Ольга Авдеенко
Чашечку кофе, доктор?
За письменным столом возле книжного шкафа они обнаружили высокого худого человека примерно одного с ними возраста, с всклокоченными волосами, в рабочем халате, прожженном в нескольких местах кислотой. Звали его Томас Гаррет; Скотланд-Ярд часто обращался к нему, как к своему внештатному эксперту, за что тот сам себя прозвал «придворным химиком».
Рядом с ним сидел мужчина лет пятидесяти – маленький, кругленький, аккуратный. Глядя на его румяное добродушное лицо, можно было подумать, что он занимается чем-то чистым, приятным и радостным – разводит орхидеи, например, или продает воздушные шарики. Невозможно было представить, что на самом деле он вскрывает трупы – а так оно и было, поскольку доктор Сэмюэл Финдли был патологоанатомом. Он руководил всеми дивизионными врачами Скотланд-Ярда.
Найт представил обоим своего спутника и обратился к химику:
– Я получил вашу записку. Доктор Паттерсон умер от отравления?
– Да, – кивнул химик. – Был использован очень сильный яд – стрихнин.
– Которым крыс травят? – влез Финнеган.
Инспектор незаметно наступил ему на ногу и спросил:
– Применяется ли стрихнин в медицине?
– Нитрат стрихнина, – уточнил Гаррет. – Именно он послужил причиной смерти Паттерсона. Да, его применяют как тонизирующее средство при некоторых нарушениях здоровья.
– Как выглядит нитрат стрихнина?
– Это маленькие бесцветные кристаллы, похожие на стеклянные иголочки, длиной меньше четверти дюйма. Они легко растворяются в кипятке, так что свежесваренный кофе – подходящая среда. Хорошо, что вы уберегли чашку – остатков кофе оказалось достаточно, чтобы провести анализ.
– Я не ожидал результата так быстро, – удивился инспектор.
– Когда знаешь, что искать, не тратишь время на лишние телодвижения.
– Вот как? Что же вас натолкнуло сделать анализ именно на стрихнин?
– Мне подсказали: доктор Хилл зашел вчера вечером и посоветовал сделать тест на стрихнин.
– Доктор Хилл… Гаррет, вы могли бы описать, как действует стрихнин?
– Этот вопрос скорее к доктору Финдли.
– Хилл был здесь полчаса назад, – сказал Финдли. – Он описал свои наблюдения последних минут жизни бедняги. Это подтверждает выводы Гаррета: Паттерсон умер от отравления нитратом стрихнина, добавленным в кофе. При проглатывании первые симптомы появляются примерно через пятнадцать минут: крайне болезненные судороги, затруднение дыхания и краткая его остановка. Это длится около минуты, затем мышцы расслабляются и дыхание восстанавливается – до следующего приступа. Далее припадки становятся более продолжительными, а интервалы между ними сокращаются. После нескольких таких припадков наступает паралич центральной нервной системы и смерть.
– Ужас! – содрогнулся репортер.
– Как скоро может наступить смерть, доктор Финдли? – спросил инспектор.
– При высокой дозе с момента проглатывания до летального исхода может пройти всего полчаса.
– Судя по тому количеству, что я обнаружил, доза была смертельной, – добавил Гаррет. – Хватило бы даже половины чашки.
– Существует ли какое-то лечение?
– Если сразу же сделать промывание желудка, то вероятность вылечить человека есть. Многое зависит, конечно, от полученной дозы, от общего состояния здоровья, но… – Финдли развел руками, – эффективного противоядия от стрихнина пока не существует.
– Можно ли почувствовать привкус яда?
На этот вопрос ответил Гаррет:
– Нитрат стрихнина имеет чрезвычайно горький вкус. Однако доктор Паттерсон выпил черный кофе без сахара – тот, кто хотел его отравить, знал, что делает.
– То есть вы полагаете, Паттерсон не сам принял яд?
Химик и доктор переглянулись.
