«Советский спортсмен заявил, – писала какая-то газета, – что он очень надеется на штормовую погоду, так как его яхта рассчитана на плавание при ветрах, превышающих пять-шесть баллов. Учитывая, что волнение моря в это время года в Неаполитанском заливе редко превышает три балла, остается пожелать советскому спортсмену прихода цунами, чтобы он сумел продемонстрировать все свои скоростные качества».
«Прекрасно! – обрадовался Тимир. – Пока все идет по плану. Можно приступать к тренировкам. Чтобы сохранить инкогнито до старта, выходить будем с двенадцати до трех, когда все «звезды» отдыхают и обедают. Жарковато, конечно, ну ничего, потерпим. К тому же гонки пройдут как раз в это время. Значит, надо привыкать и к жаре, и к волне».
Экипажи двадцати шести «Звездников» напряженно готовились к гонкам.
Весь день Тимир и Федор провозились с «Торнадо». Ведь от того, как оснащена яхта, зависит очень многое. Хлопот, как всегда, нашлось немало. Лишь к вечеру, подготовив яхту, смыв с бортов соленую морскую воду, они, усталые, отправились в отель.
После ужина и бесед с друзьями Тимир решил пройтись по набережной, подышать перед сном вечерним бризом. Но стоило ему выйти из отеля, как густой удушливый воздух без малейшего намека на свежесть окутал его. Казалось, раскаленные на солнце мостовые, стены и крыши выдыхали накопленный за день жар.
– Полный назад! – скомандовал Тимир, отступая в прохладу гостиничного холла. – Прогулка отменяется. В баню мы еще успеем сходить…
– Ента точно, – поддержал его Федор. – Баня у нас по расписанию завтра с двенадцати до трех.
Ранним утром они уже шагали в яхт-клуб, где до полудня провозились с яхтой, проверяя каждый болтик, каждую деталь. Там они впервые увидели португальца Марио Кина. Его «Ма Линдо» выглядела идеально.
«И вовсе он не флибустьер, обычный человек, взгляд, правда, колючий, пронзительный», – подумал Тимир.
Тимир приветливо помахал ему рукой, в ответ португалец только кивнул небрежно.
«Этого надо опасаться, – отметил для себя Тимир. – Ножа за поясом у него, положим, не видно, но вот камень из-за пазухи в случае чего достать может».
Экипажи некоторых «Звездников» состояли из братьев: мальтийский, кубинский, шведский. А английская команда была представлена супружеской парой. Миссис Митчелл была единственной женщиной-матросом среди всех участников олимпийской регаты.
Закончив наладку, вышли в залив, как и намечали, после полудня. Легкий бриз едва играл парусом.
– Никого, – усмехнулся Федор. – Усе попрятамшись…
Навстречу им попался только багамец Ноульс, он возвращался с дистанции к причалу. Когда их яхты поравнялись, Ноульс, показывая на солнце, объяснил знаками, что для него такая жара чересчур.
– Ничего, ничего, – шептал себе под нос Тимир. – Мы потерпим… – И натянуто улыбаясь, махал багамцу рукой.
Почти все лучшие гонщики предпочитали тренироваться утром, когда было заметно прохладнее, а в самую жару занимались доводкой яхт в тени навесов или отдыхали в отеле. Американец Паркс и вовсе прибыл в Неаполь последним, за пару дней до начала регаты. Быстро установил мачту, вышел в море, а через час вернулся, поднял яхту на берег, зачехлил ее и пригласил инспекторов-обмерщиков. Больше его в заливе никто не видел. Агостино Страулино тоже не изнурял себя зноем – он и так знал здесь все назубок. Марио Кина выходил в море и утром, и после обеда, ближе к вечеру. С берега Тимир видел, что у него очень быстроходная яхта, едва ли не резвей, чем «Мероп III» Страулино.
«Одно плохо, – думал Тимир, – нас, конечно, никто раньше времени не раскроет, но и мы ни с кем из грандов не сможем прикинуться».
Иногда некоторые гонщики пытались пристраиваться к «Торнадо», следуя параллельным курсом, тогда Тимир осторожно придерживал яхту, чтобы показать, что она не рассчитана на малые ветры.
«Пусть думают, что я тихоход», – продолжал Тимир свою тактику, пока будущие соперники, пройдя вместе с «Торнадо» один-два круга десятимильной дистанции, не теряли к нему всякий интерес.
