Олег Валерьевич Голиков
Мой ангел
Меня отвели в карцер, или по науке, в помещение камерного типа. Сидела я там одна. Делать было совершенно нечего, только думать. Единственное, что хоть немного разнообразило мой досуг, были ежедневные прогулки по небольшому дворику. Длились они недолго, но всё же это было лучше чем ничего. Думала я и о словах гражданина начальника, хотя, конечно, далеко не всё время. Две недели закончились, и я вновь предстала пред грозными очами подполковника Харлампиева.
– Ну что, Добролюбова, надумала?
– Надумала.
– И что же ты надумала?
– То, что и раньше. Доносить ни на кого я не буду. Не в моих это правилах.
– Не в твоих правилах? – как-то подозрительно спокойно переспросил гражданин начальник, – что ж пусть будет по-твоему. Только запомни, я тебя предупреждал.
Он вздохнул, вышел из-за стола и подошёл к окну.
– Антон…, тьфу ты, пакость какая! Киселёва пролежит в лазарете дольше, чем мы предполагали. Ты ей какую-то кость в черепе сломала, хорошо хоть мозги не задела, если они есть у неё, эти мозги. Она могла и умереть, ударь ты посильнее, да ещё и рука её спасла. Хотя три пальца сломано, но что такое пальцы по сравнению с жизнью? Так что пока отдыхай. Месяц, а может и два. Когда Киселёва выйдет, она тебе отомстит, уж поверь мне. А я помогать тебе не буду, ты ведь мне не хочешь помочь.
Харлампиев отошёл от окна и опять сел за стол.
– Да, Добролюбова, ничего не хочешь про прут добавить?
Я помотала головой.
– Что ж, и это я предполагал. Крепкий ты всё же орешек, Добролюбова! Отпечатки на прутике, только твои. Других нет. Но ты действительно с самого утра не была в своей комнате, а когда дежурная мыла пол, прута там не было. Мистика какая-то. Как будто сам Господь Бог тебе этот прутик подложил! Ладно иди.
Я встала и подошла к дверям.
– Постой! Совсем забыл. Завтра к тебе мать на свидание приедет, готовься. Я мог бы и отменить свидание, учитывая твоё поведение, но…, впрочем ты всё равно мою доброту не оценишь. Иди.
От его слов у меня радостно запрыгало сердце. Мама! Наконец-то я пообщаюсь с родным человеком. Но вместе с тем в сердце поселилась какая-то неясная тревога. Почему мама? А где папа? Если бы они вдвоём приехали, то наверное гражданин начальник сказал бы: родители. Что-то тут не так. Но, впрочем, радость от приезда мамы была гораздо сильнее, и весь вечер у меня было хорошее настроение.
Мои сокамерницы отнеслись к моему появлению настороженно. Может быть они думали, что я какая-то психопатка? Правда, только что на воле человека замочила, да сюда не успела попасть, как двоих покалечила. Но я вела себя спокойно, со всеми была вежлива, поэтому они тоже быстро успокоились. Правда со мной все старались не разговаривать, только Катя один раз ободряюще улыбнулась.
На следующий день меня отвели в комнату для свиданий. Мама приехала одна. Я сразу же заметила, как она осунулась и почернела, что ли.
– Здравствуй, доченька!
– Здравствуй, мамочка!
Мы обнялись.
– А где папа, почему он не приехал?
– Не смог, у него там какие-то срочные дела в поликлинике.
Мама как-то виновато потупила глаза, когда говорила это, и я сразу почуяла неладное.
– Мама, ты же не умеешь врать, зачем пытаешься?
– Я не вру, – попыталась убедить меня мама.
– Мама! Ещё раз спрашиваю, что с папой? Где он?
Мама тяжело вздохнула и сказала:
– Доченька, ты только не переживай, с папой всё будет в порядке. Врачи говорят, что его здоровью уже ничего не угрожает…
– Что с ним?!
– Он сильно переживал, когда тебя увели из зала суда. Сильнее чем я, наверное. Ночью у него случился приступ. Я вызвала скорую, его отвезли в больницу. В общем у него случился инфаркт.
– Господи! – выдохнула я.
– Не волнуйся, кризис миновал, он быстро поправляется, скоро его выпишут.
– Что же это такое? – едва смогла вымолвить я, – что это за напасти на нашу семью навалились? Одно горе за одним, может сглазил кто?
