Всё лишнее моментально покинуло её разум, лишь остался образ того самого любимого, которого она ни как не могла забыть вот уже несколько тысяч лет. С того самого момента, когда она впервые увидела его и хотела навечно связать свою жизнь с ним. Но произошло, что-то внезапное, когда земля под ее ногами развезлась и она очутилась в плену самого Аида. Ей пришлось выйти за него замуж и покориться ему. Даже её отец, сам Зевс, ни чего не смог сделать, потому, как, она сама, тогда приняла от Аида несколько спелых зерен граната и теперь могла лишь изредка посещать мир живых. А все остальное время ей приходилось оставаться в царстве мертвых, там, где правил сам Аид и она навечно принадлежала ему. Персефона не любила мужа, но очень любила того, кого сама вырастила и воспитала, когда однажды её родная сестра Афродита спрятала у неё маленького младенца от неминуемой гибели, иначе отец Зевс обнаружив этого младенца, сразу бы убил его. Но воспитав и взрастив этого юношу, она полюбила его больше жизни, хотя сама жизнь для нее была вечностью и она знала, что жить будет всегда. Но вот однажды сестра вернулась за ним и забрала Адониса с собой. На редкость юноша был очень стройным и красивым, что сама Афродита не могла устоять перед ним и тоже полюбила его. С тех пор две сестры разрывали его между собой и ни как не могли смириться. Но все же, сколько-бы, не прошло времени, она никак не могла забыть его. И каждый раз, когда имела возможность вырваться в свой очередной отпуск из царства мертвых, она снова и снова начинала искать его, чтобы вырвать свою любовь из цепких рук своей родной сестры Афродиты, которая всегда находила способ забрать Адониса у повелительницы теней царства мертвых. И когда она находила его, время для них останавливалось, и они напивались друг другом и снова расставались, чтобы вновь встретиться, не взирая ни на что, пусть даже через тысячу лет. Так уж распорядился ее отец, самый грозный из богов на свете, имя которому Зевс. Но всё это было в той, прошлой или потусторонней жизни. Или тогда, когда она погружалась в транс и душа её летала по другим мирам, перелистывая страницы прошлого исторического бытия и уклада мирской и мифологической жизни. И когда она возвращалась в своё современное тело, ей казалось, что она, это и есть та самая Персефона, любимая дочь Зевса, главного бога Олимпа и богини плодородия, его жены Деметры. А может, это всё действительно так! Может быть, после того, как Аид, бог поземного царства мёртвых, обманным путём заманил её к себе и насильно взял её в жены, а она очень не хотела этого и теперь уже несколько тысяч лет мучается и ищет свою любовь в странствиях и скитаниях по мирам, на время покидая царство мёртвых, чтобы ещё раз увидеть своего возлюбленного и насладиться его страстью и отдать всю свою любовь.
Аида, всё глубже и глубже погружалась в транс. Все вокруг поплыло в ярко-красочном хороводе, и перед ней начали появляться образы близких и знакомых. Её сознание еще пыталось зацепиться за любой знакомый предмет, но что-то очень сильное тянуло в неизвестность, и она уже ничего не могла поделать, как отдаться этому неизвестному, но очень приятному магниту. Когда она открыла последние три карты, то все краски уже смешались, и душа вспорхнула, как птица и полетела куда-то вверх по огромному красочному тоннелю, в конце которого было очень светло и приятно. Аида, чувствовала это и ни как не противилась всему, что с ней происходит. Ещё мгновение и она очутилась на красивом райском берегу тёплого синего моря. Лёгкий бриз слегка раздувал её изумительные белые волосы и трепетно колыхал лёгкое свадебное платье. Она шла по самой кромке воды, где слабая морская волна, омывала теплотой её красивые ноги. Она шла туда, вперёд, где из-за горизонта показалась долгожданная фигура того, кого она, вот уже долгое время так искала и хотела увидеть. Ещё мгновение и её нервы не выдержали, и она побежала к нему на встречу, вытянув вперёд руки. Её хотелось быстрей обнять его и прижаться к нему и стоять вот так долго-долго. А потом смотреть на его лицо, смотреть прямо в глаза. Смотреть долго, не отрываясь, чтобы навсегда запомнить его лицо. Запомнить его глаза и потом целовать, целовать и целовать. Она бежала всё быстрее и быстрее, отдавая все силы, чтобы быстрее приблизить этот миг. Увидев бегущую Аиду, Клим тоже рванул вперёд изо всех сил, и помчался подобно ветру ей на встречу. Они наконец-то встретились и утонули в объятиях друг друга. Сначала они долго стояли молча и смотрели друг другу в глаза, жадно напиваясь долгожданной встречей. Но Аида всё же не выдержала и как сумасшедшая начала целовать его в губы, глаза, лоб и шею, приговаривая:
– Теперь ты мой! Теперь ты навсегда мой и только мой! – но тут появилась какая-то женщина. Она властно взяла Клима за руку и повела его за собой. – Не-е-т! – закричала Аида, упав на колени в песок.