Сказать, что Тимир и Федор уставали от жары – все равно что не сказать ничего. Пот лил с них градом и застилал глаза, хилый ветерок не приносил облегчения, снять рубашку означало получить сильнейший солнечный ожог. Одежда была мокрая – хоть выжимай, на дне кокпита плескались морская вода и пролитый пот спортсменов. За три часа тренировок они теряли сил не меньше, а может и больше, чем тратит боксер за три раунда напряженного боя в ринге. Но все равно, ежедневно в полдень они начинали лавировку с нижней марки.
На второй день Федор скинул майку и шорты и остался в одних трусах.
– Хорошо тебе, – завидует Тимир, – вон ты какой лохматый, даже на спине шерсть растет.
– Естесная защита, – отшучивается Федор, – без ентава никак… Ента меня и в Муранске спасало… Тельнягу накинул, и тепло…
Как-то вечером, когда жара немного спала, Карло Роланди устроил Тимиру и Федору пешеходную экскурсию по Неаполю.
Тихие, респектабельные улочки, каменные дома, наглухо закрытые деревянными ставнями окна.
По улице Партенопе, мимо дорогих отелей и ресторанов вышли на набережную Борго Маринаро.
– А тама шо за крепость? – спрашивает Федор. – Прямо замок Иф.
Тимир переводит на английский.
– Это древняя крепость «Кастель-Дель-Ово», или «Замок яйца», – отвечает Карло. – Ее стены хранят память о Вергилии, который на берегу Неаполитанского залива писал свою «Энеиду». Вергилия считали не только поэтом, но и чародеем. По легенде, он связал судьбу Неаполя с волшебным яйцом, которое сокрыто под фундаментом «Кастель-дель-Ово». Предание гласит, что яйцо спрятано в амфору, амфора – в железную клетку, а клетка замурована где-то в основании замка. И пока яйцо цело – стоит и замок, и весь город Неаполь.
– Прям наш Кощей Бессмертный, – усмехается Федор. – Видал, Тима? Ничего ж своего придумать не могуть. Все у нас тибрять…
Разговор всякий раз возвращался к предстоящей регате.
– Паркс приехал побеждать, – говорит Роланди. – А Марио Кина… – Улыбка сошла с лица итальянца. – Будь с ним осторожней… У него прекрасная яхта, и он сильный яхтсмен, но от него можно ожидать чего угодно… Поглядывай за ним… Он коварен…
– А как же параграф тридцать первый гоночных правил о честной спортивной борьбе?
– Он знает его не хуже тебя! – смеется Роланди. – Но знать и выполнять – разные вещи. Он так все подстроит, что ты же и окажешься виноватым…
Целую неделю дули слабые ветра.
И в первый день соревнований 29 августа погода не изменилась. Яркое слепящее солнце, ленивый ветерок, не больше двух баллов, на «Америго Веспуччи» трепещут праздничные флаги, в заливе мелькают первые паруса, чуть поодаль виднеются пароходы, шхуны, глиссеры – словно плавучие трибуны выстроились вдоль дистанции, зрители приникли к бортам, крутят бинокли, настраивают подзорные трубы…
Тимир и Федор с рассветом были в гавани. Не глядя ни на кого вокруг, они готовились к гонке, проверяли все в последний раз перед стартом. Тимир чувствовал, как постепенно исчезали все тревоги прошедшей недели, словно стертые волной рисунки на песке. Появлялись азарт, жажда соперничества, уверенность в своих силах и предельное спокойствие.
«При таком ветре победа наверняка достанется тому, кто выиграет на первом круге, – думал он. – Значит, надо попробовать вырваться вперед на первой же лавировке. Самое главное – поймать две первых перемены ветра».
Одна за другой яхты покидали причалы. От яхт-клуба до старта четыре мили. «Летучие голландцы» и «Звездники» шли от Малосильо. Из бухты Санта-Лючия шли «Драконы», из порта Посиллипо – «Финны».
«Где-то там сейчас среди них на своем “Финне” и Сашка, – подумал Тимир. – Попутного ветра тебе, Саша».
Все яхты смешались в заливе, лавина парусов двигалась к старту, постепенно расходясь по трем дистанциям, размеченным красными, синими и желтыми буями, навстречу своей судьбе.