– Я уже думала об этом, – призналась мама, – ходила к бабке одной, но та говорит, что вроде бы никто. Сказала наоборот, нас охраняют могучие силы.
– Да уж, где же эти силы?
Мы поболтали ещё немного, а потом время свидания закончилось, и мама уехала. Я пошла к себе в комнату, где рассмотрела передачу, что она мне принесла. Шерстяные носки, свитер, а также продукты: печенье, яблоки, сгущёнка. Вещи я спрятала, а продукты честно, поровну разделила с соседками. Похоже этого никто не ожидал. Думаю, все считали меня каким-то зверем. А подруги Антона, которые не попали в лазарет, завидев меня старались побыстрее скрыться. Вот как работает на нас репутация. Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что на зоне все будут бежать при моём появлении, я бы посмеялась над этой шуткой, а вот теперь…
Вечером меня опять вызвали к Харлампиеву.
– Ну что, Добролюбова, – начал он, едва я зашла к нему в кабинет, – нажаловалась мамочке?
– На кого? – не поняла я.
– На кого! – передразнил гражданин начальник, – на меня понятно! Начальник зоны такой зверь! В карцер меня посадил, Антона на меня натравливает! Нажаловалась?!
– Зачем? – удивилась я, – зачем мне на вас жаловаться?
– Ну как зачем? Мама пожалуется куда-нибудь, сюда нагрянет проверка, глядишь и меня выгонят. Только вот не факт, что другой начальник будет лучше. Подумай, Добролюбова.
– Да не жаловалась я никому! – я уже начала выходить из себя.
– Не жаловалась? – теперь уже удивился подполковник, – а почему?
– Во-первых, не привыкла, привыкла свои проблемы решать сама. Во-вторых, зачем мне лишний раз расстраивать маму? У неё итак проблем хватает. В-третьих, у меня и в мыслях ничего такого не было. Вы ведь мне ничего плохого не сделали. В карцер посадили за дело, маму на свидание пустили. Я тоже доброту помню.
Харлампиев внимательно посмотрел на меня.
– Интересный ты человек, Добролюбова. Есть в тебе что-то такое… Вот хочу наказать тебя, но не могу. Есть в тебе какой-то стержень… Только вот от Киселёвой не смогу тебя оградить. А вообще ты зря сюда попала, Добролюбова. Нечего здесь делать таким как ты. Тебе детей рожать надо и воспитывать их. У таких как ты дети получаются хорошими, благо есть в кого. А ты здесь сидишь.
Он встал из-за стола и подошёл к окну.
– Знаешь, Добролюбова, я несколько раз перечитал твоё дело. Пахнет от него очень сильно.
– Чем пахнет? – спросила я.
– Тухлятиной. Не виновата ты. Знаю я это. Но вот как тебе помочь, не знаю. Деньги нужны, а денег у тебя нет. А без денег ты хорошего адвоката даже не сможешь найти, только прощелыгу какого-нибудь. Может родители квартиру продадут? Есть же у них квартира?
– Есть, – кивнула я, – но я не позволю им этого сделать. Где они жить-то будут?
– Ну, думаю, ради единственной дочки они пошли бы на это. Вот только боюсь, что не хватит и этих денег. У тех, кто стоит против тебя, денег поболе будет. Ничего, Надежда, как говорится, надежда умирает последней. Не отчаивайся, веди, главное, себя хорошо, а там посмотрим.
Вот так, так! Вот это гражданин начальник! Не ожидала я от него ничего подобного услышать! Видимо многого в жизни я ещё не видела! Как я ошибалась в нём! Это было прекрасно услышать такие слова от человека, которого считала не то, чтобы врагом, но не другом уж точно.
Я в хорошем настроении вернулась обратно к себе в комнату. Мои соседки теперь вели себя по-другому, на меня никто уже не смотрел с опаской, но правда и разговаривать со мной не стремились. Однако улучшение отношений было налицо, и спать я легла в приподнятом настроении.
* * *
Потом потянулась череда серых однообразных дней. Работа, приём пищи, сон. Рассказывать в общем-то не о чем. Близко я ни с кем не сошлась, разве что с Катериной, да и она побаивалась разговаривать со мной на людях. Все ждали одного, что будет, когда из лазарета выпишется Антон. А мне, честно, было всё равно. Я ждала этого момента с каким-то потрясающим спокойствием, хотя была уверена, что теперь-то спасительного прута в нужный момент под рукой не окажется.