– Ты не посмеешь его забрать у меня! Я всё равно верну его себе! – Аида упала на песок и вонзила в него свои тонкие пальцы. Ненависть охватила её разум и она начала истерично бить кулаками по белому песку, требуя вернуть ей её возлюбленного. От такой ярости и ненависти, волосы её почернели и сделались смолянисто-чёрными. Затем почернели и ногти, и белоснежное платье. Еще немного и она превратилась в большую чёрную ворону. Охрипнув от долгих криков и рыдания, она собрала последние силы, взмахнув крыльями, изрыгнув громкое карканье, тяжело взлетела над морем и улетела за горизонт.
Белогорский никак не мог открыть глаза. Яркие солнечные лучи не давали ему сделать это. Они, как пудовые гири, своим ярким светом давили на его веки, вдавливая его в мягкую подушку. От этого голова казалась чугунной и мало чего соображала. Он всё же попытался и отвернул в сторону лицо от яркого солнца и медленно с трудом приоткрыл веки. Незнакомая комната была залита потоком солнечного света, навечно впившегося в красивые узорчатые обои. Он окинул взглядом потолок и обнаружил на нем незнакомую люстру. Клим почувствовал резкую боль в затылке и снова закрыл глаза. Его тело было тяжелым и ни как не поддавалось его сознанию. Он мысленно прокрутил в своей голове вчерашний день и так и не смог понять, что произошло и где он находится. Придя в себя, он с ужасом обнаружил, что опоздал на работу и вновь открыл глаза и, превозмогая головную боль, оторвал голову от подушки. Рядом с ним, разбросав по подушке шикарные длинные черные волосы, лежала какая-то молодая обнаженная девушка. Она крепко спала лёжа на животе, уткнувшись в подушку. Тупая боль еще сильнее ударила Белогорского по затылку и метастазами отдалась в висках. Он схватился ладонями за голову, пытаясь зажать эту страшную боль своими руками. Ничего не понимая, он не произвольно и по привычке позвал жену:
– Надя!
В это же мгновение он сообразил, что рядом с ним находится совершенно другая женщина. Поняв это, Белогорского охватил страх и дикий ужас. Головная боль усилилась от прилива крови. Он снова обхватил ладонями голову и попытался взять себя в руки и сосредоточится.
– Спокойно! Сейчас во всем разберемся! – начал успокаивать себя Белогорский.
Спящая девушка потянулась и повернулась на спину, полностью обнажила свои женские прелести. Она была действительно идеальна. Клим стыдливо посмотрел на неё и непроизвольно произнес:
– Лиза?
Девушка открыла глаза и, увидев обнаженного Белогорского, сладко улыбнулась и нежно протянула:
– Доброе утро Клим Палыч!
Не стесняясь своей наготы, она как принцесса раскинула в стороны свои руки и ноги по всей широкой кровати и снова улыбнулась.
– Что случилось, Клим Палыч? Сегодня же суббота, а значит выходной. – Лиза сладко зевнула и наградила Белогорского мягкой красивой улыбкой, обнажив свои красивые и ровные зубы.
Белогорский непроизвольно соскочил с кровати, как ошпаренный и только сейчас обнаружил, что он совершенно голый. Он инстинктивно зажал ладонями свой детородный орган и побагровел от стыда. Но головная боль была настолько не терпимая, что он снова зажал ладонями свою голову, пытаясь успокоить сам себя. Никак не понимая, что происходит и где он находится, он начал истерически метаться по комнате, пытаясь найти свою одежду, периодически закрывая, то половые органы, то обхватывая голову.
