Ольга Баскова
Проклятая сабля крымского хана
Глава 5
1540 год. Стамбул – Крым
Десять лет пробежало, как один день. Девлет рос, обучался военному искусству у лучших янычаров, и вскоре мастерски владел оружием и держался в седле как влитой. Стройный, как тростинка, с тонкими чертами лица, он пленил не одну женщину, но ответил на любовь только прекрасной наложницы Нариме, приглашая ее ночами в свои покои и предаваясь страсти с белокурой полонянкой.
– Скоро ты уедешь, я это чувствую, вернешься к себе на родину, – Нариме жадно всматривалась в лицо любимого, словно желая запомнить его на всю жизнь, – клянусь Аллахом, я никогда не полюблю другого.
– Если мне придется уехать, ты отправишься со мной, – обещал Девлет, но сам не верил своим словам. Если ему придется уехать, он вряд ли возьмет наложницу. Она принадлежит Сулейману, и не важно, что султан не проявляет к ней интереса и делает вид, что не замечает, как привязан к ней Девлет. Впрочем, вряд ли он уедет отсюда. Как-то в доверительной беседе Сулейман в сердцах воскликнул:
– Ты слишком хорошо относишься к Саадет Гирею! Может быть, и он к тебе неплохо, но в борьбе за власть все забывают о чувствах – даже родственных! То, что Саадет Гирей тебя не убил сам и не приказал сделать это своим верным псам, – чудо. Благодари Аллаха, что он сохранил тебе жизнь.
Девлет Гирей задумался над его словами. Что ни говори, а султан прав. Его холеные, но сильные руки тоже обагрены кровью. Жизнь во дворце многому научила Девлета. Он понял, что стены дворца хранят тайны, по большей части очень мрачные. Сколько людей было заколото и отравлено в роскошных комнатах! Блестящая дорогая парча, мебель, изысканная роспись на стенах не улучшали атмосферу этого города в городе. Встроенные в стену фонтаны своим журчанием часто не скрывали стоны несчастных… Длинная труба, спускавшаяся к морю, принимала в свои чудовищные недра провинившихся невольниц. Девлет никогда не видел, как убивают, но узнавал об этом от других, говоривших шепотом, боявшихся поплатиться за свою откровенность. Убивали ночью, а потом в Фонтане Палача, мирно журчавшем возле городских ворот, мыли окровавленные орудия преступления. Сулейман выносил смертные приговоры довольно часто и с поразительным спокойствием. И паренек усвоил незыблемое правило сильных мира сего: если хочешь добиться власти – переступи через жалость, любовь и другое – то, что многие, наверное, считают жизненными ценностями. И он старался воспитать себя настоящим воином, искоренить чувства, которые, по его мнению, будут мешать в будущем.
– Когда-нибудь ты станешь ханом, – говорил ему Сулейман уверенно. – Мне кажется, Саадет Гирей недолго продержится на троне.
Девлет не верил его словам. Дядя выслал его, десятилетнего ребенка, чтобы Девлет не претендовал на власть, когда мальчик еще и не помышлял об этом. Неужели сейчас Саадет Гирей откажется от лакомого куска? Однако, на его удивление, Сулейман не ошибся.
Как гром среди ясного неба однажды прозвучали его слова о том, что Саадет Гирей добровольно отрекся от власти.
– Крымские беи требуют поставить кого-то из рода Чингисидов, – сказал султан. – Тебе уже восемнадцать – прекрасный возраст для того, чтобы принять власть. Мы многому научили тебя, и, я надеюсь, ты не забудешь этого и станешь нам верным другом и союзником.
Девлет Гирей преклонил колена.
– О великий султан, – начал он, – клянусь Аллахом, что никогда не забуду твоих благодеяний.
