Ольга Асташенкова
Человеческая стая
Глава шестая. Девочка Поля и люди
Десять лет – время самостоятельности. Мама теперь часто отправляла Полю в магазин одну: за хлебом, за молоком или за газетой. Первое и второе Поля покупала в продуктовом. Булочная, куда они с мамой ходили всё детство, теперь не работала. Там больше не царила добрая улыбка тёти Светы и не было ароматного хлеба, горбушку от которого хотелось откусить тут же, не отходя от прилавка. Вывеску так и не сняли, но дверь была заперта, а через окна, покрытые толстым слоем строительной и уличной пыли, просматривался начатый ремонт. Года два как он никуда не продвигался – замер.
А вот за газетами Поля ходила к метро. Если продуктовый скорее утомлял, то киоски она любила. В подземный переход под Заневской площадью, где они процветали, Поля ныряла словно в другой мир. Иногда она представляла себе огромного земляного червя, свернувшегося кольцом под площадью и проделавшего себе из земной толщи двенадцать выходов наверх, но всё же устремившегося вниз, туда, где теперь пролегали туннели метро. Лежбище червя облюбовали люди, и оно зажило шумно и весело. Поле нравилось сочинять эту историю, добавляя каждый раз что-нибудь новое. В круговом подземном переходе и правда кипела жизнь. Стены облепили ларьки и ларёчки, киоски и лотки. А бабули в платочках стелили на пол газеты и выкладывали на них дары своих огородов или ненужное содержимое посудных и книжных шкафов. И, конечно, кулёчки с семечками. Из-за них полрайона усеивала шелуха, а гопники, присев на корточки у того же метро или у парадной, с аппетитом плевали её под ноги прохожим. У ларьков всегда толпились люди: покупатели, продавцы и праздные, остановившиеся поглазеть. Здесь всего было в изобилии: газеты, журналы, открытки, сигареты, вода, сувениры, жвачки, шоколадки, игрушки, посуда, свечки. Всё вперемешку и без малейшей системы. Продавались тут и книжки в ярких мягких обложках: Поля рассматривала их, и могла, задумавшись, потратить на это около часа. В маминой библиотеке книги были совершенно другие, в твёрдых переплётах и чаще всего без картинок на обложке, в строгом оформлении. А Полю привлекала красочность. Мама не покупала книги в переходе, поясняя, что это литература досуговая, лёгкая и не несёт никакой пользы. А Поле было интересно, поэтому она всегда прилипала к стёклам ларьков с такими книгами. Не почитать, так хоть посмотреть.
Поля однажды решилась купить себе книгу на сдачу, но той не хватило, и затея провалилась.
Но и без книг в переходе всегда продавалось что-то интересное. Наклейки, брелоки, фигурки солдатиков и животных. Если Поля разглядывала их, в голове всплывали целые истории. Фигурки оживали, двигались и переносили Полю в воображаемые миры. Это сильно её отвлекало, а мать ругалась, что дочь так долго ходит за газетами. Они покупали телепрограммку, хотя и Поля, и мать телевизор смотрели мало, а ещё несколько изданий с кроссвордами, которые мама решала пачками. Иногда и Поля присоединялась, но редко разгадывала до конца.
Газеты продавались в трёх киосках – перед самым выходом из метро, напротив и чуть поодаль, за три ларька от первых двух. Поле нравился этот последний. Именно там было удобно рассматривать книги. Но мамины кроссворды быстро раскупали, поэтому приходилось спрашивать их в других киосках.
Стоял октябрь. Тёплый октябрь тысяча девятьсот девяносто пятого. Однажды мать отправила Полю за газеткой. Девочка вышла из дома, собираясь как можно быстрее возвратиться: хоть в пятом «В» уже началась серьёзная учёба, но был выходной, и Полины мысли остались дома вместе с героями книги, которую она читала. Ещё видя внутренним взором их образы, Поля сунула голову в окошечко киоска, того, что у самого входа в метро, и заученно попросила кроссворды. На неё пахнуло перегаром.