– Я спрашиваю, что ты тут делаешь? – Белогорскому больше ничего не пришло в голову, как перейти на защиту в виде повышенного голоса. Но повышение голоса у него выходило, как детский испуг, и он ещё больше испугался и отвернулся от Лизы к окну. – Сейчас же накройся! – срывающимся голосом, пытался командовать Белогорский. – Слышишь, я тебе говорю, бесстыдница! – Белогорский хотел выровнять свой повышенный голос, но у него так ничего и не получалось.
– Клим Палыч! – Лиза медленно перевернулась на живот и немного подняла свою красивую попку. – Иди ко мне! – она сделала «кошечку» и протянула к нему руки.
Белогорский непроизвольно повернул голову и, увидев Лизу в такой позе, невольно присвистнул. Он, хоть и никогда не занимался «Кама сутрой», но все же с женой прошли разные позы в супружеском ложе. Да Надя была тоже очень красива, и Клим любил её очень. Но вот здесь и сейчас, Белогорский увидел что-то такое, что ему еще никогда не приходилось видеть. Солнце заливало своими жаркими лучами большую и просторную комнату. И в свете этих ярких лучей, очаровательное и очень привлекательное молодое тело красивой девушки, непроизвольно притягивало его взгляд, от которого он уже не мог отвернуться. Она лукаво и пристально глядела на него своими большими глазами, положив подбородок на вытянутые руки, как кошка, которая ждала, когда её хозяин подойдет и нежно погладит её по голове. Действительно, она ждала этого с нетерпением. Сегодняшняя ночь для нее получилась большим праздником или даже фейерверком души и тела. После того, как вчера, она, приехав на море, со своими друзьями, очень сильно поругалась со своим парнем, на которого она возлагала все свои надежды, она отправилась, как говорится, куда глаза глядят. Она вернулась на попутке в Калининград, но не пошла домой, а долго бродила по ночному городу. Погода была безветренная, и было очень душно. Перебирая все сказанные слова своего, теперь уже бывшего бойфренда, она, выпив в летнем кафе два коктейля подряд зарулила в ночной клуб «Планета», чтобы развеяться. Но выпив там еще мартини, она, разревелась от досады, и хотела было уже вернуться назад в Светлогорск, неожиданно повстречала своего шефа. Ну а потом уже после того, как его грубо выставили охранники на улицу, где он был без сознания, Лиза вместе с Персовым, как мать Тереза, повезла его на такси к себе домой, так как родители на несколько дней уехали, и квартира была свободной. Персов, конечно, еще тот ловелас, правда, он помог ей затащить Белогорского в квартиру, но он тоже был очень пьян и поехал назад, где оставил за столиком двух распутных самок. Он еще хотел привезти их сюда к Лизе домой и продолжить вечеринку. Но Лиза отмахнулась от него, как от назойливой мухи, сказав, что Климу Павловичу нужно отдохнуть, а потом она отправит его домой на такси. Но так получилось, что домой она его не отправила, а когда уложила его на кровать, он неожиданно превратился в настоящего мужика, и она не смогла устоять перед ним в его ласках и поцелуях. Почти до самого утра, они занимались каким-то невероятным бешенным и в то же время удивительно приятным сексом. За этот небольшой отрезок времени Лиза познала очень и очень многое в интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Да, она была уже не девственницей, но такого интима со своим бойфрендом у них никогда не было. Даже подобного ничего не происходило. Димка, хоть и был симпатичным и высоким, но в сексе он точно был не мачо. Хотя и при разговорах с друзьями, бывало, что они обсуждали некоторые интимные вещи, даже не стесняясь своих подруг, но это было совсем не то, что произошло с ней здесь этой ночью. Лиза ни сколько не жалела об этом, ей это очень даже понравилось. Клим Палыч, как говорится, заходил несколько раз подряд, и она ему в этом помогала и сильно возбуждала его. И он шел на нее, как бык на красную тряпку. И ей это очень нравилось. Она отдавала всю себя и без остатка, и вот сейчас, она лежала на широкой кровати в позе кошки и ждала, когда он набросится на неё и подарит еще несколько минут страстного сумасшествия. Сейчас она совершенно не хотела думать о своём Димке или о жене Белогорского. Она сейчас не хотела думать ни о чём. Лиза лежала на кровати, распустив свои длинные красивые волосы, слегка повиливая приподнятой попкой. Она, как львица ждала, когда этот взрослый самец набросится на неё.
