Ольга Асташенкова
Человеческая стая
Все события, персонажи и их имена являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или жившими когда-либо людьми случайно.
Описанной в книге школы в реальности не существует и никогда не существовало. Книга содержит сцены курения и распития спиртных напитков. Курение и алкоголь вредят вашему здоровью.
От автора
Приветствую вас, дорогие читатели!
Если вы открыли эту книгу, скорее всего, вы сталкивались с буллингом в жизни или наслышаны о нём.
Идея возникла не на пустом месте. Когда-то давно я пережила травлю. Пережила – и пошла дальше, стараясь не задумываться об этом. Тогда не звучало слово «буллинг», о травле предпочитали умалчивать. И я долгое время считала, что со мной произошло нечто уникальное и постыдное. Оказалось, нет. Травля – очень распространённое явление в коллективах, в частности в детских. Вернулась я к мыслям на эту тему через много лет после школы, когда от людей совершенно разного темперамента, характера, достатка и положения в обществе стала слышать утверждения, которые сводились к фразе: «Я в школе пережил буллинг». Для меня в те годы было немыслимо признаться даже самой себе, что со мной такое произошло, а люди говорили об этом спокойно.
Тогда я стала целенаправленно искать информацию и узнала, что ничего уникального в моей ситуации не было. Такое происходит достаточно часто. И, к сожалению, может привести к очень негативным последствиям, причём для любого участника травли, не только для жертвы. Это и дало толчок к тому, что я задумалась о создании книги, в которой было бы показано вредоносное воздействие буллинга на человека.
Это художественная книга: собирая детали для образов моих героев, я читала научно-популярную и художественную литературу, смотрела фильмы и слушала подкасты. Предвосхищая напрашивающийся вопрос, отмечу: нет, «Человеческая стая» не автобиографический роман. События полностью вымышлены, а характеры и черты героев придуманы мной с учётом специфики их ролей в травле: жертвы, агрессоры, их последователи и наблюдатели. Но я не забыла свои собственные чувства и эмоции периода травли, память о них помогла мне передать чувства героев лучше. Собирая информацию для книги, я осознала, что мне повезло, я отделалась парочкой негативных установок и тревожностью. К сожалению, последствия травли могут быть гораздо более печальны и необратимы.
Прорабатывая идею романа, я обнаружила, что хочу показать на примере персонажей моей книги и долговременные последствия травли, поэтому вы увидите некоторых героев не только в подростковом возрасте, но и уже взрослыми, со всем их травматическим опытом.
Ситуация, когда окружающий мир не принимает человека, особенно юного, с несформировавшейся психикой, очень больно бьёт по его самооценке. Это действительно большая проблема: даже если родители любят ребёнка, поддерживают его, ему нужно ещё быть принятым сверстниками. Это тоже важно – они ему ровня и составляют то общество, в котором ему предстоит впоследствии жить.
Если человеку – тем более подростку или малышу – постоянно говорить, что он ничтожество, рано или поздно он начнёт чувствовать себя именно так. Сверстники могут уверять в этом ребёнка разными способами, причиняя как физический вред, так и моральный.
Основное отличие травли от конфликта в том, что конфликт разрешается так или иначе, а травля – нет. Это постоянное давление на ребёнка со стороны одноклассников. И это постоянство и есть самое страшное. Если ребёнок или подросток постоянно живёт с ощущением своей «плохости», то он перестаёт радоваться мелочам, у него не бывает хорошего настроения и медленно и верно он подходит к краю – к депрессии, к срыву или к болезни.