Тимир поглядывал на соперников, невольно высматривая среди них «Ма Линдо» португальца.
«А разве Страулино менее опасен? – размышлял он. – Конечно, итальянец не пойдет на открытый навал, но здесь ему знакомы все течения. И потом Роланди его шкотовый».
Все готово к началу регаты, все на своих местах, судьи – на судейских катерах, зрители – на судах и гидросамолетах, и, кажется, на всем, что способно держаться на море, словно весь Неаполь покинул берег, чтобы следить за гонкой; спортсмены на своих яхтах барражируют вблизи стартовой линии.
Первые две сигнальные ракеты уже выпущены.
Как и рассчитывал Тимир, никто не принимал «Торнадо» в расчет. Большинство «Звездников» собралось у левого края стартового поля, возле Страулино и Паркса. Там же виднелась и «Ма Линдо» португальца. Только француз Пизани на «Фрипе» маневрировал справа. К нему и направился «Торнадо», пристраиваясь с подветренной стороны. Идя круто против ветра, бейдевиндом, француз медленно приближался к линии старта.
«Пора», – решил Тимир и, обойдя француза, двинулся вдоль стартовой линии галфиндом, подставив ветру всю площадь парусов. Когда же в небо взметнулась третья ракета, «Торнадо» вернулся на прежний курс и на высокой скорости возглавил гонку.
– По лезвию ножа проскочили, – кричит Федор.
– Похоже, – отвечает Тимир, до боли в суставах сжимая рукоятку румпеля[15].
«Торнадо» несся вперед между двумя группами яхт, стремительно приближаясь к верхней марке.
«Мы первые, мы первые, – шепчет Тимир. – Пока все складывается удачно».
У верхнего знака «Торнадо» оказался раньше всех, за ним с отрывом в три корпуса пришел немец Сплит, а следом виднелись яхты Паркса и Карлсона… Остальных не различить, они шли очень плотно, сплошным белым комом.
Обогнули знак.
«Ну, теперь не подведи, ветер!» – молит Тимир.
Но ветер Неаполя не спешил помогать гонщикам. С тревогой следил Тимир за парусами. В жизни всякого парусника порой наступает это время унылого бездействия, когда корабль не бежит по волнам и ветер не наполняет опавших парусов, судном играют течения и морские чудовища, команда устраивает бунт. Надвигался штиль…
– Эх! – досадует Федор. – Стартанули знатна, и усе зазря…
Яхты Марио Кина и Страулино все ближе… Они еще не попали в штилевую зону, а «Торнадо» уже покачивается на середине залива.
– Хыть бухсир клич! – переживает Федор.
– Или проси помощи у повелителя морей, – кивает Тимир.
Словно в ответ на эти слова, нехотя потянул легкий ветерок, и «Торнадо» двинулся наконец к боковой марке. Но теперь никакого преимущества перед соперниками у него не было. Все яхты шли вровень.
После третьего нижнего знака немец Сплит первым из всей кавалькады перешел на правый галс и, поймав ветер, стал заметно отрываться от остальных. Следом за ним повернули Паркс и Страулино. Федор вопросительно покосился на своего капитана. Ну, мол, давай!.. Чего ждешь? Но Тимир не спешил, пройдя за кормой Сплита, он вышел левее его яхты, переложился и, получив «чистый» ветер в паруса, на верхний знак пришел лидером. Но отрыв был очень мал. Сплит, Страулино и Кина находились в пятидесяти метрах, не больше. Теперь все решала гонка на попутном курсе.
«Вот сейчас мы и проверим, правду ли говорят, что американские “Звездники” быстрее немецких и английских», – подумал Тимир.
Ветер усилился до трех баллов. Яхты рвались к финишу. Никто не хотел уступать. Начался спурт.
«Где Кина? – волнуется Тимир. – Вон он, позади, отстал корпуса на два… А Страулино?.. Еще дальше. Паркс и Сплит далеко – бьются друг с другом. А вон и Ноульс… Нет, и он не опасен… А ведь у них все яхты – примы. Вот и довелось прикинуться. Теперь ясно – идем вровень…»
На миг Тимиру показалось, что «Ма Линдо» португальца настигает «Торнадо». Будто черноволосый корсар усилием воли заставлял свою яхту двигаться быстрей и быстрей.