Как выяснилось позже, с Антоном мне встретиться было не суждено. Я обедала, напротив сидела Катя, мы о чём-то с ней болтали. По-моему о её дочке, она была готова говорить о ней часами, она её так любила, а этот зверь ни разу за эти долгие годы не привёл ребёнка на свидание к маме. А мне нравилось слушать её, у меня детей не было, но я всегда хотела, чтобы у меня было много маленьких ребятишек, они такие хорошенькие, забавные, с ними так легко общаться… Да, похоже мне надо было не на экономику поступать, а в пед. Но я отвлеклась.
В столовую вошла охранница, приблизилась ко мне и тихо сказала:
– Добролюбова, тебя срочно к начальнику.
Я с сожалением бросила взгляд на недоеденный обед, нельзя сказать, что он был такой уж вкусный, но растранжиривать и без того скудные калории совершенно не хотелось.
– Иди, иди, – поторопила охранница, – я скажу, чтобы на ужин тебе дали побольше.
Я пошла в кабинет подполковника.
– Привет, Добролюбова, – как-то чересчур весело произнёс он, – а у меня для тебя хорошие новости.
– Какие? – недоверчиво спросила я.
– Хорошие, – повторил гражданин начальник, – сейчас тебя отведут в комнату для свиданий, там тебя ждёт твой адвокат, вроде бы твоё дело будут пересматривать.
– Лев Борисович? Он добился пересмотра? Мама мне ничего не говорила.
– Иди, Добролюбова, – настойчиво протянул Харлампиев, – иди, и там всё узнаешь.
Я шла по коридору, а моё сердце отчаянно колотилось, ему словно тесно было в грудной клетке, и оно стремилось вырваться наружу. Лев Борисович? Откуда у родителей деньги на это? Неужели… Неужели они всё-таки продали квартиру? Или может что-нибудь другое? Ответов на эти вопросы у меня не было, ответы находились за дверью, к которой я подошла. Можно было сразу их получить, но я долго стояла перед ней и не могла заставить себя потянуть за ручку. Лишь немного отдышавшись и успокоив сердцебиение я приоткрыла дверь и застыла на пороге. Никакого Льва Борисовича в комнате не было.
Около окна стоял молодой человек. Ну как молодой? Ну лет может быть тридцать на вид. Ростом выше меня, но не очень высокий, может где-то метр восемьдесят. Волосы светлые, но не очень. Такие, светло-русые. Глаза… Да, глаза, вот это были глаза! Ни у кого я не видела таких глаз! Я затрудняюсь сказать какого они были цвета, скорее карие, хотя возможно и тёмно-серые, не в этом дело. Дело в том, что эти глаза излучали какую-то невидимую силу, добрую силу, доброту. Посмотрев один раз в такие глаза, можно было до конца жизни доверять их хозяину. Молодой человек обернулся, увидел меня и улыбнулся.
– Входите, Надежда Николаевна, – он подошёл к столу, который стоял в середине комнаты, чуть отодвинул стул, приглашая меня сесть на него.
Этот факт ещё более усилил мою симпатию к этому человеку. Не каждый сможет так деликатно вести себя с зэчкой. Сам он сел напротив меня.
– Итак, Надежда Николаевна, с чего начнём? Да, мне, полагаю, надо представиться. Член Российского Союза адвокатов Андрей Голубев.
– А по батюшке? – отчего-то хриплым голосом спросила я.
– Надежда Николаевна, – улыбнулся Андрей, – я не настолько старше вас, чтобы меня называть по отчеству. Можно просто Андрей. Но если оно вас просто интересует, то скажу – Олегович.
– Хорошо, – кивнула я, – но я тоже не гожусь вам в матери, так что меня можно просто звать Надей.
– Прекрасно, – улыбнулся Андрей, – теперь продолжим. Вы, наверное, удивлены тем, что в этой комнате обнаружили меня, а не вашего адвоката Льва Борисовича Тузнера?
Я опять кивнула.
– Дело в том, что он уже не ваш адвокат. Он защищал вас на суде, а с момента объявления приговора он перестал им быть. Если бы вы надумали подавать апелляцию, или кассационную жалобу, то вам пришлось бы нанимать его ещё раз.