Головная боль, не давала развиваться бытовым мыслям Белогорского. Он еще пытался вспомнить, что произошло вчера, но взгляд изумительной и хитрой молодой львицы, оборвал все его мытарства. Белогорский невольно почувствовал огромный прилив мужской силы в низу живота и его член, как по команде встал, как бравый солдат. Все мысли вновь перепутались и, молодая хищница взяла верх над его эмоциями. Какая-то сила грубо подтолкнула его и через мгновение, он набросился на молодое тело. Всё смешалось густыми красками, и они сплелись в любовных утехах, как две змеи, в брачном периоде. Он не хотел больше думать ни о чем, и незаметно головная боль прошла сама собой. Белогорский отдавал Лизе всю силу, как будто, он это делал в последний раз. Лиза чувствовала его и не хотела мешать ему, это делать. Она, впервые, как то инстинктивно делала то, о чем ни когда прежде не задумывалась и считала при разговорах с Димкой, все эти действия пошлыми и противными. А сейчас, не веря самой себе, как это всё круто повернулось в другую сторону, она стала инициатором практически всех этих пошлых действий. И, чёрт возьми, ей это было очень приятно, и Лиза получала от этого огромное удовольствие, чувствуя себя развратной самкой, перед мужчиной, который старше её больше чем в два раза. Именно сейчас в ней проснулись те древние инстинкты, которые приходили к ней только в самых глубоких снах, и то, когда она просыпалась, то садилась на кровать и крепко сжимала ноги, и очень боялась даже думать об этом. И вообще, когда они с Димкой занимались первый раз сексом, ей это было очень неприятно, разве, что успокаивало одно то, что это делают все и если этого не делать, то никакой семейной жизни не получится. И более тог, никогда не родятся дети, без которых, она не видела будущего своей жизни. А сегодня, она почувствовала себя самой настоящей ведьмой, и все эти глубокие инстинкты бурной лавой вырвались наружу. И ей хотелось повторить это вновь и вновь. Возможно, даже Белогорский, ей не очень то и нравился, а может она еще сама ничего не понимала, но его запах тела и вообще, когда он прикасался и входил в нее, она не могла это просто так переносить. Ей казалось, что она умрёт от счастья. Всё её тело покрывалось пупырышками, и она чувствовала какой-то озноб. Моментально во всем теле разгорался мощный огонь, и она становилась самой жрицей любви. За одну ночь она превратилась из простой красивой девушки в Афродиту любви. И вот теперь в это жаркое солнечное утро, став совершенно другим человеком, она закрепляла то, что познала и открыла для себя за такой короткий промежуток времени. Теперь она знала, что жизнь взрослого человека только начинается и у неё есть только первые шаги в эту непознанную, но очень интересную жизнь.
Белогорский сделав последнее движение, превозмогая головную боль, упал на подушку рядом с Лизой, обливаясь потом. Он был выжат, как лимон. Клим отдал сегодня очаровательной хищнице всего себя без остатка. Он закрыл от удовольствия глаза и тяжело душа, положил руку на её упругую грудь. Быстро перебрав все кадры из своей супружеской жизни с Надей, он так и не нашел в ней ни чего похожего на случившееся сегодня с Лизой. Но он всё же очень любил свою Надю и никак не хотел причинять ей хоть какую- то малейшую боль. А так, как врать он совершенно не умел, хоть и вырос в детском доме, то тем более, сейчас не знал, как теперь поступить в его предательском грехе. Восстанавливая глубокими вздохами своё дыхание, уткнувшись в подушку, Белогорский виновато произнес:
– Лиза! Лиза, милая! Только, пожалуйста, не делай никаких выводов. Я виноват перед тобою и прошу прощения, что всё так получилось. Я, правда, ничего не помню. Но ведь у меня есть семья. И поэтому я прошу тебя, пусть это останется между нами. А, я со своей стороны, обещаю, что об этом никто и никогда не узнает. Даю слово! Даже Персов. – Клим перевернулся на спину и протяжно выдохнул. Как будто, он только что разгрузил «Камаз» с углём.