Помните, пожалуйста: иногда человеку трудно признать, что ему нужна помощь, особенно ребёнку. Он может не понимать этого или не решается рассказать взрослым. В период моего детства часто говорили, что «нужно просто научиться давать обидчикам сдачи», но не каждый человек создан для этого и не у каждого есть силы на это. А ведь травля лишает сил. Дети и подростки делают то, что им кажется правильным, но на самом деле может оказаться губительным: замыкаются в себе, начинают прогуливать школу, могут связаться с плохой компанией и пристраститься к алкоголю, сигаретам или другим веществам, вредным для здоровья. Они могут заблуждаться, полагая что они нашли выход, а самом деле вступить на путь, ведущий к негативным последствиям. Жертвы травли могут срываться и проявлять ответную агрессию. В таких случаях могут пострадать агрессоры и другие дети – те, кто просто наблюдает за травлей. Иногда, когда давление на жертву слишком сильно, ответная агрессия может привести к чьей-то гибели, а это уже невозможно поправить. Отчаявшийся человек может попробовать по собственной воле уйти из жизни. Вот в чём опасность буллинга.
Помните, самое ценное, что есть у человека, – это жизнь! Её нужно беречь, быть внимательным к себе, к своим детям и к окружающим людям. Если у ребёнка есть проблемы с классом, не нужно отмахиваться от них. Лучше обратиться к учителю и к психологу, чтобы разобраться в ситуации и помочь наладить отношения со сверстниками.
В этом романе я рассказываю о том, что словом или его отсутствием можно обидеть очень сильно, а люди часто не понимают силу того, что говорят и делают. Необдуманная шутка или насмешка способны уничтожить человека, перечеркнуть что-то хорошее, могущее быть у него в будущем.
Герои этой книги – сперва дети, потом подростки и наконец повзрослевшие юноши и девушки. Они иногда ошибаются в своих суждениях, неправильно оценивают окружающую реальность. Герои будут взрослеть и менять своё мнение. Им свойственно драматизировать, действовать импульсивно и нелогично, поддаваясь эмоциям. Они не всегда поступают правильно с точки зрения морали: одни сознательно, другие – неосознанно. Некоторые из них действуют во вред себе. Это ни в коем случае не пример для подражания – помните об этом, пожалуйста, читая эту книгу.
Автор не разделяет заблуждения героев о том, что алкоголь или сигареты могут помочь избавиться от эмоциональных и психологических трудностей, осуждает подобные решения проблем и придерживается здорового образа жизни.
Цель книги – проанализировать влияние буллинга на человека и показать через художественные образы его негативные последствия, с которыми зачастую приходится бороться всю жизнь. Смею надеяться, мне это удалось.
С уважением, ваш автор.
Часть первая. Детство
Глава первая. Мамина дочь
1989 год
Поля помнила себя в четыре года. Отрывочно, но ясно. В те времена мир был иным, а она сама смотрела вокруг восторженными глазами. В эпоху Полиного детства малышей одевали похоже. Всех укутывали в унаследованные от старших шубки, а ноги утепляли войлочными валенками. Рукавицы пришивали к резинке и протаскивали через петлю-вешалку – не потеряются. Летней одежды Поля не запомнила, слишком долго тянулись в Ленинграде зимы. За мир и настроение в доме отвечали плюшевый Чебурашка и кукла по имени Лера.
Увидев эту куклу в универсаме, Поля почти перестала дышать от восторга. Лера дерзко улыбалась, сверкая голубыми глазами, а каштановые волосы, остриженные по-мальчишечьи коротко, блестели под лампой магазина. Поля не могла устоять перед этим образом, таким непохожим на её собственный. У Поли волосы были светлые, самого неприятного мышиного оттенка, какой только возможно представить у девочки-дошкольницы, а личико – округлым, плавными формами намекавшим на неуверенность и боязливость. Такой же казалась и фигура – не толстой, но чересчур мягкой для четырёхлетки. Об этом Поля думала много позже, отыскав забытую Леру в коробках со старыми вещами. А в детстве она лишь инстинктивно тянулась к своей противоположности. Лера! Как изумительно смотрелись чёткие линии её лица, задорная улыбка и стройная фигура. Поля сняла куклу с полки в универсаме и залюбовалась, не в силах оторвать взгляд.
– Хочешь эту куклу? – отчего-то всхлипнув, спросила мама.
Но Поле некогда было даже ответить, она не могла наглядеться на это лицо, такое счастливое, открытое и уверенное. Мама осторожно высвободила куклу из Полиных пальцев и унесла. Унесла на кассу. Так их стало трое.