– Вряд ли врач выбрал бы столь мучительный способ уйти из жизни, – сказал Финдли.
– Так что же получается – его отравили?! – возбужденно воскликнул репортер, когда они с инспектором Найтом вышли из лаборатории. – Да еще кто-то из своих?!
– Вам не откажешь в сообразительности, мистер Финнеган, – усмехнулся инспектор. – Да, это первое, что приходит в голову после того, что мы узнали.
– Куда мы теперь?
– В отделение хирургии.
Найт замолчал, размышляя: «По словам доктора Хилла, они с Паттерсоном закончили оперировать в одиннадцать тридцать. В двенадцать двадцать пять Паттерсон скончался. Если учесть, что смерть от отравления наступает минимум минут через сорок, то получается – что?.. Что он выпил отравленный кофе почти сразу, как пришел в кабинет после операции. Значит, нужно искать того, кто побывал в его кабинете в течение примерно двадцати минут, начиная с половины двенадцатого!.. Хм, и первый, о ком можно сказать с уверенностью, это сэр Уильям Кроуфорд: время приема – одиннадцать пятьдесят… Однако самоубийство пока исключать нельзя: судя по всему, отношения доктора с женщинами были весьма запутанными. Никогда не поверю, что все его пассии мирно воспринимали то, что после того как он бросал их ради кого-то другого… А не мог ли Паттерсон выпить нитрат стрихнина по ошибке, вместо какого-то другого препарата?.. Интересно, откуда вообще мог взяться стрихнин?»
Почти все скамьи в приемном покое – довольно просторном квадратном помещении – были заняты людьми, ожидающими своей очереди. Сэр Уильям с племянницей приблизились к стойке, где их приветствовала вчерашняя светловолосая сестра.
– Мисс Барлоу, – обратился к ней пожилой джентльмен, – доктор Паттерсон назначил мне повторный прием. Правда, вчера, как мы поняли, ему… ммм… нездоровилось.
– Да, – кивнула девушка. – К сожалению, сегодня он тоже не принимает.
– Надеюсь, с ним ничего серьезного не случилось?
– Вы можете попасть к другим врачам, – сестра Барлоу уклонилась от ответа. – Только вам придется подождать – их сейчас всего двое.
Она без всякой надобности поправила лямку белоснежного накрахмаленного фартука и предложила:
– Я могу направить вас к доктору Хиллу. Но у него скоро начнется обход, и я не могу сказать точно, когда он освободится. Прошу простить, но сегодня, как вы понимаете, врачи очень загружены.
– Конечно, – сказал сэр Уильям и повернулся к племяннице: – Знаешь, дорогая, я совсем неплохо себя чувствую.
– Ты уверен, дядя?– спросила Патрисия.
– Да, вполне. Думаю, нет необходимости отнимать у врачей время по пустякам, тем более в такой сложной ситуации. Что ж, мисс Барлоу, в таком случае…
Тут в широком проеме, откуда был виден больничный коридор, промелькнула высокая фигура инспектора Найта.
– … мы подождем, – закончил фразу сэр Уильям.
Патрик Хилл явно не обрадовался новой встрече с полицией – а теперь еще и с прессой. Инспектору Найту и Джеку Финнегану пришлось подождать, пока он не отпустит пациента, после чего все трое прошли к кабинету Паттерсона – Хилл, как и обещал, запер его накануне.
Войдя внутрь, Хилл, как и вчера, встал у окна, сложив руки на груди, а Финнегану инспектор велел оставаться у двери.
– У меня очень мало времени, – предупредил хирург. – Мне нужно начинать обход пациентов.
– Я это учту, – отозвался Найт.
Он подошел к застекленному шкафу с лекарствами и принялся нарочито неторопливо перебирать пузырьки и флаконы, внимательно изучая этикетки. Некоторое время Хилл следил за его действиями с мрачным выжиданием и наконец не выдержал:
– Если вы ищете нитрат стрихнина, то его там нет. Я проверил это еще вчера.