– А что, без сдачи не было? – донёсся из недр киоска грубый женский голос, немного хриплый. Такой болезненный, будто его обладательница сильно страдала. Рука с коротко стриженными – да нет, обломанными – ногтями сгребла Полину купюрку. Затем сунула ей сложенную вдвое газету. После этого руки принялись отсчитывать сдачу, голова продавщицы склонилась и придвинулась к окошечку ближе. Поля увидела немолодое лицо и набухшие под глазами синеватые мешки. Кожа женщины была бугристой и отливала желтизной. Волосы свисали по сторонам лица неряшливыми сальными прядями отросшего каре. Первым порывом было отшатнуться, но Поля сдержалась. Мать ждала не только газету, но и сдачу. А затем интерес пересилил отвращение. Нечто знакомое показалось Поле в этом лице. Сдачу она не проверила, задумалась, откуда знает продавщицу газет. И уже только отойдя от киоска, вспомнила её голос: «Мой сын не дерётся, он защищает своё».
Поля встречала эту женщину несколько раз в школе, но давно. Она приходила ещё к Владе. Но тогда выглядела получше. Тамара Тимофеевна почему-то её никогда не вызывала, хотя причин сделать это даже Поля знала не одну. Вспомнила, что видела её и у пивного ларька – бывшая подруга Маша показывала. Это была мать Малюты.
Прежде она, кажется, не работала, только у того ларька и обреталась. А вот отец Малюты стал шестёркой у Али, как объясняла Маша. «Значит, теперь трудится и мать? А книжный киоск принадлежит Али? – спрашивала себя Поля. – И зачем ему обычный киоск?» Но рядом не было подруги, которая знала бы ответ. Да и интересовал ли он Полю без Маши?
Поля задумалась, не уточнить ли у Женьки – она-то была в курсе всех событий, творившихся в школе и на районе, но интерес быстро пропал. Шустрая одноклассница хоть и шептала Поле на ухо чужие секреты и по-своему старалась вовлечь её в жизнь класса, дружбы, как с Машей в начальной школе, у них не выходило. Слишком много у Жени было других подружек. Полю смущало, что она общается с Линой. Ещё Женя любила спортивные игры, а уроки физкультуры ждала, как праздника. Поля предпочитала тихонечко посидеть на диване с книгой, а физическая активность сделалась для неё мучением.
Между тем октябрь перевалил за середину. Девочки мёрзли, лазая по любимым гаражам. А физкультура со школьного стадиона переместилась в спортивный зал.
– Так, ты! – рявкнул учитель физкультуры, подзывая к себе Пашу Яновича. – И ты, Малюткин! Живо сюда!
Оба подскочили к учителю. Физрук не поменялся со времён начальной школы. Тогда он казался Поле страшно пожилым, но наверняка в ту пору ему было не больше сорока: густая борода и громовой бас никому молодости не добавляют. Звали физрука Конём. А по паспорту – Степаном Степановичем. Но «вэшки» с первого класса за глаза называли его Конь. Это прозвище передавалось в средней общеобразовательной из поколения в поколение. Поля не знала, откуда оно взялось, но подозревала связь клички с громадиной, томившейся в углу физкультурного зала. Её тоже почему-то называли конём. Тело этой громадины обтягивал коричневый кожзаменитель – скакун в школе с трёхзначным номером был гнедой. Белые ножки венчались наконечниками, очень напоминавшими копыта. Этот недетский спортивный снаряд пугал своей мощью. Поля не думала, что он поднимет копыта и ударит, но при взгляде на него ей делалось не по себе. Учитель же, Степан Степанович, на вид беззлобный и благодушно настроенный к школьникам, даже к самым бездарным в спорте, принёс Поле несчастье.
– Янович! Малюткин! Поняли, что надо делать? На две команды, живо! – командовал физрук. – Янович, ты первый! Время пошло!
Степан Степанович любил командные игры. Особенно баскетбол. Сейчас физрук развёл самых спортивных парней – Пашу и Даню – в разные стороны зала, а те по очереди должны были выбирать себе игроков в команду. По одному.
– Ромка! – крикнул Паша, и бывший Машин сосед перебежал на его сторону зала. Теперь на некоторых предметах он сидел с Полей, но та всё ещё называла его в мыслях Машиным соседом.