Поля, мама и Лера жили в однушке на первом этаже хрущёвки, продуваемой ветром насквозь. Панельный дом тепла не хранил, промерзал зимами, и мать часто включала большой масляный радиатор. Хрущёвка примостилась рядом с другими такими же недалеко от метро Новочеркасская. Во времена Полиного детства станция называлась Красногвардейская, но Поля скорее знала, чем помнила это. Они с мамой редко спускались в подземку. С маленькими детьми в метро неудобно – так объясняла мать. Зато у неё был проездной – карточка автобус-трамвай-троллейбус. Ею мама пользовалась, чтобы добираться до работы. А больше никуда и не ездила.
Работа. Так называлось это магическое место, куда мать исчезала пять дней в неделю. Поля представляла, что, когда вырастет, тоже поедет на работу. В этих детских фантазиях она рассказывала людям о своей работе с гордостью, а все вокруг понимающе и одобрительно кивали. Полина бабушка Настя, жившая на пятом этаже в их подъезде, объясняла ей: мама трудится, чтобы в доме были хлеб, каша и масло.
– А конфеты? – нетерпеливо спрашивала Поля.
– И конфеты, – вздыхала бабушка Настя.
Мама скромно молчала о своей работе, но бабушка Настя объяснила. Мать не жалела себя ради того, чтобы люди читали книги. Она ловко направляла их между стеллажами с пыльными фолиантами и свежими томиками в ярких обложках, ограждая от ошибок выбора. Бабушка Настя по секрету доверила Поле тайну: мама провожала одних к знаниям, а других в вымышленные миры и видела по глазам, кому какая книга поможет в жизни. Она прививала людям такие важные качества, как, например, трудолюбие и взаимовыручка. Задача ответственная, требующая недюжинного ума, внимательности и упорства. Лёгкое ли дело – подбирать книги. Мать была библиотекарем. На такую работу абы кого не возьмут, только очень ценного товарища. Так объясняла бабушка Настя.
– Запомни, деточка, – поучала она Полю чётким, поставленным и совсем не старушечьим голосом. – Мама твоя работает ради тебя и ради будущего! Твоего и всех советских детей!
Бабушка Настя молодой женщиной пережила войну, потеряла всю семью: отца и мужа на фронте, а в блокадном Ленинграде умерли от голода её мать и дочь-младенец. Это её вывезли по льду Ладоги из прорванного страшного кольца. Некоторое время она жила в Калининской области, в эвакуации, но после войны вернулась и поступила в университет. Учёбу, правда, так и не закончила – вышла замуж второй раз и родила дочь. Но Ленинград не покинула.
– Великий город наших с тобой предков, Поля! – говаривала бабушка Настя. – Только здесь я буду жить.
Тогда Полю не интересовали истории из молодости бабушки, но позже она до слёз жалела, что не запомнила и половины из её рассказов.
Эта весьма пожилая, но невероятно подвижная женщина излучала здоровье, щеголяя ядрёными грудями и округлыми бёдрами. Такой запомнила её Поля. Ни следа не оставил в облике бабушки Насти голод тысяча девятьсот сорок второго. Лишь одна черта напоминала о пережитой войне. Она всё время пыталась накормить Полю, ласково приговаривая: «Кушай, деточка». А Поля не заставляла себя долго просить. Живя с мамой вдвоём, она легко усвоила: всегда надо делать то, что от неё хотят. Так будет правильно, и мать не расстроится. Не упрекнёт, не повысит голос, не накричит.
Бабушка Настя присматривала за Полей в рабочие дни. Ей она была родной бабушкой, маминой матерью, но Поля называла её «бабушка Настя», потому что существовала ещё бабушка Ксюша, заезжавшая в гости редко.