Инспектор резко повернулся к нему:
– Вы еще вчера заподозрили отравление стрихнином.
– Не отрицаю. Поэтому я и сохранил остатки кофе в чашке. Я сначала хотел сам отнести кофе на анализ, но потом подумал: пусть лучше это сделает полиция.
– Почему вчера вы умолчали о своих подозрениях?
– Бросьте ваши полицейские формулировки, – не дрогнул хирург. – «Умолчал»! Я не сказал вам, потому что не был уверен. Лечение отравлений – это не моя специальность, хотя, разумеется, теоретически мне известны симптомы и принципы оказания помощи. К несчастью, наши попытки помочь Паттерсону запоздали: у него, скорее всего, был уже не первый припадок. Спасти его было уже нельзя. Стрихнин действует очень быстро.
– Почему вы подумали именно о стрихнине, доктор Хилл?
– Мне были знакомы посмертные признаки – характерная поза и прочее. Однажды меня пригласили сделать вскрытие, я видел тело в прозекторской. То, что умерший принял стрихнин, полиции уже было ясно из его записки. – Врач помолчал и пояснил: – Это был самоубийца.
– Самоубийца, – Найт ухватился за это слово. – Вы допускаете возможность того, что доктор Паттерсон сам покончил с жизнью?
Хилл решительно отверг это предположение:
– Абсурд! С какой стати?!
– Например, из-за того, что он никак не мог сделать выбор между своей женой и другой женщиной.
– Вздор! – фыркнул хирург. – Ни один мужчина в здравом уме, а тем более врач, не станет из-за этого глотать стрихнин! А у Паттерсона была светлая голова.
– Так вы знали о его любовных связях в больнице?
– Я не лез в его личные дела, – огрызнулся Хилл.
– Разумеется, – согласился инспектор. – Пожалуйста, просветите нас, доктор: используется ли в вашем отделении нитрат стрихнина, и если да, то для чего?
Хирург бросил на него опасливый взгляд, но объяснил спокойно:
– В частности, у нас в отделении – в послеоперационный период. Но только в тяжелых случаях и, разумеется, в малых дозах.
– Врачи хранят этот препарат у себя в кабинете?
– Берут по мере необходимости. У меня сейчас его нет – можете проверить.
Найт кивнул и, подойдя к письменному столу Паттерсона, принялся решительно выдвигать ящики и вытаскивать их содержимое, периодически посматривая на доктора Хилла. Тот нетерпеливо вздохнул и перенес вес с ноги на ногу. Найт поинтересовался:
– Как давно у вас работал доктор Паттерсон и насколько хорошо вы его знали?
– Он пришел к нам после получения образования семь лет назад. Первое время работал под моим руководством как интерн, но очень скоро стало ясно, что это – уникальный талант, он словно родился хирургом. Ему доверили самостоятельную практику, но и после этого мы с ним часто оперировали вместе.
–Я не сомневаюсь, что врачи вашей специальности сильно устают. Возможно, им требуется какое-то средство, чтобы взбодриться. – Найт вопросительно взглянул на Хилла. – Если допустить, что доктор Паттерсон в качестве стимулятора мог принимать нитрат стрихнина…
– Это чушь! – перебил его тот, багровея. – И чушь оскорбительная!
– Необязательно стрихнин, он мог по ошибке принять его вместо какого-то другого средства.
– Мне противно это слышать!
– И все же позвольте мне сформулировать мой вопрос, доктор Хилл, – сказал инспектор спокойно, но жестко: – вы бы заметили, если бы Паттерсон принимал тонизирующие препараты?
Хирург подавил свой гнев и процедил ледяным тоном:
– Если бы я это заметил, я бы немедленно сообщил нашему главному хирургу, несмотря на все мое уважение к способностям Паттерсона. Я категорически отрицаю ваше предположение – и не потому, что не хочу пятнать честь больницы, в которой работаю. Для врача подобное поведение недопустимо. Что касается тонизирующего средства, то для Паттерсона это был кофе.