– Да, что Вы Клим Павлович! – Лиза, так и не смогла назвать своего шефа на «ты». – Это я сама во всём виновата! – Она, нежно, как змея положила голову ему на живот. – Вы уж простите меня и не держите зла. А вообще, всё это алкоголь. Я не знаю, что еще, можно сказать. Мне и самой очень стыдно! – Андрейченко, пыталась подобрать нужные слова, только, чтобы Белогорский не почувствовал себя виноватым. Она чувствовала, что им не нужно расставаться вот так и сразу. Ей, конечно же, очень хотелось, чтобы еще какое-то время это продолжалось, пусть не сейчас и не сразу, но хоть изредка. – Я Вас не предам! – почему-то именно так ответила Лиза. – Клим Палыч, Вы не думайте, я не такая. Я всё понимаю, что у Вас семья и Вы их очень любите. Я ни на что не претендую, и сегодняшняя встреча была случайная. И как говорится, она ни к чему не обязывает, – рисуя пальцем на его животе разные непонятные фигуры, Лиза пыталась взять на себя всю вину случившегося и отвести ответственность и подозрения с Белогорского.
Лиза, как-то совсем по-детски хихикнула и со всей женской нежностью прижались к Белогорскому.
Клим впервые в жизни не знал, что ему делать. Ему было очень стыдно и совестно перед своей семьёй и в то же время, было очень жалко Лизу. Никогда еще он себе не позволял таких вольностей и тем более измен.
Белогорский вышел из подъезда и аккуратно прикрыл дверь. Постояв немного, он почему-то обернулся и посмотрел на крышу дома, как будто, на ней сидели ангелы и подсмеиваясь над ним, осуждали его. Перед тем, как сделать шаг, он быстро скользнул взглядом по окнам пятиэтажки и, не обнаружив в одном из них силуэт ночной спутницы, устало выдохнув, он, отправился в офис.
Яркое и теплое утреннее солнце, метко стреляло своими ослепительными лучами сквозь широкую листву старых каштанов. Эти летние стрелы амура, тысячами, беспрепятственно вонзались в Белогорского. Он слепили ему глаза и проникали в самое сердце. А потом пробирались сквозь опустошенное тело и жестоко жалили его совесть. Белогорский, как уличный босяк или карманный воришка, быстро шел по чистому тротуару, вдоль зоопарка и постоянно оглядывался. Ему казалось, что вот-вот, его окликнет Надя и он провалится со стыда в самое чрево земли. Он шагал всё быстрее и быстрее, при этом, перед его глазами менялись кадры минувшей страстной сцены, где главным героем был конечно же не он. Картинки быстро менялись в его сознании и перед ним мелькало лицо Лизы. Она ему чудилась, то совершенно обнаженная, то в своей светлой блузке, в офисе на работе. Клим пытался найти в ней что-то знакомое из прошлого сна, от которого у него вчера чуть не случился приступ. Нет конечно же это был не инфаркт, но все с этого и началось. И поэтому, вот сейчас он шел пешком на работу по пустому городу, стараясь хоть чем-то оправдать своё отсутствие дома. Но мысли разлетались и перед ним снова и снова всплывал образ несравненной красавицы Лизы. Он сейчас не знал, что ему делать. Приятные воспоминания вдруг обрывали мысли о Наде и Мирочке. Страх моментально пронзал его сознание, и он шагал еще быстрее, сжимая выключенный телефон в кармане. Дорога не заняла много времени. До центра города от дома Лизы, было совсем не далеко. Белогорский так и ничего не придумал в своё оправдание пока шел на работу. Он не хотел вот так сразу появиться дома. Он даже себе представить не мог, что сейчас там происходит. Хоть он и проклинал себя за случившееся и всю дорогу называл себя подлецом и трусом. Но, всё же, ему было, чертовски приятно и кайфово. Его чувства были в то же время на высоте, как будто он шел не по асфальту, а плавно шагал по облакам и смотрел на весь город откуда то сверху. Уже заходя в лифт, он вдруг вспомнил вчерашний сон и отчетливо увидел то самое лицо обворожительной блондинки, из-за которой всё и произошло. Белогорский снова поймал себя на мысли, что это всё неспроста. Ему показалось, что это все какая-то мистика, которая, так или иначе, преследует его.