Иногда соседи приводили к бабушке Насте своих детей, а та присматривала за малышнёй, пока родители были заняты делами. Взамен кто дефицит какой для неё доставал, кто конфетами баловал, кто деньжат подкидывал. Во всём подъезде, а то и в доме, знали, что она умеет управляться с детьми, вот и норовили ей подсунуть своих отпрысков. Но такое чаще случалось в выходные, когда Поля была с мамой. Позже Поля осознала: чужие родители иногда хотели сходить в кино на взрослый фильм, навестить друзей, выпить или побыть одни. Эта мысль мучительно зрела у Поли в голове несколько лет, ведь её мать всего этого не делала. А если куда-то собиралась, то брала Полю с собой.
В год тысяча девятьсот восемьдесят пятый, когда появилась на свет Поля, рождаемость в стране продолжала ползти вверх, но в их доме все другие дети были постарше. Даже встречая Полю у бабушки Насти, они не интересовались малявкой.
Каждую зимнюю субботу, пока в Ленинграде лежал снег, мама водила Полю на горку. Общим нерабочим днём в библиотеке было воскресенье, но мать устроила так, что второй, плавающий, выходной у неё выпадал на субботу. Мама одевала Полю в шубку, в которой та становилась неповоротливой и неуклюжей. Это был сложный процесс, требовавший терпения от всех участников. Мама просовывала в петлю вешалки, пришитой собственноручно, толстые варежки на резинке, а затем отправляла их в тёмные отверстия рукавов. Поля покорно выдерживала эти манипуляции как неизбежные, ожидая с потаённым восторгом, когда они окажутся у заветного спуска, плотно укрытого снегом. Она сама уже научилась ловко просовывать ноги в войлочные валенки, восхитительные на ощупь, и даже галоши сверху надевала сама. Перед выходом мама снимала с крючка на стене меховую шапку, а Поля застёгивала её под подбородком на тугую пуговицу. Это не всегда получалось, и тогда мама помогала. Упаковку завершал шарф в несколько слоёв, и лишь после этого они выходили на улицу.
Первую часть пути Поля чаще всего шла сама. Иногда даже весь путь. Но случались дни, когда мама собиралась вечером по делам и торопилась, тогда она усаживала дочь на санки и катила её по белому скрипящему снегу. А Поля смотрела на полосы от полозьев, и в груди шевелилось необъяснимое волнение. Ведь они с мамой оставляли след для тех, кто пойдёт кататься после них. По двум чётким бороздам люди непременно найдут дорогу на горку, не заблудятся. От осознания того, что они с мамой показывают путь и другим, Поля чувствовала тепло внутри и погружалась в счастливую солнечную пелену.
Утром на горке народу всегда было немного. На склон претендовали лишь несколько малышей. Все одинаково неуклюже усаживались на санки и катились вниз. Кто повизгивал от восторга, а кто сосредоточенно сопел. Родители подхватывали санки у подножия горки, помогая отпрыскам поднять их наверх. Но не Поле, которая знала: маме тяжело бегать вверх-вниз каждый раз, потому что она работает и устаёт. Она быстро научилась справляться с санками сама и поэтому с гордостью тащила их наверх. В шубейке это было тяжеловато, и Поля пыхтела от усердия, а к щекам приливал жар. Довольная, она взбиралась на самую высокую часть склона.
Раскатанные малышами дорожки Полю не интересовали. Сердце звало туда, где с визгом и смехом стрелой уносились вниз старшие мальчишки. Они снимали с санок спинки, ложились на них животом и, отталкиваясь руками и ногами, достигали невиданной скорости. В их присутствии Поля боялась этих спусков. Мальчишки шумели, толкались, не пропускали её и не дожидались, пока тот, кто внизу, отойдёт с трассы. Из-за этого у подножия горки случался завал. Он пугал Полю сильнее всего. Мальчишки смеялись, и она видела, что они специально вреза́лись друг в друга, устраивая кучу-малу. И уже не было понятно, где кто, а где чьи санки. Мальчишки визжали, толкали друг друга в сугроб и забрасывали снежками. Однажды такой умело слепленый ледяной мячик прилетел и замешкавшейся Поле, с интересом глядевшей на их игры. Болезненный удар хлёсткого снежка чуть было не заставил её реветь. Но Поля отвернулась от горки, где наверху ждала её мать, и проглотила слезу несправедливой обиды. Мысль, что мама увидит слёзы и не поведёт больше её сюда, испугала сильнее боли.