Найт заглянул в свой блокнот и спросил:
– Он всегда пил черный кофе без сахара?
– После операции – обязательно.
– Кроме вас, в отделении еще кто-нибудь знал об этой его привычке?
Хирург пожал плечами:
– Все знали. Какая-нибудь из сестер всегда сразу же приносила ему кофе.
– Вы знаете, кто приносил вчера?
– Понятия не имею. Можете поинтересоваться у сестры Барлоу – ей, как правило, известно все, что происходит в отделении.
Глава 2
– Благодарю.
Инспектор стал задвигать опустевшие ящики письменного стола. Нижний остановился, не дойдя до задней стенки: очевидно, какой-то предмет выпал и заклинил его, застряв между дном ящика и основанием тумбы. Найт вынул этот ящик и положил на столешницу, а затем наклонился и вытащил нечто любопытное: стопку записок, аккуратно скрепленных хирургическим зажимом. Почерки в них были разные – инспектор насчитал не меньше семи, – а содержание примерно одинаковое: чувствительные признания и просьбы о встрече. Бумага на нижних листках пожелтела. Справедливо предположив, что записки хранились в хронологическом порядке, Найт отобрал те несколько штук, что были прикреплены сверху и написаны одной рукой. С безразличным лицом прочел их все, вытащил парочку из середины и показал доктору Хиллу:
– Вам знаком почерк?
Тот прочел вслух:
– «Хорошо, я могу задержаться на два часа»… «У меня изменился график. Я дежурю в ночь с 25-го на 26-е мая». – Он нахмурился и покачал головой: – Нет.
– Вы уверены? Это явно писала одна из медсестер.
– Не нужно спрашивать меня по два раза, – сердито сказал хирург. – Я и так из-за вас задержался с обходом. Если у вас ко мне больше нет вопросов, инспектор…
– Последний: вчера, после того как вы закончили оперировать, вы заходили к Паттерсону?
Хилл поколебался и ответил:
– Не помню. Кажется, нет. У меня начинался прием, и я сразу ушел к себе в кабинет.
– Благодарю, доктор, не стану больше вас задерживать. И прошу вас: воздержитесь говорить кому-либо о стрихнине.
– Разумеется, – буркнул хирург, отделился от подоконника и быстро прошел к выходу.
Он так резко распахнул дверь, что чуть не сбил с ног проходившую мимо медсестру. Девушка испуганно отскочила в сторону – это была та самая деревенская простушка, что дежурила в кабинете, когда там лежал мертвец.
– А вот, кстати, сестра Лоусон работает у нас недавно, – сказал Хилл, не подумав извиниться. – Инспектор интересуется, мисс, кто вчера варил кофе для доктора Паттерсона.
– Я, – просипела девушка, кашлянула и повторила своим обычным голосом: – Я.
– Вы принесли чашку в кабинет? – спросил Найт.
– Да. То есть не совсем, – пролепетала медсестра, распахнув честные серые глаза. – Я сварила кофе и понесла его доктору Паттерсону, но перед самой дверью у меня забрала чашку сестра Батлер и сама вошла в его кабинет.
– Вы познакомите меня с сестрой Батлер?
– Ее сегодня нет.
Инспектор вопросительно взглянул на хирурга. Тот был мрачен – очевидно, уже терял терпение – и лаконично посоветовал:
– Сестра Барлоу, приемный покой.
Хилл велел сестре Лоусон следовать за ним, и они вместе удалились.
За спиной инспектора Найта раздалось вежливое покашливание. Он обернулся: на пороге кабинета переминался с ноги на ногу Джек Финнеган. Все это время газетчик вел себя так тихо, что Найт почти забыл о его присутствии.
Оба вернулись в кабинет.
– Хотите обыскать еще раз? – с жадным интересом спросил Финнеган.
– Угадали.
– Можно, я вам помогу?
– Пожалуй, – согласился Найт.