Открыв дверь офиса, он снял пиджак и повесил его в шкаф. Привычно пройдя в кабинет, он оторопел и немного испугался. На кожаном диване в трусах и с какой-то голой женщиной в обнимку, крепко спал Персов. Белогорский постоял какое-то мгновение и, не сдерживаясь, громко рассмеялся.
– Приключения продолжаются! – немного успокоившись, произнес он. – Эдик! Давай вставай и убирай здесь всё! – Белогорский, увидев, что Персов открыл глаза, кивнул ему и вышел в приемную. – Это ж надо! – восклицательно произнес Белогорский и сел в кресло секретаря.
За дверью в кабинете, что-то зашумело и упало, создав глухой звук. Клим устало улыбнулся, подумав, что это Эдик стаскивает свою спутницу с дивана. Он еще раз улыбнулся и представил себя на его месте. А ведь действительно, он совсем недавно выглядел точно так же, там у своей секретарши дома в постели. Белогорский вспомнил Лизу и поуютнее уселся в её рабочее кресло, представив её на рабочем месте. Он еще раз пробежался по своим мыслям, которые, пронесли его сознание по недавним страстям и в его сознании снова появилась та блондинка с красивыми голубыми глазами из его прошлого сна. Белогорский как-то испугался и встрепенулся. Мурашки, солдатскими батальонами пробежали по всему телу, и он сразу вспомнил жену.
– Надя! – вполголоса произнес он. – Надя! Нужно срочно ей позвонить. Да, да, позвонить… – Белогорский машинально взял телефонную трубку на столе секретаря и испуганно положил ее на место. – А, что я ей скажу? – Он сам себе задал, наверное, самый сложный вопрос. Он встал, открыл шкаф и достал из кармана пиджака свой телефон. Телефон был выключен. Покрутив его в руках, Белогорский положил его на стол и снова опустился в кожаное кресло Лизы. – Вот попал так попал! – еще громче произнес Белогорский, обхватив голову руками, оперевшись локтями в стол. – И что теперь делать? – он вновь задал вопрос сам себе.
– Что делать, что делать? Опохмеляться надо! – дверь кабинета открылась, и в приёмную вышел Персов с помятым лицом, засовывая рубаху в джинсы. – Палыч! – Персов вошел в приёмную и остановился. Его помятое лицо на две половинки разрезала красивая, но, идиотская улыбка. – Чего грустим? У меня всё «ништяк», как у тебя? – он, не дождавшись ответа, открыл холодильник и взяв бутылку минералки, отвернул пробку и начал жадно пить содержимое. Белогорский нервно смотрел на него и тоже глотал слюну. Его мысли настолько забили клетки мозга, что он только сейчас вспомнил о том, что очень хотел пить и вновь почувствовал головную боль.
– Ты давай не прикладывайся! Оставь мне, у меня страшный сушняк, – непроизвольно произнес Белогорский и вытянул шею, как гусак. Персов сделав несколько глотков холодной минералки, остановился и протянул воду шефу.
– На! Держи! – сделав отрыжку, рыкнул Эдик. – Ну, ты вчера дал! – он, прищурился и оголил свои фиксы. – У тебя всё нормально? – он присел на стул возле стены. – А то мне несколько раз твоя жена звонила. – Персов взял пульт со стола и включил кондиционер.
– Фу, ну и жара с утра! – он что-то по регулировал на пульте и заглянул в кабинет. Удовлетворившись ожидаемым, он кивнул своей спутнице, и та быстро вышла из кабинета.
– Здрасти! – прошипела она и юркнула в открытую Персовым дверь.
– Давай, давай… пока! – с иронией проводил её Эдик. Он плотно прикрыл входную дверь и, зажав руками лицо, громко выдохнул.
Белогорский, молча, пытался набрать номер телефона Нади прямо с рабочего, чтобы она увидела, что он в кабинете, но подняв трубку, так и не услышал знакомого гудка.
– Клим, ты что делаешь? – Не поняв его, переспросил Персов.
Пробуя уже третью попытку, Белогорский, не отрываясь от телефона, тихо и как-то испуганно процедил:
– Надо позвонить Наде, она, наверное, там с ума сходит. Я ведь так дома и не был. – Белогорский продолжал дуть в трубку в надежде, что там вот, вот послышится заветный гудок.