Однажды утром, когда склон пустовал, Поля впервые попробовала взрослую трассу. Мать отказалась снять спинку у санок и строго-настрого запретила ей делать это. И Поля приготовилась катиться сидя, как поступала всегда. Она боялась. Не доверяла этой высокой трассе, примятому с вечера снегу и далёкому сугробу внизу. Внутри всё сжималось, ветер холодом обдувал лицо. Поля неслась вперёд, и страх со скоростью санок превращался в уверенность и восторг. Получилось! Она не рухнула в снег, как мальчишки, она спустилась! Поля побежала наверх. Она скатывалась ещё и ещё. А вскоре уже помогала себе на разгоне пятками, чтобы нестись вниз ещё быстрее, ещё стремительнее. Теперь ей снова хотелось снять спинку у санок и даже завалиться в далёкий сугроб.
После таких катаний варежки Поли всегда покрывались мелкими льдинками, и она любила облизывать их, за что мать ругалась и заставляла надеть другие – сухие.
Поля быстро освоила склон и теперь не боялась ездить одновременно с мальчишками. Те катались наперегонки, но Поля не могла с ними тягаться – спинку у санок мать всё ещё не позволяла снять. Но вскоре поддалась на просьбы дочери. Поля легла животом на крашеные доски санок. Они были красивого голубого цвета: чуть ярче зимнего неба, но чуть бледнее платья, в котором продавалась кукла Лера. Поля вцепилась обеими руками в алюминиевый каркас санок. Осторожно оттолкнулась и покатилась вниз. Эксперимент проводила на низком склоне, но со следующей же попытки забралась повыше. А затем ещё выше – закрепить успех. Такой способ оказался и быстрее, и маневреннее.
В тот хрусткий от мороза январский день, который Поля помнила всю жизнь, она каталась рядом с мальчишками. Они устроили соревнование, кто дальше проедет, и Поля изо всех сил старалась им показать, что умеет разгоняться и маневрировать на склоне не хуже. Но те не замечали её усилий. Словно и не видели девочку. Но вот, набравшись храбрости, она попросила у самого младшего на вид мальчишки разрешения поучаствовать. Они как раз оба скатились с горки, и Поля осмелилась заговорить, оставшись с ним наедине. Но тот резко взглянул на неё и побежал на горку, прихватив с собой санки. Поля попробовала ещё раз. Наверху она спросила у другого мальчика. На вид он был постарше.
– Отвали, мелюзга! – крикнул он. – Нам тут не до тебя!
А голос его прозвучал так неприветливо, резко, заносчиво, что Поля отшатнулась. Рядом был склон. Она бросилась животом на санки, а глаза застлала пелена. Прежде чем ехать по новой нераскатанной трассе, Поля всегда присматривалась к ней, изучала. Никогда не совершала безрассудных поступков. Но в тот момент всем распоряжалась обида. Из-за пелены в глазах и давящего ощущения в горле Поля не смогла удержать санки, вильнувшие влево. Полозья наткнулись на камень под нераскатанным снегом, и она покатилась кубарем. Мир завертелся, а санки перелетели через Полю и поехали вперёд. Лицо окутал холод снега, а во рту застыл металлический вкус, очень похожий на вкус сосулек с её рукавиц. Поля в последний раз перевернулась и, открыв глаза, увидела солнечное январское небо. Секунду не могла сообразить, почему она здесь. Но, вспомнив, мгновенно вскочила на ноги. Сверху уже бежала мама.
– Не ушиблась, не больно?