Газетчик с готовностью поддернул рукава:
– Что нужно искать?
– Все, что может не принадлежать доктору Паттерсону. А также следы стрихнина – пузырек, обрывок этикетки и тому подобное.
Вдвоем они тщательно осмотрели кабинет, но ничего подозрительного не обнаружили.
– Пусто, – разочарованно заметил Финнеган, заглянув на всякий случай под кушетку еще раз. – Я думаю, это Лоусон. Уж больно испуганный был у нее вид!
– Лоусон вымыла бы чашку, – возразил инспектор. – У нее для этого было достаточно времени.
– Тогда та, другая, – репортер заглянул в свой толстый блокнот, – Батлер.
– Возможность у нее, безусловно, была. Что ж, последуем совету доктора Хилла и отправимся добывать сведения в приемный покой.
– Минутку, – попросил Финнеган. – Могу я прежде полюбопытствовать: почему вы не показали Хиллу самую верхнюю записку из вашей стопки?
– Вы наблюдательны, – усмехнулся Найт. – Вот, держите.
Он протянул газетчику листок. Тот впился глазами в следующий текст: «Не знаю, сколько еще я смогу выдержать. Так не может больше продолжаться. Порой мне кажется, что единственный выход – смерть».
– Чем могу помочь? – приветливо поинтересовалась сестра Барлоу.
– Я заметил, что с вашего рабочего места хорошо просматривается коридор и дверь в кабинет доктора Паттерсона, – сказал инспектор Найт. – Вы можете вспомнить, что видели, когда Паттерсон начал прием?
– Нууу, – протянула девушка, – я вообще-то не смотрю все время в ту сторону… По-моему, все было как всегда…
– Может быть, вы заметили что-то необычное? Или кто-то вел себя странно?
Неожиданно медсестра прыснула:
– Был один необычный пациент – полисмен, он чуть не проглотил свой свисток. Его привел ваш знакомый пожилой джентльмен. О, к сожалению, я не знаю, успел ли доктор Паттерсон принять этого беднягу…
– А посторонние? Мог ли кто-то пройти в отделение, минуя вас?
– Нет, – твердо сказала девушка. – Всех пациентов к врачам направляю только я.
– В отсутствие доктора Паттерсона кто-нибудь мог зайти в его кабинет?
– Врачи, когда выходят, обязаны запирать дверь – у них же хранятся лекарства, инструменты…
– Мисс Барлоу, я не инспекция из совета вашей больницы.
– Бывает, что не запирают, – призналась сестра Барлоу. – Особенно в суматохе, когда привозят кого-то, кому нужна срочная помощь. Так что – да, думаю, кто-то мог зайти.
– А супруга доктора? Она часто приходила сюда?
– Несколько раз. Но вчера я ее здесь не видела, если вы об этом.
– Это правда, что она ревновала к вам своего мужа?
Медсестра чуть не задохнулась от возмущения:
– Кто вам это сказал?! Какая гадость! Какие у нее могли быть причины?!
– Миссис Паттерсон могло не понравиться, что вы флиртуете с ее мужем.
– Как вам не стыдно такое говорить?! Это что же – все в Скотланд-Ярде такие бестактные? Мы с доктором Паттерсоном просто шутили! Знаете, у хирургов ужасно тяжелая работа, они чаще других врачей видят боль, страдания, смерть. Им нужно как-то отвлечься от этого, и я стараюсь их подбодрить – только и всего!
Инспектор извинился и сменил тему:
– Вы знали, что Паттерсон всегда пил кофе после операций?
– Да, черный, без сахара, – подтвердила сестра, успокаиваясь.
– Он один из персонала отделения предпочитал именно такой?
– Нет, еще двое: доктор Хилл и сестра Батлер. Все остальные любят сладкий и с молоком.
– Кстати, когда я могу поговорить с сестрой Батлер?