– Да брось ты Клим. – Персов быстро подошел и поднял с полу упавший провод. – Я еще ночью его отключил, чтобы сюда никто не звонил. Я же, как тебя проводил домой, ну, когда посадил тебя вместе с Лизой в такси, сразу взял эту «шаболду» и мы с ней двинули сюда. – Персов оглянулся на двери и, убедившись, что никого нет, добавил, – Там, на входе… – он принизил тон и подставил ладонь к губам. – Ну, короче, дал охраннику «сотку», и он нас пропустил. Ну а дальше ты все сам видел. – Персов взял бутылку со стола и сделал несколько больших глотков. Жадно проглотив минералку, он поставил бутылку и спросил:
– Ну, а ты как? Отошел от вчерашнего? – и, не дав ответить Белогорскому, добавил, – Ну, ты вчера дал! Я тебя таким еще ни разу не видел. А эти козлы… – Персов кивнул головой в сторону, таким образом, он намекнул на вчерашних охранников ночного клуба. – Я еще, с братвой поговорю по этому поводу. Они «охренели», вот так просто выталкивать из ресторана. – Эдик повернул телефонный аппарат и вставил штекер. Взяв у Белогорского трубку, он нажал на клавишу и вновь отпустил ее… – О, работает! – Персов положил трубку на аппарат и тут же раздался телефонный звонок. От неожиданности, Персов отскочил от стола, как ошпаренный. Белогорский потянулся к трубке и уже хотел снять её, но Эдик опередил его и снова выдернул шнур.
– Ты чего делаешь? – встав со стула, спросил Клим. – А вдруг это по делу?
– Какое дело? Сегодня выходной! – Персов подошел к окну и внимательно оглядел через затемнённое стекло, всю площадь.
– Ты где ночевал? – немного подождав спросил он. И не дождавшись ответа, продолжил. – Я тебе говорю, ты где ночевал сегодня? Мне всю ночь твоя жена звонила, а я не знаю, что ей ответить. Поэтому отключил все телефоны. Я же тебя домой отправил… – Персов наклонился над столом и пристально посмотрел на Клима. Персов понимал, что Белогорский не ночевал дома и сам чувствовал за собой вину в том, что не проследил, что Клим спокойно и без происшествий добрался до дома. Да, он всю ночь переживал за него и всё-таки надеялся, что с Климом всё в порядке. Конечно же, для самого Персова, это было далеко не впервые. Такое с ним часто случалось. И просыпался он частенько с новой подружкой. И в гостиницах бывал и на чужих квартирах. Но вот Белогорский всегда оставался верен своей семье. Для него подобные выходки и гуляния были запретом. Да и относился он к этому с презрением, наверное, потому, что сам он был детдомовским и с самого детства хотел, чтобы у него сложилась настоящая жизнь и крепкая семья.
Белогорский вновь обхватил голову руками, поставив локти на стол, и закрыв глаза, сожалеющим голосом протянул:
– Я – я, подлец! Я полный подонок! Мне никогда не будет прощения! – он не хотел открывать глаза и только сейчас понял, что произошло. Белогорский сам себе поставил оценку, которую заслужил. А самое главное он понял, что уже ни чего нельзя исправить. Но вот где-то там, в самой глубине его сознания, уже родилось маленькое противоречивое существо, которое каким-то противовесом начинало греть его душу, чем-то оправдывающим его поступок. Он на распев проклинал себя за случившееся, но в то же время, это невидимое маленькое существо, шептало ему из глубины, что он молодец. Оно пыталось до него докричаться, что он настоящий мужчина, что он настоящий победитель. И наконец-то, что он настоящий самец. Белогорский скулил и внимал к себе сладкую лесть из глубины своего сознания. Он чувствовал, как это сознание делится надвое и ему становилось не так страшно, когда весы совести, начинали выравниваться. И от этого его мозг и вообще все тело начинало наливаться какой-то невероятной энергией и эгоистическое «я» выходило на первый план и этим застилало глаза, которые при воспоминании, прошлых любовных сцен, периодически вспыхивали вожделенным желанием повторить все это снова.
– Клим! – Персов немного испугался и поспешил успокоить, а больше всего понять, что же все-таки произошло с Белогорским. – Да, что случилось, наконец? – Персов резко встал и подошел к столу, уперев в него руки.