Снег был всюду: во рту, в ушах, за шарфом. Шапка съехала и теперь держалась на одних завязках на шее, тоже полная снега. Поля всхлипнула и заревела. Мама быстрым, но неловким движением подхватила её на руки, а санки взяла за верёвку. Оттащила в сторону, подальше от трассы. Затем поставила на ноги ревущую дочь, опустилась рядом с ней на корточки и принялась ласково уговаривать, что всё пройдёт. Но мама не знала правды. Поля плакала не от боли. От обиды. Её не взяли. И что самое ужасное, мальчишки видели полёт. Теперь они точно её никогда не примут к себе. Пока мать вытряхивала снег из Полиной экипировки, та боязливо косилась в сторону горки. Младший из мальчишек состроил ей рожу. Поля сделала вид, что не заметила. И не сказала маме, что он её дразнит. Наконец со снегом, насыпавшимся за шиворот и в шапку, было покончено, но Поля больше не хотела кататься. Они с мамой пошли прочь. Поля неловко шагала рядом с матерью. Только когда горка скрылась из виду, мама усадила её в санки и повезла вперёд.
– Ничего страшного, подумаешь, неудачно скатилась, – говорила мама. – У каждого это бывает.
А Поля знала правду: у мальчишек не бывает. Если они и падают, то только специально. Не случайно. Но мамин голос звучал размеренно и ласково. Поля быстро успокоилась и уверовала всем сердцем, что всё будет хорошо. Мама обещала, что, если в магазин был завоз, она купит Поле конфет.
– Мишек? – с надеждой спросила Поля.
Она любила конфеты с вафлями. Такие как «Мишка косолапый» или «Мишка на севере». Продавались они россыпью, и мама брала совсем немного и не чаще раза в месяц. А Поле выдавала по штучке через день. А то и реже. В качестве награды, поощрения или чтобы просто порадовать. Обычно сладкое ела только дочь. Но если они вместе пили чай, иногда мама тоже позволяла себе конфету. И удовольствие так ярко светилось на её лице, что Поля ещё долго воспринимала совместное чаепитие со сладким как особенный ритуал.
Поход за продуктами заканчивался быстро, если полки пустовали. Но если был завоз, магазин поглощал на несколько часов. Приходилось изрядно постоять в очереди, но зато мама непременно покупала что-нибудь вкусное. Поля всегда слегка терялась между отделами: чересчур много пространства, людей и шума. Громкие звуки настораживали Полю. Но без магазина не было жизни, и она постепенно привыкала. Поля рано научилась стоять в очередях. Это оказалось не таким сложным делом, главное здесь было не задуматься. Потому что, погрузившись в свои мысли, Поля могла пропустить всё на свете. Несколько раз вместо того, чтобы караулить очередь, она уносилась мыслями далеко-далеко. Туда, где прекрасный принц примерял скромной девушке драгоценную туфельку. Или туда, где длинноносый предприимчивый мальчуган так и норовил нарваться на неприятности. Туда, где Поле было интересно. Но всё это, конечно, мешало следить за продвижением к прилавку. И Поля пропускала свою очередь.
– Что ж ты такая никчёмная? – кричала мать, когда подобное случилось впервые. – Тебя даже о самых простых вещах попросить нельзя!
После, когда мать успокоилась, она объяснила, что нужно быть внимательной и, если люди в очереди делают шаг вперёд, повторять за ними. В этом не было ничего сложного, но Поля не могла сосредоточиться на скучном для неё занятии. Но уже совсем скоро они с мамой отработали отличную схему. Мать стояла в одной очереди, Поля в другой. Затем они переходили во вторую часть магазина, где всё повторялось.
Начинали всегда с овощного отдела. Его Поля любила. Очень нравилось наблюдать, как картофелины выпрыгивали из большого жёлоба, мать лишь пакет подставляла. Тканевый, в клетку, сшитый специально для похода за продуктами и отведённый под картошку. У мамы всё было чётко распределено, для каждого вида покупок использовался свой пакет, и Поля отлично знала эти несложные правила. Очень рано она выучила, что правила есть не только у походов по магазинам, но и у игр, у прогулок, у распорядка дня и у положения зубной щётки в стаканчике перед зеркалом. Всё, происходившее в их семье, выстраивалось в определённом, заданном мамой порядке.