– Борюндель! – Позвал Малюта.
– Максимова, давай к нам! – закричал Паша, и Женька метнулась в его сторону зала.
Неудивительно, что её выбрали даже раньше, чем большинство парней. Спорт давался Женьке без малейших усилий, и она была высоченной – так вытянулась за лето, что обогнала всех девочек в классе. Для баскетбола самое то. Позднее, уже в девятом, Женька стала допрыгивать до щита с лёгкостью антилопы и грацией гепарда.
– Игорян! – позвал Малюта.
Игорь перебежал в Данину команду и, видно, заметив, что физрук отвернулся, показал неприличный жест оставшимся. Он был самым маленьким в классе, для баскетбола вряд ли годился, но общался с Даней и Пашей, и Поля подумала, что сначала соберут всех своих. Это потом она узнала от Женьки, игравшей в спортивные игры с одноклассниками не только в школе, но и во дворе, что Игорь шустрый и жёсткий, и его неплохо иметь у себя в команде, а не в противоположной.
Один за другим одноклассники перебегали кто направо, кто налево. Когда закончились парни, стали брать девчонок. Поля заметила, что Лину и её подружку Наташу забрали почти в самом конце. Обе не очень тяготели к спорту, и если в деле сплетен и подколов им не было равных, то в физкультурном зале с первого дня главенствовала Женька, и никто не смел оспаривать у неё это первенство.
В пятом «В» училось тридцать два человека. Трое из них на физкультуру не ходили совсем: Миша Багашевский, у которого физрук даже справку не спрашивал, новенькая Вера Петрова из-за язвы желудка и толстая Даша – между прочим, круглая отличница, тоже из новичков, – по никому неизвестным причинам. Пришло в пятый «В» четверо человек, но эти девочки выделялись. Вера была болезненно худой и высокой, а Даша низенькой кругленькой. Нашлось только одно общее обстоятельство, роднившее их в глазах пятого «В» больше, чем роднило бы схожее телосложение, – освобождение от физкультуры. Справки девочек Конь недоверчиво повертел в руках, но принял. Верку с тех пор так и прозвали – Язвенница, а в распоряжение физрука вместо тридцати двух учеников, как у всех остальных учителей, поступили только двадцать девять. Это было важно.
Поля стояла посередине зала и наблюдала, как одноклассники обтекали её с двух сторон, удаляясь на расстояние, скрадывавшее выражение их лиц. Одни шли к Паше, другие – к Малюте. Потухшим расфокусированным взглядом Поля смотрела, как постепенно остаётся одна в центре большого физкультурного зала. Одна девочка против двух команд.
– Не страшно, – прошептала себе под нос Поля. К горлу уже подступал комок, а глаза резало чем-то солёным. – Ничего, ведь нас нечётное число. Сыграю в другой раз.
Чей-то смех зазвенел справа, отразился от стен эхом, и вот уже сыпался на Полю со всех сторон.
– Тихо! – физрук рявкнул, и его голос легко перекрыл весь шум в огромном зале. – Так, девица, – пробасил Степан Степанович уже тише, остановившись рядом с Полей. Она вздрогнула, но добродушная ухмылка, заметная даже несмотря на бороду, её подбодрила. – Тебе, Осипова, специальное задание.
Специальное задание заключалось в определённом количестве махов руками, ногами, приседаний и прыжков на скакалке. Заставив Полю вслух повторить задачу, Конь забыл о девочке, увлёкшись баскетболом. Всё внимание учителя было приковано к игровой площадке: Даня и Паша, разгорячившись, могли специально или нечаянно учудить неприятности. И прямой обязанностью Коня было предотвратить таковые. Поэтому Поля осталась сама по себе. Но повышенная ответственность не позволяла филонить. Поля пристроилась в уголке зала и выполняла задание с таким усердием, на которое только была способна. Закончила с махами, а когда перешла к приседаниям, уже вымоталась и запыхалась. Ноги с непривычки начинали подгибаться.