– Иди сюда, мой мальчик. – Сулейман крепко обнял его. – Помни, что и мы твои верные союзники. Ты всегда можешь обратиться за помощью. Ты должен поехать на родину и попытаться заслужить уважение крымских беев. Если тебе удастся сделать это в короткий срок, то я назначу тебя ханом и смещу Ислям Гирея. Крымские беи уже провозгласили его ханом. Ислям передал мне депешу с корабельщиками. Ох уж эта татарская хитрость! В самых изысканных выражениях он просит меня назначить достойнейшего из достойных и обещает покориться любому решению, однако я этому не верю. Повторю, я отправляю тебя на родину, чтобы ты пригляделся к обстановке и понял, сможешь ли взять власть в свои руки. Ислям Гирей многое знает и умеет, лучшего советчика тебе, пожалуй, не сыскать. Я назначу его твоим калгой. В общем, – он нервно теребил бороду, – поезжай, брат мой, и срочно сообщи мне по приезде, что делается в Крыму.
Они еще раз обнялись, и снова, как десять лет назад, золоченая карета повезла Девлета в порт. Юноша подумал о том, что не слишком хочет на родину. Конечно, он был бы рад увидеть мать, женщину, все эти годы помнившую о нем, передававшую письма, выражавшую надежду, что доживет до того момента, когда ее мальчик обнимет ее. Да, во дворец стоило вернуться ради матери и той власти, которую ему, возможно, предстояло взвалить на свои плечи. Восходя на корабль, Девлет улыбнулся морю как старому знакомому. Живя в Стамбуле, он привык к нему, и порой, приходя на берег, делился с ним своими думами. И, казалось, оно отвечало то гулом, то легким шуршанием…
– Когда я увижу тебя снова? – прошептал он. – Ты омываешь берега моего ханства, но тебя нет в Бахчисарае. Я буду скучать по тебе.
Море качнуло корабль, словно отвечая ему, и Девлет, посерьезнев, направился в каюту. В голове крутились поучения великого султана. Необходимо окружить себя нужными, преданными людьми, избавиться от врагов и от сомнительных друзей без всякого сожаления, даже если они твои родственники. Избавиться от них – или они со временем избавятся от тебя. Когда корабль оторвался от причала, Девлет вышел на палубу, чтобы проститься с турецкими берегами, бросить прощальный взгляд на крыши дворца султана. Нариме обещала, что помашет ему с крыши, но он ее не увидел. Может быть, от волнения не разглядел худенькую фигурку? Как бы то ни было, эта женщина уходила в прошлое. Приехав в Крым, он создаст свой гарем, где будут жить первые красавицы мира. И гарем сделает большим, как у Сулеймана Великого. Для этого придется перестроить дворец, создать некое подобие резиденции султана. Может быть, еще больше и роскошнее… Он обязательно завоюет полмира, если не весь мир. Теперь у него есть сабля, прекрасней которой нет на свете. Впрочем, дело не в ее красоте, хотя это настоящее произведение искусства, наверняка созданное великим мастером. Заговоренная шаманом Чингисхана, она поможет ему стать таким же завоевателем, как его предок.