Заканчивали мама с дочкой свои покупки всегда в булочной у тёти Светы. Дородная, розовощёкая, со светлой косой, лихо закрученной вокруг головы, она залихватски отреза́ла огромным ножом, вмонтированным в стол, половину буханки Дарницкого или Карельского. Хлеб этот всегда так восхитительно пах, что Поле хотелось откусить горбушку сразу. Тётя Света широко улыбалась и желала приятного аппетита. Но мать не позволяла Поле кусочничать. По правилам их семьи есть следовало дома. Собственно, и семьи-то полной не было: только Поля и мама. Ещё бабушка Настя, но она жила отдельно. А вот правила существовали, и, как Поля осознала позже, они медленно убивали её, и они же удерживали не раз от крайнего шага.
Вот мать усадила Полю на санки, и те заскрипели по снегу – назад, к дому. Бесконечные очереди и утреннее катание с горки забрали много сил, и Поля погрузилась в себя. Она устала, но мирное спокойствие разливалось по телу, окуная сознание в задумчивую дремоту. Спереди на санки мать поставила тяжёлый мешок с продуктами, и Поля придерживала его за ручки, чтобы не упал и не рассыпался. Ещё два пакета мать несла в левой руке, а правой – тащила санки с дочерью. Они много всего накупили. Потому что мама получила зарплату, а в магазине был завоз. Эти два события удачно совпали, и теперь дома ещё долго будут ароматная еда и счастливая мама.
Конфеты лежали наверху пакета. Поля думала о них мимоходом. Хотелось снять варежку, просунуть руку, развернуть упаковку и отправить в рот хрустящую вафлю в шоколаде с неведомой, но восхитительно вкусной мягкой прослойкой. Но Поля помнила правила, поэтому лишь представляла, как они с мамой будут вечером пить чай и радоваться сегодняшнему дню. Умиротворённость окутала Полю. Внутренняя боль, захлестнувшая утром на горке, отпустила. Поля уже забыла о том, как мальчишки не взяли её в компанию. Она слушала скрип под мамиными сапогами и, свешивая свободную руку с санок, смотрела, как набирается полная варежка снега.
– Поля, что ты делаешь? Ты же намочишь варежки, а это последние, больше сухих нет! —мама повернулась, посмотреть, как там затихшая на санках дочь.
Поля хотела ответить, что они совсем и не мокрые, но тут голос матери перешёл в крик.
– Где она, Поля? Куда ты её дела? Потеряла?
Поля проследила за взглядом матери и обнаружила, что на левом валенке не хватает галоши. Она исчезла незаметным для Поли образом. Мать осмотрела дорогу, но судя по её выражению лица, пресловутой галоши не наблюдалось.
– Её же можно найти, правда? – холодея от маминого тона, прошептала Поля.
– Нужно найти! – бушевала мать.
Она переложила пакеты с продуктами в правую руку, а санки в левую, развернув их обратно к магазину. Поля хотела было встать, чтобы помочь в поисках, но это только разозлило мать.
– Сиди уж! Если ты будешь ходить по снегу без галош, то намочишь ноги и заболеешь! Так что сиди тут! В кого же ты у меня такая невнимательная, Полина! Как можно не заметить, что у тебя потерялась галоша? Это гены папы твоего! В нашей семье таких не было!
Поля вжалась в санки. Она чувствовала по тону матери, что очень, очень виновата. Рассеянность мешала ей прежде стоять в очереди, как все другие люди. Теперь из-за неё пропала галоша. Но ведь погружаться в размышления было так интересно. И так важно. Куда важнее покупки овощей или сметаны. Полю часто посещала мысль, казавшаяся ей определяющей. Один вопрос, ответ на который менял всё. Она думала о нём, оставаясь одна, а иногда – если мама находилась рядом, но занята была чем-то другим, не дочерью. В минуты размышлений всё окружающее переставало существовать. Ответ представлялся настолько важным, что Поля не спрашивала у матери. Та-то, конечно, всё знала. Но Поле нужно было разобраться самой. Мучали её и другие вопросы подобного рода, но она не позволяла себе думать о них, пока не ответит на первый.