– Ну ты, горе-спортсменка! Не так делаешь! – подлетел к ней физрук. В баскетболе образовался перерыв, и Степан Степанович проверил работу незадачливой ученицы. – Ты так и нагрузки никакой не почувствуешь! Параллельно полу приседать! Спину прямо! Что ты нахохлилась?
Может, Конь и хотел сказать тихо. Но бас раскатился по залу тяжёлым эхом, так что баскетболисты притихли, прислушиваясь. Поля приседала из последних сил. Пот струился ручейком у неё по спине, щёки налились краской. Дышала она ртом, жадно и беспорядочно хватая воздух. Но всё же это состояние позволило осознать, что весь класс слушает. Она попыталась распрямить плечи, но те против воли сжались. Точно так, как, бывало, сжимались у Миши под ударами шуток. Поля вдруг увидела себя им и резко глотнула пропитавшийся по́том воздух физкультурного зала. Конь подошёл и, скорее всего, оценив ситуацию как бесполезную, заставил Полю принять исходное положение и сам развернул её лопатки в стороны. Это было не больно, но так унизительно.
– Вот, Осипова, только так надо выполнять все упражнения, поняла? – Степан Степанович усмехнулся в бороду.
Поля тревожно кивнула, озираясь по сторонам и пытаясь понять, кто видел. А видели все. Пятый «В» с наслаждением хихикал.
– Молчать! – пробасил Конь. Как породистый боевой жеребец, он повращал глазами, предвкушая кровь предстоящей битвы. Класс притих. А битва была уже недалеко: Степан Степанович дунул в свой судейский свисток, юные баскетболисты высыпали на середину зала и начался третий период.
А Поля продолжала выполнять задание учителя, стараясь ровно держать спину. Изнемогая от усталости и обиды, она мужественно истязала себя. Хотя теперь никто бы и не заметил, ретируйся она в раздевалку перевести дух и пореветь. А слёзы так и рвались наружу. Произошедшее нельзя было расценить иначе как позор. А позор в пятом «В» не забывали. Запомнили и Полин. Тем более что он повторялся два раза в неделю. Каждый урок. Ведь в классе, если никто не болел, при дележе на команды оставался один лишний. Тот, кого не выбирали. И это всегда была Поля.
По вторникам и четвергам – в дни физкультуры – Поля не ходила гулять. После такого позора она не хотела выходить к людям и оставалась дома. Но через день отходила. Если Конь уже перенёс уроки в зал, то в свободное время школьницы всё ещё лазили по гаражам, не боясь холода. И в один из ещё не стылых, но зябких осенних дней компанию девчонкам на их обычной точке сбора составили Лина с Наташей. Их позвала общительная Женька. Поля бы не пошла, знай она об этом, но Женька не предупредила.
Девочки сидели на двускатной крыше верхом. Делили роли на игру.
– Что это на тебе надето? – поинтересовалась Лина. – Откуда такие бомжацкие шмотки?
Она ущипнула Полю за голень. Не по-дружески, а так, что боль пронзила ногу. Поля вскрикнула, дёрнулась и чуть не упала. Но стало ясно, что речь о рейтузах. Поля оделась по погоде: тёплые рейтузы, дутая куртка – с плеча Лены, шапка надвинута глубоко на уши. Она уже была научена, как можно замёрзнуть в октябре.
– С рынка, – честно ответила Поля и порадовалась, что про куртку не спросили, а то пришлось бы соврать.
– На каком ещё рынке продают такое старьё? – поинтересовалась Наташа. Женька и Ирка разговора не поддерживали, но не вступились за Полю.
Она осторожно скосила глаза на ноги Лины. Так и есть – уж она-то в джинсах. И Наташа тоже. Поля посмотрела дальше. На Женьке и Ирке были джинсы. И тут Поле открылась неприятная правда. Она выглядела совершенно не так, как другие девочки. «Интересно, почему Лене никогда не покупали джинсов? – пронеслось в голове. – Или она жалеет их мне отдавать?»
– Не хочу играть в эту игру! – неожиданно заявила Лина. – Да ещё с этой! – кивок в сторону Поли. – Давайте по домам? Холодно!