«Чертов португалец!» – Тимир весь сжался от напряжения.
На полном ходу яхты пролетели финишный створ.
– Первые! – кричит Федор и бросается обнимать своего рулевого.
Тимир проводит ладонью по лицу, мокрому от пота, соли и моря…
На берегу Страулино и Роланди пожимают им руки, Паркс дружески хлопает по плечам, а багамец Ноульс, пришедший одиннадцатым, высоко вскидывает брови и качает головой, всем своим видом демонстрируя, что никак не ожидал от «советских» такой прыти.
Ночью Тимир долго ворочался в постели, пытаясь заснуть. Но стоило ему прикрыть глаза, как в памяти снова и снова возникали картины прошедшей гонки: лавина белых парусов с красными звездами наверху…
«Угораздило ведь Гарднера придумать такую эмблему, – думал Тимир под мерное похрапывание Федора. – У него ведь тогда и мысли, наверное, не было о том, что у нас тут в семнадцатом году грянет… Налепил красную звезду, а, скажем, белую нельзя, парус и так белый, ну или синий… А вот алые паруса только в сказках бывают…
Класс олимпийский, значит, хочешь участвовать в Олимпиаде – осваивай. Изготовили у нас, кажется, году в 49-м партию “Звездников” в Ленинграде. Не припомню сейчас, кто их тогда испытывал, кто-то из корифеев-килевиков, забрались вчетвером на яхту и чуть не потопили… Нет, говорят, для наших морей эта яхта непригодна… Забраковали… Конечно, для нее и троих-то многовато, двое – самый раз, а они, бугаи здоровые, вчетвером…
А мы тогда с китобоем Терехиным на “Варяге” ходили, на «эрке». Знали его вдоль и поперек. Просто, легко, удобно… Чего лучше? Но, как говорится, если партия скажет надо… И сказали, и в 51-м начали осваивать. А в 52-м в Хельсинки Сашка основным поехал, а я запасным. Но не сложилось у него там… Как знать, выпустили бы меня – то же самое вышло бы… Яхта капризная, парус огромный, корпус маленький, скорость бешеная… Тут не год и не два нужно, чтоб свыкнуться…
Потом матросы менялись, Слава Шишкин пришел, чемпион мира по вольной борьбе. Английский язык, урду, хинди – знал как родные… в кино даже снялся про таиландского принца… на слоне ездил по джунглям… Принца рядом с ним и видно не было. Вышел фильм про Славку – все смотрели… А потом мы уже с Федором ходить стали. Он себя показал в Хельсинки, даже газеты местные о нем писали, как он во время штормовой гонки, качаясь на вершине мачты, два часа руками удерживал сломавшуюся краспицу[16]… Его взял тогда к себе на «шестерку» Александров… Пришли в тот раз последними, но нуля в зачет не получили… Я еще тогда подумал, вот бы мне такого матроса в команду… Помню, предложил ему, а он спрашивает: “На чем ходить будем?” А я отвечаю: “На чем-нибудь сходим”. А у меня уже в кармане письмо лежало с верфи, что наш “Звездник” готов. Ну, и он не отказал… Заняли с ним восьмое место в Мельбурне… Наш “Тулилинд” – не конкурент новым “американкам” с Олд-Гринвич. Тогда американец и победил на яхте этой верфи. А мы голову ломали. Бог их знает, в чем тут секрет? Вроде бы монотип, чертежи у всех одинаковые, все утверждено: допуски, припуски, материалы, но линия обвода вроде чуть не такая и что-то еще по-другому – понять невозможно, это ж тайны за семью печатями… Словом, подали заявку, нужна яхта верфи Олд-Гринвич. Сами не построим. Вернулись с игр, а нас уже ждет “Торнадо”. Вызвали куда надо, говорят, вот вам, получите… Теперь деваться некуда. Надо побеждать… Вы это что же, говорят, у вас на парусе, как на кремлевской башне, красная звезда – символ нашей великой победы! Отцы и деды кровь проливали, а вы гонку выиграть не можете? Ну и другое всякое…»
Только далеко за полночь Тимир забылся беспокойным сном.
И снова безветренное утро, и снова вместе с Федором готовился Тимир к предстоящей гонке. «Торнадо» взял старт у правого знака. Как и накануне, все звезды стартовали слева, копируя Страулино. Еще бы, сколько он выиграл чемпионатов мира и Европы, сколько гонок, можно было бы и устать от побед… И опять, как вчера, Тимиру удалось захватить лидерство с первых минут. Такая удача редко повторяется. Ну, теперь вперед!