– Где же деньги-то взять? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Вот-вот, – Андрей поднял палец вверх, – именно по этой причине были пропущены все сроки для подачи этих жалоб, и у вас остаётся только одна возможность оспорить несправедливый приговор – надзорная жалоба. Как это сделать? Вы можете и сами подать её, но нужно предоставить надзорной инстанции какие-то аргументы для пересмотра вашего дела. Сидя здесь, – он с тоской обвёл помещение своими глазами, – будет трудно это сделать. Есть выход – найти адвоката. Но это опять же деньги, которых ни у вас, ни у ваших родителей нет. Получается сдаться на милость судьбе? Не думаю, что вашей судьбе будет лучше, если вы просидите здесь восемнадцать лет, ну пусть пятнадцать, учитывая хорошее расположение к вам Степана Ивановича, три года он может вам скостить за хорошее поведение, если вы больше не будете никого калечить.
– Вы и про это знаете? – ахнула я.
– Я много чего знаю, – улыбнулся Андрей, – но не про это разговор. Вам повезло. Наш Союз периодически проводит выборочную проверку дел. Я как раз работаю в этом отделе. Цель? Опыт, наработки, но иногда проскальзывают дела, подобные вашему, шитые белыми нитками. Тогда мы принимаем самые разнообразные меры. Опротестовываем их, добиваемся пересмотра и так далее. Обычно такие дела ведут неопытные адвокаты, потому и неудивительно, что они приводят их к таким результатам. В вашем случае адвокатом был уважаемый господин Тузнер – один из старейшин нашего дела, тем более было странно видеть всё это. Я доложил об этом руководству, и они отправили меня в командировку в ваш славный город. Первая моя цель вы. Без вашего согласия мы не можем подать надзорную жалобу. Если вы согласитесь, то судебная машина вновь завертится. И будьте уверены, результаты будут отличаться от первого рассмотрения вашего дела. Наша организация умеет защищать людей. Итак, вы согласны на то, чтобы я подал от вашего имени надзорную жалобу в областной суд?
Андрей посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что буквально растворяюсь в них, а растворившись, чувствую себя такой крепкой и сильной и телом, и духом. Но мысли беспорядочно бегали по моим извилинам, как, неужели всё так просто? Опять повезло? Часы, прут, и вот теперь Андрей? Всё так хорошо, что может быть только сказкой.
– А как вы собираетесь меня оправдывать? – я только и смогла, что сморозить такую глупость.
– Надя, это уже второй вопрос, – улыбнулся Андрей, – и думать мы с вами над ним будем только после того, как получим положительный ответ на первый.
Мне понравилось, что он в этой фразе всё сказал во множественном числе, тем самым как бы объединяя себя со мной.
– Но… ведь это, наверное, будет дорого стоить?
– Надя, – покачал головой Андрей, – если бы вопрос касался денег, то я бы затронул эту тему, но, поймите, такие дела для нас прежде всего вопрос престижа, репутации нашего цеха, а эти вещи стоят больше любых денег. Мои услуги обойдутся вам совершенно бесплатно.
Я не верила своим ушам, но боялась произнести заветное слово, мне казалось, что как только я его скажу, как чары развеются, а я проснусь на своих нарах, очнувшись от прекрасного сна. Андрей ждал, он видел какая борьба идёт внутри меня. Наконец я решилась:
– Да, я согласна.
– Вот и чудненько! – обрадовался Андрей, – вам надо подписать вот здесь.
Он быстро выложил на стол какие-то бумаги. Я ставила на листах свои закорючки и в пол-уха слушала, как он говорит о каких-то надзорных инстанциях, о вновь открывшихся обстоятельствах, ещё о чём-то. Честно говоря, мне было всё равно, как он меня будет пытаться вытащить отсюда, главное чтобы вытащил.
Наконец всё было подписано, Андрей встал из-за стола и сказал:
– Надя, я попытаюсь, чтобы ваше дело надзорная инстанция рассмотрела в ближайшие дни. Использую кое-какие средства. На слушании вам лучше быть, так что я за вами приеду. А пока, всего доброго, до свидания!
Андрей слегка поклонился и вышел за дверь, а я ещё минут пять сидела в этой комнате, не веря свалившемуся на меня счастью, пока одна из охранниц не выгнала меня оттуда.
После этого разговора я бродила словно в полусне. Не помню, как добралась до цеха, не помню как работала. Пришла в себя я только после того, как иголкой проткнула себе палец. Я недоумённо смотрела на проступившие капельки крови, когда кто-то с силой развернул меня к себе. Я подняла глаза и увидела, что это Катя.