И они разошлись. Вернее, Поля разошлась. А позже, когда они с мамой шли в магазин мимо тех гаражей, Поля увидела, что девчонки как ни в чём не бывало играют. Вчетвером.
Лина помахала ей рукой и захохотала.
– Одноклассницы? – спросила мама. Она не узнала их издали.
– Да, – выдавила Поля, сглатывая подступающие слёзы.
Мама говорила что-то о том, чтобы Поля не лазила с ними на гаражи, но наставления запоздали. Поле очень хотелось рассказать, как девочки поступили с ней. Но для этого пришлось бы сознаться, что она регулярно проводила время на крышах тех же гаражей. А мать уже так углубилась в нотации, что Поля боялась признаться. И страшилась, и одновременно хотела, чтобы мама заметила её слёзы. Было бы хорошо нырнуть в тёплые надёжные объятия. Но та увлеклась наставлениями и не обратила внимания на Полину беду.
Лина произнесла лишь одну фразу – и Полю выкинули из игры. Скажи Поля одну фразу, и над ней бы только посмеялись. Больше никто не звал Полю гулять после школы. Ирка Воронина так и вовсе перестала с ней говорить на людях. С Женей Максимовой они ещё болтали на переменках, обычно, когда той хотелось обсудить свои прошедшие на море каникулы. Но это длилось недолго, скоро другие впечатления вытеснили летние. Больше у Жени и Поли не нашлось общих тем. Женя была бойкой девочкой. Обожала физкультуру. Особенно теперь, когда игры закончились и превратились в нормативы. Женя с лёгкостью сдавала их наравне с мальчишками, а Поля не могла даже девчачьи выполнить. Так у Жени с Полей и разошлись интересы, хоть они и не поссорились. Поля снова осталась одна, как в первом классе.
Два урока физкультуры в неделю Поля считала перебором. Но ходила. Каждый раз надеялась, что кто-нибудь пропустит, и тогда одноклассникам волей-неволей придётся взять её в команду. Но складывалось так, что никто не пропускал, а однажды не пришли сразу двое, и Поля снова приседала. Физкультура по четвергам шла в расписании последней. Стоял ноябрь, и после звонка Поля, разгорячённая личными упражнениями, натянув на потное тело платье, закуталась в пальтишко и закрыла уши шапочкой с помпоном. Его следовало, конечно, отрезать, чтобы не раздражать одноклассников, но он нравился матери, а Поля ещё не умела возразить. Лишь тени несогласия кружились в её голове.
День выдался как-то особенно стылым, и Полю пробирало до самых внутренностей. Впрочем, может и не холодом вовсе, а обидой, засевшей глубоко в груди. Чувство возмущения переполняло Полю: ведь Конь мог бы сам распределить команды. Хоть раз! Но добродушный Степан Степанович как будто не видел, что каждый урок лишает Полю самоуважения. А с другой стороны: всех, кроме неё, устраивала ситуация. Никто не хотел в команду слабого игрока. Плохая координация, медлительность и неспособность к физическим нагрузкам – вот, что видела в себе Поля.
– Это всё потому, что ты такая жирная, – любезно пояснила в тот день в раздевалке Лина. – Никто не хочет быть в команде с жирной!
Поля, не ответив, выскочила прочь, на ходу застёгивая верхние пуговицы платья. У неё внезапно запульсировало в висках. Голова и так туманилась от непривычно сильной нагрузки. Поля почти ничего не замечала перед собой. До гардероба она добралась по памяти, чудом не налетев по дороге ни на одну из трёх встречных дверей. Вот почему она выскочила на улицу сразу после урока, хотя мама наказала подождать минут пятнадцать – остыть. Мысль о том, что она увидит Лину сегодня ещё раз, выгнала на холод.
Дорога домой остудила жар, ветер забрался под пальто и леденил потное тело. Поля дрожала, но крепко сжимала лямки портфеля, оттягивавшего ей усталые плечи. И тут она заметила Машу, идущую навстречу вместе с незнакомой девочкой. Поля так давно её не видела и так обрадовалась единственной подруге именно теперь, когда ей сильнее прежнего нужен был человек, с кем она раньше крепко и долго дружила. В десять лет три года – это целая вечность.