– С Лорой? Зачем она вам? – резко спросила блондинка, но тут же опять перешла на дружелюбный тон. – Она уже ушла домой, у нее была ночная смена. О! – вдруг возбужденно воскликнула девушка. – Значит, она еще не знает о смерти доктора Паттерсона! Боже, это, наверно, ее убьет!
– Почему? – заинтересовался Найт. – У них были какие-то особые отношения?
Сестра Барлоу ответила чопорно, с назиданием:
– Профессиональные. Между хирургом и медсестрой должно быть полное взаимопонимание – от этого может зависеть жизнь пациента. Лора Батлер – очень хорошая операционная сестра, она часто работала с доктором Паттерсоном. Если вам угодно называть это особыми отношениями…
Инспектор уважительно поднял брови и слегка склонил голову набок, показывая, что принимает такое объяснение, а потом сказал:
– Я хотел бы с ней поговорить.
– Сейчас она наверняка отсыпается. Выйдет завтра с утра. Простите, у меня уже выстраивается очередь, так что если…
– Последний вопрос. – Найт положил перед девушкой записки, которые показывал Хиллу: – Вы узнаете этот почерк?
Медсестра замялась:
– Право, я не уверена… Мне не хотелось бы…
Инспектор слегка наклонился к ней и произнес доверительно:
– Полицейские – дотошный народ, мисс Барлоу. Мы просмотрим все ваши журналы и карточки пациентов и найдем автора, но вы могли бы сберечь наше время.
– Это писала Лора Батлер, – неохотно сказала блондинка.
– Он еще здесь? – спросила Патрисия свистящим шепотом.
Она изнывала от того, что свободных мест на скамьях в приемном покое почти не оказалось и ей пришлось сесть спиной к стойке. У ее дяди, расположившегося напротив, была более выгодная позиция, и он прошептал в ответ:
– Да. Разговаривает с медсестрой. С ним еще кто-то – наверное, помощник.
– Что? – не расслышала девушка.
Сэр Уильям наклонился к ней и нечаянно задел свою прислоненную к скамье трость. Медная ручка звонко ударилась о выложенный плиткой пол – инспектор Найт обернулся на звук.
Пожилой джентльмен привстал и слегка поклонился в знак приветствия. Патрисия вскочила. Инспектор поблагодарил медсестру и направился к ним, за ним поспешил Финнеган. Сестра Барлоу запоздало крикнула им вслед:
– А почему вы спрашивали про кофе?
Подойдя к сэру Уильяму и Патрисии, Найт поздоровался и спросил несколько настороженно:
– Что вас сюда привело? Надеюсь, вы не больны?
– Нет-нет, – заверил его пожилой джентльмен, – у меня было… ммм… небольшое недомогание. Но теперь все в порядке.
– Я рад, сэр. Тем более что, если не возражаете, мне хотелось бы поговорить с вами обоими.
Дядя с племянницей переглянулись, стараясь не показать, что именно этого им бы и хотелось больше всего.
– Разумеется, мы не возражаем, – заверил Найта сэр Уильям.
Инспектор представил ему и Патрисии своего спутника, и все четверо вышли во двор.
– Как я понимаю, – сказал Найт, – вы находились здесь, когда скончался доктор Паттерсон.
Он назвал причину смерти хирурга, дождался, когда утихнут ошеломленные и сочувственные возгласы, и спросил:
– Вы помните, как вел себя Паттерсон? Не выглядел ли он расстроенным или встревоженным?
– Ни в коей мере, – решительно отверг это предположение сэр Уильям. – Он был бодр и весел, шутил.
– Удалось установить, что Паттерсон принял яд примерно в то время, когда вы оба находились рядом. Вы видели, сэр, кто входил в кабинет или выходил оттуда перед тем, как туда вошли вы?
– Боюсь, инспектор, я был тогда не слишком внимателен к окружающему, – произнес пожилой джентльмен с извиняющейся улыбкой. – Я запомнил только самого доктора.
– А вы, мисс Кроуфорд?