Так думал Девлет Гирей, пока корабль на всех парусах несся к Крымскому полуострову. Когда он причалил к родной земле, золоченая карета, менее роскошная, чем в Стамбуле, повезла его во дворец. Юноша завернул саблю в несколько слоев парчи и надежно спрятал в корзине. Никто из его родственников, даже мать, не должен знать о ней. Долгое нудное путешествие по разбитым дорогам – и вот наконец дворец, где он родился и провел восемь лет. У ворот его уже ожидали крымские беи с рыжеватыми бородами, надеясь на перемены в государстве. Им удалось сместить ненавистного Саадет Гирея, который решил сделать из татар турок, и произошло это довольно мирно. Бесконечные смуты и заговоры в стране надоели уставшему от власти хану. Он от всего сердца желал Крыму добра, но Крым не принимал его идей. Неблагодарные подданные никак не хотели превращаться в любимых турок. Саадет Гирей понял, что ему достался плохой народ. За девять лет правления хану так и не удалось создать себе в Крыму «маленькую Турцию» и сделать свою столицу «пригородом Стамбула» – своего идеала. В конце концов хан принял решение отречься от престола и уехать жить в Стамбул, самый любимый, самый красивый город на свете, и наслаждаться мирным морем Босфора и нежно журчащими фонтанами султанского дворца. Девлет Гирею уже не суждено было увидеть своего дядю и отчима – они разминулись в пути. Мать, совсем высохшая, здорово постаревшая, осталась во дворце, с нетерпением ожидая сына. Девлет Гирей поздоровался с поклонившейся ему знатью и прошел через ворота во двор. Вот и беседка, в которой восемь лет назад отчим сообщил ему о его поездке в Стамбул. А вот и мать, одетая в малиновый кафтан, плотно обтягивающий худощавый стан, с золотым галуном на высохшей груди, в бархатной шапочке под цвет кафтана, украшенной золотыми монетами, протягивает к нему худые костлявые руки:
– Наконец ты вернулся, сынок! Ты стал настоящим воином, слава Аллаху!
Юноша смущенно поправил тюрбан.
– Я старался, мама.
Он еле сдержал предательскую слезу, показавшуюся в уголке глаза.
– Мой дорогой мальчик. – Селима взяла его под руку и повела в беседку. – Давай немного посидим здесь.
Девлет сделал несколько шагов и остановился:
– Я не могу, мама. Люди ждут меня, наверное, уже полдня. Я должен с ними поговорить. Так велел Сулейман.
Фиолетовые губы припали к его уху:
– Мальчик мой, остерегайся своего дядю Сахиба, – прошептала мать. – Он пытался сместить Саадета, делая вид, что помогает ему. Своими интригами вместе с Ислямом Гиреем он сделал все, чтобы его возненавидели. Аллаху известно, я не любила Саадета, он не смог заменить мне Мубарека, но Сахиб и Ислям гораздо страшнее и опаснее его.
Юноша наклонил голову, внимательно слушая женщину.
– Если Сулейман примет решение назначить тебя, ты должен хорошо подумать, кого выберешь калгой, – продолжала мать. – От этого многое зависит. Приглядись к мурзам Саадет Гирея, может быть, выберешь кого-нибудь из них. – Она вдруг оборвала себя, сжалась, словно стала меньше ростом, и Девлет, проследив ее взгляд, увидел высокого мужчину, в длинном чекмене и штанах с широким поясом, очень похожего на своего отчима: такие же хитрые узкие лисьи глаза, острый нос, желтая смуглая кожа, тонкие губы. Юноша догадался, что это его дядя Сахиб Гирей.
– Капы-кулу 2 сказали мне, что ты прибыл, дорогой. – Он распахнул объятия, принимая Девлет Гирея. – Так получилось, что я загостился во дворце своего брата, который теперь принадлежит тебе. – Ох, до чего неприятна была его усмешка – прямо шакал! – Ты ведь не выгонишь меня?
Юноша покачал головой:
– Конечно, нет, дорогой дядя.
– Отлично, – кивнул Сахиб и положил тяжелую смуглую ладонь на плечо племянника. – Пойдем в покои, мой дорогой. Ты устал с дороги и, наверное, хочешь есть.
Девлет Гирей не стал отказываться. Он действительно устал после долгой и утомительной дороги и чувствовал голод. Мать и дядя провели его в комнату, довольно просторную, стены которой были увешаны коврами и оружием. На полу служанки разостлали скатерть, положили подушки и теперь суетливо уставляли скатерть разными яствами: вяленым конским мясом, пирогами с мясом – кобете, рисом. По краям расставлялись напитки: айран, язма, буза.