И вот Маша шла навстречу. Настоящая, живая, не вымышленная.
– Привет! – радостно воскликнула Поля, но Маша испуганно вздрогнула. Поля с изумлением видела, как взгляд её единственной подруги расфокусировался неузнаванием. И Маша прошла мимо, даже не обернувшись.
– Маша! – растерянно позвала её Поля, но реакции не последовало. Поля машинально двигалась вперёд. В середине октября она видела подругу издали, та шла с родителями. Поля махала Маше, но подруга не заметила. Вернее, Поля тогда так решила. Теперь же она наконец-то поняла: Маша видела её и тогда, и сейчас, но нарочно проигнорировала. Вычеркнула из жизни. У Маши были новые подруги. У Поли – никого. Она оказалась слишком плоха, чтобы обзавестись друзьями.
Глава седьмая. Пятый «В» – шестой «В»
Ноябрь 1995 – весна 1997
Поля вертелась у большого зеркала, висящего на стене рядом с вешалкой для верхней одежды. Коридор освещался тускловатой лампочкой накаливания – плафон Поля разбила, ещё будучи дошкольницей. Новый так и не купили. В принципе, Полю не волновала презентабельность прихожей. Лишь бы эта «лампочка Ильича», как именовали их светильник мамины подруги, горела ярче. Но мощности не хватало.
Поля глядела в зеркало несколько часов, пока не услышала поворот ключа в замке. Встретив маму объятием, она подождала, когда та скроется на кухне, и снова принялась изучать себя. В тот день Лина назвала её жирной, а Маша прошла мимо. Поля хотела понять почему. Почему с ней так все поступают? Она видела в зеркале обычную девочку. Не толще других! Та же плоская грудь, те же ножки-палочки. Да, под платьем очерчивалось что-то немного рыхлое, но это скорее была общая женственность форм, которая обычно у девочек в таком возрасте не заметна. Вот что беспокоило Полю. Да ещё эти мягкие черты лица. Пухлые и круглые. Светлые жидкие волосы… Вот бы быть как Лина!
Вертелась перед зеркалом Поля без той любознательности, которая бывает в её возрасте, без пытливости, встречающейся у девочек чуть старше, познающих своё меняющееся тело, и без того удовольствия, с которым любуются собой девушки, уже вступившие в возраст первых свиданий. Поля задавала зеркалу только один вопрос.
– Мама! – крикнула она из коридора.
– Что, дочь? – усталый голос матери прозвучал из кухни.
– Я жирная?
– Иди-ка сюда! – потребовала мать.
Поля вошла на кухню. Мама сидела на табуретке, обхватив ладонями чашку, парившую обжигающим чаем. Её губы – две тонкие ниточки на бледном лице – ласково улыбнулись Поле.
– Кто тебе это сказал? – голос матери был ровным, будничным, словно ничего не произошло страшного.
– Лина! – глаза Поле застлала прозрачная слезливая пелена. Она не плакала в школе, но присутствие матери словно заставило её расслабиться, сбросить хлипкую броню. Да и чем могла защититься пятиклассница?
– А ты больше слушай Лину, – протянула мать. – В твоей жизни, Поля, будет ещё много всяких обидных слов, эти не первые и не последние.
– Но почему? – беспомощно пискнула Поля.
– Ты уже взрослая, дочь, – мать печально улыбнулась и притянула Полю к себе, усадила на колени, хоть та не была лёгкой девочкой. – Ты уже всё понимаешь.
– Я толще Лины? – спросила Поля, а голос, как она ни старалась, задрожал.
– Да, – без жалости ответила мать. – Ты же помнишь бабушку Ксюшу? Твоя фигура – от неё. Это целая наука – генетика, и ты ничего не сможешь с этим сделать.
– Совсем ничего?
– Выполняй тщательно все упражнения на физкультуре, – сказала мать. – Не отлынивай, это тебе поможет. Сладкое мы с тобой и так не часто покупаем. Если хочешь, перестанем совсем.