«Почему я – это я? – спрашивала себя Поля. – Почему я – это не мама, а мама – не я? Ведь я могла бы быть мамой или бабушкой Настей. А ещё лучше тётей Светой или одним из мальчишек с горки. Интересно, если сосредоточиться и заснуть, то нельзя ли проснуться одним из них?»
Но Поля оставалась собой.
– Неужели так сложно быть повнимательнее?! – ругала её мать, пока они возвращались в магазин в поисках пропажи.
Трижды мама останавливалась, ставила пакеты на снег, придерживая их ногами, упиралась руками в поясницу и спрашивала дочь, когда та в последний раз видела галошу. Но Поля не помнила. Они вернулись по собственным следам до магазина, а затем дошли до горки. Поискали в снегу, где Поля летела кубарем. Это место напомнило ей о пережитом утром, и всё внутри налилось болью обиды. К счастью, мальчишки уже ушли. А галоши не оказалось и здесь.
– Вот как ты теперь будешь гулять? – причитала мать. – Значит, дома просидишь всю зиму! Нельзя гулять без галоши!
– Я сниму вторую, – робко пролепетала Поля. Но мать только сильнее раскричалась.
– Промочишь ноги, простудишься и заболеешь, кто тебя будет лечить? Я? А кто тогда работать будет?
У Поли не нашлось ответа. До дома они добрались в тягостном молчании. Поля обиженно сопела. Ей потеря галоши не виделась такой страшной проблемой. Мама была рядом, Лера ждала дома. Что ещё нужно? Есть галоша, нет галоши – разница небольшая. Мать злилась, но уже не кричала. Снимая в коридоре с Поли шубейку, варежки, шарф, шапку и рейтузы, покрытые на коленках маленькими ледяными сосульками, мать снова запричитала. Она отправила Полю умыться, заставила надеть тёплые носки и фланелевую пижаму. Поля втиснулась в домашнюю одежду как в спасительный панцирь. Синяя пижама с белыми мячиками была её любимой и всегда приносила радость, но в этот раз так не сработало.
– Ну вот откуда мы теперь возьмём новые галоши?! – продолжала мать.
– Ты купишь новые, – сказала Поля. – В универсаме, где мы купили Леру.
– Куплю? – воскликнула мать. – Куплю? На что я тебе их куплю?
– На деньги, которые ты зарабатываешь на работе, – ответила Поля.
Мать в этот момент раздевалась, она уже сняла свитер и рейтузы, а теперь расстегнула чёрный кожаный ремень, красиво собиравший платье на талии и подчёркивавший мамину изящную фигуру. Ремень этот внезапно взвился и с силой рассёк воздух перед самым Полиным лицом. Она попятилась и прижалась спиной к ножке стола.
– Заработаю?! Сколько я должна работать, чтобы купить тебе галоши, которые ты теряешь?!
Ремень снова взвился, и Поля юркнула под стол. Она часто здесь играла, и здесь же теперь довелось прятаться от внезапного гнева матери.
– Отцовские порочные гены! Вся в него!
Ремень тугой хищной змеёй залетал под стол, извиваясь и скручиваясь вокруг ножки. Поля прижималась всё ближе к обжигающей батарее, ощущая через пижаму спиной её жар. Затем змеиный хвост ремня раскручивался, пролетал рядом с коленкой и снова обвивался вокруг ножки стола, не задевая девочку. Но от каждого удара она вздрагивала, словно чёрная кожа оставляла кровавые борозды на её беззащитном детском теле. Поля не ревела в голос, лишь глотала слёзы и сопли, жадно вдыхая на всхлипе воздух ртом. Единственным человеком, который всегда слышал её рёв и приходил на помощь, была мать, а сейчас Поля инстинктивно боялась издавать громкие звуки, чтобы не разозлить её ещё больше. Девочка представляла, как уменьшается, становясь крошечной, настолько крошечной, что легко уместится под батареей. Туда, под чугунную, пышущую жаром громадину, не сможет проникнуть жестокий ремень. Она видела внутренним взором, как становится незаметной, совсем невидимой. Думала, что станет выходить из-под батареи только по ночам, когда мама спит, чтобы больше не злить её.