Девлет с наслаждением опустился на мягкие подушки и поблагодарил Аллаха. Он не забыл, что у татар издавна уважительно относились к еде. Запрещалось выбрасывать на землю даже маленький кусочек или ругать кушанье. Оно всегда рассматривалось как благодать Аллаха. Мать часто цитировала строки Корана: «Верующие! Ешьте из тех благих снедей, какими мы наделяем вас, и благодарите Бога, если вы ему поклоняетесь. Он запретил вам в пищу мертвечину, кровь, свинину и то, что было заколото с именем других, а не Аллаха».
Омыв руки из сосуда, заботливо поднесенного служанкой, Девлет принялся за еду. Он брал всего понемногу и ел с большим аппетитом. Сахиб лукаво посматривал на племянника своими хитрыми глазами, и это раздражало и пугало юношу.
– После обеда я покажу тебе комнату, приготовленную для сна, – сказал он. Однако Девлет покачал головой:
– Я хотел бы прогуляться по окрестностям. Сон никуда от меня не уйдет, впереди целая ночь. Я соскучился по родной земле, дядя.
Сахиб наклонил голову:
– Что ж, это хорошая идея. Хочешь – тебе снарядят лучшего коня, и ты прокатишься за ворота.
Юноша согласился. Ему хотелось продемонстрировать свое искусство наездника.
– Тебе снарядят Булата, – продолжал Сахиб. – Хороший конь, немного с норовом, но тебя же учили верховой езде лучшие наездники Стамбула…
Ноздри Девлета дрогнули. Он подумал, что дядя всегда будет радоваться любым его промахам.
– Ты прав, – произнес он. – Булат так Булат.
Сахиб щелкнул пальцами и приказал подошедшему к нему капы-кулу:
– Приготовьте коня для моего племянника.
Послушный раб исчез, как призрак, и Девлет, ополоснув руки, поднялся, ощущая приятную тяжесть в животе. О Аллах, как же вкусны блюда его родной земли!
– Слуги этого дворца довольно исполнительны, – пояснил Сахиб Гирей, выходя с племянником во двор, – видишь, вот и Булат. Как он тебе?
Юноша потрепал коня по мускулистой шее, тонкие пальцы пробежали по гладкой, как шелк, шерсти. Конь, словно почувствовав в нем прекрасного наездника, потянулся губами к руке Девлета.
И без того узкие глаза дяди стали еще уже, как щелочки.
– Смотри-ка, признал тебя, бродяга, – усмехнулся он в черные с рыжинкой усы. – Поезжай, прокатись.
– Подождите минуту, – обратился юноша к конюху, переминавшемуся с ноги на ногу в ожидании приказания. – Я сейчас выйду.
Провожаемый внимательным взглядом черных узких глаз родственника, он быстро вбежал во дворец, в отведенные ему покои, и достал из-под многочисленных тюков с одеждой небольшую кожаную сумку. Посмотрев внутрь, Девлет улыбнулся и направился к тому месту, где его ожидал конь. Сахиба он не увидел. Чернявый конюх передал ему поводья и напутствовал:
– Добрый конь Булат. Только будь настороже, господин. Иногда он норов свой выставляет, скинуть может.
Девлет кивнул, показывая, что понял его, вскочил в седло, натянул поводья – и Булат понесся за ворота дворца, выбежал на белую каменистую дорогу и, перейдя в галоп, вынес юношу на небольшой каменный холм. Он остановил коня и осмотрелся по сторонам. У холма каменистая дорога раздваивалась, будто река, на два рукава. Одна вела в горы, к пещерам, которыми его пугали в детстве. Другая спускалась в бескрайнюю степь, серую от полыни, издававшей терпкий пьянящий запах. Юноша нахмурил точеные, как у восточной красавицы, брови, и погрузился в свои мысли. Из задумчивости его вывел хриплый голос, показавшийся знакомым:
– Думаешь, куда путь держать?