Поля кивнула и подавила всхлип. Сладкое она любила, упражнения казались непосильными, а позор – невыносимым. Но о позоре Поля умолчала. Открыть матери правду значило бы впустить боль в их уютный добрый мир. И Поля бы сгорела со стыда. Ведь в десять лет дочери тяжелее всего даётся именно осуждение матери.
Мать спустила Полю с колен и встала, отставив чашку с недопитым чаем в раковину. Она почему-то даже не переоделась, зайдя домой, и Поля невольно залюбовалась, как платье выгодно подчёркивает её точёную фигуру. Конечно, даже мать считает её толстой. Говорила же она, что Поля так быстро растёт! Ругалась, когда школьная форма стала узковата в талии. Осуждающий взгляд родителя ребёнок всегда видит, всегда понимает – и именно так, как нашёптывают собственные страхи.
Поля всхлипнула. Конечно, маме не нужно отказываться от конфет. Сколько бы она их ни съела, её фигура останется такой же стройной. Мать от природы красивая, поэтому никогда не поймёт, как это – ощущать себя хуже других. Единственной толстой девочкой во всём классе. Впрочем, отличница Даша была гораздо толще. Она напоминала воздушный шарик на ножках. Но на физкультуру не ходила, и весь позор доставался Поле.
На остальных предметах пятый «В» давал передышку. Поля старалась выкидывать из памяти обидные эпизоды, не думать о них, концентрироваться на учёбе. И у неё это часто получалось. Тем более что дома она попадала в привычную строгую, но доброжелательную обстановку.
Погода стояла некомфортная, и мама не спрашивала, почему Поля теперь так редко выходит во двор. Не обратила внимания на одиночество дочери. Не забила тревогу. Разрыв с одноклассницами у Поли прошёл тихо и незаметно. Почти. Если бы только так не болело внутри.
Раз в два месяца мама обязательно ездила в гости к тёте Рае и брала Полю с собой. Правило у них было такое, чтобы встречаться как можно чаще лично, не только перезваниваться. А Полю мать не знала, куда деть, и тоже сделала её частью этого правила. В конце ноября, в воскресенье, мама как раз и тащила её на одну из таких встреч. Они спускались в переход метро Новочеркасская, когда из напряжённой задумчивости Полю оторвал голос:
– Программка, спорт, кроссворды, сад и огород! Кому журналы-газеты!
Узнала его с трудом. В школе низкий, властный и грозный, теперь он разливался по переходу с обычной мальчишеской звонкостью. И не было в нём ни малейшей угрозы. Даже странно оказалось слышать простые человеческие нотки в этом голосе. Малюта. Увидела Поля и его самого, шнырявшего между людьми со стопочкой печатных изданий в руках. Самый обыкновенный пацан, которому надо заработать. Выходило, Малюта нашёл источник дохода. Вот почему все малолетки в округе задышали спокойнее. Деньги у них больше никто не отбирал. Даня их теперь только пугал, вероятно, для профилактики.
Поля запоздало дёрнулась спрятаться за матерью, но быстротой реакции и решений она не отличалась. Малюта увидел её. Лицо одноклассника скривилось узнаванием, но он проскочил мимо. Не будь рядом матери, ей досталось бы прямо здесь – Данина гримаса кричала об этом. Запах страха отчётливо брызнул в ноздри из дверей в метро.
– Поля, что ты опять затормозила? – окликнула её мать. – Хоть на проходе не стой, когда люди идут.
Один человеческий поток вытекал из метро и струился в разные стороны по прорытому (в Полиной версии) червём туннелю. Другой, наоборот, стекался ко входу. Поля очнулась от замешательства. Невольно она раскрыла тайну Малюты. В пятом «В» о его заработке не говорили, а следовательно, не знали. Поле представилась возможность разболтать об увиденном и пошатнуть угнетающий всех Данин авторитет. Но она не собиралась сплетничать – на это не было причин. Поля не выдавала чужих тайн, не разносила сплетни, не обсуждала одноклассников за глаза. Но разве Малюта поверит, что она не проговорится?
– Только расскажи, и пожалеешь, – шипел Даня следующим утром, прижав Полю к зелёной стене школьной рекреации.