– Я тоже, – с сожалением пожала плечами девушка. – В коридоре было множество людей, но – увы!
– Если вы все же…
– Инспектор! – послышался голос.
На крыльце стояла сестра Барлоу.
– Вас просит зайти главный хирург.
Найт попросил сэра Уильяма и Патрисию его подождать – те охотно согласились и направились к уже знакомой им скамейке рядом с фонтаном.
– Вы не будете против, если я… – зашептал Финнеган, следуя за инспектором, но оглядываясь на сэра Уильяма и Патрисию. – Это ваши знакомые? Какая потрясающая девушка! Можно, я останусь и побеседую с ними? Это может пригодиться для статьи.
– Только не сообщайте им никаких подробностей о расследовании, – предупредил Найт. – И, разумеется, ничего без их согласия в свою статью не включайте.
– За кого вы меня принимаете?! – тихо воскликнул газетчик, изображая праведное негодование.
Главный хирург больницы Святого Варфоломея, Энтони Кэмпбелл, оказался седовласым мужчиной лет под семьдесят, крепким и широкоплечим; гордая осанка придавала его внешности нечто весьма солидное, даже величественное. Его голова напомнила инспектору Найту бюст кого-то из великих древних греков – Архимеда или Аристотеля: те же правильные черты лица, густые курчавый волосы, окладистая борода.
Стена за спиной Кэмпбелла была увешана вставленными в рамки дипломами и свидетельствами; среди них на видном месте красовалась грамота о присвоении ему титула эсквайра, отпечатанная готическим шрифтом и удостоверенная подписью ее величества королевы Виктории.
– Невосполнимая потеря! – сокрушенно покачал головой врач. – Вчера я был на конференции в Королевском медицинском обществе, узнал об этой трагедии только сегодня.
– Как вам, вероятно, уже известно, доктор Паттерсон умер от отравления стрихнином, добавленным в кофе, – сказал Найт. – Я пытаюсь выяснить, каким образом это могло произойти. Одно из предположений – роковая ошибка: доктор принял яд вместо какого-либо стимулирующего или же, наоборот, успокоительного лекарства.
– У нас нет врачей-наркоманов, – озлился Кэмпбелл. – Даже если предположить, что Паттерсону взбрело в голову взбодриться стрихнином, он бы не принял смертельную дозу. А пить успокоительное вместе с бодрящим напитком – это абсурд!
– Тогда, возможно, это было самоубийство.
– Самоубийство?! Абсолютно невероятно! Как и то, – тут Кэмпбелл почти дословно повторил фразу доктора Финдли: – что Паттерсон выбрал бы столь мучительный способ свести счеты с жизнью.
– Значит, вам известны последствия отравления стрихнином?
– Не только мне. Все врачи и сестры в моем отделении прекрасно знают, какие препараты являются опасными и что следует делать при их передозировке, – отчеканил главный хирург. – И я не сомневаюсь, что вчера были предприняты все необходимые меры для спасения Паттерсона. Повторяю: у него не было причин для самоубийства. Блестящий специалист с потрясающей интуицией и искусными руками – он был, что называется, хирургом от бога! Такие рождаются раз в сто лет.
– У талантливых людей нередко бывают враги, – заметил Найт.
– Не в нашем случае!
– Или завистники.
– Постойте… вы хотите сказать, что доктора Паттерсона убили?! – поразился Кэмпбелл.
– Как я понял из ваших же слов, версии несчастного случая и самоубийства можно не рассматривать.
– Да, верно…
– Кто, по-вашему, мог желать ему смерти?
– Никто! – уверенно заявил Кэмпбелл. – У нас к нему все относились прекрасно, с большим уважением.
– Как думаете, сэр: могло ли это быть убийство на почве страсти или ревности? – поинтересовался инспектор. – Как мне сказали, доктор Паттерсон пользовался впечатляющим успехом у медсестер.