Молодой татарин оглянулся и увидел невысокого дервиша неопределенного возраста, в рваном полосатом халате и засаленной чалме. Почти черные от загара кисти рук цепко ухватили Булата за повод. Девлет встречал дервишей – обычных нищих – еще в детстве и слышал от матери, что они обладают даром ясновидения и могут предсказывать будущее. В Крыму простые люди любили их, всегда приглашали за стол, выставляя обильные яства, и с удовольствием слушали, как дервиши клеймили султанов, ханов и беев и с восторгом вспоминали былые времена, когда, по их мнению, на земле царили мир и равноправие. Девлет открыл кожаную сумку, покопался в ней и, вытащив монету, протянул ее нищему:
– Держи!
Тот равнодушно взял ее двумя пальцами и поклонился со смешком:
– Благодарить тебя не буду. Богатства несметные у тебя, а ты нищему копейки подаешь.
– Прости, что есть, – отозвался Девлет, – в следующий раз, если встретимся, дам больше.
– А мы не встретимся. – Дервиш провел рукой по потному лицу. – По разным дорожкам пойдем. Как сейчас. Тебе лучше к пещерам податься, а я в степь спущусь.
– Почему мне лучше скакать к пещерам? – удивился юноша. Дервиш хитро улыбнулся:
– Да потому что груз у тебя ценный, спрятать надо. Степь – она всем ветрам открыта, а то, что у тебя в котомке, в мышиной норе не спрячешь. А в пещерах спрячешь все что угодно.
– Думаешь, нужно прятать? – поинтересовался юноша. – Я сомневаюсь.
– Сомневаться тебе нечего, – бросил нищий, поглаживая усы. – В котомке у тебя то, что терять и дарить нельзя. Потеряешь – не найдешь. Жизнь твоя изменится не в лучшую сторону. Так что раздумывать нечего.
Девлет опалил его взглядом черных жгучих глаз:
– А ты не ошибаешься, бродяга?
Нищий покачал головой:
– Мы не ошибаемся. Станешь ханом – вспомни мои слова. – Он тяжело вздохнул, на большом лбу собрались глубокие морщины. – Тебе бы лучше во дворец не возвращаться… Да только вернешься, я знаю…
– Вернусь, – сказал Девлет. – Мне больше некуда идти. Знаю, что дядя мне не рад, только не боюсь его.
– Может, и правильно, что не боишься. – Дервиш потрепал коня по загривку, и на удивление Девлета Булат не шевельнулся. – Ничего он тебе не сделает… Ну прощай, некогда мне, идти надо, товарищи ждут.
Он поклонился юноше и поплелся вниз, поднимая белую пыль. Несколько минут Девлет смотрел ему вслед, потом пришпорил коня. Он направил Булата, ни разу не проявившего бурный норов, о котором предупреждал конюх, к пещере, знакомой с детства. Когда-то слуги отца водили его сюда, но это было давно. Интересно, изменилось ли что-нибудь в маленьком пещерном городке за многие годы, проведенные на чужбине? Девлет радовался, что никто не попадался ему на пути. Впрочем, кого могло занести в пустынный пещерный городок? Даже вездесущие дервиши посещали его довольно редко: здесь не встретишь добрых людей, которые могли дать им немного денег или пищи. Лишь крымские орлы летали над горами, распластав крылья и поглядывая вниз бусинками глаз. Когда перед конем внезапно закончилась дорога и путь перегородила высокая скала, острыми зубцами, казалось, проколовшая небо, он встал как вкопанный. Девлет спрыгнул на землю, привязал Булата к острому выступу и начал подниматься по крутому склону. Несколько раз каменистая почва будто уходила из-под ног, камни летели вниз, на Булата, и он ржал, недовольный, но Девлет, хватаясь руками за холодные выступы, продолжал путь к большой пещере. А вот и она. Вход на краю скалы, ощетинившись, зиял, как разинутая пасть льва. Юноша с легкой дрожью зашел внутрь. Дневная жара резко сменилась прохладой. Девлет смело шагнул в темноту, в глубину, и, ощупывая руками склизкие от сырости стены, продолжил путь. Он знал: пещера представляла собой