– Я не скажу! – пискнула Поля. Самой стало гадко от того, каким жалким был этот писк. Малюта часто распускал тяжёлые кулаки и поднимал руку не только на тех, кто с ним вровень. Не брезговал и младших припугнуть. И девчонок. Так что Поля ощущала себя беззащитной и, как ни хотела ответить достойно, ничего, кроме жалкого писка, выдавить не смогла. Да и голос дрожал. Не тягаться ей с Малютой.
– Кое-кто из моих друзей поручился, что ты ничего не скажешь, – продолжал шипеть Даня. – Но если ты его обманула, то пожалеешь. Поняла?
Оставалось только кивнуть. Малюта отошёл, а она ещё долго стояла, привалившись к стене. Дрожали колени. Весь школьный день её трясло от ожидания Даниного гнева. Домой шла оглядываясь. Мог ведь Малюта передумать, подкараулить её со своими уличными дружками и проучить. Но вечером верх взяло другое чувство. Поля осознала горькую правду: Даня так и не понял, что она и без угроз не собиралась его выдавать. А ночью проснулось любопытство, и, засыпая, Поля размышляла, кто же поручился за неё перед Малютой. И на ум приходило только одно имя. Один человек мог вступиться за неё. Тот, кто отворачивался от Поли, встречая её на перекрёстке.
Утром, увидев его, Поля сама чуть замедлила шаг, пропуская. Не походил Миша Багашевский на поручившегося за неё: не смотрел в её сторону, не разговаривал, не обращал внимания. Игнорировал. Но всё же мысль, что это он за неё вступился, не отпускала. Некому больше: во-первых, компания Малюты не очень-то её жаловала, а во-вторых, друзей у Дани было немного. Подпевалы – да, но не друзья. Только имея в виду Пашу или Мишу, как думалось Поле, Малюта мог выразиться так. Об остальных бы сказал: «За тебя вписались!»
Пятый «В» ждал перед кабинетом Тамары Тимофеевны: пришли на классный час в конце недели. Но дверь была заперта. Они разделились на группки. Девочки у самого кабинета, а парни подальше. Поля стояла посередине, не в силах присоединиться ни к кому из них: Малюты она опасалась, Лину сторонилась, а Женька с Иркой предали. Один остался и Миша Багашевский. Он прислонился спиной к стене и поставил портфель на пол. Это был новенький портфель, купленный, видимо, перед началом пятого класса. «Наверное, Алла Сергеевна удивляется, каким аккуратным стал её сын», – подумала Поля, скользя взглядом по чистым и крепким лямкам портфеля, которым никто не играл в футбол. К Мише почти перестали цепляться. От этого Поля ощущала лёгкую сладковатую радость. Надо же.
Тут в замке кабинета Тамары Тимофеевны повернулся ключик – заперто было изнутри – и в коридор выскользнул Вовчик. Отправился вдоль пятого «В», бормоча приветствия. Ему отвечали – не дружелюбно, как раньше, а по привычке. Его поступок всё-таки проложил некую тень между ним и классом. Особенно испортились отношения у Вовчика с Малютой. Если раньше Поле казалось, что Даня благосклонно смотрит в сторону мелкого – всё-таки сынок классной, обижать нельзя, – то теперь всё переменилось. И виноват был сам Вовчик. Прежде он Малютой чуть ли не восхищался, даже вдохновился развести пятый «В» на деньги по его примеру, но теперь, всякий раз, встречая Даню в коридоре, ляпал что-нибудь колкое. Малюта, конечно, поначалу не обращал внимания. Что ему: подумаешь, мелочь какая-то бузит. Потом лицо его при встрече с Вовчиком всё чаще стало выражать равнодушное презрение. Тут мелкому и остановиться бы. Но Вовчик не успокаивался. Видно, Тамара Тимофеевна не поскупилась на наказание и красочные нотации. И мелкий развенчал бывшего кумира.
– Здорово, шестёрка Малюткин! – отчётливо произнёс Вовчик, поравнявшись с компанией парней пятого «В».
Малюта сделал один быстрый шаг и преградил ему дорогу.
– Как ты меня назвал, сопля недоделанная? – в голосе послышались те самые нотки, что держали в страхе всю параллель.