– Надька, признавайся, в чём дело? Что тебе наговорил начальник?
– Что наговорил? – не поняла я.
– Надька, не дури, ты думаешь, что я совсем безмозглая? Ты пришла от него сама не своя, ведёшь себя так, как будто витаешь в облаках, с губ не сходит какая-то идиотская улыбка… Надька, что он тебе сказал?
– Он ничего не сказал, – покачала головой я, – он ничего не сказал, – я сделала ударение на первом слове.
– А кто сказал?
– Ой, Катюха, ты не поверишь!
И я поведала изумлённой подруге эту чудесную историю.
– Ой, Надька! – воскликнула Катерина и крепко обняла меня, – как тебе повезло! Говоришь молодой, улыбался тебе? Слушай, а ты ведь не замужем, не теряйся! Адвокат, да ещё московский! Чем не пара!
– Да ну тебя, – засмеялась я, – кому я нужна с моей судимостью?
– Да уж, – помрачнела Катерина, – все мы здесь такие. Но всё равно, Надька, это здорово! Может скоро ты выйдешь отсюда.
– Эх, Катюха, не загадывай, – вздохнула я, – когда я была там в комнате с ним, то мне тоже так казалось, а теперь… Ну что он сможет сделать? Если в моём деле действительно бабки замешаны? Тут ни Москва, ни Лондон, ни Париж не помогут.
– Не горюй раньше времени! У тебя появился шанс, а это замечательно! У нас здесь ни у кого даже такого шанса никогда не было. Постарайся не упустить его, такое бывает только раз в жизни.
– Но от меня разве что-то зависит?
– Борись, борись и никогда не сдавайся. Да ну! Что мне тебя учить что ли? Ты же на моих глазах разделалась с Антоном и его прихвостнями. А там ситуация была безвыходной.
Я посмотрела на Катерину. До этого дня мы с ней на эту тему не разговаривали. Не знаю почему, но так было. А тут она сама завела разговор об этом.
– Да, Катя, ты не знаешь, кто мог положить прут под кровать?
– Я думала, что ты принесла, – удивилась Катерина, – думала после разговора с Антоном в столовой ты подготовилась.
– Катя! Когда бы я это сделала? Мы же с тобой до ужина вместе были! Да и где бы я взяла этот прут?
– Действительно, – задумчиво произнесла Катя, – я как-то об этом не подумала. Но кто тогда мог его там оставить?
Она как-то странно посмотрела на меня.
– Надька, а ведь странно всё это. Прут, теперь адвокат. Я про прут раньше не думала, а теперь… Знаешь, мне кажется, что ты вскоре отсюда выйдешь.
Катя оказалась права. Ждать мне долго не пришлось, хотя это с какой стороны ещё посмотреть. Через три дня, через три таких долгих дня, меня вновь вызвал гражданин начальник. Теперь в его кабинете находился Андрей.
– Ну что, Надежда, – улыбнулся Степан Иванович, – полагаю Андрея Олеговича тебе представлять не надо? В общем собирайся, поедешь с ним в суд. Он подал надзорную жалобу, и её рассмотрят сегодня. Не знаю, как ему это удалось, по закону положено вроде рассмотреть в течение месяца, а в реальности можно и год прождать, учитывая загруженность наших судов. Но, видимо, Москва! – он поднял палец вверх, и последнее слово произнёс с такой многозначительностью, что Андрей не выдержал и засмеялся.
– Ну что вы, Степан Иванович! Какая Москва? Просто правильная постановка вопроса. Они и не смогли мне отказать.
– Ладно, знаю я вас москвичей! Небось пообещали что-нибудь председателю суда, вот он в таком спешном порядке и собрал всех. Как бы то ни было, Добролюбова, желаю удачи! Не хочу тебя больше здесь видеть! Всё иди.
Вот с таким странным напутствием я и поехала в суд. Со мной ехал конвой, ехала я в наручниках, в них я и сидела в зале суда.
Этот суд очень отличался от предыдущего. Не было зрителей, только я, Андрей, прокурор и несколько человек. Президиум областного суда, как сказал Андрей. Да и заседание проходило очень быстро, без заминок.