две протяженные параллельные галереи, соединенные узким проходом. Неподалеку, метрах в ста от входа, Девлет наткнулся на скелеты людей в неестественных позах. Они находились тут давно, с незапамятных времен. Впрочем, ему говорили, что у них до сих пор так хоронят шаманов и колдунов, считая, что они должны быть ближе к царству мертвых, чтобы после похорон, благодаря своему искусству, не ожить и не пугать людей. Девлет прошел еще немного и тщательно ощупал стены. Он выбрал именно эту пещеру, потому что она славилась сухостью. Здесь не били ключи, не шумели реки. Найдя подходящее углубление, юноша снял котомку, вытащил саблю, завернутую в парчовое покрывало, сунул в нишу, потом отломал кусок большого нароста и прикрыл ее. В пещерных сумерках тайник было невозможно заметить. Если же сюда кто-то зайдет с огнем, он, чтобы найти саблю, должен проделать большую работу: обломок надежно прикрыл углубление, и оно почти не выделялось на стене. Довольный, Девлет облегченно вздохнул и направился к выходу. Старик дервиш не зря сказал, что ему следует опасаться дяди Сахиба. Тот давно мечтал о власти. Скорее всего Сахиб уже придумал, как расправиться с Ислям Гиреем, чтобы тот не стал ханом. А с родным племянником это сделать еще легче. Конечно, лучше всего не возвращаться, ускакать на берег моря, сесть на корабль и вернуться в Стамбул. Но тогда он навеки прослывет трусом… Нет, нужно вернуться, дать отпор дяде и постараться самому сесть на трон. Сулейман не возражает: он тут же напишет документ, закрепив власть Девлета. Почти скатившись вниз по склону, юноша погладил Булата по шее и, вскочив на него, отправился в родной дом. Белая пыль, взбитая копытами, разлеталась облаком. Огненное солнце палило немилосердно, заставляя вспомнить о фонтанах во дворце Сулеймана. Если ему суждено стать ханом, он многое переделает в старом дворце. Да, на его территории много фонтанов, но он сделает в два раза больше. Тяжело жить без их живительной влаги. Путь во дворец показался ему короче, чем к пещере. Как только он въехал в ворота, улыбавшийся дядя Сахиб Гирей преградил ему дорогу.
– Хорошо отдохнул, мой мальчик? – Он напоминал старого хитрого лиса, желавшего заглотнуть зайца, умудренного опытом. – Пора тебе и отдохнуть, племянничек.
Сахиб помог юноше слезть и, положив руку на его широкое плечо, ласково сказал:
– Нельзя так изматывать себя, дорогой. Мать и я – мы очень тревожимся. Сейчас ты отдохнешь в прохладе, но сначала я покажу тебе кое-что интересное. Ты мой родственник, поэтому должен знать об этом.
Сердце юноши кольнуло нехорошее предчувствие, но он все же пошел с дядей, вцепившись ему в локоть, как удав. Они обогнули дворец и вошли в него с черного входа, оказавшись на лестнице, ведущей вниз. Девлет не знал, что это за лестница, но дядя подтолкнул его, и он послушно двинулся по ступенькам, а затем по темному коридору. Когда юноша полностью погрузился в темноту и уже ничего не различал, он споткнулся о выступ и полетел вниз, стукаясь о ступени другой лестницы, на его счастье, не слишком длинной. Когда Девлет растянулся на холодном полу, он услышал, как со скрипом захлопнулась железная дверь, и понял, что дядя заманил его в ловушку. Юноша не сомневался: он оказался в одном из подвалов темницы, где содержались узники. А завтра дядя придет, чтобы убить его. Он прислонился к холодной, как лед, стене и задумался. Еще с младенчества Девлету было известно: из этих застенков никто не выходил. Бежать отсюда, из этой маленькой четырехугольной комнатушки с сырыми стенами, тоже невозможно, если никто не поможет. Юноша опустился на пол и заскрипел зубами. Если он ничего не придумает, то его зарежут или сгноят заживо. Что же делать?