– А то и произошло! – Белогорский открыл лицо и откинулся на спинку кресла. – Кажись доигрались! Теперь я не знаю, что говорить Наде. Да и не знаю, нужно ли, что-то говорить. Она мне никакой измены не простит. Мы давали друг другу клятвы верности до самой смерти.
– Эдик, я просто полный ублюдок! – Белогорский виновато закрыл ладонями лицо, как будто ему было стыдно перед Персовым, как перед учителем в школе, за невыполненный урок.
– Постой, постой! – перебил его Эдик. – Так ты где всю ночь пропадал? Ты был у какой-то бабы? – Персов сделал умное лицо, которое хотело услышать именно этот ответ.
– У какой-то бабы! – передразнил его Белогорский. – Я был не у бабы, я провел ночь у самой прекрасной и изумительной девушки, от которой не отказался бы самый преданный семьянин. Я ночевал у принцессы или даже у королевы! – чаша весов Белогорского почти выровнялась, и он почувствовал за себя большую гордость и прилив мужской чести.
– Ты не поверишь, я проснулся утром у Лизы в постели! – с великой гордость добавил он.
– Тьфу ты! – Персов немного выругался. – А, я то думал, что небо упало на землю. А ты просто не смог удержаться перед своей секретаршей, обыкновенной молодой сучкой, каких тысячи, которые так и мечтают затащить в постель своего боса. – Персов громко рассмеялся.
– Не смей о ней так говорить! – Белогорский повысил тон и даже встал с кресла. – Да, она не девственница, но очень красива и вообще, таких как она, не бывает на свете! – Белогорский даже поднял руку вверх, таким образом, выражая своё восхищение.
– Ой, да надо же. Если хочешь, я тебе таких «Лиз-подлиз», через полчаса штук двадцать доставлю. И все они будут, одна лучше другой. И все они будут тебя облизывать, если я им по сотке баксов дам. – Ты посмотри вокруг. Ты же со своей Надей, кроме дочки и работы дальше метра вокруг себя никого не видишь и не замечаешь, что в народе происходит.
– Я очень хорошо понимаю и знаю, что ты вырос в детском доме, и что для тебя семья, это самое главное и самое дорогое. Но и так, как ты, наверное, тоже нельзя. Иногда нужно свою психику как-то расслаблять, иначе и до инфаркта не далеко. Ты хоть помнишь, сколько тебе лет? – Персов завелся не на шутку. Он метался по офису, от окна до двери, чиркая зажигалкой. Ему очень сильно хотелось закурить и опохмелиться. После бурной ночи, внутренняя дрожь колотила его, как лихорадка, выбрасывая на лоб большие капли пота. Персов брал свежую салфетку со стола и не замечая вытирал свежую порцию выступивших капель на лице. Белогорский хотел еще что-то с5казать, но Персов не давал ему даже открыть рот. Эдик был опытным ловеласом и состоявшимся холостяком. Он точно знал толк в ночных посиделках, ресторанах, клубах и простых тусовках. Он видел насквозь любую женщину, стоило ему завести с ней разговор. Его даже иногда подташнивало от этих интриг, которые начинали плести при знакомстве простые провинциалки. Но иногда инстинкт брал свое, и через полчаса, очередная жертва, была распята на дьявольском одре в какой-нибудь гостинице или у себя дома. Он не гнушался никого. У него были разные девицы и красавицы и толстые и, как говорят, рыжие. Персов с ними не церемонился, он вел себя, как лев в прайде, и за ослушание, мог даже вот так запросто ударить ночную жрицу любви или просто, на спор, «взять на Одессу». Нет, он не был каким-то извергом или фашистом. Его тянуло к женщинам, он был «бруттал» и, конечно же, искал свою единственную и неповторимую «Алёнушку», которая, сидела бы у окна и ждала его круглосуточно. А пока всё это он делал не ради ненависти или удовольствия, а потому, что его бывшая вот так просто и не уважительно с ним поступила. Ему хотелось, доказать ей, что он настоящий мачо и нет таких женщин, которые бы устояли против него. И это у него хорошо получалось. Да, он это делал профессионально, не успев познакомиться. А на следующий день, Эдик практически и не вспоминал о той ночной красавице, которая, еще несколько часов назад, была с ним единым целым. Они отталкивались друг от друга, как отрицательные заряды и разлетались, как звёзды в космосе, мигая синим цветом, заманивая к себе очередную жертву.