– Мы первые, Федя! – кричит Тимир.
Но лицо Федора озабочено.
– Сигналют хлагами, – говорит он, кивая на судейский катер. – Отмена старту…
«Что такое? Почему? Ну да судьям виднее… Эх, жаль, такой старт пропал! Теперь начинай все заново… На линии сутолока, не протолкнуться. Полезешь – угодишь в навал. Лучше переждать. На таком ветерочке далеко не уйдут… – решает Тимир. – Зато у нас будет пространство для маневра».
Он переложил «Торнадо» на левый галс, вышел на свободную воду и оказался в стороне от основной группы. А ветер решил помочь, продолжил дуть с юго-запада, работая на паруса «Торнадо». И вскоре он уже шел вторым, вслед за «Ма Линдо».
«У верхнего знака будем вторыми», – определил Тимир. Но в этот момент ветер вдруг поменялся на юго-восточный, и багамец Ноульс, шедший далеко слева и проигрывая многим, набрал ход, проскочил под носом у «Торнадо», опередил португальца и первым обогнул верхний знак.
«Торнадо» идет третьим. Но куда это направляется багамец? Он сбился с курса! Принял красный буй за желтый и отклонился от дистанции. За ним, повторяя ошибку, устремились еще несколько яхт. Но португальца не проведешь. Он идет верно.
А в начале второй лавировки прямо навстречу «Торнадо» левым галсом выскочил «Мероп III» Страулино. По правилам, преимущество имела яхта, идущая правым галсом. Итальянец должен был отвернуть, но не сделал этого.
– Ту Райт! Ту Райт Ю Форзал![17] – закричал, махая рукой, Федор. – Отворачивай!
Тимир едва успел уклониться… «Торнадо» потерял ход.
– Он чаго, болт забил на правила? – бледный от испуга, прокричал Федор.
– Не знаю, – растерянно бормочет Тимир, – наверное, что-то случилось…
Они снова третьи. Под шумок вперед выскочил Ноульс.
– Ага!.. Распознал чужой знак и вернулся, – кивает Федор.
Теперь лидировал Кина, следом за ним Ноульс, четвертым, настигая «Торнадо», шел Страулино.
Все гонщики переходят на правый галс, но Тимир не спешит, держит левый. Ветер изменчив, тут или пан или пропал, решил рискнуть, затянуть левый галс… И «Торнадо», разгоняясь, стал обходить багамца… Вот «Гемма VII» Ноульса уже позади, осталось достать португальца…
– Обходим Тима! Первые! – кричит Федор, когда «Торнадо» пролетел финишный створ.
Но судьи решили по-другому… Линия финиша проходила не так, как в первый день, помешало большое скопление моторных яхт и катеров. Этого Тимир не заметил. Ладно, пускай вторые… Для сегодняшней гонки это равнозначно победе. Сначала лишили старта, потом лобовой таран итальянца… А может быть, кому-то не нравятся победы «советских»?
Страулино принес извинения тут же в яхт-клубе.
«Никаких протестов, – решил Тимир, пожимая ему руку. – Это была случайность… Теперь после двух гонок мы лидеры. Но инкогнито больше не сработает… Начнут стеречь…»
Ночью Тимир даже не пытался закрыть глаза…
«Как сложится завтрашняя гонка?.. Теперь, когда все поняли, что я умею ходить при слабом ветре… Не подведет ли “американка”? У меня ведь с ними давнишние счеты. Еще зимой 49-го, когда гонялись на буерах[18] по Сенежу – чемпионат страны, кто на чем, свободный класс – Чеботарев, помнится, смастерил буер по американской модели, а я на нем гонялся. На лавировках до ста выжимал, а на бакштагах, когда ветер почти в спину – за сотню… А у “американцев” педаль работает по-другому, не так, как на наших. Ну вот я и перепутал, надо было отпустить, а я прижал, и перевернулся на скорости, мачта в щепки, меня подкинуло и со всего размаху хрясть об лед, да еще сверху буером… При такой аварии не выживают… Повезло тогда… Головой шарахнуло и три ребра в легких… Думали сначала – конец… Что там кожаный шлем, разве спасет?.. Привезли в Солнечногорск. Полные легкие крови – не жилец, говорят. И ничего, оклемался… Помню, в моей палате доходяга лежал, тоже весь разбитый, ночами стонал, помирал… А мне ребята и фрукты, и всякое… Столько не съешь, да я и не большой любитель… Ну он и налегал… Быстро на поправку пошел, выписывались вместе…»
На третий день с утра дул приличный западный ветер. Яхты метались по стартовому полю, выбирая лучшие позиции. Тимир повел «Торнадо» к левому знаку. Когда до старта оставались считаные секунды и все внимание было приковано к судейскому судну, Тимир услышал громкий крик Федора:
– Кина!
