводчиков, возмущённо глядя на парня, который всё-таки вывел его из равновесия.
– А я что? Я ничего. Сидр – это же яблочный самогон!
– Ваши познания, Иван, конечно, поразительны. Но в данном конкретном случае ни о каком спиртном речи не идёт, – терпеливо разъяснил Дорошин, обращаясь к молодому человеку.
Пылающее зарево видел и Павел. Ему уже привычно не спалось этой ночью: включились мозги. Он стоял у окна и наблюдал за вспышками огня и густым дымом, поднимающимся на горизонте, и в нём клокотала злость.
Теперь, когда стало ясно, что в Ливии разгорается вооружённое столкновение сторон, в его голове вдруг всё сложилось в стройную картинку: необъявленное окончание занятий, окружённый агрессивной толпой автобус, обстрел воинского городка, ночная стрельба и манёвры на автомобилях каких-то «орёликов» (как он окрестил вооружённых незнакомцев), тревожные сообщения по телевидению.
«Запад поёт о том, что лишь стремится прикрыть воздушное пространство над Ливией, а на самом деле ведёт наземную вооружённую агрессию против законной власти, – размышлял мужчина. – В стране действуют иностранные воинские подразделения, спецназ и, конечно, специалисты-подстрекатели к актам неповиновения и анархии».
В Дорошине возрастала ненависть к тем, кто взрывает по всему миру спокойствие и безопасность. Кто каждый день фарисейски выставляет себя поборником справедливости, клянётся с экранов телевизоров в своей вере в демократию, одновременно повсеместно грубо попирая её, поучает других и нагло лезет во внутренние дела суверенных государств, уничтожая ради нефтедолларов целые народы, которым по праву принадлежат их собственные богатства.
«Деньги, деньги: доходнейший «бумажный» бизнес американских ростовщиков-банкиров на чужой крови! Сколько судеб сломано, сколько пролито слёз из-за чьих-то барышей! Будьте вы прокляты, янки паршивые! – в сердцах выругался Павел. – Ведь, поганцы, и нам в России пытаются указывать, только пока без оружия!»
Бессилие отбирало покой и сон. От очевидности происходящего политического фарса становилось не по себе. Мужчине казалось, что ещё немного, и он просто свихнётся, если ещё какое-то время останется здесь.
«Скорее бы уже уехать отсюда!» – от бессонных ночей у Дорошина отчаянно болела голова.