Главный хирург надел очки, придвинул к себе какие-то бумаги и с высокомерным видом произнес:
– Я бы посоветовал вам меньше обращать внимания на сплетни. Позвольте также выразить пожелание завершить ваше расследование как можно быстрее, чтобы не будоражить пациентов и персонал.
– Стрихнин – это очень сильный яд, – заключил Финнеган, кивая головой с видом знатока. – Спасти доктора Паттерсона было, увы, невозможно… А вы хорошо знакомы с инспектором Найтом?
– О, мы всего лишь пару раз вместе расследовали убийства, – небрежно отозвалась Патрисия.
– Потрясающе! – искренне восхитился газетчик, шустро доставая блокнот и карандаш. – Юная студентка-художница и ее мудрый дядя, бывший судья по уголовным делам, помогают полиции ловить преступников! Смертельно хочется узнать подробности! Когда это было? И где?
– В первый раз – в апреле этого года, – охотно начала рассказывать девушка, польщенная. – Мы с дядей приехали отдохнуть в Борнмут и, конечно, не ожидали, что…
– Пат, – сэр Уильям предостерегающе коснулся ее руки, – думаю, инспектор сам представит мистеру Финнегану эти сведения, если сочтет нужным.
– … что все может так обернуться, – послушно закончила фразу Патрисия, несколько обескураженная. – Мой дядя прав, мистер Финнеган.
Репортер тоже был обескуражен, но не терял надежды разговорить своих собеседников и принялся расспрашивать девушку о ее учебе.
Сэр Уильям немного отвлекся и посмотрел в сторону. Тут он почувствовал, что его легонько тронули за плечо, и поднял голову: перед ним стоял благообразного вида старичок с тросточкой; сквозь очки смотрели внимательные глаза.
– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил он.
Сэр Уильям кивнул, заинтригованный. Старичок опасливо огляделся по сторонам и, наклонившись, быстро проговорил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Он снова огляделся и, опираясь на тросточку, но все же довольно бодро устремился к воротам.
Глядя ему вслед, пожилой джентльмен машинально повторил:
– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.
Джек Финнеган и Патрисия тут же повернулись к нему.
– Вон тот человек, – сэр Уильям указал на старичка, уже почти скрывшегося в тени арки, – предложил мне раскрыть некие здешние тайны.
– Тафтон-стрит, – газетчик потер подбородок, вспоминая, – это, кажется, где-то в районе Вестминстера… Идемте скорее!
Он вскочил и протянул руку Патрисии.
– Подождите, – охладил его пыл сэр Уильям. – Вы не думаете, что прежде всего следует поставить в известность инспектора Найта?
– Он занят! – отмахнулся Финнеган. – Идемте, мы должны поспешить!
– Нет.
Пожилой джентльмен встал и хотел было направиться к корпусу хирургического отделения, но тут инспектор Найт вышел оттуда сам и, заметив всю компанию, подошел к фонтану.
– Сэр, мисс Кроуфорд, я сожалею, что вам пришлось потратить столько времени, ожидая меня.
– Не извиняйтесь, инспектор, – сказал пожилой джентльмен. – Лично я готов потратить его столько, сколько нужно. Кстати, предвижу, что это понадобится прямо сейчас.
И он рассказал Найту о загадочном старичке.
– Как он выглядел, сэр? – поинтересовался инспектор.
– Одежда на нем далеко не новая, но не оборванец. Лицо приятное, интеллигентное – видимо, в прошлом занимался умственным трудом.
– Он выбрал именно вас – очевидно, вы вызвали у него доверие…
– Я готов с ним встретиться.
– Я еду с вами.
– А я? – одновременно спросили Джек Финнеган и Патрисия.
Инспектор поколебался и решил:
– Так и быть, вы тоже. Но разговаривать со стариком будем только мы с сэром Уильямом – он может испугаться большой компании. Как вы думаете, сэр?
Пожилой джентльмен согласился, еще и по такой причине: ему не хотелось оставлять свою племянницу в обществе бесцеремонного газетчика.