Он оглянулся и увидел, что к ним на полном ходу несется яхта португальца. Резко переложив руль, Тимир успел увалиться, и «Ма Линдо», теснимая Страулино и Ноульсом, проскочила стартовую линию перед самым выстрелом.
«Шел на таран… и это уже в третьей гонке… Что-то будет в четвертой? – подумал Тимир, наблюдая, как пират возвращается к старту. – Сам себе яму вырыл. Теперь хорошего старта у него не выйдет».
Яхты помчались вперед. Идут правым галсом. Страулино, а за ним и Паркс переходят на левый. Только «Торнадо» и еще три яхты продолжают идти прежним галсом. Не зря Тимир изучал морские приметы. Впереди показалась темная полоса на воде. Это сильный юго-западный ветер Сирокко подоспел из жаркой Сахары и наполнил паруса «Торнадо». Вот теперь самое время перейти на левый галс! У верхнего знака они первые.
– Глиссернем?! – кричит Федор.
Откренивая яхту, помчались к финишу.
Ноульс пришел вторым, Паркс – четвертым, а Страулино – фаворит и самый грозным соперник – только пятым.
– Кина – восьмой, – говорит Федор. – Начал последним и почти всех съел… Ему таперича терять нечего… Видать, пойдет ва-банк…
«Вот-вот, – думает Тимир, – теперь-то и начнется самое интересное…»
И снова бессонная ночь. Короткое полузабытье, малейший шорох – и сна нет… наплывают воспоминания…
«Где-то сейчас старина Панкофер? Не забросил ли яхтенный спорт? Не пропала ли тяга к парусным гонкам? Помнится, на Кильскую регату приехали два немецких экипажа – Панкофера и Бертольда, – а по условиям чемпионата допускалось по одному от флота… И вот Панкофера не допустили, хотя он-то как раз и имел право… Бедняга был очень расстроен. Он – владелец огромных мясных холодильников в Мюнхене, богач, миллионер – питал юношескую страсть к парусному спорту. Сам оплачивал и яхту, и дорогу, и все накладные расходы… Для него регата не спорт, а праздник… Это мы, высунув языки, рвемся к победе, а для него пройтись на яхте – счастье. А уж перехлестнуться с мировыми грандами – вдвойне… Но делать нечего, пришлось паковать вещи. Он уже новые паруса с мачтой продал, так и не опробовав их в гонке… Жаль было старика. Я пошел в судейскую коллегию и объяснил им все, всю их несправедливость… И его допустили к участию в виде исключения… Ну уж, наверное, и денег содрали с него дополнительно… Правда, если б я не пошел, то и деньги бы не помогли… А он всем рассказывал потом, как я за него заступился. Лучшим другом для него стал. И угощал нас с Федором, и к себе приглашал… А гонка-то уже на носу… А мачта и паруса давно проданы… Так ему на следующее утро самолетом из Штатов доставили аж две мачты и комплект парусов с Олд-Гринвич. Все новехонькое! Гонщиком он был, правда, не ахти каким, призов не брал, места – все во второй десятке… Вот он за мной и ходил, упрашивал, чтоб я ему яхту настроил… Разве откажешь? Пошли, там подтянул, тут подкрутил, да, по-хорошему сказать, ничего особенного и не сделал, но говорю: “Завтра, гер Панкофер, вы непременно выиграете!” Он доволен, ну и слава богу. А назавтра подхожу я шестым к первому знаку, Панкофер отстал на целую милю, где уж ему быть первым… Вот, думаю, он мне это припомнит… Вдруг, словно по волшебству, мертвая зона, штиль, наша яхта стоит, словно на якоре прикована, будто к ней пудовые гири привесили… А от берега бриз пошел, и все, кто отстал, мимо нас прямо к финишу… И Панкофер первый!.. Потом всем рассказывал, что это я ему так хорошо яхту настроил, поэтому он и выиграл! Чудной старик…
А после этого за мной многие ходили, упрашивали. Один немец вагон мебели обещал, только б я ему яхту настроил так же, как Панкоферу…»
Первое сентября. Четвертая гонка.