Сперва какой-то строгий мужчина, член президиума областного суда, Андрей сидел рядом и шептал мне всё на ухо, зачитал надзорную жалобу. Потом слово взял прокурор и минут десять говорил о том, что никаких новых обстоятельств в жалобе не указано, поэтому он не видит никаких оснований ни для отмены приговора, ни, вообще, для пересмотра дела. Я слушала его, и моя радость куда-то улетучивалась. Похоже мы зря это всё затеяли, шансов абсолютно не было. Потом прокурор замолчал и сел на место. Андрей пихнул меня в бок и прошептал:
– Не переживай раньше времени, Надя, всё будет хорошо!
Хм, интересно, а когда мы с ним на ты перешли? Андрей улыбнулся мне, встал и взял слово. После всех традиционных обращений он сказал:
– Обвинение против моей подзащитной руководствовалось только одной главной и исчерпывающей уликой – звукозаписью телефонного разговора с какой-то неустановленной личностью. Но в этой записи не называется ни одного имени, кроме имени моей подзащитной, не называется прямо, что она должна сделать, а также вообще не установлено, а действительно ли эта запись сделана охраной предприятия, или она добыта каким-то неконституционным путём.
– Протестую, – вскочил со своего места прокурор, – подлинность звукозаписи установили эксперты! Они подтвердили, что звукозапись сделана за день до убийства сотрудниками службы безопасности компании.
– Да, – согласился Андрей, – но эксперты в суде допрошены не были, было только зачитано представленное ими письменное заключение.
– Этого вполне достаточно!
– Обычно, да, но когда улика только одна, не мешало бы допросить и экспертов. Я прошу разрешения у суда допросить здесь приглашённого мной свидетеля – руководителя экспертной фирмы Моргунова Михаила Марковича.
Суд не возражал, похоже им и самим стало интересно, что скажет эксперт.
В зал вошёл крепкий, невысокого роста человек с покатым животиком. Одет он был в дорогой костюм, а вообще вид у него был важный. Он сел на стул и начал свысока посматривать на всех присутствующих.
– Я не буду возражать, если господин прокурор первым задаст свои вопросы, – сказал Андрей, – тем более экспертиза была проведена по настоянию обвинения.
Прокурор, немного недоумевая, или мне так показалось, задал стандартные, наверное в таких случаях вопросы. Эксперт отвечал быстро, без запинки, и полностью подтвердил тот факт, что запись является подлинной. После этого настал черёд Андрея:
– Господин эксперт, вам были разъяснены ваши права и ответственность за дачу ложных показаний и ложного заключения, не так ли?
– Да, – ухмыльнулся Моргунов.
– Вы сами ничего не хотите добавить к сказанному вами господину прокурору?
– Нет.
– Хорошо. Тогда я задам вам свои вопросы. Странным образом совпали во времени три факта. Вами была проведена экспертиза звукозаписи, идущей уликой в деле гражданки Добролюбовой, покупка вами двухкомнатной квартиры для престарелой матери вашей супруги и приобретение нового автомобиля «Субару-Импреза», и это при том, что ваш уровень доходов позволил бы сделать такие покупки только в том случае, если бы вы всю свою зарплату откладывали в течение пяти лет, при этом и вы, и ваша семья, в течение этого же времени ничего не кушали. Вы можете как-то объяснить этот факт?
Вся самоуверенность и важность слетели с Моргунова в один миг. Он поднял свой взгляд и встретился глазами с Андреем. Я видела их сбоку, но они уже не были такими тёплыми и добрыми, когда он разговаривал со мной на зоне, это были совсем другие глаза, строгие, праведные и холодные. Под этим взглядом Моргунов затрепетал, а потом залепетал:
– Тёще нужна была квартира, а машину свою я разбил… Деньги нужны были…
– Про тёщу вашу я знаю, – отмахнулся Андрей, – вы всем своим собутыльникам говорили о ней, что она вам ужасно надоела, живёт с вами, а жене вы слова поперёк не могли сказать. Поэтому покупка квартиры для любимой мамы была единственным выходом для вас. Но оставим вашу тёщу в покое, человек прожил долгую и славную, не в пример вам, жизнь. Вопрос в другом, откуда вы взяли деньги? И случайно ли это совпало с проведением экспертизы злополучной звукозаписи?
– Пришли какие-то люди, – завсхлипывал Моргунов, – сказали, что дадут много денег. Я не верил. Тогда они спросили, что мне надо? Я сказал про квартиру и про машину. На следующий день у них всё уже было готово. И документы на квартиру, и ключи от машины.
– И…