«Если продержаться, то победа почти обеспечена… Кто бы мог подумать? Пред началом регаты надеялись самое большее на бронзу. После второй задумались о серебре, а теперь, глядишь, и золото светит… Золото!.. Уф… Лучше об этом и не думать… Ну, теперь помогай, дух тайги, и все духи на свете, помогайте…»
Португалец не собирался сдаваться, его «Ма Линдо», словно приклеенная, повторяла все маневры «Торнадо». Куда бы ни уходил Тимир, всюду за ним следили колючие глаза португальца.
– Стережет, – кивает Федор. – Видать, готовит навал. Уж, наверна, протест заранее накалякал.
Проскользнув между двумя яхтами, Тимир оторвался от португальца, угодившего в «тиски», но его место тотчас занял Дьювард Ноульс.
«Бешенный багамец сейчас по очкам идет на втором месте, – прикинул Тимир. – Ему тоже выгодно нас ковырнуть…»
До старта меньше минуты. Тимир, уходя от погони, оказался возле левого знака, хотя собирался стартовать от правого. Хорошая позиция утеряна.
«Все равно не дадут дышать спокойно, – решает Тимир, уваливаясь в сторону. – Пускай стартуют, я следом».
В результате «Торнадо» ушел со старта позади всех, с двадцатисекундным опозданием.
«Нет смысла гнаться за основной группой… В лучшем случае буду в конце первой десятки… Надо попытаться поймать ветер… Если угадаю, есть шанс».
Тимир продолжал идти правым галсом.
«Дуй, ветер, дуй, пусть лопнут щеки, дуй!» – упрашивает Тимир.
И ветер услышал, и натянул шедший в стороне от всех белый парус, или, может, это Тимир угадал, ведь иди он сейчас другим галсом – проиграл бы всем. Награда за риск – удача. «Торнадо» на финише первый.
Страшен вид разгневанного корсара – из-под самого носа вырвал у него победу Тимир. Свирепый багамец Ноульс кусает сжатый кулак, он лишь четырнадцатый, дорого ему стоила предстартовая погоня за «Торнадо». Страулино и Роланди десятые… Похоже, фортуна изменила адмиралу Агостино…
Теперь в оставшихся трех гонках Тимиру и Федору достаточно занять третье и пятое места, и тогда в последней они могут не участвовать вовсе.
Ночью Тимиру удалось-таки заснуть впервые за последние несколько ночей. Помогло Сашкино снотворное. Таблеток у того целый комплект. Как у доктора. Лучше бы их не было… Словно в глубокий темный колодец провалился Тимир. Снилась гонка, мертвый штиль, уныло повисшие паруса «Торнадо», все яхты проносятся мимо с раздутыми парусами, в них тычут пальцами, португалец Кина, поднимая пиратский флаг, раскатисто хохочет на корме «Ма Линдо», Страулино в костюме аквалангиста, Рональди на носу «Мероп III» готовит глубинную бомбу, Тимир остервенело рвет волосы, они последние, так и не доходят до финиша, течение уносит их в открытое море…
Утром читали свежую прессу.
«Советский спортсмен спутал карты признанным грандам! – писала газета “Рома”. – Его способность угадывать перемену ветра достойна восхищения! Этот дерзкий мальчишка показал себя настоящим профессором парусной науки. Он выходит победителем из самых безнадежных ситуаций. Кажется, сами боги направляют ветер в паруса его яхты. Остается предположить, что русские придумали радар, который способен предугадывать ветер…»
В регате объявили трехдневный перерыв. Вечером позвонил Рональди и пригласил «советских друзей» совершить небольшую прогулку по окрестностям Неаполя. Он заехал за ними в отель на своем «фиате».
– Ваша новая яхта очень быстрая, – говорил он по дороге. – Вы никогда раньше не ходили с такой скоростью… И вам здорово повезло в последней гонке. Никто не мог предсказать такой ветер…
– Да, – кивал Тимир. – Повезло.
– И все-таки на одном везенье невозможно выиграть все гонки, не так ли? Вы здорово научились управляться с вашим «Звездником».
– Мы учились у вас, – ответил Тимир. – Первые уроки Агостино преподал нам еще в Хельсинки.
– Да, Агостино взял тогда золото, а ваш товарищ, кажется, был семнадцатым… Но теперь у вас совсем другая яхта… И другой экипаж…
– Саша перешел на «Финн». Он сейчас один из лидеров…
– Да?.. Что ж, пожелаем ему удачи!
Приехав к Флегрейским полям, они отправились прямо в кратер действующего вулкана Сольфатара.
По всему дну кратера виднелись дымящиеся скважины, расцвеченные желтовато-оранжевым цветом серы.
– Задушить он нас тут решил или поджарить? – спросил Федор, пробуя ладонью горячую белую глину под ногами.
– Из этой глины делают прекрасный фарфор, – объяснил Роланди.
Потом он взял в руки деревянную палку и проковырял под ногами неглубокую дырку. Вынув палку, он предложил потрогать ее. Конец палки был горячим, как раскаленный утюг. Затем Карло подобрал небольшой камень и подбросил его высоко вверх. При падении раздался глухой удар, точно под коркой глины была пустота.
Федор испуганно покосился на Тимира.
– Пора делать ноги, Тима… Ему, видно, терять нечего…
– Под нами газы и пустоты, – сказал Роланди. – А там дальше сауна.
Необычное строение, высеченное в скале, оказалось настоящей природной термой, вход в нее был обложен кирпичом, изнутри валил горячий пар.
– Попаримся? – спросил Федор.
– Тебе гонок мало? – усмехнулся Тимир. – Подожди, послезавтра баню я тебе обещаю…
И пятую гонку Тимир начал одним из последних, избегая опасной толкотни на старте, и опять ушел в сторону в поисках ветра. На верхнем знаке он был лишь восьмым. Ну, теперь только вперед! На второй лавировке «Торнадо» обошел немца и багамца, затем француза…
«Надо следить за Страулино, он лидирует, главное – не прозевать его маневр!» – решает Тимир.
Сосредоточив все внимание на итальянце, он пропустил рывок Паркса, и тот успел повернуть раньше. С отрывом в полкорпуса одна за другой финишировали три яхты. Паркс – второй, «Торнадо» – третий.
Теперь уже Тимир и Федор поздравляли итальянцев с победой. Но те совсем не радовались успеху.
– Паркс подал протест, – мрачно говорит Роланди. – Говорит, будто мы задели гротом его мачту… Если нам не засчитают гонку, то мы не попадем даже в десятку… Вы же проходили рядом, все видели… Разве это так?..
Тимир вспомнил вторую гонку, когда итальянцы не уступили ему дорогу.
«Парксу пришлось сбавить ход, чтобы избежать навала, – подумал он про себя. – Вы, ребята, не любите играть честно».
– Мы будем протестовать, но у него есть свидетели, – продолжал Рональди. – Сплит и Ноульс выступают на его стороне… Вы ведь находились ближе, чем они. Подтвердите, что мы не нарушали правил…
Яхтсмен обязан соображать быстро.
«Если итальянцам впаяют баранку, а победу отдадут Парксу, то он выйдет на третье место, – моментально прикинул Тимир, – и в оставшихся гонках сможет бороться за золото… А если выигрыш оставят Страулино, то у него появится шанс на бронзу, не больше… Ну что ж, поможем друзьям».
Четыре часа просидел Тимир в апелляционной комиссии вместо того, чтобы отдыхать после гонки. Искали Ноульса. В конце концов, Паркс забрал свой протест. А багамец так и не объявился.
– Ноульс испугался, пронюхав, что вы выступаете за нас, – шепнул Роланди Тимиру.
– В общем, касания, может, и не было, – говорил Паркс, пожимая руку Страулино. – Но я из осторожности сбавил ход… Это Сплит сказал, что видел удар, и багамец тоже, ну я и завелся… К тому же газетчики выводят меня из себя… Пишут неведомо что… На днях меня сравнили с красивым, но не говорящим попугаем… Клянусь, черт возьми, я разыщу этого писаку!..